Аудио |
|
Скачать .mp3 |
– Здравствуйте, люди добрые!
– …и спасибо большое за то, что после такого концерта, который на пределе, наверное, сил, с открытой душой, Вы согласились еще побеседовать с нами.
Вы настолько открываете зрителю душу – Вы не боитесь кого-то этим отпугнуть?
– Нет, я не боюсь. Есть опасность, что можно нагрузить зрителей не то что своими проблемами, но неким серьезом. Потому что я понимаю, что есть законы зрительского внимания. То, что вы сегодня видели – первая часть, которая называется «Откровения», – это один из вариантов, мы вообще его сегодня играли третий раз в жизни. Сегодня мы пытались там сделать какие-то изменения, и это были какие-то наши ошибки. Но я не боюсь говорить со зрителем откровенно. Иначе мне там не нужно находиться с музыкантами. Играть роли я умею давно, это люблю и делаю с удовольствием и в театре, и в кино, но это другая история. Я сюда с музыкантами выхожу только с одной целью – поговорить с людьми о чем-то, что меня лично волнует, радует, беспокоит, печалит. И мне не страшно. Главное, это должно быть дозированно, то есть в этом тоже должна быть своя драматургия, это не просто я вышел и говорю что Бог на душу положит, – нет. Здесь есть драматургия, есть выстроенность, есть некие опорные точки. Быть откровенным мне не страшно.
Отрывок из моноспектакля «Откровения».
– Смотрелось на одном дыхании. Когда мы осознали, что первое действие длилось порядка двух часов, мы поняли, что это время не ощущалось. Это действительно на одном дыхании.
– Затянул, конечно, сегодня. Нужно было чуть-чуть ужаться.
– Я Вам как зритель говорю: не было такого ощущения. И отдельное спасибо за путевку в детство, где «Бременские музыканты», где Высоцкий с «Алисой» и где «Москва – Кассиопея».
«Если что-то я забуду, вряд ли звезды примут нас». Став верующим человеком, с удивлением открываешь для себя, что в советских песнях было столько евангельских смыслов, что верующие поэты их туда закладывали, и слово «Бог» там не звучало, но на самом деле Он там присутствовал.
– Это точно.
– Наверняка у Вас были какие-то еще открытия помимо вот этой строчки?
– Я копался в материалах, в том, что могло помочь и что могло бы заработать в этом спектакле. Тот же Валентин Берестов, который писал детские стихи. У него есть стихотворение о тайном крещении, о котором я узнал, и прочитал его. Вообще, в принципе очень многое поменялось из того, что я пою. Многое обрело другие смыслы для меня лично. И я понимаю, зачем я это делаю и о чем я говорю той или иной песней.
Отрывок из моноспектакля (песня в исполнении Д.Певцова).
– Еще все-таки о том риске определенном, на который Вы идете… Вы перед зрителями ставите такие проблемы, как совесть, выбор и смерть. Если с совестью и выбором еще как-то принято иметь дело в досужих разговорах, то смерть – это еще святитель Феофан Затворник духовной дочери писал, что «нет-нет, ты в светском обществе даже и не говори об этом». Она сетовала на то, что попробовала кому-то о смерти сказать, а там сказали: «Чур, меня, чур» – и перевели разговор на более приятную тему.
– Не знаю. Эта тема возникла сама собой, потому что я не могу рассказывать о себе, не говоря о том, как я пришел к храму. А к храму я пришел после смерти моего сына, и это для меня такое знаковое событие в моей жизни, я не могу его обойти, это было бы нечестно. Поэтому я о смерти думаю и пытаюсь о ней размышлять вместе со зрителями: о том, что это такое, и надо ли ее бояться, и как к ней готовиться.
Сегодня не очень это получилось. Вообще, в принципе, я считаю, что не очень удачным сегодня было первое отделение, сам спектакль «Откровения». Но поскольку люди слушают, и внимательно слушают… Вот мы выступали в Коркино и в Кургане вчера, я удивлен, насколько внимательно люди слушают эту первую часть, не шелохнувшись. Очевидно, потому, что я пытаюсь говорить о том, о чем не принято, и о том, о чем мы сами как бы не думаем. А я говорю: давайте вместе подумаем. И все-таки я пытаюсь выйти на то, что со смертью ничего не кончается. И в финале у нас как раз абсолютно оптимистическое стихотворение, песня на стихи Есенина «Свищет ветер». Мне кажется, можно об этом говорить, если делать это честно.
