Свет невечерний. Звучащая церковь

Есть в этом фильме косвенный сюжет, когда одна из героинь на лестничной площадке сталкивается со старичком (его играл актер Дуров). Старичок задает женщине один вопрос: «А есть ли у вас дома большой стол?» Эта современная женщина не может понять, зачем в квартире большой стол, а старичок говорит, что очень важно иметь дома большой стол, за которым может собраться вся семья.

Мы понимаем, что звучит это очень старомодно, но за этой идеей большого круглого стола, за которым должна собираться вся семья, скрывается что-то очень важное. Семья должна быть большой и должна собираться воедино. Время от времени род, семья должна собираться вместе.

Церковь – это тело, которое устроено по логике семьи, где есть определенная иерархия, патриархи рода, в то же время все – братья и сестры. Не случайно мы используем именно эти имена, эти слова для христиан – братья и сестры. И священник обращается к прихожанам на проповеди как к братьям и сестрам. Это родовые имена, которые буквально помещают нас в некий семейный круг. И наше родство подтверждается единством Крови. Потому что Евхаристия, Причастие – в каком-то смысле переливание Крови. Эта Кровь течет в жилах людей разных рас, национальностей, социального положения, тем не менее мы находим церковное единство в единстве Крови Христовой, в единстве жизни, которую разделяем между собой. Жизни всех тех людей, которые приходят к Чаше и в чьих жилах течет Кровь Христова. В единстве этой Крови мы – братья и сестры.

Может быть, этого достаточно для нашего единства? Мы причастились – и хорошо; в момент причастия Церковь актуализировалась. Но потом все разбежались...

Мне кажется, есть еще один аспект единства Церкви как семьи, который мы недооцениваем, – церковное пение. Однажды один певчий, слушая наш церковный хор, сказал с долей иронии: «Этот стон у них песней зовется». Мол, не поют, а стонут. Знаете, церковное пение (и вообще всякое пение) – это искусство дыхания, и оно невозможно без того, чтобы преобразовывать некий стон, вдох и выдох. Это вдох и выдох одного и того же воздуха, которым мы дышим, гармонизация одного и того же звука, который мы издаем.

По учению Пифагора, звуки издают все светила на звездном небе. Каждое светило – со своей песней, со своим пением. Так и каждый человек – со своей песней, со своим пением. И мы должны собраться в Церкви, чтобы петь единым сердцем и едиными устами. Поскольку сейчас большинство из нас – люди городской культуры, мне кажется, мы раздробились на небольшие частные семьи и утратили способность правильно звучать вместе.

Был замечательный спектакль Сергея Образцова «Необыкновенный концерт», где конферансье голосом Зиновия Гердта говорил: «Все мы любим время от времени уединиться и попеть хором». Почему-то люди за большим семейным столом раньше не только вместе вкушали пищу, разделяя жизнь в этой пище, но непременно трапеза сопровождалась пением. Нужно было это единство пропеть, продышать, простонать. Не все, конечно, пели хорошо, не у всех есть слух, тем не менее потребность петь непременно возникала.

Церковное пение возникло как раз из этой стихии, из этой потребности петь, сидя за единым семейным столом, за большим столом трапезы. Сегодняшняя практика церковного пения соответствует нашему образу жизни. Мы сегодня не поем, а стараемся послушать музыку: включаем, например, телефон, магнитофон, надеваем наушники и слушаем песни. Точно так же и церковная жизнь превратилась в какое-то дробное, едва заметное единство, где есть хор, отправляющий все надобности церковного пения, и люди, которые пассивно воспринимают то, что происходит. Хоть это и соответствует современному образу жизни, но, мне кажется, это глубоко неправильно. Это так же неправильно, как отказаться от большого круглого семейного стола.

Мне кажется, сейчас нужно предпринимать все усилия, чтобы вернуться к церковному пению всем храмом, к пению, которое включало бы в себя весь церковный организм, все церковное тело. Это, конечно, не исключает наличие хорошего профессионального хора; я очень люблю церковный хор и хорошее пение. Но пение вместе церковных песнопений – это, если хотите, определенного рода духовное упражнение, которое нас сближает и заставляет почувствовать, что мы едины не только помыслами, что мы не просто по «прописке» в этом церковном организме, а едины кожей, звучанием. Потому что пение возвращает нам тело как нечто звучащее...

Мне кажется, что без пения (причем пения сообща) нет даже нормального переживания церковной аскезы. Тело должно звучать, тело должно уметь гармонировать с тем, кто рядом, чтобы не только наши мысли и сердца, но и уста тоже умели звучать вместе. Люди, которые имеют опыт хорового пения, понимают, о чем я говорю. Например, есть такой замечательный принцип, по которому определяют, хорош ли певец в хоре. Хороший хоровой певец – тот, которого не слышно, когда он поет, но слышно, когда он не поет. Так говорят старые хоровики. Потому что, когда ты поешь вместе c другими, ты должен уметь влиться в единое созвучие, уметь не мешать, где-то отступить.

Мне кажется, пение отражает и нашу жизненную стратегию. Люди, имеющие большой опыт в церковном или просто хоровом пении, по манере исполнения, по звуковому поведению внутри хора могут определить даже характер человека, его духовную тональность, если хотите.

Поэтому, если у вас есть слух, голос или хотя бы какие-то начатки этого, старайтесь искать любую возможность петь в храме. Мне кажется, эта важнейшая часть нашей духовной жизни как будто бы находится в последние годы в каком-то пренебрежении. В прежние поколения пение воспринимали как нечто естественное и не утруждали себя излишней рефлексией. А мы, оказавшись в ситуации городской скованности и ограниченности, вынуждены теперь по-новому обнаруживать вещи, которые для наших предков были самоочевидными.

Записала Нина Кирсанова