Беседы с батюшкой. Мышление и богомыслие

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма во имя Смоленской иконы Божией Матери (Одигитрии) в Лесколове священник Андрей Гребенюк.

– Сегодня довольно сложная тема для обсуждения; во всяком случае, не каждый день возникающая – «Мышление и богомыслие».

Термин «мышление» очень сложный, и было бы проще говорить не о философском понятии этого термина, а через конкретное представление человека о том, что это такое. Со школьной скамьи всем известна фраза: «Я мыслю – следовательно, я существую». Мы говорим, что мысль человека формирует его личность. Мы постоянно говорим о том, что необходимо размышлять, мыслить, будить свое сознание, читать. Было время, когда люди могли спорить на какие-то отвлеченные темы и вообще размышлять. Но теперь часто мы встречаем обратную ситуацию: мышление, размышление становится в нашей жизни редким инструментом – чаще всего жизнь превращается в бесконечный поток забот о каких-то насущных проблемах.

С другой стороны, в нашей жизни есть Церковь. Но каждый раз, когда мы приходим в храм, у нас возникает некий дуализм: с одной стороны, человек приносит в Церковь свои личные проблемы, с тем чтобы их решить. Ведь если я прихожу в Церковь, я, в принципе, ищу счастье. Но если этого счастья не нахожу, то либо ухожу из Церкви совсем, либо становлюсь человеком, который ходит в нее дежурно, и тогда вопроса о постоянном богомыслии в моей жизни не возникает – я и мыслить-то уже не могу, потому что все время забочусь о бытовых вещах.

Поэтому, с одной стороны, мышление и богомыслие – это родственные понятия, с другой стороны – полярные. Отец Андрей, Вы имеете психологическое образование. Люди, приходящие в храм, наверное, задают Вам вопросы, на которые Вы можете ответить не только как священник, но и как психолог. И в этом смысле для меня важно, чтобы Вы помогли и мне ответить на вопрос, который я сам себе задаю: что же такое в нашем сегодняшнем обществе мыслить, думать, размышлять? Что такое человеческое мышление?

– Начнем, как всегда, со Священного Писания. Наверное, у каждого священника есть какие-то свои центральные темы в проповеди: что священнику больше нравится или в чем он больше чувствует свою подготовку. Одна из таких тем, которую я постоянно транслирую и в проповедях в храме, и в переписке с верующими людьми, – целомудрие. К сожалению, на это слово мы привыкли смотреть с какой-то одной стороны, всем нам понятной. При слове «целомудрие» у большинства людей возникают совершенно определенные ассоциации, мы смотрим на это слово однобоко. Я же смотрю на это слово исключительно филологически.

Возьмем этимологию слова «целомудрие», разложим его на составные части: цельность и мудрость. И если мы говорим, что человека определяет его мышление, то целомудрие, цельность мысли, равняется цельности самого человека.

Вы сказали о том, что понятия «мышление» и «богомыслие», с одной стороны, родственные, с другой стороны – полярные. Наверное, в этом и заключается задача христианина – привести эти полярные понятия к единению.

Вспомним из Священного Писания ветхозаветных праведников: Еноха, Ноя, праотца Авраама. Об этих библейских персонажах рефреном проходит одна мысль: человек всегда ходил перед Богом. Ной всегда ходил перед Богом. Енох всегда ходил перед Богом. Авраам ходил перед Богом. Это говорит о том, что чем бы человек ни занимался, о чем бы ни думал, он всегда представлял Бога рядом с собой, чувствовал Его в своем сердце, в своем сознании, в своем мышлении.

– «Вот я».

– От Бога никуда не скроешься. Когда мы понятия «мышление» и «богомыслие» разделяем, диаметрально их разводим, то в итоге получаем следующую картину: в храме я христианин, веду себя чинно, достойно, чувствую присутствие Божие, но, выйдя за порог храма, превращаюсь в светского человека, проще говоря – в неверующего. В трамвае, в магазине, на работе или дома в семье я начинаю вести себя так, как будто Бога в моей жизни нет. Вот что страшно для христианина. И задача христианской жизни – все-таки привести все это к некоему консонансу, к целомудрию, к цельности мысли.

