Беседы с батюшкой. Социальное служение

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает клирик храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия Дома Романовых, проректор по учебной работе и заведующий кафедрой церковно-практических дисциплин Санкт-Петербургской православной духовной академии протоиерей Владимир Хулап.

– Очень радостно Вас вновь приветствовать в нашей студии. Пожалуйста, по традиции благословите наших телезрителей.

– Господь да благословит и укрепит всех нас.

– Сегодня тема нашего эфира – «Социальное служение». Обозначим сначала, что это такое, поскольку часто возникает некое недопонимание. Есть социальное служение, а есть просто помощь, которую можно оказать человеку. Какая здесь разница? Как можно социальное служение охарактеризовать?

– Социальное служение, в отличие от светской социальной работы и простой личной помощи нуждающимся в виде милостыни или каких-то знаков внимания, конечно, базируется на христианской мотивации. Это именно служение Церкви как одна из функций ее существования, ее бытия в мире. То есть Церковь не только совершает богослужение в храме, но она совершает служение Божественной любви, возвещает ее и через конкретные дела, через какие-то свои инициативы, проекты и так далее, которые выходят далеко за границы храмового пространства и достигают самых разных категорий людей, не только принадлежащих к Русской Православной Церкви, но и зачастую далеко от нее отстоящих.

Если посмотрим на историю нашей страны, то увидим, что даже самого понятия «социальная работа» в Советском Союзе не было, поскольку провозглашался тезис о том, что в нашем государстве якобы никаких социальных проблем не существовало. То есть все было замечательно; даже сама светская профессия по социальной работе появляется лишь в 90-е годы, когда наша страна столкнулась с уже совершенно новыми экономическими реалиями, приведшими к социальной катастрофе в стране, когда возникли самые разные группы людей, оказавшихся на краю нищеты или ввергнутыми в море каких-то социальных проблем: и семейных, и личных, и так далее. И практически в эти же годы, в конце 80-х – начале 90-х годов, Церкви вновь разрешили заниматься социальным служением.

Уже в 1918 году большевики запрещают все благотворительные организации, в том числе и церковные, поскольку они провозглашают тезис о том, что любая благотворительность – это принадлежность буржуазного общества, которое должно было исчезнуть. Из известного советского фильма мы помним фразу, что милосердие – это поповское слово; к милосердию и вообще ко всей этой сфере помощи нуждающимся относились очень настороженно или резко отрицательно.

В какой-то мере и Церковь, и государство оказались перед одинаковыми вызовами. Более старшее поколение помнит всю эту гуманитарную помощь 90-х годов и те первые проекты, которые начинала Церковь на базе приходов, монастырей, каких-то государственных социальных учреждений. Сейчас, если мы посмотрим на социальное служение Русской Православной Церкви, за последние двадцать или двадцать пять лет оно действительно смогло принять очень четкие структурные формы. На общецерковном уровне существует Отдел по церковной благотворительности и социальному служению. Практически во всех епархиях (или, по крайней мере, в митрополиях) существуют подобные отделы, которые должны координировать эту деятельность. Если мы взглянем сейчас на спектр тех служений, которые осуществляют священники и верующие Русской Православной Церкви, то увидим, что он чрезвычайно широк. Это и работа с алко- и наркозависимыми, это работа с осужденными и лицами, которые вышли недавно из мест лишения свободы, это работа с самыми разными инвалидами – по зрению, слуху, опорно-двигательной системе и так далее; это работа с семьями, с женщинами, которые хотят сделать аборт, то есть профилактическая работа и помощь этим женщинам в сложной жизненной ситуации.

Наверное, сегодня нет ни одной сферы социальных проблем в Российской Федерации, где в той или иной мере приход, епархия, отдельные верующие не присутствовали бы. Я охарактеризовал бы социальное служение, в отличие от личной помощи верующего кому-то, как нечто все-таки организованное. Это какие-то церковные социальные проекты, которые, может быть, по внешним формам иногда очень схожи с государственными, общественными социальными проектами. Но они действительно движимы  духом христианской любви, тем духом, о котором говорит Христос в Евангелии, духом новой заповеди, – заповеди любви к Богу и ближнему (это двуединое выражение христианского бытия).

