Нравственное богословие. Выпуск от 27 марта

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем уроки «Нравственного богословия». На прошлом уроке речь зашла у нас об аскетике. Напомню, что аскетика – это набор или система правил, норм, требований, упражнений, инструментов для того, чтобы созидать свою жизнь по образу и подобию Христа с тем, чтобы подчинить себя воле, жизни Святого Духа, Который живет в нас с момента нашего крещения. Хотя многим людям, практически приступающим к этому явлению жизни, то есть к аскетике, кажется, что все очень запутано. На самом деле, аскетика – это достаточно четкий алгоритм действий, четкий набор упражнений, очень системный, который охватывает всю последовательность действий, начиная от подготовки к крещению, и всю широту возможных вариантов конкретики человеческой природы.

Ведь люди разные! Есть люди, которые приспособлены к одному, есть люди, которые приспособлены к другому; есть люди, которые живут в браке, есть люди, которые живут в монастыре; есть люди, которые руководят странами и народами, есть люди, которые работают писарями в какой-нибудь конторе. И весь этот широкий спектр, и всю последовательность этого широкого спектра, и осуществление каждым человеком своего призвания к духовному бытию – все это охватывает аскетика. На мой лично взгляд, самое замечательное, что, собственно, и подчеркивает системный характер аскетики, – это то, что аскетика в обязательном порядке (не как случайный элемент, а именно как системный элемент), включает в себя постоянное правило самоконтроля, самопроверки, самоиспытания. То есть на каждом этапе каждый человек может проверить, он то делает или не то. На самом деле это механизм самопроверки собственного опыта: адекватен ли он осуществлению аскетической задачи или нет?

Например, человек решил получить высшее образование, он мечтает стать доктором наук и пытается для этого что-то делать. Любой более или менее нормальный, адекватный кандидат наук, наблюдая жизнь студента или аспиранта, скажет: «Знаешь, вот ты никогда доктором наук не будешь. Никогда!» Или, наоборот, другому студенту скажет: «Знаешь, я уверен, что ты точно будешь доктором наук потому, что ты делаешь именно то, что в обязательном порядке приведет тебя к докторской степени!» А тот – первый студент, что бы он ни делал, не придет к докторской степени. И все эти механизмы относятся к любым другим системам, касающимся возрастания человека – будь то система духовной практики или спорт.

Взять, скажем, воспитание спортсменов. Есть определенная система, позволяющая воспитать из маленькой девочки четырех-пяти-шести лет или из маленького мальчика олимпийского чемпиона. Есть алгоритм действий, и каждый из его шагов сам человек может проконтролировать и люди, которые его ведут. А потом они скажут: «Вот знаешь, при таком раскладе из тебя олимпийский чемпион не получится никогда! А вот при таком раскладе – да, получится!» И человек сам это понимает – он может себя контролировать. И те люди, которые его ведут, тоже могут проконтролировать и сказать: «Вот эта ошибка – системная! Ты не будешь олимпийским чемпионом! Просто потому, что ты что-то не соблюдаешь, не исполняешь и неправильно себя ведешь!» Хотя с точки зрения окружающих этого человека людей – друзей, родителей, может, даже прессы, то есть людей, находящихся вне этой системы подготовки олимпийского резерва, это неочевидно. Они могут сказать: «Да ну! Нормальный, хороший спортсмен! У него здесь успех, и здесь успех, и здесь успех! Он станет чемпионом!» А тренер говорит, что нет, не станет потому, что у него системная ошибка!»

И с очевидностью (для меня, еще раз повторю, с потрясающей очевидностью), с яркостью и ясностью это прописано в аскетике, где на каждом шагу духовного пути возможна самопроверка. Понятно, что у человека должен быть тот, кто вел бы его по ступеням духовного восхождения, кто сам был бы в этой системе. Но такое и раньше не всегда было, а сейчас вообще очень проблематично. Тем не менее на каждой ступени пути человек может обратиться к системе самопроверки и понять: он действительно сейчас занимается тем, чем и хотел заниматься? Он занимается возрастанием в Духе или какой-то ерундой, к этому не имеющей никакого отношения? Хотя все его и хвалили, и поздравляли, и всячески прославляли за то, что он такой великий аскет или такой глубоко духовный человек.

