Свет невечерний. Сколько можно спасаться

Проповедь архимандрита Саввы (Мажуко), насельника Свято-Никольского монастыря города Гомеля.

Среди православных христиан хорошо известно, что мы должны идти путем святости, напролом, никуда не сворачивая. Наши поводыри, наши советчики, наставники и учители – это, конечно, святые. В этом положении, которое является для нас чем-то совершенно неоспоримым, расхожим, приемлемым, некой аксиомой нашей духовной жизни, кроется серьезнейший подвох, который многих людей настолько сбивает с толку, что они не знают, что делать, куда идти, как быть и как принять самих себя.

Мы смотрим на святых, их жизнеописания, биографии, воспоминания, даже тексты, оставленные ими, и видим, что мы совсем им не соответствуем. Спасаются только святые. А поскольку я не могу быть святым, как, например, Симеон Столпник,  мне остается сидеть себе тихонечко и курить в углу, в тоске и  отчаянии, надеясь, что, может быть, молитвами моего духовника, батюшки или той монахини, которая убирает в алтаре, все наладится… И я где-нибудь присяду в раю, свесив ножки, хотя бы возле ворот, чтобы не мучиться в аду.

Я неоднократно слышал такие банальные фразы, выражения от своих приятелей, которые, прочитав жития святых или познакомившись с текстами наших великих подвижников, монахов, даже близких нам по времени, например Игнатия (Брянчанинова), вдруг внезапно впадали в самую настоящую православную депрессию. Именно православную, потому что человек, видя идеал, нарисованный ему духовными текстами, понимает, что при всем своем огромном желании соответствовать этому он никак не может. Просто никак! У него работа, ипотека, семья, родители, лежачий отец, кум, который приходит одалживать каждый месяц, и пятеро детей. Он не может взгромоздиться на столп, как Симеон Столпник, и там стоять.

Здесь мы с вами должны прояснить очень важную мысль: Господь не требует от нас, чтобы мы непременно становились подвижниками. Православная речь перегружена словами, однокоренными со словом «подвиг»: «подвижнический», «совершать подвиги» и так далее. Подвиги, которые совершали святые, совершались потому, что у человека (как говорится, например, в Евангелии от Луки или от Матфея, где передаются очень важные для нас слова Спасителя) от избытка сердца говорят уста.

В биографии этого конкретного святого была такая духовная одаренность, такая большая любовь к Богу, что он не мог ее выразить по-другому, как только уйдя в пустыню, как преподобный Антоний Великий, в затвор, как Печерские святые, взойдя на столп, как Даниил и Симеон Столпники. Или совершив другие подвиги; например, странничество, отсечение своей воли, юродство (как блаженная Ксения Петербургская). У этих людей был огромный талант любви. У них был избыток сердца, и они не могли поступить по-другому. Но они так поступали не потому, что это единственный путь спасения, а потому, что это был единственный путь спасения для них.

Слово «аскеза», которое мы часто слышим в монашеских, духовных, православных текстах, имеет значение «работать над произведением искусства», то есть это слово можно перевести как «творчество». А творчество – это всегда авторский процесс. Когда мы говорим о том, как нам спасаться, поститься, молиться, о том, уйти в монастырь или сбежать от жены, бросить детей, которые не дают спасаться, молиться, поститься, а постоянно отвлекают от чтения Писания, от слушания лекций известных богословов, мы говорим о том, что нам нужно совершать некие подвиги. Но одинакового для всех рецепта спасения нет.

Если у вас нет того избытка сердца, которого требует совершение подвигов, будем честными, не будем надевать на себя личину благочестия, не надо от себя этого и требовать. Кроме того, есть очень важный момент, связанный с подвижниками древности. Его мы всегда должны иметь в виду – самые эффектные, если можно так выразиться, биографии святых отцов, которые очень хорошо нам известны благодаря сборникам житий святых, говорят о людях, которые были первопроходцами. Это очень важно понимать.