То есть человек как христианин, замечая какие-то проблемы, которые его окружают, видит не просто некий недостаток в социальной системе государства, который можно и нужно устранить через социальные реформы, через лучшее законодательство, через выплату каких-то пособий, но понимает, что в беде оказался человек как образ Божий. И мы видим: в Евангелии Христос в притче о Страшном Суде говорит, что даже, может быть, не совсем осознавая размер и эсхатологическую, конечную устремленность этой помощи, мы, оказывая помощь нуждающимся, через них встречаемся со Христом. Поэтому социальное служение Церкви – это неотъемлемая составляющая ее бытия, через помощь нуждающимся мы также встречаемся с Богом.

– А какими качествами должен обладать человек, чтобы заниматься социальным служением? То есть, может быть, есть какой-то критерий отбора, какие-то факторы, указывающие на профнепригодность человека к социальному служению?

– Наверное, самый главный критерий – отзывчивое сердце. То есть проще всего отвернуться от какой-то человеческой нужды, проблемы, сказать, что у тебя самого маленькая зарплата или большие проблемы в семье или со здоровьем. «Мне бы кто помог», – нередко говорят наши соотечественники.  «Я ничем заниматься не буду». И иногда (к счастью, нечасто) подобный взгляд, может быть немного модифицированный, мы можем встретить и у наших верующих. Но если сердце человека на эту человеческую беду откликается, если она не оставляет человека равнодушным, то, конечно, он может и должен в той или иной мере реализовывать свое христианство через помощь другим.

Формы этой реализации могут быть совершенно разными, и мы видим: наше священноначалие и Святейший Патриарх Кирилл постоянно говорят, что каждый приход в идеале должен быть если не социальным центром, то, по крайней мере, какой-то такой точкой, площадкой для того, чтобы здесь люди могли в определенной мере решать те проблемы, с которыми они сталкиваются. Действительно, нередко люди приходят в храм не только за духовным утешением, но и за какой-то материальной, реальной, душевной, в том числе психологической помощью. Поэтому, конечно, каждый священник призван к тому, чтобы сознавать эту форму своего приходского служения и ее развивать. Но, понятное дело, священники на наших приходах очень часто просто объективно перегружены самыми разными обязанностями. Иногда они и строители (строят храмы), и должны заниматься катехизацией, и очень много богослужений, и какие-то требы.

Мы видим, что в последние годы на приходах начали появляться должности социального работника. Это не просто какой-то функционер или бюрократ, а именно тот человек, который должен помочь священнику в осуществлении этой формы приходского служения. И вот как раз этот социальный работник на приходе, приходской социальный служитель, и должен координировать те силы, которые есть на приходе. Приходы бывают очень разные. Это может быть бедный сельский приход, где никакого материального ресурса нет, но вместе с тем можно организовать, например, для многодетной мамы какой-то сбор вещей. Или потоки тех же вещей, которые у людей есть, нужно перераспределить в связи с рождением ребенка или в связи с какой-то тяжелой ситуацией, когда кто-то из членов прихода или в этом населенном пункте заболел и ему нужна помощь; может быть, организовать уход за пожилыми или больными людьми на волонтерской основе.

Если это городской приход, то мы видим, что нередко приходы выбирают какой-то профиль определенного служения: например, работа с инвалидами, с людьми, находящимися в состоянии алкогольной или наркотической зависимости и так далее. Поскольку один приход, каким бы большим и активным он ни был, наверное, не может заниматься всем социальным служением, возникает то, что можно условно назвать профилем социального служения или несколькими профилями того или иного прихода. Во многом это зависит от священника, какой у него диаконический и социальный бэкграунд. Может быть, он раньше работал или сейчас работает или служит в каких-то социальных учреждениях, которые приписаны к храму или находятся рядом с храмом.

Конечно, если это больница, расположенная через дорогу от храма, вероятнее всего одной из форм такого служения будет сестричество: сестры и братья-прихожане, которые в свободное от основной работы время будут приходить в эту больницу помогать (может быть, убирать, говорить с людьми о Боге, поддерживать их душевно, духовно в этот нелегкий период их бытия). Конечно, здесь каждый человек может реализовать себя в социальном служении, в том числе на приходе, где он молится и где посещает богослужения. А если пока никаких социальных проектов на этом приходе нет, но у человека есть желание, то можно и нужно обратиться к настоятелю, может быть, с предложением своей помощи в организации подобных социальных программ, которые имеют и очень важное миссионерское измерение.

