У книжной полки. 5 марта

Лев Александрович Аннинский. Лесковское ожерелье.

5 марта 1895 года в Санкт-Петербурге умер Николай Семенович Лесков. По словам Льва Аннинского, «умирая, он запретил надгробные речи о себе. То ли не верил, что такие речи будут искренни, то ли не верил в свое право на них: оглядыва­ясь на истекавшую жизнь, наверное, втайне сомневался, что прожил ее светло. Умирая от удушья в сыром февральском Петербурге, может быть, уже и хотел смерти - он, агрессивный жизнелюб, за шестьдесят четыре года наживший себе легион врагов, вынесший из ли­тературных и нелитературных схваток сплошные рубцы и шрамы, упрямо гнувший свою линию в переменчивом русском междоусобии его века. А может, просто не умел сги­баться вместе с теми, кто сгибался. Дерзко шел против течений, когда другие плыли по течению». Что сегодня читатели знают о Лескове и его произведениях, если взять во внимание то, что даже в 19 веке он был не признан современным ему обществом? В 1982 году Лев Александрович Аннинский выпустил первую книгу, в которой раскрывал творчество Лескова нынешнему читателю. И сегодня мы предлагаем вашему вниманию уже третье издание данной книги. Она вышла в свет в Издательстве Библиополис и называется «Лесковское ожерелье». ***

Как говорится в аннотации данной книги, ее «Тема – это судьба лесковских книг. Опыт их освоения. Опыт противоречивый. Но и красноречивый: под стать самому писателю, неистовому в страстях, неосторожному в поступках, непредсказуемому в решениях и, однако, твердому в том, как видел он и понимал реальность». В это третье, переработанное и существенно дополненное издание книги Льва Аннинского «Лесковское ожерелье», которая по праву считается лучшей работой о Николае Семеновиче Лескове, включены новые главы, посвященные литературным произведениям и публицистике «самого русского из наших писателей». Автор рассматривает следующие произведения Лескова: «Воительница», «На ножах», «Очарованный странник», «На краю света», «Мелочи архиерейской жизни», «Еврей в России», «Вдох­новенные бродяги» и другие.

Николай Семенович Лесков родился 16 февраля 1831 года в селе Горохово Орловской губернии, где жила его бабушка по материнской линии. Род Лесковых по отцовской линии происходил из духовенства: дед Николая Семеновича (Дмитрий Лесков), его отец, дед и прадед были священниками в селе Леска Орловской губернии. От названия села и была образована родовая фамилия Лесковых. Отец Николая, Семен Дмитриевич, священником не стал, чем очень огорчил своего родителя. Впоследствии служил дворянским заседателем орловской палаты уголовного суда, где и получил дворянство. Мать, Марья Петровна, принадлежала к дворянскому роду Орловской губернии. Учился Николай Лесков также в Орловской гимназии. На 16-м году осиротел, а ничтожное имущество, какое осталось от отца, погибло в огне, во время знаменитых орловских пожаров. Тогда же закончилось и обучение будущего писателя.

Служил непродолжительное время в гражданской службе, позже поступил на коммерческую службу, которая требовала беспрестанных разъездов и иногда удерживала его в самых глухих захолустьях. Он изъездил Россию в самых разнообразных направлениях, и это дало ему большое обилие впечатлений и запас бытовых сведений. По словам Лескова, писательство началось случайно. В него увлекли Лескова сначала профессор Киевского университета, доктор Вальтер, убедивший Лескова написать фельетон для "Современной медицины", а решительный его уход в литературу произвели русский публицист Степан Степанович Громека и Дудышкин с Краевским. С тех пор он и стал писателем..

Судьба его драматична, жизнь полна напряженных идейных исканий. Своим творчеством, по словам Льва Аннинского, Лесков резал правду в глаза радикалам, «новым людям» в обеих столицах, революционным нетерпеливцам, в ту пору, когда вся Россия была за них! И все-таки он отстаивал свою правду против них, всю жизнь пятясь и отступая, из лучших российских журналов отходя в какие-то бледно-желтые газетки, в биржевые ведомости, в случайные листки-однодневки, уступая радикалам поле русского слова. И вскоре его творчество было практически вычеркнуто из русской литературы. И только после смерти писателя Лев Толстой заметил: время о Лескова еще придет, Лесков - писатель будущего... Эту толстовскую оценку не суждено было услышать самому Николаю Семеновичу..