Если Печерские святые первого поколения зарывались в землю, уходили в затвор, то уже следующее поколение от этих подвигов отказалось. Они поняли, что зашли несколько далеко. Для поколения первопроходцев это было нормально, но следующее поколение учитывало не только достижения своих великих первопроходцев, но и то, что называется «эффектом выжившего», то есть ошибки. Есть такое понятие: «эффект выжившего», или «ошибка выжившего». Например, говорят, что дельфины обычно помогают пловцам доплыть до берега. Мы знаем об этом благодаря тем пловцам, которые доплыли до берега, но можно предположить, что те пловцы, которых дельфины, наоборот, отталкивали от берега, не доплыли до него. Это и есть «эффект выжившего».

Я думаю, многие поколения святых людей наблюдали не только успех в ярких, эффектных подвигах столпников, затворников, но и их ошибки. Например, в Печерском патерике вы можете прочитать про Никиту Затворника, который впал в прелесть. Его вовремя вытащили из затвора и запретили ему практиковать такие предельные мистические или аскетические опыты. Он вернулся в исходное положение и даже потом стал епископом. Таких историй очень много. У Григория Турского в «Истории франков» есть много рассказов о первых монахах, которые жили на территории Франции в то время. Он говорит, например, о некоем юноше, который, начитавшись житий святых, наслушавшись в церкви рассказов о великих подвижниках, ушел в затвор, а потом сошел с ума.

Отличие от того поколения людей, которые своими глазами видели не только успехи таких экстремальных путей спасения, но и ошибки, состоит в том, что этот взгляд был стереоскопичным. Нам тоже следует учитывать ошибки и идти правильным путем. Причем не только правильным, а именно своим путем, то есть в соответствии со значением слова «аскеза» найти свой творческий почерк спасения, не требуя от себя чего-то экстремального, чего-то, что видно, например, в биографии моего соседа или близкого.

Очень развито среди верующих людей такое: увидеть человека, который рядом с нами стоит в церкви, увидеть, что у него семья верующая, два мальчика в алтаре, дочка на клиросе (а у меня вот оболтусы, которых никак силком сюда не затащишь), и попытаться сравнить свою жизнь с жизнью другого человека, не зная всех подробностей. Не зная, что этот размер спасения, образно выражаясь, как размер одежды, мне не подходит. Это не мой стиль. А мой личный почерк в спасении, в благочестии должен быть найден только мной самим.

Мера поста, мера молитвы, посещения богослужений, исповеди, интенсивности чтения, духовной жизни у каждого человека своя. Это не хорошо и не плохо. Она просто у каждого своя! Поэтому не нужно себя истязать. Это самое любимое занятие православных людей. Особенно неофитов, которые, начитавшись житий святых, постоянно себя корят в том, что в их возрасте Антоний Великий распродал свое имение, а они все топчутся на месте и никак не распродадут поместье своего папы, не продадут свой третий самолет, который не нужен, потому что летать на дачу в Майями хватает двух.

На самом деле у каждого человека свой личный почерк. Правда в том, что этот почерк нужно найти. Может, вы не будете так часто молиться, как ваш сосед, не будете так часто в церковь ходить, но это будет именно ваша мера, вам впору, вашим близким впору. Не надо себя сравнивать, не надо себя корить и ни в коем случае не надо себя загонять в тупик вечного чувства вины и виноватости. Почему-то считается, что православный человек должен чувствовать себя непременно виноватым в том, что он не совершает подвигов, не творит чудес, не воскрешает усопших.

Мы простые люди. Если вы читаете Священное Писание, честно читаете евангельский текст, то видите, что на самом деле там все сводится к одному важному слову, которым измеряется духовная жизнь абсолютно любого человека, даже неверующего: милосердие. Если никакие другие критерии вам не годятся, чтобы измерять свою духовную жизнь и правильно ее настраивать, возьмите хотя бы этот критерий. Милосердие и доброта. Если вы в духовной жизни становитесь все добрее, если милосердия в вашей жизни все больше, значит, вы идете правильным путем, – путем обретения своего личного почерка в духовной жизни.

Записала Таисия Зыкова