Это каждый может проверить. Именно поэтому такая система самопроверки, которую человек может использовать на каждом этапе своей духовной жизни, является лучшим подтверждением того, что аскетика – это не набор случайных положений или случайных упражнений, не просто корпус текстов, подобранных случайным образом, – скажем, преподобных Ефрема Сирина, Исаака Сирина или Иоанна Лествичника. Нет! Это именно некая система! И она настолько выверенная, настолько «системная», что на самом деле противоречий у разных авторов нет. Просто один делает акцент, например, на пятнадцатой ступени, опуская описание восьмой или двенадцатой, потому что они хорошо описаны у другого автора. Или просто он про них не хочет писать – его больше интересует пятнадцатая ступень (воспользуемся образом книги «Лествица»). Один пишет о том, как, например, удобнее спасаться в совершенном отшельничестве, а другой о том, как лучше спасаться в общежитии. Они охватывают разный и широкий диапазон, но нигде не противоречат друг другу в целом. И когда начинаешь это видеть, то это поражает и удивляет.

Конечно, в этом смысле аскетика – это то, что может быть изучаемо, хотя, скорее всего, и несколько иными методами, чем изучаются предметы в высших учебных заведениях или в школе. Таким образом, по существу своему аскетика, как некая система действий и деятельности, приводящая человека к тому, чтобы благодать Святого Духа, данную ему в крещении, сохранить, приумножить и самому стать духовным человеком, святым человеком и принести духовный плод, о котором говорит апостол Павел, – эта система включает в себя две составляющие. Это собственно алгоритм действий и система самоконтроля. И сначала мы, естественно, поговорим об алгоритме действий. Понятно, что мы не будем подробно расписывать все эти ступени – мы этим занимаемся на уроках «Добротолюбия». А здесь мы берем именно схему – именно алгоритм, чтобы в целом понятен был этот как бы каркас системы. И эту «кристаллическую решетку» аскетики мы попытаемся нарисовать, чтобы человек примерно представлял всю последовательность действий и, в конце концов, мог понять, как ему действовать, для чего это нужно и как можно себя проверить.

Так вот, первым моментом, с которого начинается аскетика как деятельность, является обращение к Богу. Хорошо было бы, если бы изначально это обращение произошло до крещения. Это самый лучший из всех желаемых вариантов. Да, лучше всего так – человек обратился к Богу, пошел и крестился. Не так, что он просто взял и решил – ему надо креститься! А он именно обратился к Богу и (дальше мы увидим, что следует) после этого обращения к Богу происходит крещение. Это правильный – хороший – вариант! Но в повседневной жизни бывает не так, и не только в нашей повседневной жизни – практически во всей истории было не так. Потому, что человек крестился в младенчестве (ну, или в случае, скажем, 90-х годов, в очень раннем детстве), так что он этого совершенно не помнит или помнит, но не сознавал, что он тогда делал, – все осознавали родители и крестные (если осознавали). Никто ему о Христе не рассказывал, никакого обращения к Богу у него не было, он просто знает, что он крещен, и все!

Где-то потом, на каком-то витке его жизни он вдруг совершает обращение к Богу. И опять-таки, сам акт этого обращения может быть очень поверхностным – человек просто понял, что Бог все-таки есть. Замечательно! Надо этого Бога почитать! И он начинает Бога почитать – ходит в храм, ставит свечи. Ему сказали, что надо причащаться, – он пошел причащаться; ему сказали, что надо исповедаться, – он пошел исповедаться; сказали, что куличи надо стряпать, – он стряпает куличи. То есть он вроде живет с Богом, но к аскетике это не имеет отношения – человек застыл на первом этапе аскетического делания. А бывает обращение настолько глубокое, что практически все остальные этапы человек проходит почти мгновенно, в течение одного-двух дней. Такое потрясающее обращение произошло, например, с преподобной Марией Египетской.