Можно еще вспомнить интересные примеры из жития древних святых времен Вселенских Соборов, когда было много еретиков, когда были монахи православные и монахи, уклонившиеся в ересь. Тогда ведь не было никаких документов и сайтов Патриархии; невозможно было проверить, кто свой, кто чужой. Как они друг друга узнавали? У них были те же одежды, они пели те же песни, те же псалмы. Но когда они встречались, они задавали друг другу вопрос: «Как ты мыслишь о Боге? Как ты веруешь?» И это было в том числе способом идентификации: православный это человек или еретик.

– Вопрос телезрителя из Москвы: «Как нужно мыслить: по-божественному или по-человечески? Или можно мыслить по-разному?»

– Я бы сказал, что мыслить нужно по-христиански. Это как раз та тема, о которой я и говорил, что и в храме, и дома, и в любой ситуации ты должен быть христианином. Мыслить Божественно, наверное, может только Сам Бог. Мы же мыслим человечески, но как люди верующие, как христиане понимаем, что Бог присутствует здесь и сейчас в каждом из нас, в любой момент.

– Хочу задать вопрос, уж простите, если он покажется провокационным. Наверное, один из самых распространенных грехов – осуждение; наверняка в исповеди Вы слышите о нем чаще всего. С другой стороны, есть благодать рассуждения, то есть размышления. Есть такая шутка, что когда грех и благодать размышления совмещаются, то получается обсуждение. Наше сегодняшнее общество как раз и предлагает нам все время что-то обсуждать. На Ваш взгляд, если в нашей жизни все время навязывается эта модель поведения, мы можем ее каким-то образом в себе преодолеть, то есть понять, что, в принципе, все это осуждение? Или мы просто не должны обращать на это никакого внимания?

– Давайте попробуем поразмышлять вместе и разделить эти понятия, потому что это ведь не одно и то же. Что касается греха осуждения, то на Ваш провокационный вопрос я провокационно отвечу: чем больше в человеке осуждения, тем меньше в его голове знаний и тем ниже его интеллект.

– Интересно!

– Всем известна русская пословица: прежде чем осудить человека, надень его ботинки и пройди его дорогой. А это невозможно. Поэтому здесь и заканчивается (по крайней мере, должно заканчиваться) осуждение. Ведь у каждого человека свои условия жизни. У каждого человека было свое детство: кого-то воспитывали добрые папа с мамой, кого-то мачеха, а кто-то вообще рос сиротой. Каждый образованный человек знает, что все проблемы на будущее закладываются в детстве: в три года, в пять лет, в десять лет.

– Может, даже и раньше – с любви родителей.

– Детско-родительская привязанность возникает с первых дней жизни: ребенок еще не мыслит, но уже испытывает привязанность к матери (объектные отношения). А ведь кто-то был этого лишен; соответственно, у этого человека уже изначально формируется представление о том, что мир враждебен, что мир – это зло. А дальше что может быть? Детский дом или еще более ужасные условия. Потом наступает пора пубертата, человек взрослеет, но – что заложено, то и выросло. И, наверное, только с помощью Божией человек может преодолеть эту враждебность к миру. Еще раз повторю: прежде чем осудить человека, нужно надеть его ботинки и пройти его дорогой.

Мы можем сейчас говорить о таком явлении, как блуд; и даже больше – проституция. Кто не осудит этих женщин? Каждый осудит, наверное; особенно «православные» в кавычках. Но мало кто знает, что по статистике (а статистика вещь упрямая, от нее никуда не денешься) две трети из этих падших женщин (которых Христос не осуждал, как мы знаем из Евангелия) подверглись в детстве или подростковом возрасте насилию. Когда ты это понимаешь и понимаешь те механизмы, которые приводят к таким явлениям в обществе, вместо осуждения остается только молиться и благодарить Бога, что с тобой этого в детстве не случилось. Вот такая история. Это если говорить об осуждении.

