Беседы с батюшкой. Возможно ли в наше время обрести святость. Священник Олег Герасимов

– Тема сегодняшней передачи: возможно ли в наше время обрести святость? Когда мы говорим о святости (а речь идет и о святости, и о чудотворении), возникают тысячи вопросов. Почему нам Господь не дает чудотворения, ведь мы бы очень хотели быть такими людьми, чтобы творить чудеса? Я не знаю, хотели бы мы святости или нет, ведь мы, наверное, не очень понимаем, что такое святость.

Святых последнего времени – это отец Иоанн Кронштадтский, Лука (Войно-Ясенецкий), Серафим Вырицкий, Матрона Московская – мы можем перечислить на пальцах одной руки. Но при этом Господь нас призывает к святости. Тогда возникает какой-то странный диссонанс. С одной стороны, я не понимаю, что такое святость применительно к нашему времени, а с другой стороны, все мы к этому призваны. Помогите разрешить эти вопросы.

– Я, конечно, попробую, но вот это теоретизирование по поводу святости – это именно теоретический разговор, поскольку мы с Вами, мягко говоря, не совсем святые. Когда Мотовилов спросил Серафима Саровского, что такое быть в Духе Святом, тот просто просиял перед ним. Я, к сожалению, не могу сказать: «Вот она святость, посмотрите». Но у нас есть сонм святых, который своим примером дает нам основание и возможность составить представление о том, что же такое святость.

Чаще всего, если люди не очень церковные, приходится сталкиваться с немножко странным подходом, когда начинаешь приводить им в пример какого-то святого, а в ответ слышишь: «Ну, он же святой, а я грешный». Создается впечатление, что святой человек – это такой супермен, которому дано больше, чем всем остальным, он сильнее всех остальных, поэтому достиг этой степени, а нам это не дано, потому что мы слабые, грешные, нам бы просто в уголке отсидеться.

На самом деле святость, по представлению, прежде всего, Священного Писания и святых отцов, – это норма человеческой жизни. Святой человек – это человек нормальный. В этом смысле все люди, которые не дотягивают до святости, находятся, как это называется у святых отцов, в состоянии ниже естественного. Если святость – это естественное состояние человека, то все мы не дотягиваем до нормы. Поэтому все разговоры о том, что святость – это что-то сверх способностей и доступна только немногим, неправильны. На самом деле святость то, к чему человек должен стремиться просто потому, что быть святым – это нормальное человеческое состояние.

Если подойти к вопросу с этой точки зрения, тогда все дело вовсе не в том, может человек творить чудеса или нет, а в том, вписывается ли он в понятие святости в том смысле, в котором требует этого Священное Писание. Старается ли он соблюдать заповеди? Он может не творить чудеса, не передвигать горы, но при этом старается жить по заповедям, и о том, что он святой, знает только Господь. Да, он, может быть, Церковью не прославлен. Да, он, может быть, никак не проявляет себя.

В одном из древних патериков я прочитал, по-моему, об Антонии Великом, который спросил, есть ли кто-то, у кого он мог бы поучиться святости, и его послали в шумный город к сапожнику, который делал свое дело и просто благодарил Бога. Он просто каждое утро благодарил Бога за то, что день начался, каждый вечер благодарил за то, что день закончился. Все время, пока он тачал сапоги, он просто молился как мог. Именно его и поставили в пример великому святому пустыннику.

Святость – это просто. Как сказал один из мудрецов, чтобы спастись, делать ничего особого не надо: делай то, что делаешь, но на полметра от земли. Это как раз показатель, как мы должны относиться к тому, что делаем. Здесь понимание святости приобретает какой-то уже другой оттенок. Святость – это не геройство, не творение чудес. Святость – делай то, что ты должен, и помни при этом о Боге. Потихоньку, потихоньку станешь тем, кем должен быть, кем Господь тебя задумал.