Так вот, обращение – это первая ступень аскетического делания. Человек обратился к Богу, осознал, что Бог есть. Не просто он уверовал, он именно к Нему повернулся! И обращение к Богу с неизбежностью показывает человеку, что он грешен, что у него есть грехи. Часто в наше время грехи являются таким дополнительным механизмом, подталкивающим человека к обращению. Человек, обратившись к Богу, понимает, что он грешник, и у него начинается покаяние в грехах. Я это подчеркиваю – именно покаяние в совершенных им прежде грехах. Кто-то вспоминает свои аборты, кто-то вспоминает свое пьянство, кто-то вспоминает, что он грубил маме, кто-то – что грубил папе, кто-то изменял, кто-то предавал, кто-то бросил детей, кто-то вспомнил, как он в школе у одноклассника ручку украл. Да мало ли у кого какие грехи есть! Человек вспоминает конкретные грехи.

И второй элемент обращения – человек понимает, что есть какие-то заповеди. Он знает об этом! Именно обращение к Богу подсказывает человеку, что есть заповеди, которые он собирается исполнять. То есть второй этап – он такой двойственный: с одной стороны, он состоит из того, что человек вспоминает грехи и в них кается; с другой стороны, он узнает заповеди и пытается их исполнять. И вот тут наступает очень интересный, специфический русский момент аскетической деятельности человека. Это не значит, что он плохой или хороший, – он просто специфически русский. У греков свое, очевидно, о других я не знаю – не видел, не встречался, но у русских он есть. Вот этот обратившийся человек, познавший, что Бог есть, стыдящийся своих грехов, понимающий, что есть какие-то заповеди, он ищет – чего Бог от него теперь хочет? И он может искать эти заповеди в церковном Предании.

А церковное Предание – это очень большой пласт, и в нем есть много чего. Например, что человек, заходя в храм, должен трижды перекреститься, потом, перейдя границу дверей, тоже перекреститься; потом пойти купить свечки, поставить их – тут вот за здравие, тут вот за упокой; написать записки за своих родственников – заказные тут, а проскомидии тут; обязательно – обязательно (!) прийти на родительскую субботу, обязательно принести панихиду за усопших… Все мы (и я меньше всего) далеки от того, чтобы сказать, что этого не нужно делать. Это тоже определенные предписания.

Но человек (акцентирую внимание – человек, который совсем недавно в Церкви, который только переступил ее порог, и для него этот мир еще новый!) может принять эти предписания за заповеди. И часто принимает! И старается скрупулезно их исполнять! Ему говорят идти на исповедь – он идет потому, что так Бог велит; ему говорят причащаться – он идет потому, что так Бог велит! «А сколько надо причащаться?» – «А вот столько надо причащаться!» «А когда надо исповедоваться?» – «А вот тогда надо исповедаться!» Человек все это принимает как заповеди и пытается их исполнять.

В этот же комплекс церковного предания иногда включены очень-очень хорошие вещи! Очень! Например, опыты Иисусовой молитвы. И человеку советуют купить четки и творить Иисусову молитву. Или купить книги святителей Игнатия (Брянчанинова) или Феофана Затворника, или в обязательном порядке «Лествицу» святого Иоанна Лествичника – ну то, что обычно знают наши прихожане. И человек покупает! Он читает эти книги и узнает, что надо поститься, что надо каяться в грехах. У него появляется молитвенное правило, которое нужно исполнять, и так далее. На самом деле в комплекс церковного Предания входят порой феноменально хорошие вещи. Но это именно церковное Предание!