Людям, далеко отстоящим от Церкви, сложно начать с ней диалог через какие-то догматические или даже богослужебные, литургические вопросы, но вот рука помощи, которую мы протягиваем этим людям, нередко становится приглашением к тому, чтобы человек задумался о своей жизни, о вере, о Боге. И если мы посмотрим на Евангелие, то увидим, что ко Христу в большинстве своем приходят люди, находящиеся, как мы сейчас сказали, в сложной жизненной ситуации, то есть это больные, калеки, увечные – те, кто исключен из общества, кто страдает от социального одиночества. И Христос обращается ко всем и тем самым дает Церкви указание, что мы должны также идти к этим людям, не гнушаться ими и говорить с ними о Христе и вере.

– Да, с этим понятно. То есть получается, что важна мотивация, часто выбирается какой-то профиль социального служения. И здесь возникает следующий вопрос: важно ли быть профессионалом в какой-то области социального служения? То есть, предположим, человек имеет мотивацию, но еще не имеет достаточных навыков.  Здесь возникает вопрос профессионализма в той или иной области социального служения.

– Мне кажется, это очень важная тема, поскольку нередко люди, действительно чувствующие чужую боль, желающие что-то сделать, сталкиваются с тем, что они не знают, с чего начать, каковы должны быть первые шаги. Или даже начиная какое-то социальное служение или приходя в какое-то государственное социальное учреждение, они сталкиваются с тем, что проблем настолько много и они настолько им незнакомы, что руки опускаются очень быстро.

Например, я могу из своего опыта сказать. Когда я служил в Павловске, в храме святой равноапостольной Марии Магдалины, у нас тоже был ряд социальных проектов, связанных с детским домом-интернатом №4 для детей со множественными нарушениями. В этот детский дом мы пришли с прихожанами, он очень большой; там несколько сот детей, очень тяжелые дети. Прихожане действительно очень хотели помочь этим ребятам. И я помню, в первый раз мы собрали группу прихожан, привезли этих детей к себе на приход, организовали им небольшой праздник, угощение.

И вот здесь нас постигло сразу же, в первый день, первое разочарование. То есть прихожане принесли этим детям овощи, фрукты, торт, пирожные и так далее, а у них было обычное питание из столовой наших социальных учреждений, они никогда не ели такую пищу. Через несколько часов после того, как мы привезли их довольных и, как мы считали, накормленных в детский дом, у них начались проблемы с желудком, несварение и так далее. Получилось, что, желая сделать что-то хорошее этим детям, мы им в определенной мере навредили. Потом, конечно, мы все это обсудили и с врачами, и с руководством детского дома, нам объяснили, как с этими детьми работать. Но помимо этой проблемы было много и других. Например, просто лежачий ребенок. Как его посадить в коляску, как его одеть, как его вывести, не надорвав при этом свою спину или не навредив ребенку? А дети там действительно очень тяжелые, со спастикой, со множественными мышечными нарушениями, нарушениями опорно-двигательной системы. Поэтому, желая сделать что-то хорошее и доброе, можно на самом деле в таком случае ребенку навредить.

Конечно, возникло понимание и необходимость того, чтобы те, кто с этими детьми работает, получили какие-то первоначальные знания, которые должен иметь социальный работник, сопровождающий, опекающий инвалидов: знания по основам медицинского ухода, знания в том числе по основам психологии этих детей. Понятное дело, что эти дети, увидев людей из внешнего мира, сразу начинают что-то там выпрашивать: мобильный телефон, какую-то игру или что-то такое. Прихожане очень добрые и отзывчивые, они на это откликаются, но тоже затем оказывается, что многие из этих вещей, которые просят дети, на самом деле им не нужны и могут пойти во вред, а не во благо, поскольку мы уже потом не имеем контроля над тем, как дети распоряжаются этими деньгами (если они выпросили деньги у волонтеров), гаджетами или еще чем-то.

Еще один пример из того же Павловска. Мы работали с глухонемыми, поскольку в Павловске находится один из крупнейших колледжей для глухонемых на северо-западе (наверное, и во всей Российской Федерации). И когда эти ребята и девушки начали приходить к нам в храм, конечно, мы столкнулись с тем, что нужно с ними работать, их исповедовать. Одно дело, если человек исповедуется по бумажке, пишет какие-то свои грехи, но вместе с тем, если мы начинаем с этими молодыми людьми работать, показывать им фильмы (даже с какими-то субтитрами и так далее), начинать чаепития, обсуждения, то священник все равно должен владеть хотя бы азами жестового языка. Я помню, начинал его учить; к сожалению, не выучил до конца, поскольку нужна очень большая практика. И в этой среде нужно быть если не профессионалом, то хотя бы разбираться в специфике общения с той или иной категорией людей, которым мы хотим оказывать помощь.