По словам Аннинского, извлечь лесковское наследие из тени суждено было шутоломному и шебутному Левше: именно этот откровенно анекдотический герой сумел первым вырвать­ся на простор народного чтения: копеечными миллион­ными «солдатскими» выпусками - уже в разгар первой мировой войны, начавшейся через два десятка лет после смерти автора. Вряд ли он мог такое себе представить: ведь «байка», «легенда», «выдумка». И эта Божьим перстом меченная «шутка» - становится народным чтением. Рядом, из той же «серии» - какой-нибудь «Леон, дворецкий сын», тем же пером и в том же настроении написанный, забыт наглухо и сброшен в отвалы словесности, а Левша-оружейник, косой, пьяненький, насмерть замордован­ный, становится русским национальным героем, одним из мифологических очагов неубитого народного сознания!

Первым решился после революции вернуть Лескова в официально-литературное бытие – Максим Горький. Менее все­го, конечно, он думал при этом об официальной совет­ской литературной доктрине, когда, сидя за границей, в эмиграции, писал свой очерк о Лескове для загранич­ного же, берлинского трехтомника. Но вышло так, что именно с горьковской разрешительной печатью Лесков возвратился и врос в читательский оборот многомилли­онной советской аудитории, и печать на челе его была: «волшебник слова». Не идеолог, не философ. Мастер речи. «Человек, тонко знающий русский язык и влюбленный в его красоту». Виртуоз, достигающий результатов «искусным плетением нервного кружева разговорной речи», - так написал о Лескове Горький.

Следующий этап - опять война, которая также возвращает Лескова - народу. Но если в 1914 году вытащил его к массовому (солдатскому) читателю косой шутник Левша, то в 1941-м аналогичную роль сыграла «Железная воля» - потешный с виду рассказ о немце, нашедшем гибель в России. Не будем обольщаться, пишет Анненский, уровнем, на котором был воспринят этот рассказ в воюющей стране: из него состряпали немудрящий антигерманский пропагандистский миф, да странно было тогда и ожидать чего-то другого. Но это был для Лескова «проходной балл», пропуск к послевоенному советско­му читателю. Кирпичи-однотомники, один за другим выходив­шие во второй половине сороковых годов, вернули пи­сателя - читателю. Настоящее возвращение началось, но это был долгий путь.

К 80-м годам - переломилось окончательно: Лесков вошел в национальный синодик. И не просто как пи­сатель-мастер, изограф, волшебник слова, но - как знаток русской глубинной психологии. Как мифолог русского национального сознания. Левша - лишь первый в этом мифологическом ряду, рядом с ним - влюбленная душегубка Катерина Измайлова, рядом - святые водкохлебы из «Запечатленного ангела». И Сафроныч, так «вывернувший» немца, что и сам уже - немного «вывернутый немец». И «тупейный художник», не помещиками изведенный, а завистью и злобой своего же брата-дворового... Тут и шеренга неповторимых русских типов, тут и череда ситуаций, выявляющих сам этот загадочный русский тип, и то, зачем он в мировой истории.

*** Материалом для этой книги стали: история создания лесковских текстов и их жизнь за пределами своего времени; реакция читателей и критиков; издания; переводы; инсценировки; экранизации; иллюстрации; прочие «парафразы». Можно сказать, - отмечает автор, - что тема этой книги: Лесков и мы. В книге взяты бесспорно признанные произведения Лескова. Плюс одно спорное и непризнанное: первый несчастный его роман, определивший эту литературную судьбу. Горька литературная биография Лескова, трудна и судьба его книг. Но счастлива! Отходит злоба давних дней, утихают былые страсти; истина проступает. Иной раз кажется, что настоящее прочтение этого автора сегодня только начинается.