Поэтому еще раз повторюсь, и это мое мнение: чем больше в тебе осуждения, тем ниже твой интеллект и тем меньше знаний в твоей голове. И бороться с этим грехом лучше всего, наверное, с помощью учения, накопления новых знаний.

Рассуждение – это дар Божий, безусловно. Святые отцы об этом много писали. Этот дар неразрывно связан с даром трезвения, трезвомыслия, трезвого отношения к жизни. И вершиной этого является смирение. Мы знаем о том, что слово «смирение» в древнерусском языке писалось через букву «е», от слова «мера». Знай свою меру. Рассуждая о чем-то, с трезвением относясь к явлениям в своей жизни, к своему положению в обществе, ты осознаешь свою меру. Это и есть смирение в истинном понимании, которое очень отличается от смиренничания. Смирение – это не самоунижение. Смирение – это понимание своей меры: кто ты, где ты, какова твоя жизнь и принятие этой своей жизни как Божьей воли. Только в этом состоянии у человека может родиться радость.

Вспомним замечательного подвижника XX века, игумена Никона (Воробьева), который за веру был отправлен в концлагерь. Он писал оттуда письмо своей духовной дочери: «Никогда я не был так счастлив! Никогда Бог не был ко мне так близко». Такое представить даже невозможно! Человек находился в совершенно ужасающих условиях; униженный, преданный, неповинно осужденный. И на границе жизни и смерти вдруг пишет такое: «Я никогда не был так счастлив! Никогда Бог не был ко мне так близко». Значит, счастье – не в богатстве, не в социальном положении. Счастье – в присутствии Бога. И, наверное, так же были счастливы и Енох, и Ной, и праотец Авраам. Они счастливые люди, которые всегда ходили перед Богом и слышали голос Бога в своем сердце.

– Вопрос телезрителя из Белгорода: «Марк Аврелий говорил, что наша жизнь есть то, что мы о ней думаем. То есть наша жизнь зависит от нашего мышления: чем более разностороннее мышление, тем более насыщенная жизнь человеческая. А если мы замкнемся только в рамках богословия, не ограничит ли это нашу жизнь? Как Вы считаете?»

– Никто не предлагает ограничивать жизнь рамками богословия. Ни в коем случае. Это еще одна манипуляция в современном обществе, когда пытаются противопоставить науку и религию, Церковь и общество, сводя к тому, что Церковь и религия – это удел темных и необразованных людей. Давайте посмотрим на биографии многих священнослужителей. Могу сказать только по своей епархии. Профессор Григорьев – доктор медицинских наук. Отец Игорь Лысенко – кандидат физико-математических наук. И так далее. Есть священнослужители любых профессий: физики, математики, философы. О чем это говорит? О том, что наука и религия никак не противоречат друг другу. Мы знаем много великих ученых верующих. Но наука ищет ответы на вопросы так, а богословие спрашивает: зачем? почему? по какой причине?

Открываем Евангелие от Иоанна. Первая строка по-гречески звучит: «Эн архэ эн о Логос» – «В начале была мысль». На русский язык переведено: «В начале было Слово», но это ведь не совсем отражает греческое понятие «логос». Греческое «логос» – это и слово изреченное, и мысль, и знание, и идея, творческое начало.

– Замечательная мысль. В этом смысле становятся более понятными какие-то основополагающие вещи.

Когда я приезжаю в деревню Лесколово в ваш небольшой храм, он всегда полон. Храм часто называют детским, потому что там много детей. Почему-то в деревне Лесколово очень много детей...

– Народ исполняет первую заповедь.