По-моему, у митрополита Антония Сурожского есть замечательный пример с картиной. Каждый человек – это творение гениального художника, каким он был задуман. А потом на эту картину наслоились многие «закраски», и от творения великого художника осталась, может быть, только какая-то деталь: глаз, ухо. Деталь написана изумительно, а все остальное замазано. Но это означает: чтобы стать святым, надо начать размывать, стирать, сдирать с себя слой за слоем. Вот это и есть путь к святости. Вопрос не в том, творишь чудеса или нет, а в том, что делаешь для того, чтобы на этой картине проявились и другие детали великого художника.

– Вопрос телезрителя из Белгорода: «Святость и безгрешность – это тождественные состояния или нет?»

– Нет, разумеется. Потому что безгрешность – это состояние, которое присуще только одному Человеку – Богочеловеку Иисусу Христу. Только Он был в полной мере безгрешен. Все остальные люди грешны. Даже те, кто достиг степени святости, все равно грешны. Потому что святость – это тот идеал, к которому мы стремимся. Каждый человек в меру своих сил за свой жизненный путь к этому идеалу приближается, причем каждый – на разное расстояние. Поэтому безгрешными святых людей называть некорректно. Они не безгрешны. Они святы постольку, поскольку стремятся к святости, борются со своими страстями, идут к Богу и в борьбе со страстями достигают определенных результатов. Тогда они становятся всё менее и менее грешными, но совсем безгрешных людей не существует в природе.

– Был день памяти Луки Крымского 11 июня. Мы знаем хотя бы часть его жития. Мы знаем, что он был врачом и даже лауреатом Сталинской премии. Но при этом он никогда не скрывал своей веры, даже в самые тяжелые времена. Вспомним его и те чудеса, которые он совершил. Более того, по молитвам к Луке Крымскому тоже совершались чудеса. Я понимаю, Вы не можете раскрыть механизм того, почему так происходит, но тем не менее почему нам необходимо обращение в данном случае к Луке Крымскому и почему мы получаем помощь при обращении к нему?

– Я полагаю, что здесь очень важно понимать, что святые творят чудеса не сами по себе, а только силой Божией. И если мы обращаемся к святым, то обращаемся к ним не за тем, чтобы они сами помогли, а как к старшим товарищам, которые достигли того уровня, чтобы иметь дерзновение перед Богом тоже попросить за нас. Если мы считаем или ощущаем, что наша молитва недостаточно сильна, что Господь как бы не слышит нас, то мы прибегаем к помощи Церкви: подаем записки, просим помолиться в храме за нас или  наших близких, в том числе прибегаем к заступничеству и помощи Церкви Небесной как раз в лице святых.

Форма, в которой Господь эту помощь оказывает, бывает разной. Да, эта форма иногда бывает чудесной. Мы знаем о явлениях святителя Николая, других святых. Из тех последних святых, которые нам практически современники, как раз святитель Лука Крымский в этом смысле представляет собой очень показательный пример. Мне доводилось читать о случаях, когда на операции ассистировал некий седобородый врач, о котором потом никто не мог вспомнить, кто он. А потом видят его на иконе: «Ах, вот же он! Это он был! Это он пришел, это он исцелил».

Почему Господь выбирает такую форму, как чудо, знает Сам Господь. Наверное, чтобы это было более вразумительно, чтобы было понятно, насколько важно для нас заступничество святых. Святость, в том числе признанная Церковью, причисление к лику святых – это не просто желание Церкви возвысить кого-то из своих. Я слышал такое мнение, что мы к лику святых причисляем кого попало, и есть святые, по поводу которых есть какие-то разночтения. Если Церковь признала человека святым, это вовсе не означает, что Господь автоматически признает решение Церкви. Нет! Церковь причисляет кого-то к лику святых по своему разумению, по тем признакам, которые имеются. А насколько человек действительно свят, мы видим именно на таких примерах, когда по заступничеству этого святого происходят чудеса и мы точно знаем, что именно этот святой помог. Тогда мы видим, что святость – не просто пустой звук, а действительно великое чудо.