А если мы говорим о работе с алко- и наркозависимыми, здесь тоже иногда мало сказать: «Молись, читай акафист "Неупиваемой Чаше", исповедуйся, причащайся, и все пройдет». То есть мы видим, что, несмотря на этот духовный базис, являющийся, безусловно, необходимым, приходы и епархии развивают самые разные программы помощи алкозависимым, например. На базе того же Федоровского собора в честь 300-летия Дома Романовых, в котором я в настоящее время несу служение в Санкт-Петербурге, существует несколько разных программ, работающих по разным схемам, разным моделям. Все они, безусловно, связаны с Церковью, но тем не менее это разные подходы к разным категориям нуждающихся, что тоже требует определенного профессионализма.

Конечно, мы не можем говорить о том, что наши прихожане или наши священники по уровню своей компетентности должны соответствовать уровню социального работника государственного учреждения, который имеет полноценное образование (четырехлетнее, бакалавриат или бакалавриат-магистратуру) или специализировался много лет в какой-то области. По крайней мере, если мы вступаем в ту или иную сферу таких сложных отношений, в эти приграничные зоны (ведь это не наша территория: больницы, детские дома, дома престарелых и так далее, формально это государственные учреждения), все равно это уже немного другое отношение к нам,  нашей работе, нашему слову.

 Когда мы показываем, что мы являемся людьми, разбирающимися в том, что мы делаем и на уровне законодательства (может быть, каких-то основ), и на уровне каких-то базовых медицинских знаний, и на уровне какой-то психологической помощи (не только духовной), тогда к нам по-другому начинают относиться светские директора этих учреждений, которые, может быть, изначально настороженно или даже враждебно на нас смотрят. Они уже начинают понимать, что мы можем говорить на равных. Поэтому определенная доля профессионализма обязательно нужна, потому что она помогает людям увидеть, что Церковь не просто клуб неких волонтеров, но это те люди, которые готовы получить, может быть, определенное образование, если мы говорим о приходских социальных работниках, или начать специализироваться в той или иной области. В том числе для того, чтобы слово и дело нашего служения, нашего благовестия стало окружающему миру более понятным и более достоверным.

– Вы упомянули слово «образование». Конечно, у нас сегодня тоже пойдет речь об образовании, поскольку Вы являетесь директором Института социального образования Русской христианской гуманитарной академии. Хотелось бы побольше узнать о том, что это за институт. Мы говорим о социальном служении, и я так понимаю, Институт непосредственно с этим связан. Расскажите, пожалуйста, о нем.

 – Идея института возникла пару лет назад, поскольку я и в Санкт-Петербургской духовной академии возглавляю кафедру церковно-практических дисциплин в рамках и бакалаврских, и магистерских программ. У нас большое внимание уделяется социальному служению, есть и социальная практика у семинаристов, и целый ряд курсов, связанных с пастырским служением: и тюремным, и пастырским сопровождением алко- и наркозависимых, ВИЧ-инфицированных, ряд программ по пастырской психологии и пастырскому служению в самых разных областях. Но, развивая эти программы, в определенный период мы столкнулись с тем, что в духовной академии мы готовим исключительно и прежде всего будущих священнослужителей, то есть даем ту информацию, которая, как нам кажется, необходима для будущих батюшек в их приходском, епархиальном служении. Но сразу же за бортом оказываются люди, не планирующие быть священнослужителями, либо девушки, женщины, которые не могут обучаться в семинарии и академии. Поэтому возникла идея продолжать развивать и разрабатывать курсы на какой-то другой площадке.

Мы много лет сотрудничали с Институтом психологии и социальной работы; здесь, в Санкт-Петербурге, тоже организовывали совместно ряд курсов для наших семинаристов, очень успешно. И вот возникла идея поработать на базе Русской христианской гуманитарной академии, известного вуза в Санкт-Петербурге, который пытается сочетать в себе именно христианские базовые ценности и возможность обучаться по самым разным направлениям, не только по теологии. Если посмотреть на образовательные программы РХГА, увидим очень широкий спектр: и филология, и история, и культурология, и философия, и так далее. Поэтому возникла идея начать с каких-то краткосрочных курсов, курсов дополнительного образования, которые, как нам показалось, будут востребованы, интересны. И затем от этих небольших начальных «кирпичиков» мы пошли уже дальше, открыли бакалаврскую программу, набрали в прошлом году на эту программу первых студентов, сейчас развиваем магистерскую программу. Готовим ряд проектов или программ в области среднего профессионального образования (то есть это колледж) для тех, кто сейчас учится в старших классах школы, кто, например, желает или может после 9-го класса средней школы перейти в колледж и затем перейти уже сразу на программы бакалавриата...

