Беседы с батюшкой. Священник Константин Корепанов. 21 июня 2023

В гостях у нас духовник Екатеринбургской духовной семинарии священник Константин Корепанов.

– Предлагаю сегодня ответить на вопросы, которые поступили от телезрителей. Почему мы так любим всех судить, давать оценки, залезать в жизнь других людей, лишь бы не заниматься тем, чтобы то же самое видеть в самих себе?

– В этом и состоит одно из свойств грехопадения. Все наше высшее и духовное подчинено плотскому и физиологическому; такой выверт с ног на голову. Человек должен видеть плохое в себе и хорошее в другом человеке, это нормальное состояние. Грех изуродовал человека; сам акт грехопадения привел к тому, что человек видит плохое в другом, хорошее в себе. Это и есть свойство грехопадения.

Это видно по самому описанию акта грехопадения в Библии. Адам любил жену настолько, что они чувствовали, что двое – одна плоть. Они не замечали даже никаких физиологических различий – настолько была полнота единства. Стоило только согрешить, и мало того что они увидели наготу, Адам тут же начал обвинять Еву в том, что она дала ему плод. Поначалу, до грехопадения, то, что предлагала жена, представлялось ему достойным и праведным (разве может жена предложить что-то плохое?). Когда произошло грехопадение, он сразу начал видеть, что жена предлагает плохое, ничего хорошего предложить не может. Это он хороший, праведный, замечательный, а жена подсунула ему свинью в виде этого плода. А поскольку жену создал Бог, стало быть, Он виноват. Вот такой выверт.

У каждого человека есть некое мировидение, и он видит мир таким образом, что видит недостатки других и собственные достоинства. Человеку кажется, что к нему все относятся не соответственно его достоинствам, несправедливо, неправильно, а других людей, хотя они негодяи и плохие, все жалеют, им помогают. И возникает чувство несправедливости. В сущности, само чувство несправедливости – хорошее, но в данном случае оно базируется на плохой почве, потому что человеку кажется, что несправедливо относятся к нему и несправедливо относятся к другим: они плохие, а их уважают, защищают, им помогают, а я хороший, но получаю то-то и то-то.

Любой человек, если он за собой наблюдает, понимает, что он так проживает. Исключение могут составлять только те, которые, как преподобный Сергий Радонежский, «от чрева матери освященный»; или человек святой, который, во младенчестве крестившись, принял полноту при рождении. Тогда сразу выстраивается другой взгляд. Это с духовной точки зрения.

Психологически тоже понятно: никто не любит замечать собственные недостатки. Если видеть свои недостатки, начинает отягощать, обременять уныние. «Не могу же я быть все время плохой, что-то хорошее у меня должно быть!» И человек начинает искать хорошее в себе: сначала объективно хорошее, потом субъективно хорошее. В конце концов, наблюдая за собой и замечая в себе все больше положительных черт, человек возносится, возвеличивается в собственных глазах, становится сам для себя значимым.

А если все такие же значимые, как я? Если все такие же хорошие, как я? Если все умеют то же самое, что и я? Получается, я такой же, как все. Это неинтересно, потому что, получается, я ничем особенным не отличаюсь.

Тогда надо сделать другое: увидеть чужие недостатки, акцентировать внимание на этих недостатках. И тогда человек возвеличивается не только в собственных глазах, но и его точка зрения получает некое объективное подтверждение: «Я умею вот это, а он не умеет; я знаю вот это, а он не знает; я такой, а они такие». Человек чувствует себя уверенным, достойно живущим, внутри появляется убежденность в том, что он неплохой человек и не зря проживает эту жизнь, потому что он знает свои качества и видит (это надо подчеркнуть) недостатки своих ближних.

Это состояние на бытовом церковном языке характеризуется как гордыня. Гордыня – это, наверное, громкое, шумное слово, сразу вспоминается сатана. На самом деле это гордынка, я бы сказал, а не гордыня. В сущности, мы в глубине души понимаем, что мы отнюдь не какие-то особенные люди, но нам очень важно на уровне бытового горизонта сознавать: «Я лучше, чем он; я более прав, чем он; я умнее (если не умнее, то сильнее), чем он». Для нас главное – занять такую нишу, при которой мы собой довольны, сами в себе уверены и уверены, что все у нас получится. «Я успешный, состоявшийся, замечательный человек». Все это бытовые проявления гордости. И мы за это сильно цепляемся. Мы не задумываемся о корнях этого состояния, нам просто психологически комфортно, и мы это понимаем, если не будем себе лукавить.