– Много матерей. Дети, мамы, бабушки, отцы – все разного возраста, разного образования, разной степени погруженности в осмысление действительности. И все они задают разные вопросы. Есть в них что-то общее, что Вам позволяет со всеми прихожанами говорить на одном языке?

– Безусловно. Вернемся к Священному Писанию. В главном – единство, во второстепенном – свобода; и во всем – любовь. Это, пожалуй, то, что объединяет всех прихожан прихода храма Одигитрии в деревне Лесколово. Приход действительно уникальный в том смысле, что представлены абсолютно все слои населения. Есть бабушки, дедушки, мамы, папы, детишки. Есть профессора и доктора наук. Есть крестьяне, есть рабочие. Есть безработные. Есть школьные учителя. И они действительно задают разные вопросы. А что нас объединяет? Наверное, как и любой приход – участие в Евхаристии и собрание евхаристическое вокруг Чаши Христовой, где все мы становимся одной семьей. Да, все мы разные: все со своей жизненной историей, со своими запросами и вопросами, и каждый приходит в храм со своей целью. Но все мы объединяемся у Чаши.

– Я не зря задал этот вопрос. Если бы в каком-то большом городском храме возникла комната психологической разгрузки, я это понял бы. В вашем небольшом деревенском храме Вы организовали комнату, которая называется «Беседка», где люди могут поговорить с Вами как с профессионалом-психологом и как со священником. Возникает вопрос: что же заставляет людей приходить к Вам за психологической помощью? Получается, проблемы возникают не только у городских жителей, но и там, где, казалось бы, все размеренно и хорошо?

– А как иначе? Человек – это Божья душа. Городские или деревенские, столичные жители или провинциалы – те и другие сталкиваются с утратой, со смертью близких, с непониманием, даже с нежеланием жить. Те, кто был в нашем храме, знают, что основное здание храма нам еще только предстоит построить.

Сейчас мы служим в цокольном этаже, он как лабиринт, со множеством перегородок – в большом пространстве получается много маленьких. Одно из таких помещений – наша «Беседка». Так ласково я ее назвал. Но, по сути, это кабинет психотерапии. Два кресла, столик, приглушенный свет… Это место повышенной психологической безопасности. А такое очень нужно, это в работе действительно очень востребовано!

Чаще всего происходит так: вот, например, вечерняя исповедь, стоит очередь к исповедальному аналою – один человек прошел, второй, третий… И вдруг из этой очереди подходит кто-то (как правило, впервые), кто может сказать так: «Я не знаю, что здесь делаю, не знаю, что меня сюда привело. Но я просто больше не могу так жить, и вот я здесь». Тогда я обычно говорю: «Посиди на диванчике, помолись. Сейчас я закончу исповедь, и мы с тобой пообщаемся». Вот с этим человеком мы можем говорить довольно долго.

Человеку в зрелом возрасте впервые прийти в храм бывает невероятно страшно. Может быть, зрители телеканала «Союз» меня сейчас не очень хорошо поймут, так как в основном это воцерковленные люди. Но человеку действительно бывает невероятно страшно, когда у него внутри накопилось столько душевной боли, что он дальше так жить не может.

А рядом нет человека, с которым он мог бы этой болью поделиться. Может быть, он одинок, а может быть, у него дома осуждающая среда – то есть его там не только не поймут, но еще и осудят, нанесут ему еще большую травму. Это так называемая стигматизация.

А психологическая помощь в нашей русской культуре пока не очень развита. Многими людьми поход к психологу воспринимается как поход к врачу, как свидетельство своей ненормальности, неадекватности, хотя это совершенно не так. В отличие от докторов психиатров психолог работает только с людьми здоровыми, но имеющими какие-то проблемы. Это может быть кризис, травма, горе.

