У книжной полки. 13 января

Сергей Иосифович Фудель. Воспоминания. У стен Церкви. Моим детям и друзьям.

Сергей Иосифович Фудель, ровесник трагического для России XX века. Он родился в последний день 1900 года (по новому стилю это 13 января) в семье москов­ского тюремного священника и был крещен в храме Бутырской тюрьмы. Ему предстояло еще не раз вернуться в ее стены, но уже в качестве узника. Много было скорбного в жизни этого человека, но Сергей Фудель прожил жизнь и встретил смерть с песнью благодарности Богу в душе. Слова ее будто сами просились наружу. Он стремился поделиться с другими, особенно с молодыми. Поделиться прежде всего свидетельством о том, что значила для него Церковь Православная, в которой он обрел немеркнущую зарю Духа и причастие вечной жизни. И он засвидетельствовал это в своих произведениях, которые в частности мы предлагаем сегодня вашему вниманию. ***

Итак, сегодня мы предлагаем вашему вниманию избранные произведения Сергея Иосифовича Фуделя, которые вышли в свет при содействии двух Издательств - СТСЛ и Русский путь в двух книгах. В первую из них вошли «Воспоминания», писавшиеся около двадцати лет и «Воспоминания об о. Николае Голубцове», в которых, как и в каждом из сочинений Фуделя, присутствуют все главные темы его творчества - размышления о присутствии Бога, познаваемом в людях и в живоносных словах, о следах святых на земле живых, о святой и непобедимой Церкви. Поэтому эта книга и называется - "Воспоминания". Во вторую книгу, в соответствии с ее названием, вошли работы «У стен Церкви» и «Моим детям и дру­зьям», посвященные размышлениям о познании Бога и Его присут­ствии в жизни людей, о смысле страданий, о сокровенной сущности Церкви и ее историческом пути. Евангелии, об опыте святых, жив­ших в древности и современных автору.

Предисловии к этим книгам написал протоиерей Николай Балашов, который о скорбном пути писателя рассказывает следующее: "В его жизни уместились три ареста, двенадцать лет тюрь­мы и ссылки, а между ними — годы войны, проведенные в армии. С небольшими перерывами, которые были наполнены каждодневным ожиданием ночного стука в дверь и нового аре­ста, эти испытания растянулись на 29 лет, и окончательно вер­нуться к своей семье Фудель смог лишь во второй половине столетия. Дома не было, попытки устроиться хоть где-нибудь всем вместе проваливались одна за другой. В университете ему удалось проучиться — до первого ареста — лишь год, и даже осво­енную в ссылке нудную работу счетовода найти было очень нелегко человеку с таким прошлым.

Из двоих ближайших дру­зей юности один (священник Сергий Сидоров) был расстрелян, другой (художник Николай Чернышев) безвестно сгинул в пути в ссылку. Третий, старший друг (Сергей Дурылин), ока­завший большое влияние на Сережу Фуделя в молодые годы, отказался от священнического служения и избегал общения с теми, кто знал его иным. Самому Фуделю священником стать не пришлось — по причинам как внешнего, так и внутрен­него свойства, о которых говорил он мало и редко. Может быть, одним из главных препятствий был тот чрезвычайно высокий образ священства, который запечатлела в его сердце память об отце, замечательном московском пастыре и проповеднике про­тоиерее Иосифе Фуделе. Однако сам Сергей Иосифович считал себя грешным человеком, которого Господь удостоил милости быть другом святых.

По словам отца Николая, святых Фудель знал не из книжек — вернее сказать, не только, потому- что и книги древ­них и новых отцов он нес в своем сердце и знал их, как мало кто. Но в разное время, в разных местах — в Москве начала XX века и в глухой провинции послевоенных лет, в тюремных камерах и на ссыльных дорогах, в потаенных храмах катакомбной церкви и в кельях духовников, к которым добирались по ночам окольными тропами, — ему довелось близко общаться с подлинными подвижниками веры, из которых теперь, после его смерти, многие уже прославлены Русской Церковью как ее новомученики и исповедники, как свидетели ее верности в годы ее Голгофы. Он помнил их живое и теплое дыхание, в котором без слов являлась святость Церкви, их огнеобразные слова, от ко­торых «тает все неверие и, что еще удивительнее, все грехи». Поэтому Сергей Фудель, страдающий от проникающей даже во внешний двор Церкви духовной опустошенности эпохи и дви­жимый состраданием к «тем, кто, может быть, никогда не ви­дел святых», хотел донести их благословение как свое един­ственное сокровище до холодеющего под натиском безбожия мира людей — мира, им трепетно любимого.