– Верно ли, что видение своих грехов и слабостей помогало бы нам избежать осуждения? Если да, то как обратить свой взор именно на свои грехи и слабости?

– Знаете, тут не все так однозначно. Если бы мы говорили об этом по телевидению лет шестьсот назад, то, наверное, все было бы просто: надо видеть свои грехи, замечать свои недостатки, акцентировать внимание на достоинствах других людей. И психологически все было бы нормально. Но люди сейчас немножко другие, не те, что были шестьсот лет назад. Если сейчас человек попытается акцентировать внимание на своих недостатках, более того, попытается акцентировать внимание на чужих достоинствах, то его не только поразит уныние, но он впадет в состояние очень затяжной депрессии. Причем сначала произвольной депрессии (когда попытается увидеть свои недостатки), а потом депрессии непроизвольной, вплоть до того, что заболеет неврозом. У человека будет очень нестабильное, очень неуверенное состояние: «Я неуспешный, неудачный, грешный, а все остальные хорошие». Поэтому не все так однозначно.

То, о чем Вы сказали, – это правильно, и так пишут отцы. Но отцы были более целостны, психологически здоровы. В целом та эпоха была более здоровой с точки зрения переживания трудностей. Человек жил в очень структурированном обществе, с детства его учили: вот это твое место – и ты его занимаешь. И человек привыкал к тому, что он обыкновенный человек.

А сейчас культивируется, что мы необыкновенные люди. Сначала родители, потом в детском саду нас постоянно ставят на сцену, мы срываем аплодисменты, нас постоянно учат покорять, поражать, удивлять. Потом в школе, потом в институте. Человек постоянно находится в состоянии, когда он сознает, подчеркивает и утверждает собственную значимость, собственную непохожесть на других. Это продолжается как минимум последние сто пятьдесят лет.

И вдруг человек прочитал Евангелие, святых отцов и решил поменять свое такое мировоззрение. Он начал видеть свои конкретные недостатки. Например, он изменяет жене, или пьет водку, или с работы уходит раньше, или жадный. Каждый знает свои недостатки. И вот он начинает на них обращать внимание. Но он к этому состоянию не готов, он с младенчества привык купаться в одобрении окружающих людей и в довольстве собой, что у него все нормально, что у него все получается. Ему важно получить социальное одобрение, одобрение социально значимых людей; без этого он не может жить, ему нужно, чтобы кто-то его поддерживал и одобрял.

Человек знает свои объективные недостатки, но он не готов психологически к тому состоянию, которое приобретается, когда он на этих недостатках акцентирует внимание. Он, как рыба, выброшенная на берег, судорожно хватает воздух: «Похвалите меня, скажите, что я хороший». «Батюшка, скажите, что я хороший человек. Смотрите, сколько грехов я Вам перечислил. Скажите, что я хороший». Батюшка говорит: «Ты хороший человек». И у человека все нормально, все хорошо. Но ты же только что каялся; ты же пьяница, вор, лентяй...

То есть к такому психологическому состоянию мы не готовы. И когда мы пытаемся с шашкой наголо форсировать святых отцов в этом аспекте, у нас ничего не получается. Мы делаемся очень неуравновешенными, очень депрессивными и мрачными людьми и, в сущности, ничего не достигаем. Мы были людьми, которые обращали внимание на недостатки других, а теперь, не переставая обращать внимания на чужие недостатки, мы еще и обращаем внимание на собственные. То есть раньше мы были оптимистично осуждающими людьми, а стали пессимистично осуждающими, депрессивно осуждающими людьми. То есть: «Я урод – и все уроды; я плохой – и все плохие. Вообще в этом мире не осталось ни одного нормального человека, все прогнило, все испортилось, все только рычат друг на друга, завидуют...» И так далее.