– А когда Вы даете цепочку: детство – юность – зрелость – старость, Вы какого ответа ждете из зала, – что дальше? Вам когда-нибудь отвечали: дальше вечность?
– Нет. У нас очень маленький опыт этого спектакля, поэтому мне очень сложно. Когда я сыграю их раз пятнадцать, может быть тогда что-то устаканится. У нас технические вещи еще недоделаны (свет не тот). Мне не нужно ответа от зрительного зала, мне важно внимание. И то, что я говорю, – это не написанный текст; это то, что рождается здесь и сейчас, в данную минуту. Сегодня было не самое удачное «рождение» из-за того, что мы переставили какие-то куски, я не мог внутренне подобраться к каким-то вещам, к каким-то пунктам, но не суть важно… Мне главное и важное, что люди слушают меня, слышат меня. И это очень интересно.
Отрывок из моноспектакля «Откровения».
– Дмитрий Анатольевич, Вы с большой любовью говорите о книге «Несвятые святые». Вот, когда мне очень плохо, я включаю диск, и мне становится спокойно: я знаю, что Бог рядом, Он держит все под контролем и все будет как надо. И знаете, можно, конечно, сказать, что я такая дурочка, но вообще, работая на телевидении, я отражаю голоса Бероева, Ланового, еще чьи-то. Но когда читали Вы, у меня было полное ощущение, что говорит отец Тихон (Шевкунов), владыка Тихон. И только спустя какое-то время я прочитала, что это Вы. То есть я и до этого читала, но я не соотносила. И Вам досталась потрясающая глава про отца Иоанна (Крестьянкина). Невозможно, что-то делая о святом или о праведном человеке, не иметь с ним связи и не чувствовать, когда тебе плохо, его плечо, не чувствовать рядом его поддержку. Отец Иоанн (Крестьянкин) кто для Вас?
– Я бы даже не стал его выделять, хотя мне досталась глава о нем. Но глава про отца Рафаила была для меня, наверное, более болезненна. Они все стали моими родными людьми. Почему мне так перевернуло мозг, и я пришел в Сретенский монастырь, чтобы просто хоть как-то, чем-то прикоснуться… Я стал в тот момент больным фанатом, который хочет хоть что-нибудь, край одежды уцепить, чтобы оказаться рядом. Все персонажи этой книги – совершенно блистательной, великой, написанной вроде так просто, но она будет жить очень долго, – они стали моими близкими людьми, очень близкими.
На самом деле я прочел, потом была запись, и потом я стал слушать. И я вдруг услышал вещи, которые проскочили мимо моего сознания. Там же такое количество информации, которое ты не успеваешь за первое прочтение получить. Получается, что я прочитал раза два частями и целиком, и потом слушал частями и целиком, то есть она уже раза четыре в моей голове провернулась, и все время идет новая информация, новая радость и новые открытия. А люди – персонажи этой книги, – это просто мои близкие люди.
– У меня такая же история – с новым и новым прочтением – с «Хрониками Нарнии» Льюиса. У меня дети на этом выросли. Что Вы читаете сыну? У вас вообще есть традиция семейных чтений?
– У нас проблема в том, что его укладывание спать совпадает обычно с моими спектаклями. Поэтому тут проблема, конечно. Поэтому ему читает тот, кто окажется рядом: мама или няня.
– Что мама читает?
– Мама придумывает сказки. Они у нее веселые, и в конце концов они начинают хохотать…
– И он не засыпает…
–…и я их разгоняю. Мама сама сочиняет сказки, она в этом смысле гений совершенно.
– Он у Вас в школу пошел.
– Он уже в третий класс ходит.
– И как?
– Нормально.
– Вы уроки вместе делаете?
– Нет, нет, невозможно. Сейчас вообще странная история: электронный дневник... К сожалению, я гораздо меньше вижусь с сыном, чем мне хотелось бы, но, когда есть возможность, я его беру за шкирку и мы вместе едем. Вот в этом году мы проехали почти четыре тысячи километров вместе в путешествии, в походе, в хорошей компании, с палатками. За десять дней только два раза была горячая вода. Отлично!.. Вот, я был с сыном.
Отрывок из моноспектакля «Откровения».