Любил он и мир человеческой культуры. Ему был дорог всякий отблеск вечности, присутствующий в земном твор­честве. Мыслители и поэты были для него собеседниками и спутниками в пустыне долгого одиночества. И на счастье этим внутренним опытом постижения человеческого твор­чества в свете высших духовных ценностей Евангелия Фудель тоже захотел поделиться со своими младшими современниками, воспитанными на литературоведении с классовым подходом и уж конечно не бывавшими на леген­дарных собраниях Религиозно-философского общества, где Фуделю в юности не раз довелось побывать. За последние двадцать лет своей немыслимо трудной и неустроенной жизни вдали от больших библиотек, вдали от дружеского круга и постоянного общения с единомышлен­никами Фудель написал два десятка работ — о светоносной Церкви и о ее «темном двойнике», о ее людях, о ее святости, но также и о зле в церковной ограде, о котором должно скор­беть, но которого не надо бояться.

А еще — о русской культу­ре, о ее творцах, о присутствии Бога в ее путях. Эти книги пронизаны светом, любовью, надеждой, но часто и болью. Лишь одна из них — об отце Павле Флоренском, которого Фудель довольно близко знал в дни своей юности, — была опубликована при жизни автора — под псевдонимом в Пари­же. И связанную с этим радость затмевала тревога за близ­ких, за возможные последствия для них. Знавшие Сергея Фуделя близко, как ректор Православ­ного Свято-Тихоновского гуманитарного университета про­тоиерей Владимир Воробьев, вспоминают испытанное ими ощущение, что «Сергей Иосифович знает нечто сокровен­ное, что невозможно рассказать, может быть даже выразить словами», и говорят о присущей ему некой «неизбывной грусти, неотмирности», даже «несовместимости с окружающим миром». Впрочем, дочь Мария запомнила Сергея Иосифо­вича «веселым и всегда радующимся человеком», который часто смеялся. Видно, бывал он разным. Однако, как вспоми­нала Мария Сергеевна, «всякие лица видела я у него, но ни­когда не видела в лице его страха или злобы. Никогда».

Пятнадцать последних своих лет Фудель прожил во Вла­димирской области, в Покрове, где служил псаломщиком. «Душа спокойна, точно послана мне от Бога какая-то радость конца», — писал он дочери за четырнадцать месяцев до сво­его исхода. Зрение все больше оставляло его, слабость день за днем усугублялась. На пороге ожидаемой кончины он пи­шет свою последнюю тетрадку, озаглавленную «Итог всего». Это итог не только личной судьбы, но и церковной эпохи. «Христианство больше не может существовать без вдох­новения Святым Духом <...> Мы пресыщены формализмом всех сортов». Фудель в этом последнем своем завещании вновь говорит о жажде Духа, о реальном причастии «еще здесь, на земле, Божественной жизни и нетления», без кото­рого томится душа, о подвиге жизни, которым возжигается в сердце огонь Пятидесятницы. Сергей Фудель завершает свою жизнь обращением к «пос­ледним христианам истории», которые стоят перед Богом непоколебимо и видят восходящую «зарю Духа, в которой открывается и познается вся подлинность христианства».

Тихие слова человека, убежденного, что «"учить" людей нельзя, их надо кормить, физически или душевно», питали сердца хлебом жизни в пору духовного голода России. Но прошло 15 лет после смерти писателя, прежде чем его труды начали печататься в России. И только к 2005 г. удалось наконец со­брать и издать все, что Сергей Иосифович хотел видеть напе­чатанным. Теперь труды Сергея Фуделя прочитаны в разных угол­ках земли. Например, книга «У стен Церкви» уже двумя изданиями вы­шла в Америке на английском языке под заглавием «Свет во тьме», недавно в Белграде ее издали в сербском переводе («Церковь и ее темный двойник»). На японском и итальянском опубликованы другие работы писателя.

*** Однажды, в промежутке между вторым и третьим арес­том, Сергей Фудель записал такие строчки: «Я послан звать на Брачный Ужин Всех тех, кого я полюбил». Призвание, по словам протоиерея Николая Балашова, было исполнено. И остается только удивиться тому, как много оказалось на свете людей, которым доста­лась толика теплой любви этого верного свидетеля Христова в темной и холодной ночи XX века. Знакомые нескольким поколениям читателей по самиздату сочи­нения религиозного писателя Сергея Иосифовича Фуделя, испытавшего многолетние гонения в годы советской власти, переиздаются сегодня на разных языках в разных странах. Для многих встреча с книгами Фуделя становится поворотным событием в жизни, пробуждает к следованию за Христом.