Святость то, к чему надо стремиться. Не просто этого хотеть. Хочу быть святым и творить чудеса. Хочу, как Мария Египетская, на полметра от земли стоять при молитве. Хочу по воде ходить. По этому поводу даже анекдоты начинают сочинять. Но вопрос не в том, какие ты творишь чудеса, вопрос в том, приблизился ты к той норме, к тому образу, который вложил в тебя Господь, или нет. А уж творишь ты при этом чудеса или нет – это уже дело вообще десятое.

– Вопрос телезрительницы из Гомеля: «Святые отцы писали, что перед причащением, когда подходишь к Чаше, нужно делать земной поклон. Но в наших храмах это не делается во избежание опрокидывания Чаши. Но, думаю, поясной поклон можно сделать, ведь мы причащаемся Святых Христовых Таин, Тела и Крови Христа».

– Уставные требования по поводу поясных или земных поклонов носят, скорее, дисциплинарный характер. Вы правильно сказали, что земные поклоны не делаются, чтобы не допустить вольного или невольного кощунства, когда, чрезмерно ретиво выказывая свои религиозные чувства, можно случайно задеть Чашу, опрокинуть ее – и произойдет попрание Святых Даров. А это просто недопустимо. Поэтому мы и руки складываем перед Чашей, и стараемся не осенять себя крестным знамением.

Общий поклон совершается в тот момент, когда священник выходит с Чашей и произносится молитва ко Святому Причащению. А дальше, когда человек уже подходит к Чаше, никаких лишних телодвижений делать не стоит во избежание того, о чем я сказал. Господь не вменит нам в грех, что мы не поклонились непосредственно перед Чашей. Благоговение выражается в том числе в очень аккуратном, обдуманном отношении к святыне, а вовсе не в том, что надо непременно упасть на колени перед Чашей.

– Перед причащением диакон говорит: «Вонмем». То есть: «будем внимательны». После этого священник произносит: «Святая святым». О чем идет речь?

– Я скажу, как я это понимаю. Меня тоже в свое время эти слова насторожили, потому что где вы видели святых?.. Речь идет о призвании к святости. Все те люди, которые стоят в храме и готовятся принимать Святые Дары, – потенциально святые. Кто и насколько раскрыл этот потенциал – это очень интимный вопрос взаимоотношений между конкретным человеком и Богом.

«Святая святым» – это напоминание о том, что мы, приобщаясь Святых Христовых Таин, получаем силу и благодать, чтобы приблизиться к святости. Как мы эту силу используем  (расплескаем эту благодать или все-таки вложим в дело борьбы со своими страстями, тем самым приблизимся к святости еще на миллиметр), зависит от каждого из нас.

Мне доводилось встречать людей, которые говорят, что им хорошо после Причастия, и они причащаются, чтобы получить духовное удовольствие. Кто-то приходит потому, что какая-то бабушка посоветовала: мол, три раза плюнь, потом причастись – и все твои хвори снимутся. Тогда получается, что мы к Причастию подходим утилитарно: нам от Бога что-то надо. Мол, дай нам, Господи, вот это, а мы причастимся.

Причастие – это встреча с Богом. В Причастии нам дается благодать такой силы, что появляется возможность по-настоящему приблизиться к святости. Используем мы это или нет – зависит от каждого из нас, но возможность такая предоставляется всем.

– С одной стороны, если мы не считаем себя грешными, то, наверное, невозможно выработать в себе покаянные чувства. Если у нас нет покаяния, мы не сможем понять тот дар, который нам Господь посылает Своим распятием, воскресением, вознесением и ниспосланием Духа Святого. Мол, зачем мне Спаситель, если я не нуждаюсь в спасении…

С другой стороны, если мы чувствуем в себе этот потенциал, то, может быть, это проявление гордыни? Потому что  у человека появляется мысль: «У меня такой потенциал! Я не как все…» Потенциал здесь, возможно, имеет два значения. Бывает, у человека внутри просто атомный реактор: если его активировать, можно согреть теплом города и страны. А у другого человека этот «реактор» не работает. Что нужно сделать, чтобы этот потенциал заработал?