– А Вам что больше всего запомнилось из своего детства? Вы с большим трепетом говорили о детстве. Что такое сказал папа, что такое сделала мама, что до сих пор где-то в душе звучит?
– Я не могу даже что-то припомнить. Самое яркое – это, наверное, эмоциональные вещи, когда мама со мной общалась и беседовала, и когда мне становилось так стыдно от того, какой я гаденыш, и как я себя вел, и что я себе позволял. А мама просто со мной говорила. И вот слезы, стыд: «Мама, прости, я больше не буду» – вот это я запомнил надолго, навсегда, наверное.
– Дмитрий Анатольевич, еще по поводу детей, а также по поводу бездомных и по поводу восстановления храмов. Знаете, есть актеры, которые очень много играют героических ролей, а потом, поскольку героизма в жизни не хватает, это выливается в какие-то негативные стороны. А у меня ощущение, что Вы, сыграв столько героев, вот этот героизм сейчас в жизни осуществляете: поехали в «Ангар спасения» давать концерт. Наши коллеги в Москве снимали сюжет, я видела, какая там аудитория. Это, в общем-то, определенный шаг. Я просто помню свой первый репортаж из автобуса милосердия: когда я ехала обратно, у меня уже все чесалось и я начинала кашлять: я считала, что у меня уже чесотка, туберкулез, педикулез – все вместе взятое. То есть оказаться в этой компании – это определенный шаг, правда?
– Я не считаю это никаким героическим подвигом, это было абсолютно нормально. Ребята позвали меня первый раз в «Ангар милосердия» просто поучаствовать. И я посмотрел на помещение и подумал, что мы можем там реально что-то сыграть.
– То есть Вы сами предложили?
– Ну да.
– И про Ваше отношение к бездомным: было ли оно другим до того, как Вы с ними пообщались вот так?
– Знаете, я очень долго жил в брезгливости. И когда к тебе подходят и просят: «Дайте, дайте», а ты не понимаешь: тебя обманывают, это профессионал или это действительно человек, который нуждается; и на что он возьмет эти деньги – на очередную банку пива или все-таки на хлеб? Сейчас я понимаю, что нельзя отказывать просящему, – вот и всё, больше нет никаких правил. Просят – дай. Бывают редкие случаи, наверное.
Что касается бездомных… Они же там живые люди. У меня была странная история. Хорошо, что меня поддержал Андрей, директор, наш музыкальный продюсер, и позвал музыкантов. Мы все сделали, поставили свой аппарат и пели наши обычные песни с концерта. И я поймал себя на мысли, я вдруг понял, что эта песня про них, и эта – про них, и следующая – про них; мы всё пели про них. И в конце там действительно кто-то плакал: эти суровые мужики, побитые жизнью. Как бы они ни пахли, извините, во что бы они ни были одеты, – там душа-то человеческая, которую Господь вдохнул; у нее сейчас такие испытания в этом теле, в этой судьбе – не нам это судить, не мне уж точно.
– Еще о поездке в октябре в Нарьян-Мар, еще в какие-то места – совсем крайний Север.
– Да, было такое.
– А почему Вы решили, что Вам это надо?
– Потому что поступило предложение. А на самом деле я пришел к выводу, что делать что-то доброе, что-то хорошее очень важно для человека в качестве какой-то санитарии души. И это приносит больше радости тому, кто делает, а не тому, для кого это сделано. Это для меня не то что необходимость: «Ой, я хочу делать добро», но это не является чем-то… Я живу, дышу, ем – и так же спокойно еду в Нарьян-Мар. Почему нет? Я не вижу причин отказать, кроме если нет возможности…
– Смотрите: Вы человек занятой – как минимум одна причина…
– Бывает, что нет физических возможностей, и тут ничего не сделаешь. А так я открыт, и если удается еще с собой позвать музыкантов – я вдвойне рад.
– И еще один шаг, за который просто огромное спасибо, положа руку на сердце. Вы подписали петицию о запрете абортов. Вот если всё то еще общественность воспринимает благодушно, то на этом обращении, даже подписанном Патриархом, даже православные люди переругались.