Это же состояние на грани серьезной психологической болезни, когда человек вообще ничему не радуется. Раньше он хотя бы себе радовался, радовался тем людям, которые его поддерживали, а теперь он вообще никому и ничему не радуется, только думает: «Я плохой. А ты лучше, что ли? И ты такой же. Ты мне радуешься? Да ты лицемеришь. И нечего меня хвалить, нечего меня поддерживать, я знаю, какой я негодяй».

У человека была стабильность, пусть эфемерная, пусть какая-то неправильная, нечестная, гордостная, но она все-таки давала возможность жить среди людей и сохранять внутреннее равновесие. Когда же человек начинает акцентировать внимание на своих недостатках, он никакой: он не очень способен жить среди людей, адекватно молиться Богу, что-то делать в Церкви, он постоянно раздражен, находится в депрессивном состоянии на уровне невроза, порой доходит до панических атак, психозов и так далее.

А что не так-то? Ничего не сделаешь, это неизбежная данность. И о смирении говорить бесполезно, потому что оно в нынешнем состоянии недостижимо. Дело в том, что человеку важно (и я несколько раз это повторил), чтобы кто-то поддерживал его в равновесии. Он будет видеть свои недостатки, но кто-то должен его любить, и он должен эту любовь пить, должен ею дышать. Тогда он сможет смириться. По идее, в святоотеческом смысле эту роль играет Христос. И процесс обращения внимания на собственные недостатки и на достоинства других людей рождается в человеке тогда, когда он встречается со Христом. Он знает, что он грешник, любимый Богом, как и все другие люди, – и у него равновесное состояние.

Когда он испытывает состояние: «Я никогда не спасусь, я никогда не справлюсь», – он приходит ко Христу, в Нем черпает неизреченную, непоколебимую любовь к себе и понимает, что с таким Богом все возможно. Это нормальный ход.

Но сейчас человек даже не знает (не буду говорить, в силу каких причин, иначе мы далеко уйдем), что надо сделать, чтобы встретиться со Христом, а ему уже говорят, что надо смиряться и перестать осуждать. Как это сделать? Фундаментальное требование Священного Писания Нового Завета, а человек не может это исполнить. Ему говорят: «Все просто: смотри на свои грехи». Если он начнет на них смотреть, а паче еще и смотреть на достоинства ближних, он заработает определенную сложность своего психологического внутреннего климата. Хорошо, если в этой ситуации произойдет встреча со Христом, а если нет?

С точки зрения святых отцов, это неправильно (почитайте, как воспитывали греческих старцев XX века), но есть то, что есть: современный человек нуждается в том, чтобы его любили. Он может пройти путем самоукорения, может акцентировать внимание на своих недостатках, но это будет достижимо только при условии, когда будет рядом человек, который будет его безусловно любить. Это может быть жена, муж, духовник, священник, друг. Ты смотришь в глаза и видишь, что тебя любят; ты себя презираешь, а с тобой общаются на равных; ты себя ненавидишь, а тебя уважают; ты весь раздосадован, в депрессии от того, что не можешь победить какую-то страстишку, а тебе говорят: «Не переживай, мое отношение к тебе не поменялось».

Если отношение человека к тебе не поменялось, неужели Бог поменяет Свое отношение и Свою любовь к тебе? И человек черпает эту любовь, и у него хватает сил пересечь эту бездну. Если такого любящего лица, любящего существа не будет, человек сваливается в невроз и прочие повреждения души.

– Сейчас очень часто люди стали говорить: «Я не осуждаю, я рассуждаю». Вопрос: где эта грань и можно ли ее проследить? И не лукавство ли это вообще?

– Лукавство, конечно. Рассуждение, о котором пишут святые отцы, есть, и люди рассуждают, но это рассуждение всегда обезличенное. Рассуждение, которое касается лица, – это всегда осуждение. Когда мы говорим: «Некий Иван Иванов зарабатывает деньги и пьет водку. Иван Иванов плохой», – мы осуждаем человека, мы об этом лице имеем суждение. Другая ситуация: «А вообще когда мужик зарабатывает и тратит деньги на выпивку – это хорошо или плохо? Плохо». Когда не Ваня Иванов, а мужик пьет – это рассуждение. Когда мы говорим о Ване Иванове – это осуждение.