То есть мы в идеале хотели бы охватить весь спектр образования, который сейчас есть в Российской Федерации, – от среднего профессионального образования, может быть, до аспирантуры. Посмотрим, как мы будем развиваться. Институт  пока еще  очень маленькое учреждение, маленькая организация, во многом она пока работает на энтузиазме и волонтерстве. Хотя я громко называюсь директором Института социального образования, но на самом деле большую часть времени все-таки посвящаю своей работе в Духовной академии. Поэтому без помощников, без тех, кто делает реальную работу, это было бы невозможно. По сути дела, реально Институтом, программами всей его деятельности большей частью занимается исполнительный директор Ирина Валерьевна Астэр,  являющаяся «мотором», двигателем всего этого процесса.

Для названия института мы выбрали довольно-таки светское наименование (может быть, немножко отстраненно звучащее), именно для того, чтобы сделать его площадкой диалога со светскими социальными работниками, государственными социальными структурами, может быть, некоммерческими организациями, которые работают в социальной сфере. Потому что многим из них (в том числе, например, если мы берем государственных сотрудников) необходимо в определенные периоды времени проходить повышение квалификации, осваивать какие-то новые курсы. Поэтому для них такое нейтрально звучащее название является  неким, с одной стороны, приглашением. А с другой стороны, не пугает своей какой-то излишней церковностью этих невоцерковленных людей.

Кроме того, в названии четко прописано, что мы стремимся именно к социальному образованию, к образованию в самом широком смысле этого слова. Поскольку помимо образовательных программ каждый год мы проводим довольно-таки большую научную конференцию. Она длится три дня, проходит на разных площадках: и в Санкт-Петербургской духовной академии, и в РХГА, и в РГПУ имени Герцена, и в каких-то других учреждениях (и церковных, и светских) в виде мастер-классов, каких-то знакомств на социальных площадках с тем, что делают наши церковные благотворительные учреждения, что делают волонтеры, некоммерческие организации и так далее. Поэтому мы ведем диалог и здесь, издаем сборники, монографии.

Некоторое время назад было издано и вот сейчас готовится к переизданию мультимедийное учебное пособие, посвященное самым разным аспектам социального служения Русской Православной Церкви. Сейчас, буквально через несколько недель, выходит коллективная монография, посвященная молодежному служению Русской Православной Церкви. Поэтому мы понимаем образование очень широко, как приглашение к диалогу самых разных людей, связанных с социальным служением и социальной работой. Поэтому в числе наших преподавателей, в наших образовательных программах мы видим и священников, и мирян, и людей из самых разных вузов Санкт-Петербурга, причем необязательно эти люди занимаются напрямую социальным служением.

Если посмотреть на сайт Института социального образования РХГА, можно увидеть там самые разные программы, которые, на первый взгляд, с социальным служением и не связаны. Например, это может быть и риторика, и связи с общественностью, и различные виды терапии, которые сегодня активно используются в работе, например, с инвалидами или в разных других видах социальной работы. Поэтому Институт, как мы его замыслили и как стараемся развивать, – это именно площадка, которая собирает здоровые силы и пытается на основе этого диалога создать какой-то образовательный продукт, образовательные программы, помогающие церковному социальному служению развиваться на самом разном уровне. Это и волонтерская работа, и работа отдельных индивидуумов на приходском, епархиальном и, надеюсь,  общецерковном уровне.

– Насчет этих программ хотел поинтересоваться... Вы их озвучили: это и риторика, и связи с общественностью. На одной из программ я обучался, мы с Вами об этом говорили до эфира. Могу свидетельствовать, что даже если человек  сразу и не взялся за какое-то конкретное социальное служение, то для его общего развития это очень полезно. Вы упомянули бакалаврскую и магистерскую программы. Можно подробнее о них? Нас могут смотреть много молодых людей,  у кого-то возникнет желание, предположим, поступать именно на эти программы, – магистерская программа еще только открывается или уже открылась?