– Мне кажется, надо понимать, что вкладывается в понятие «раскрыть потенциал». Если мы связываем это с транслированием вовне, чтобы из человека непременно фонтанировали чудеса, он мог ходить по воде, светиться в темноте, потому что у него нимб очень яркий и крылья за спиной, то это изначально неправильное понимание. Это тот самый потенциал, наличие которого человека надмевает.

– Это гордость.

– Да. Человек чувствует, что он все может, что он молодец. И вместо святости мы получаем сначала очень тонкую, а затем все более выраженную гордость, и в конце концов человек падает. Может быть, он и достигает каких-то аскетических высот, и проявляет себя вовне так, что все говорят: «О, какой святой!», но у него внутри растет гордость.

В произведении Достоевского «Братья Карамазовы» мы видим старца Зосиму, у которого Алеша окормлялся, и отца Ферапонта, о котором говорили, что он великий постник. Но, несмотря на постничество отца Ферапонта и все его подвиги, совершенно очевидно, что этот потенциал в нем как раз и не был раскрыт. А в старце Зосиме этот потенциал был, хотя проявлялся мягко...

Я думаю, человек должен воспринимать просто как факт, что этот потенциал в нем есть. Раскроет он его или нет – зависит от него самого и от помощи Божией. От человека нужно желание и твердое намерение идти в эту сторону, а все остальное покроет Господь.

– В воскресенье, 19 июня, будет праздник всех святых. Смотришь на иконы – сотни ликов святых! Мы не можем знать всех святых. Есть местночтимые святые, есть святые, прославленные Русской Православной Церковью, есть святые, прославленные в других Церквах. Мы знаем, что они святые, но всех их не знаем. А сколько людей было убито в начале XX века! Тысячи имен...

– Мне кажется, вовсе не так важно знать непременно всех поименно. Достаточно того, что их всех поименно знает Господь. Есть даже такая формула при чтении молитв: «...их же имена Ты Сам, Господи, веси». То есть: «их имена знаешь только Ты, Господи».

Тот факт, что святых так много и нет возможности физически знать жития даже какой-то незначительной части из них, ни в коем случае не умаляет их святости. Потому что святость заключается не в том, что мы их знаем, чтим и молимся им. Святость в том, что он жили как христиане, стремились к Богу и этой цели достигли (каждый в своей степени). Если Господь их прославил, вовсе не так важно, знаем ли их мы. Мне кажется промыслительным, что Господь открывает чьи-то имена более явственно, что есть святые очень и очень чтимые.

Например, когда я учился в Москве в Свято-Тихоновском университете, мне казалось странным вот что. Практически недалеко друг от друга находятся две святыни: Покровский монастырь с мощами блаженной Матроны и храм святителя Николая на Маросейке, где находятся мощи Алексия Мечёва. Он тоже очень известный и чтимый святой, но очереди к мощам нет. И это вовсе не означает, что он менее святой, чем блаженная Матрона, просто так сложилось, что люди больше чтут именно Матронушку.

– Вопрос телезрителя из Гатчины: «Святейший Патриарх в одной из проповедей говорил, что посещал один из детских онкологических центров и общался с этими детишками. Он говорил, что это святые дети. Посоветуйте, как найти утешение и не отчаиваться тем, у кого тяжело болеют детки».

– Это очень тяжелый вопрос, потому что нет ничего более страшного и противоестественного, чем вид больных детей, которые страдают. Есть расхожее понимание, что мы, взрослые, страдаем потому, что нагрешили. А дети-то за что? Но здесь вопрос «за что?» неуместен. В Евангелии на примере слепорожденного, которого Господь исцелил, мы находим ответ на этот вопрос: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии (Ин. 9, 3).