Когда мы обезличенно рассуждаем, мы умом своим отделяем некое типическое явление, норму поведения, некое заблуждение от конкретного человеческого лица. Пропивать свою зарплату, когда у тебя жена и трое детей, – плохо. Но почему это делает Ваня Иванов, мы понятия не имеем. Мы не знаем его жизни, не знаем, что его привело к этому, какое у него было детство, события юности, почему и когда он стал пить, какие отношения у него с семьей, как относится к этому жена, какое отношение к нему детей.

Когда мы переходим на личность конкретного человека, мы осуждаем. Если мы хотим порассуждать, мы говорим о явлении, о поведении, о норме, то есть о неком обезличенном событии жизни. Чтобы это сделать, ум должен быть несколько крепким, развитым, должен уметь отделять лицо и видеть за лицом явление. Тогда будет рассуждение. Если ум не умеет абстрагироваться и видеть в личности типическое, в частном случае – общие закономерности, тогда любое суждение будет осуждением. И человек не должен этого делать. Можно рассуждать о пьющих мужиках, об изменяющих женах, непослушных детях, но если рассуждать о конкретном человеке, это будет осуждение.

Когда ко мне обращаются с таким вопросом, я говорю, что лучше вообще молчать. Когда-то, может быть, вы научитесь, Бог вам откроет и через внутренний подвиг, через какое-то молитвенное собирание ума вы приобретете способность, делая какое-то высказывание о грехе человеческом, судить не человека, а поступок, явление. Пока вы этому не научились, лучше молчите.

– Некоторые богословы говорят о том, что страсть осуждения, если мы с ней совершенно не боремся, может очень сильно исказить в наших глазах реальность до такой степени, что мы уже начнем видеть то, чего вообще нет в этой жизни. Как Вы относитесь к этому утверждению?

– Я обычно размышляю с обратной стороны. Вот все мы осуждаем, и осуждаем очень много. Осуждение стало нормой жизни. Иногда люди моего поколения или старшего говорят: «Как же можно говорить и не осуждать?» Но вы же были детьми, вспомните застолья, когда к вашим родителям приходили друзья, родственники. Что вы делали? Люди начинают вспоминать и понимают, что осуждения не было. Конечно, встречались какие-то специфические семьи, где это было, но тяжело было находиться за таким столом. А вообще люди обменивались мнениями, что-то вспоминали, шутили, искрили какими-то фразами, пели. Я помню это.

Не могу сказать, что у нас была какая-то аристократическая семья, но я помню все, что было за нашим столом, и там не было осуждения. Если вдруг возникала необходимость обсудить какие-то проблемы, например, поговорить о начальнике, детей высылали из комнаты, не разрешали слушать эти разговоры. То есть у людей была внутренняя культура, что это неправильно, это некое отклонение от нормы. А сейчас это стало повседневностью, мы разучились говорить по-другому.

Все нам кажется таким, каким кажется. И мы, естественно, это осуждаем. Давайте помолчим. Давайте не будем осуждать, скажем, месяц. Просто возьмем на себя обет не осуждать никого ни при каких обстоятельствах. Молчите и молитесь спокойно, когда вам хочется что-то сказать, с чем-то не согласиться. Помолчали, потом еще месяц помолчите. Попробуйте молиться, когда присутствуете при такой беседе, за того, кого осуждают, или за людей, которые рядом с вами разговаривают.

Через полгода у человека полностью меняется сознание. То есть он все видит не так. Он видит не осуждающих людей, а размышляющих об очень важных явлениях жизни. Он видит не тех людей, которых они осуждают, а то, что этот человек на самом деле заботится о процветании своего города, а этот – о процветании своей семьи, этот думает о том, как бы ему свести концы с концами, что он трудолюбивый человек. Человек меняется и понимает, что видел все не так. Но надо же пройти этим путем.

На эту тему есть притча. Она известная, есть и у святых отцов, и в арабской литературе,  даже в японской или в китайской литературе есть подобный сюжет. Идет человек в четыре-пять часов утра по улицам города. Кто-то проезжает на машине и думает: «Ну вот, всю ночь в клубе просидел, теперь возвращается домой шатающейся походкой». Другой проезжает, думает: «От любовницы к жене торопится. Сейчас будет врать, что был на работе». Третий проезжает и думает: «Ничего себе! Пять часов утра, а он уже в храм побежал».