– Да, она открывается. Бакалаврскую программу мы тоже назвали немного отстраненно: «Социальная культурология», то есть социальная работа через культуру. Эта программа действительно уникальная, другой такой, насколько я понимаю, в Российской Федерации пока не существует, поэтому мы тоже здесь во многом первопроходцы. То есть мы пытаемся сделать так, чтобы наши студенты умели говорить или учились говорить (а  вместе со студентами и мы, поскольку, обучая, мы сами учимся) с окружающим миром через язык культуры, истории, того богатого исторического и культурного наследия, которым обладает наша страна. Поэтому помимо исключительно богословских предметов, которые тоже есть и которые, конечно, необходимы для всех тех, кто работает в каких-то социальных программах Русской Православной Церкви, помимо социальных предметов, связанных именно с социальным служением, большое внимание уделяется диалогу через культуру.

Что касается магистерской программы, мы сейчас думаем о ряде таких программ, которые будут частично соприкасаться друг с другом. Одну из этих программ планируем как социальную этиологию, как диалог богословия, теологии с обществом. То есть это самые разные подходы, которые позволяют Церкви грамотно, профессионально, качественно говорить о своей вере, но на том языке, который понятен окружающему обществу. Эти программы ориентированы как на петербуржцев, то есть тех, кто обучается по очной или очно-заочной (вечерней) форме, так и на студентов-заочников из самых разных регионов.

Вместе с тем, поскольку нашу программу смотрят телезрители практически по всему миру, я хотел бы обратить внимание еще на один важный блок, который мы пытаемся вписать в сегодняшние реалии, – это дистанционные образовательные программы. Они обычно краткосрочные, продолжаются несколько недель или месяцев, но по их окончании человек также получает диплом или какое-то свидетельство установленного образца (то есть государственного, церковного образца). Когда мы вступали на эту стезю, тоже было очень много сомнений, получится или нет. Но опыт показал, что эти краткосрочные программы также оказались очень интересными, поскольку сейчас (хотим мы этого или нет) все мы живем в интернет-пространстве, у всех есть компьютер, планшет, телефон. Поэтому особенно молодежь или люди среднего возраста, которые заняты на основной работе или учебой, могут подключаться к этим программам, находясь где угодно: в Калининграде, на Дальнем Востоке, в Соединенных Штатах Америки... Причем плюс этих программ в том, что человек сам определяет для себя график обучения. То есть вы можете встать в пять часов утра, если вы «жаворонок», и до начала своего дня час или два посвятить изучению этих материалов, ответам на вопросы, написанию каких-то эссе, просмотру аудио-, видеофайлов и так далее. А если человек, наоборот, любит работать вечером, он может это делать в удобное для него время, может какие-то материалы прослушивать в автомобиле, по пути на работу... Плюс этих программ в том, что мы можем пригласить в команду преподавателей, в том числе священников, мирян, каких-то профессионалов, из самых разных уголков нашей страны. В реальной жизни свести этих людей вместе практически невозможно или очень дорого, поскольку чтобы пригласить всех специалистов и студентов в Санкт-Петербург, нужно оплатить им дорогу (или они сами должны это сделать), как-то их разместить. А здесь эти новые образовательные информационные технологии, которые активно использует светское образовательное пространство. Мне кажется, и Церковь должна их использовать как можно активнее.

Причем речь идет не просто о вебинарах, не просто о режиме онлайн-общения с тем или иным человеком, священником, преподавателем, социальным работником, но именно о материалах, которые подбираются методически правильно. То есть человек что-то должен прочитать, что-то прослушать, но эти материалы он должен творчески переработать. Например, ответить на какие-то задания теста или написать размышление на ту или иную тему, выполнить определенное задание у себя на приходе, то есть что-то сделать уже конкретное; либо пообщаться на форуме с другими учениками, тем самым развивая коммуникативные навыки, вместе обсуждая какую-то проблему, предлагая решение и так далее.

На базе этой площадки нам удалось провести даже такие сложные курсы (в успехе которых я лично довольно-таки сильно сомневался), как, например, «Основы сурдоперевода». Даже по такой сложной теме, которая предполагает преподавателя, изучение основ жестового языка, мы смогли создать программу. Причем она многоуровневая, в ней несколько ступеней, начинающихся от самых азов, вообще с восприятия мира глухим или слабослышащим человеком, с того, какие есть церковные программы в этой области... Мы смогли подключить специалистов, которые проводили по скайпу уроки. Мы организовали следующий этап, он как раз сейчас проходит: сами глухонемые общаются с нашими слушателями по скайпу в режиме онлайн-трансляции, для того чтобы они могли закрепить полученные определенные навыки. У наших слушателей, у себя на местах, было одно из заданий установить контакты со Всероссийским обществом глухих, то есть с главной базовой организацией, которая объединяет глухих на местах.