– Я в любом случае подпишусь под всем, под чем подписались Патриарх Кирилл и епископ Тихон, поскольку считаю их своими духовными руководителями. А прокомментировать я могу только одним образом: у нас в «Ленкоме» был спектакль Марка Захарова под названием «Оптимистическая трагедия»; к сожалению, он не идет сейчас. Но самым главным ощущением после этого спектакля было одно: как страшно жить в то время, во времена революции и смуты, когда человеческая жизнь не стоит ничего. И мне кажется, проблема массового сознания жителей планеты сейчас в том, что никто не понимает, когда жизнь человека начинается и когда начинается преступление по прерыванию этой жизни. Это первое. И второе: я не думаю, что моя подпись или даже подпись Патриарха Кирилла ничего не решит, но мне кажется, любые запретительные меры нужно совмещать с мерами стимуляции того, чтобы люди запреты не нарушали. В частности, стимуляции рождения детей, создания семьи. У нас очень печальная статистика по количеству детей в детдомах и по количеству при этом бездетных семей, а также по количеству людей просто одиноких, которым некому подать стакан воды в старости. А начинается все это, наверное, в том числе и с абортов.
– Дмитрий Анатольевич, давайте представим себе, что сейчас нас смотрит женщина, которая сидит и думает: убить нельзя помиловать – где ставить запятую? Или, может, она уже сейчас куртку надевает и пошла… Что бы Вы сказали в этом случае?
– Очень сложно кому-то посоветовать в конкретной жизненной ситуации. Я могу сказать только одно: рождение детей – это чудо, которое Господь доверил женщине; не мужчине, а женщине. И не надо бояться – Господь не по силам испытаний не дает. На все воля Божия. Надо пощадить этого будущего человека. Нас так мало на Земле.
– Спасибо. И закончим, если можно, опять «Несвятыми святыми». Я когда книгу прочитала, меня спросили: «А чего она тебя так зацепила? О чем она?» Я ответила, что эта книга очень четко объясняет (даже скажу жуткую вещь – лучше святоотеческой литературы порой), почему смирение – это здорово, почему оно так сильно, почему оно так красиво, что это не слабость, это не сдача позиций, а наоборот, сила. Что Вы для себя из «Несвятых святых» самое главное вынесли?
– Главное, наверное, это то, что в нужный момент моей жизни у меня открылись глаза и с помощью этой книги я увидел, что мир – это не только то, что я знаю и о чем имею представление; что мир гораздо шире, глубже, значительнее, интереснее. И что той части, которая мне была неизвестна, у меня до сих пор нет. И я страстно захотел стать участником того мира.
– И в этом мире живет Бог, Который нас всех любит.
– Да.
– Спасибо Вам большое! С праздником Покрова Пресвятой Богородицы!
– Спаси Господи! С праздником!
Ведущая Светлана Ладина
Записала Нина Кирсанова
Православный телеканал «Союз» существует только на ваши пожертвования. Поддержите нас!
Пожертвовать
Божественная литургия 20 мая 2024 года
Божественная литургия 19 мая 2024 года
Божественная литургия 19 мая 2024 года
Таинства Церкви. Беседа с протоиереем Владимиром Волгиным
Мысли о прекрасном. Художник Сергей Труханов. Часть 1
Допустимо ли не причащаться, присутствуя на литургии?
— Сейчас допустимо, но в каждом конкретном случает это пастырский вопрос. Нужно понять, почему так происходит. В любом случае причастие должно быть, так или иначе, регулярным, …
Каков смысл тайных молитв, если прихожане их не слышат?
— Тайными молитвы, по всей видимости, стали в эпоху, когда люди стали причащаться очень редко. И поскольку люди полноценно не участвуют в Евхаристии, то духовенство посчитало …
Какой была подготовка к причастию у первых христиан?
— Трудно сказать. Конечно, эта подготовка не заключалась в вычитывании какого-то особого последования и, может быть, в трехдневном посте, как это принято сегодня. Вообще нужно сказать, …
Как полноценная трапеза переродилась в современный ритуал?
— Действительно, мы знаем, что Господь Сам преломлял хлеб и давал Своим ученикам. И первые христиане так же собирались вместе, делали приношения хлеба и вина, которые …
Мы не просим у вас милостыню. Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник.
Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы. Ведь сколько людей пока еще не просвещены Словом Божиим? А вместе мы можем сделать «Союз» жемчужиной среди всех других каналов. Чтобы даже просто переключая кнопки, даже не верующие люди, останавливались на нем и начинали смотреть и слушать: узнавать, что над нами всеми Бог!
Давайте вместе стремиться к этой — даже не мечте, а вполне достижимой цели. С Богом!