– Об этом мы сейчас поговорим, потому что я хочу задать один для меня самого очень сложный вопрос. Но сначала давайте примем телефонный звонок. Вопрос телезрительницы Надежды из Воронежской области: «Полезно ли нам вообще заниматься богомыслием? Или для богомыслия должны быть какие-то пределы? Читая святых отцов, например, их письма, видишь, как они купаются в Священном Писании. То есть на всякое предложение они могут привести цитату из Евангелия, Апостола или Ветхого Завета. А другие отцы пишут, что если кто копается, откуда что, как и почему, тот тоже не верует. Так каковы пределы нашего мирянского богомыслия?»

– Вспомним апофатическое богословие, догматику. Каков Бог? Неслитный, нераздельный, неизменный, непознаваемый. И вот это действительно предел нашего богомыслия. Есть еще выражение у святых отцов о том, что мысль о Троице есть крест для человеческого ума. Мы можем эту мысль только воспринять как догмат, переданный нам святыми отцами, можем только лишь верить.

– Хороший ответ. Благодарю Вас.

Иногда кажется, что православные христиане имеют проблемы, только в той или иной мере связанные с фразой: …других страхом спасайте. То есть это размышления о смерти, о своей греховности и так далее. Но ведь существуют еще и более-менее объективные внешние причины, которые вносят в мою душу и боль, и сомнения, и даже сомнения в помощи Божьей.

Есть много таких случаев. Даже могу сказать о людях, которые сталкиваются с проблемой суицида – ведь есть те, у кого в семье это, к сожалению, происходит. Есть проблема домашнего насилия, когда муж бьет жену... И все это скрывается; более того, многим не представляется возможным обсудить эти проблемы со священником. Сталкиваетесь ли Вы с этим?

– Я уверен, что с этим сталкивается каждый священник на исповеди. Вы даже не представляете, насколько велик в нашем обществе процент таких людей, особенно если говорить о бытовом насилии, да и не только о бытовом. Опять же это статистика. И, наверное, священники чаще многих других сталкиваются с такими откровениями.

Что бы там ни говорили не очень дружественные нам средства массовой информации, священник все же имеет авторитет у большинства людей хотя бы потому, что он связан священнической присягой и церковным каноном о тайне исповеди.

В психологии это непреложный закон – пока человек не проговорит проблему, пока не начнет об этом говорить, у него нет пути к исцелению. Эта боль так и будет сидеть внутри. Обывательское «Да не думай ты об этом! Забудь. Все наладится» не работает – ничто не забывается, в голове все остается. Может выстрелить через год, через два, через десять лет. Проговорить, разделить эту боль с другим человеком – путь конструктивный.

Если говорить именно о травме насилия, то это, пожалуй, самая сложная история. Пережившему такое человеку об этом говорить сложнее всего. Если ты пережил потерю близкого, об этом говорить просто даже хочется. Ты знаешь, что тебя все поймут и пожалеют – и друзья, и даже недруги. А в другом случае человек страшно боится, что его не поймут, осудят, что ему не поверят и он окажется еще больше травмированным.

– Поэтому нужна именно психологическая помощь?

– Безусловно. И любой психолог связан профессиональной этикой. Закон: все, что происходит в кабинете, остается в кабинете. Но священник помимо этого связан еще церковным каноном и священнической присягой. И до самой смерти священник обязан хранить тайну исповеди. Может быть, поэтому к священникам обращаются чаще, в том числе люди невоцерковленные и даже неверующие, но понимающие, куда можно с этим прийти.

– Есть у меня вопрос; думаю, мне его простят и наши телезрители. Вы-то, я уверен, сумеете на него ответить. Мы, православные христиане, хорошо знаем такое выражение: пастырское душепопечение. Честно скажу, прямо вот положа руку на сердце: я не понимаю смысла этого выражения, так как никогда не сталкивался с тем, чтобы по отношению ко мне было это пастырское душепопечение. Объясните, пожалуйста, в чем его смысл.