И мы видим, что от этих наших небольших проектов появляются уже определенные первые плоды. Вполне возможно, что кто-то, может быть, и видел, как в храм пришел глухой человек, попытался как-то объясниться: или на бумажке что-то написал, или жестовым языком… Те, кто это видел, может быть, как раз и поняли, что им очень сложно сделать так, чтобы этот человек пришел еще раз. У них нет знаний, необходимой компетенции, в этом храме нет необходимой среды для этого. А сейчас они стали сами вот такими точками кристаллизации того, чтобы помочь этим людям, очень часто никому не нужным. Нередко они родились уже с нарушениями слуха. А может быть, что еще сложнее и становится психологической травмой, человек был слышащим, но потерял слух в результате какой-то аварии, несчастного случая. Он оказывается в совершенно другом пространстве – исключенности из нормального общения.

 И если храм становится действительно тем местом, где человек может получить это недостающее ему тепло, любовь, внимание, то как раз мы делаем то же самое, о чем говорит Христос в Евангелии. Христос исцеляет глухих и говорит апостолам: «Идите исцеляйте этих людей». Этот призыв обращен и ко всей Церкви. Если у нас нет особых духовных благодатных даров, чтобы мы исцелили физическую болезнь этого человека, то тем не менее мы должны исцелять этого человека духовно. Мы должны предложить ему эту помощь, должны сделать наши храмы тем местом, где (если мы говорим конкретно об этом случае) этот человек может почувствовать себя человеком, которого любит Бог, любит Христос и любит Церковь, то есть тем человеком, на нужды которого члены этого прихода откликнулись. Пусть и не на профессиональном уровне они выучили жестовый язык, но они сделали какие-то шаги для того, чтобы поинтересоваться этим человеком, его нуждами, проблемами и какими-то вопросами.

И меня очень радует, что на этих дистанционных курсах преподают в том числе и наши выпускники Санкт-Петербургской духовной академии. Один из них отец Антоний Молоток. Он так заинтересовался этой тематикой  еще в рамках обучения в духовной семинарии, что получил светское образование в области сурдоперевода и сейчас служит в общине при храме РГПУ имени Герцена, настоятелем которого является отец Дмитрий Симонов. Там есть очень активная, хорошая, живая община глухонемых.

Возвращаясь к этому примеру курсов по изучению жестового языка, можно отметить, что эти курсы стали некой площадкой, собравшей самых разных людей, тех, кто уже работает в этой области (глухонемых, священнослужителей, мирян), и тех, кто делает только свои первые шаги. В результате прохождения этих курсов кто-то из участников, учеников, студентов на следующей ступени или для следующей группы (которую, я надеюсь, мы будем набирать) уже могут быть если не преподавателями, то, по крайней мере, кураторами отдельных блоков. Они уже могут свидетельствовать и рассказывать о том, как они развивали это служение у себя на приходе. Тем самым, я надеюсь, потихоньку будет начинаться цепная реакция, в хорошем смысле этого слова, на местном уровне. То есть мы «создаем» отдельных людей, эти люди будут вдохновлять, мотивировать еще кого-то, и постепенно (конечно, этот процесс очень долгосрочный, будет длиться  не один год и не одно десятилетие) что-то будет меняться.

Поэтому мы действительно сможем (конечно, в одну реку два раза войти невозможно) возрождать те богатые формы церковной благотворительности, которые существовали и до революции в Русской Православной Церкви, когда Церковь также присутствовала во всех сложных с социальной точки зрения областях нашего общества. Но и с точки зрения государства и общества, если мы реализуем, осуществляем такие социальные проекты,  это некий знак доверия. К нам обращаются или на нас смотрят не просто как на тех, кто совершает богослужения. Или на священника смотрят не просто как на того, кого можно лишь пригласить освятить квартиру, машину, причастить умирающего… Что, безусловно, важно и является центральным служением Церкви.

Но вместе с тем литургия и диакония, богослужение и социальное служение как служение Богу и человеку, две эти сферы, являются неразрывно связанными, их нельзя разделить. И действительно, очень часто диалог через эту вторую сферу человеческой нужды и боли приводит человека и к главному богослужению Церкви  – к Евхаристии и способствует тому, чтобы человек постепенно, через оказанную ему помощь начал делать свои первые шаги в церковном пространстве.