На самом деле у человека может быть какая угодно причина оказаться в пять часов утра на улице. Он, может, ищет, где можно купить лекарство в аптеке, потому что ребенку плохо. Может быть, его друг позвал – и он срочно ищет такси. Может быть что угодно, три десятка вариантов, почему он оказался на улице в такое время, а мы уже судим. Мы не можем остановить его и спросить, что у него случилось, мы просто выдвинули суждение. Но ведь именно так мы и судим.

Мы видим человека, делающего что-то, не зная, что именно, почему и зачем он делает и какова внутренняя подоплека всех его поступков, а суждение уже имеем. То есть суждение зависит не от человека, которого мы видим, а от нашего взгляда, от того, насколько он праведен, чист. А как же очистить взгляд? Для начала молчанием, без этого ничего не получится. Второе – это молитва, собирание ума. Третье – это благодать Божия, которая просвещает ум. Четвертое – это та прозорливость, когда человек видит истину.

Что такое прозорливость? Когда мне это открылось (не в смысле дара, а когда я понял, что это за явление), я несколько дней ходил в эйфории. Ведь на самом деле такой человек видит тебя насквозь, но совсем не так, как мы. Он все твои вонючие, страстные, грязные движения видит совсем иначе. Вроде бы он тебя насквозь видит, но не осуждает, как мы, а видит в свете Божественной любви.

Он видит тебя почти как Бог. То есть он знает все твое нутро, но не судит. У него совершенный свет, он знает даже закоулки твоих темных мыслей, но в нем нет никакого осуждения. Он знает все твое прошлое, видит твое будущее, знает, о чем ты думаешь, но без малейшего осуждения. Потому что в Божественном свете нет осуждения.

– А бывают такие случаи в нашей жизни, что осудить кого-то является вынужденной мерой? Например, когда праведный Иоанн Кронштадтский говорит в адрес Льва Толстого: «Я его решительно осуждаю», – это осуждение мы принимаем?

– Да, бывают вещи, когда мы должны дать определенному событию или человеку какую-то оценку или изречь о нем суждение. В случае со Львом Толстым это не совсем правильное заявление, но оно вынужденно дано потому, что Иоанна Кронштадтского спрашивали, как он относится к писателю. И тот, и другой, с точки зрения обывателя, заботились о бедных, все свое имение пытались раздать неимущим, много говорили о любви и заботе об обездоленных. И поэтому к отцу Иоанну часто обращались с вопросом, как он относится ко Льву Толстому.

Чтобы долго не рассуждать, отец Иоанн конкретно сказал в своей простой манере: «Я с ним не согласен, я его осуждаю». Хотя в целом, с точки зрения духовных вещей, было не совсем правильно так заявить. Потому что для того, чтобы иметь какое-то суждение, человек должен быть облечен на это властью свыше. Единственное, если Бог велел отцу Иоанну сделать такое заявление, тогда он совершенно прав. А по своей воле человек никого не судит прежде времени.

Но есть институты и люди, облеченные властью изрекать суждение. Все же понимают, что здесь убийца, а здесь потерпевший, а убийцу надо осудить. Если мы не будем осуждать за совершенные преступления, общество разрушится. Всегда есть суд, который стоит на страже справедливости и квалифицирует некоторые деяния и поступки как преступления и осуждает за них человека. У суда есть на это право, данное ему обществом и Богом. У царя или князя есть такое право. Или у священника в рамках своей общины. Или у епископа в рамках его епархии. Или у Священного Синода или патриарха в рамках Поместной Церкви. То есть всегда есть человек, которому Бог поручил это.

Почему, например, когда возникает какая-то спорная, непонятная, трудная ситуация, мы ждем, какое решение будет у Священного Синода или какое будет заявление Святейшего Патриарха по этому вопросу. Патриарх имеет право сказать: этот человек делает плохо, мы с ним больше не общаемся. Мне этот человек не нравится, но если патриарх не сказал, что мы с ним больше не общаемся, я не могу изречь это суждение.

Есть даже эпизод из житий святых, когда Афанасию Александрийскому велели примириться с Арием. И он вынужден был подчиниться, но сами знаете, какая неприятность из этого вышла. Он молился Богу, чтобы этого не случилось, и Бог изрек Свой суд. То есть мы должны понимать, что мы не может никого судить.