– На мой взгляд, здесь, конечно, речь идет о неком духовном руководстве. Но в отличие, допустим, от монастырского духовного руководства, где младший беспрекословно слушается старшего и исполняет в точности его волю (в этом смысл монашества – отсечение своей воли, монах себе не принадлежит, он принадлежит старшему – духовнику или игумену), в миру, как говорил Игнатий (Брянчанинов), мы можем слушать только советы своих духовников, касающиеся духовной жизни.

Духовник может что-то посоветовать, порекомендовать. Вот это и есть душепопечение –  когда заботишься о тех, кого Господь тебе вручил в качестве твоей паствы. Но, думаю, самое главное, чтобы все советы священника были не только лишь от его житейской мудрости, но чтобы они были от Священного Писания и от мудрости святых отцов.

– То есть не от своей мудрости?

– По крайней мере, твоя мудрость не должна противоречить святоотеческой.

– Когда мы готовимся к причастию, исповедь у нас, как правило, очень короткая. Причастников много, и за это время, может быть, и есть возможность исповедоваться, но из-за того, что мысль бежит, очень сложно собраться. Как во время молитвы, бывает рассеянность... Может быть, так происходит из-за какого-то трепета перед исповедью. Вопрос вот в чем. В вашей «Беседке», в которую может прийти человек, я увидел епитрахиль. Неужели каждый психологический разговор заканчивается исповедью?

– Совершенно необязательно. Как и всякий священник, исповедь я провожу в храме у аналоя, перед крестом и Евангелием. Никак иначе. А что касается именно разговора, беседы, то есть непреложное правило психолога – идти за мыслью клиента. Это значит, что не ты ведешь беседу, ты идешь за собеседником. Он тебя ведет по своей жизни, по своей душевной истории.

С чего начнется разговор, мы не знаем; и чем закончится разговор, мы не знаем тем более. В безопасном пространстве люди начинают раскрываться иногда совершенно по-разному. Человек пришел поговорить, потому что у него проблемы с ребенком или с супругой, с супругом, а дальше разговор выходит на какие-то его личные проблемы. И этот разговор может вызвать у человека чувство покаяния. Но если человек пришел к покаянию, к осознанию того, что он был в чем-то не прав, сожалеет об этом и кается перед Богом, то да, я прочту над ним разрешительную молитву. Если действительно кается. Но это бывает, конечно, не всегда.

– Был у меня однажды такой инцидент. Во время исповеди перечисляю грехи, которые  совершил, закончил, а священник все молчит. И я говорю ему: «Все». Он улыбнулся и говорит: «А ты каешься?» – «Конечно». Вот действительно живем в неком постоянстве самоосуждения, но при этом как-то вдруг забываем, что в этом деле нужно прийти к покаянию. Вот ваши прихожане радостные люди?

– Это одна из моих центральных тем в проповеди и в развитии прихода – нужно прийти к радости, всем и каждому. Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите… Унылый христианин – это христианин с большой натяжкой. Вот еще одна провокация. Если ты унылый, значит, что-то не в порядке с твоей душой. Значит – срочно на исповедь. Радость – это основа жизни христианина.

– Помогаете исповедоваться, когда приходит человек и говорит: «Я не знаю, в чем каяться»?

– Я обычно отвечаю: «Тогда становись красиво, будем с тебя икону писать».

– Тем не менее бывает же такое?

– Такая шутка помогает начать разговор, да.

– Люди все-таки у нас разные. Приходят ли к Вам за помощью неверующие люди?

– Да.

– Как вы разговариваете с ними?

– С эллином – как эллин, с иудеем – как иудей. Я стараюсь быть всем для всех, чтобы спасти по крайней мере некоторых.

– Кто может прийти к Вам? Любой?

– Просто скажем: человек. Приходи. Но не ко мне, а к Господу Богу. Моя задача как священника – лишь немного помочь на этом пути.

Ведущий  Глеб Ильинский

Записали Нина Кирсанова и Игорь Лунёв