– Спасибо, особенно за пример с сурдопереводом, потому что я был свидетелем того, как люди сначала интересовались сурдопереводом, а потом это приводило их в Церковь. Такие прихожане есть у отца Дмитрия Симонова на приходе. Просто ребята сначала интересовались жестовым языком и пришли познакомиться с глухими. В конце концов это действительно привело их к Евхаристии. У нас  остается буквально пять минут, и в рамках этого времени такой вопрос: каким образом можно поступить в Институт социального образования или записаться на такого рода дистанционные курсы? Есть ли какой-то отбор, вступительные испытания? Или все гораздо проще?

 – Что касается дистанционных курсов или каких-то краткосрочных курсов, которые мы организуем для петербуржцев, они проходят обычно по вечерам или в выходные дни, например в субботу. РХГА расположена прямо в центре Петербурга, на Набережной Фонтанки, поэтому очень удобно прийти на очные курсы в удобное для слушателей время (а мы стараемся их организовать именно таким образом). Здесь каких-то формальных требований нет, мы рады всем людям: и членам наших приходов, и тем людям, которые пока далеки от Русской Православной Церкви, но желают получить знания в той или иной сфере.

Что касается дистанционных курсов, то здесь также никаких требований нет, но у человека должен быть Интернет, браузер, нормальная скорость подключения, для того чтобы он мог смотреть какие-то видеоматериалы, и желание обучаться. У нас есть сайт нашего Института: www.iso-rhga.ru. Или в поисковике можно набрать «Институт социального образования РХГА» и перейти на наш сайт. Там эти программы очень подробно и структурированно описаны в зависимости от конкретной области социального служения или от ближайших дат начала. Также оговорены условия, с какой интенсивностью мы работаем в этой программе, какие требования предъявляются для получения диплома или какого-то документа по окончании. О деталях можно узнать по электронной почте, которая также на сайте есть.

Что касается поступления на программы среднего профессионального образования (в так называемый колледж), программы бакалавриата и магистратуры, поскольку все это государственно аккредитованные программы, то здесь мы находимся в рамках государственного образовательного поля. Поэтому, конечно, если это бакалавриат, то нужен документ о ЕГЭ; если магистратура (она также аккредитована), то нужен документ о предыдущей ступени государственного образования. Вся эта информация также присутствует на сайте; с ней можно спокойно познакомиться либо по электронной почте, либо по имеющимся телефонам задать вопросы тем, кто отвечает за это в Институте социального образования или в приемной комиссии РХГА. Дипломы полностью признаются государством, поэтому очень часто именно такой документ об образовании становится неким знаком доверия. Даже документ о какой-то краткосрочной программе,  длившейся, например, 72 часа.

Я знаю священников, которые очень благодарят и говорят: «Я пришел в больницу или какое-то социальное учреждение, показал этот документ, и отношение совершенно другое». Не просто пришел человек в черной одежде, с бородой, кадилом, кропилом, но пришел человек, который уже имеет некий базовый уровень погружения в эту проблему. И у нас в стране (к сожалению, а может быть, и к счастью) документы все-таки важны. Поэтому даже на этом уровне получения некоей документации мы приглашаем и приходских социальных работников, и, может быть, какие-то епархиальные социальные отделы, для того чтобы в рамках наших программ настоятели могли посылать тех людей, которые интересуются той или иной формой социального служения. Чтобы они получали не только знания, но и определенные документы, эти знания подтверждающие не только перед лицом Церкви, но и перед лицом общества.

Конечно, мы рады будем, если наши слушатели, студенты (нынешние и потенциальные) будут предлагать новые идеи. Что бы они сами считали интересным, что бы они хотели узнать, с чем познакомиться, что услышать? Может быть, каких-то преподавателей можно было бы привлечь к той или иной образовательной программе. За такие идеи мы также будем очень благодарны. Надеюсь, именно такими совместными усилиями (я подчеркиваю, что не просто мы учим, а кто-то учится, а мы вместе создаем это новое для Русской Православной Церкви образовательное социальное пространство) мы  выстроим из разных образовательных программ, из таких «кирпичиков», некий базис для того, чтобы наше социальное служение активно развивалось.

 – Благодарю Вас за то, что рассказали, как осуществляет свою работу Институт социального образования и о социальном служении. Думаю, многих наших телезрителей это заинтересует. Надеюсь, у вас появятся новые студенты и люди будут использовать полученные навыки на благо своим ближним, занимаясь социальным служением.

Ведущий Михаил Проходцев

Записала Елена Кузоро