Допустим, есть моя семья, и в рамках этой семьи я поставлен быть отцом, господином, а стало быть, судьей. Я могу судить своего ребенка, а с женой все уже не так однозначно. А для своих детей, пока они находятся под моей властью, я буду судья и законодатель. И я, как отец, могу сказать своему сыну: ты поступил плохо, ужасно, ты подлец и негодяй. Но если сын моего соседа делает то же самое, что делает мой ребенок, я не могу ему сказать, что он подлец и негодяй. Я могу ему сказать: ты делаешь неправильно, так лучше не делать. Но судить его – это прерогатива его отца.

То есть Бог дает некоторым людям судебные полномочия в отношении других людей, у них есть право судить. Как Христос говорит апостолам: «Неужели вы не знаете, что будете судить даже ангелов?»

– Если тебя осудил, оклеветал другой человек, который даже лично тебя не знает (может быть, его кто-то ввел в заблуждение), как все это принять достойно?

– Простое правило такое: человек, которого оклеветали, должен попробовать оправдаться. То есть он может поговорить с тем, кто его подозревает в чем-то, объяснить, что на самом деле было. Надо прийти и честно все разъяснить. Потому что человек мог стать жертвой сплетен, просто не разобрался. Но надо объясниться.

Когда, допустим, того или иного ересиарха или священника судят на церковном суде, у него всегда есть возможность оправдаться, сказать, что на самом деле было, оставляя решение за церковным судом или собором. А если наше оправдание не принимается, если человек настойчиво верит клевете, то тогда мы можем обратиться в суд (церковный или мирской). Если и суд не находит возможности защитить нас, тогда мы просто принимаем это как волю Божию. Нам нужно потерпеть, пострадать. В конце концов мы христиане и знаем, что наш Учитель и Бог был оклеветан и понес это достойно. Как говорит апостол Петр в своем Послании, если мы оклеветаны и страдаем несправедливо, то мы вполне уподобились Христу и идем по Его стопам.

– Гневайтеся и не согрешайте (Пс. 4, 5) – как это?

– Гнев сам по себе естественное проявление человеческой натуры. Это же не что-то надуманное. Человек гневается во многих случаях. Это есть некое человеческое чувство. Оно может быть нормальным и естественным, а может быть извращенным и страстным. То есть человек может периодически проявлять чувство гнева, а может просто всегда гневаться.

Когда вы видите, что дети мучают собаку, издеваются над ней, что в вас вспыхивает? Гнев. Когда вы видите какую-то несправедливость, в вас вспыхивает гнев. Для чего он появляется? Если не будет этого гнева, мы пройдем мимо творящегося беззакония. Гнев помогает нам разорвать зону внутреннего комфорта и вмешаться в ситуацию. И не только вмешаться, а достичь определенной цели. Потому что во время гнева человек как бы приобретает удвоенную решимость во что бы то ни стало восстановить попранную справедливость. У него не просто есть решимость выйти из зоны собственного равнодушия и комфорта, но и так повлиять на ситуацию, что она разрешится с помощью восстановления справедливости.

Это чувство врожденное, природное. Как говорят святые отцы, если бы не было чувства гнева, мы бы с бесами вообще не справились. Потому что именно этот гнев – «Да сколько можно дергать меня за веревочки и управлять мной, будто я ваш слуга!» – помогает во многих случаях выйти из той или иной страстной зависимости. Гнев здесь как решимость что-то сделать правильно и справедливо.

Но гнев может быть и испорченным, страстным, когда мы гневаемся, что что-то происходит не по нашей воле, не так, как мы хотим, что-то нам неприятно. Мы даже, может, сами творим несправедливость, и гнев помогает нам переступить границу дозволенного. Человек привыкает гневаться.

Апостол нам говорит, что гневаться можно, когда действительно гнев приводит к восстановлению справедливости, к наведению порядка, к исполнению воли Божией. Но чтобы гнев не стал грехом. А если ваш гнев приводит к удовлетворению своей прихоти, своих страстей, то тогда вы согрешаете. Когда мы гневаемся, то должны четко контролировать себя, во имя чего сейчас это делаем.

Ведущий Сергей Новиков

Записали Нина Кирсанова и Елена Кузоро