Страдания этих детей служат нам напоминанием о том, как мы далеки от святости. Страдают дети, и мы ничем не можем им помочь. Это не вмещается в наше человеческое понимание. Но мы знаем, что все, что делает Господь, Он делает премудро и разумно. И если мы этого не понимаем, это не означает, что это бессмысленно, но это еще один повод задуматься о том, для чего Господь посылает страдания этим маленьким существам. И тогда мы выходим на понимание вечности.

Вечность – это то, к чему мы призваны. Мы призваны не к тому, чтобы прожить на этой земле долгую, счастливую, безбедную жизнь и умереть спокойно в преклонном возрасте в окружении домочадцев. Мы призваны к тому, чтобы, выполнив какую-то свою миссию в этой жизни, найти свое место в Царствии Небесном в вечности. Кому-то требуется восемьдесят лет для того, чтобы исполнить свою миссию, а кого-то Господь считает готовым к Царствию Небесному уже в пять или восемь лет. Это страшно, непонятно для нашего человеческого ума, но это испытание для нашего смирения. Мы должны понимать, что Господь ничего не делает неправильно, несправедливо. Если Господь это делает, значит, у Него есть для этого веские основания. Через понимание этого, через взирание на страдающего младенца надо понять, что Господь Премудр и Благ.

Мы помним разговор о слезинке ребенка из романа Достоевского «Братья Карамазовы», когда Иван Карамазов говорил, что возвратит билет свой в вечность, если за то потребуется замучить хотя бы одного ребенка. На что Алеша Карамазов сказал, что это бунт. Не понимая Бога, мы сразу же против Него бунтуем.

Вопрос был в том, как утешить родителей. Утешение родителей заключается в том, чтобы перефразировать вопрос: надо спрашивать не «за что?», а «для чего?». При этом нужно быть абсолютно уверенным, что ребенок страдает не напрасно и ему уготована лучшая участь, чем если бы он был здоров. По этому поводу есть рассуждения, что, может быть, этот ребенок, если бы выздоровел, натворил таких дел, что в конце концов в Царствие Небесное не попал. Только Богу известно, зачем это. Богу известно о нас гораздо больше, чем мы сами знаем о себе. Бог знает все наши помыслы, знает, на что мы способны, что можем и чего не можем. Он дает нам то, что мы заслуживаем.

Святейший Патриарх сказал абсолютную правду, что эти больные детки – уже святые, потому что они минимально успели нагрешить, при этом своими страданиями достигают высочайшей степени святости. И уже это должно утешать человека, для которого такие понятия, как святость, вечность и Царствие Небесное, имеют хоть какой-то вес. Беда для тех родителей, которые не считают все это важным, думают, что это поповские сказки, для них самое главное – чтобы их ребенок был здоров. Таких людей невозможно переубедить. Но нужно побыть с ними рядом, как-то утешить. Словами здесь не поможешь. Это должен каждый понять сам. Человек должен с Богом наедине решить вопрос, для чего Господь послал вот такое страдание.

И в этом смысле я знаю, о чем говорю. Смерть ребенка – это самое страшное, что может быть, но это можно и должно принять и пережить. Повторюсь, Господь ничего и никогда не делает просто так, для забавы или для того, чтобы над нами поиздеваться. Он делает все только для того, чтобы мы спаслись. Умирая, ребенок попадает на небеса, а те люди, которые его окружают и вовлечены в это событие, имеют возможность получить величайшую душевную пользу. Получит ее человек или будет роптать на Бога за то, что Он забрал его чадо, – зависит от каждого. Здесь очень важно понять, что мы – Божии, мы тоже призваны к святости и смерть ребенка не напрасна.

– Человеческие страдания бывают разные. Например, мне вспомнилась одна моя очень хорошая знакомая, пожилая женщина, которая всю жизнь прожила в доме без горячей воды. Дом находится в городе, но он очень старый, и горячей воды там никогда не было. Помыться можно было только в тазике. Плюс ко всему это была коммунальная квартира, в которой проживало большое количество людей. Когда я думаю о том, что эта женщина прожила так всю свою жизнь, мне кажется, что это кошмар... Причем, живя в таких жутких условиях, она никогда не роптала, всегда радовалась, у нее всегда было хорошее настроение. Вот такая невольная аскетика. А есть люди, которые живут в нулевой аскетике. Страдание, наверное, помогает что-то обрести... не скажу, что святость...

– Аскетика – это, конечно, не самоцель, это всего лишь способ, инструмент, с помощью которого, правильно им воспользовавшись, можно достичь определенной степени святости. Достижение святости – это прежде всего борьба со своими страстями, желаниями, ропотом, гордыней. И аскетика помогает сосредоточиться на главном, отсекая все второстепенное.

Есть замечательный советский фильм «Старый Новый год». Если помните, там был старик Адамыч (его играл Евгений Евстигнеев), который бегал от одной семьи к другой. Один из персонажей (которого играл Александр Калягин) в каком-то пафосном порыве спросил Адамыча: «Что человеку надо? Чем ты живешь?» На что Адамыч говорит: «Что есть – то мне и надо». Персонаж Калягина переспрашивает: «Что есть – то и ладно? То есть ты смирился?» Адамыч отвечает: «Нет, неправильно ты понял. Что у меня сейчас есть, то мне и надо».

Эта глубинная мысль (и это было гениально сыграно Евстигнеевым), заложенная в шутливый фильм, позволяет задуматься: суть аскетики заключается в том, чтобы научиться пользоваться тем, что Господь дает, и не требовать ничего большего. «Что у меня есть – то мне и надо».

Получается, если человек находится, как Вы сказали, в нулевой аскетике, то есть потакает всем своим прихотям, то он сам себя этим обкрадывает, потому что лишает себя возможности научиться жить просто. Мне кажется, жить просто, без излишеств – это, может быть, одно из самых важных условий достижения святости. И пост очень помогает понять, как много есть ненужного. Говорят, например, что мудрец Сократ ходил по рынку и радовался, как много на свете вещей, которые ему не нужны. Это было его любимое занятие. Пост дает нам такую возможность – понять, что мы прекрасно можем обойтись без чего-то, что считали для себя жизненно необходимым.

Святость предполагает постижение простоты. И женщина, которая жила без горячей воды и радовалась, – яркий тому пример. Но есть люди, которые вообще живут без воды или где-то в землянках. Главное, безропотно нести то, что дает Господь. Безропотно – значит, не требуя себе большего, не оглядываясь по сторонам: мол, у них вон что, а у меня?.. Нужно научиться радоваться тому, что у тебя есть. «Что есть – то мне и надо». А мы обычно думаем так: «Эх, мне бы сейчас миллион, я бы развернулся...»

Если ты умеешь радоваться тому, что Господь тебе дал, и понимаешь, что тебе больше ничего и не нужно, – это, как мне кажется, уже очень и очень близко к святости. Поэтому за Вашу знакомую можно порадоваться...

– Она уже в Царствии Небесном. Слава Богу, что у меня в жизни есть такой пример безропотного существования...

Подводя итоги передачи, хотелось бы, конечно, услышать рецепт, как достигнуть святости. Наверняка этот рецепт у каждого свой. Но что самое главное?

– Самое главное – желать быть с Богом. Не нужно ставить никаких сверхзадач в качестве цели своей жизни: построить что-то большое, совершить какой-то подвиг или что-то такое, что невольно ассоциируется со святостью. Наша цель – прийти к Богу, чтобы Господь нас принял и чтобы мы от Него не отвернулись. Если эта цель будет главной, тогда все остальное будет потихонечку нас к этому сподвигать; Господь сможет предлагать такие обстоятельства, которые будут этому способствовать.

Кто-то из святых (по-моему, блаженный Августин) сказал: если Бог будет на первом месте, все остальное встанет на свои места. Вот это и есть самый главный рецепт святости.

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Таисия Зыкова и Нина Кирсанова