Второй вариант. Человек может неожиданно, совершенно непонятным образом (потому что редко кому так удается сделать) купить «свою» книгу. Вот вы, например, придите в церковную лавку и скажите: «Дайте мне книгу о Христе!» И потом проверьте – что именно вам предложат. И далеко не всегда – далеко не всегда – вам предложат Евангелие! И далеко не всегда человек, которому предложат Евангелие, его купит. И уж совсем не всегда человек, который купит Евангелие, его прочитает. «А зачем читать? Обо всем этом говорится в храме! Зачем покупать? Зачем читать? Я слышу, что говорится в храме!» Да, может так получиться, что человек, обратившийся к Богу, начинает читать Евангелие и даже (ну, это совсем из ряда вон выходящее явление) Библию. Что мы, сектанты какие-то, что ли, – Библию читать? Но получается так далеко не всегда. И поэтому приходится говорить о двух разных вещах.

Чаще всего человек попадает в контекст церковного Предания. Он ищет заповеди и получает, но эти заповеди, в лучшем случае, преломлены в церковном Предании. И это неплохо! Если человек прочитал «Лествицу», это замечательно! Там все заповеди евангельские есть, более того, они препарированы, приготовлены, приправлены и поданы в замечательном святоотеческом обрамлении. Но где, собственно говоря, гарантия, что все будет именно так? Что именно на эти заповеди обратит внимание человек? Он же еще очень-очень болен – он только позавчера обратился. И он видит в книге не евангельские заповеди, а видит там что-то другое!

Причем саму вот эту книгу – преподобного Иоанна Лествичника или святителя Игнатия (Брянчанинова) он ведь получил в определенном антураже, то есть совокупно с мнениями того или иного человека, которому он первому и задал свой вопрос. Он пошел и спросил: «Так что, молитвы читать? Какие? Как?» – и ему сказали, какие читать молитвы и как: «Вот есть молитвослов. Вот утреннее и вечернее правило. Видишь, святитель Игнатий пишет, что молитва – это главное. Вот и читай себе молитвы!»

И человек читает молитвы потому, что вольно или невольно он идет на поводу того, кому он доверился при входе в храм, при входе в Церковь. И этот человек, пусть и недолгое время, является его духовным наставником. Хотя иногда отнюдь и не так бывает; бывает, что достаточно и долгое время! Конечно, хорошо, если человек набрался смелости и сразу подошел к священнику! Хорошо, если этот священник проходил мимо, и первый свой вопрос человек задал именно ему. И священник никуда не торопился, и нашел возможность подробно рассказать человеку – в чем смысл христианской жизни. И дал ему Евангелие, а не только некие назидания, не только книгу того или иного понравившегося святого отца. И этот священник сказал: «Прочитай прежде Евангелие и старайся читать его регулярно, и по всем вопросам, которые у тебя возникнут, обращайся ко мне! Ну а в организации духовной жизни тебе поможет книга святого Иоанна Лествичника или святителя Игнатия (Брянчанинова), или святителя Феофана Затворника, как наиболее популярных авторов, читаемых сейчас русским церковным народом».

Это все хорошо, замечательно! Но бывает, к сожалению, и так, что человек, читающий святителей Игнатия (Брянчанинова) или Феофана Затворника, не читает Евангелие. Когда-то, может, он и читал Евангелие (хотя я знаю людей, которые никогда его не читали), но это было давно. И он уже не помнит ничего. Евангелие для него потускнело на фоне тех мыслей, которые были прочитаны у святых отцов. Для таких людей церковное Предание имеет, скажем, большую ясность, большую резкость, а Евангелие отходит на второй план. И бывает наоборот. Тоже, к сожалению, бывает! Человек читает только Евангелие, загорается только Евангелием, и когда ему предлагают читать святителей Игнатия (Брянчанинова) или Феофана Затворника, он говорит: «Да я не буду это читать! Как-то это мрачно, скучно, тоскливо! Евангелие – это радость! Евангелие – это благовестие! А вы мне предлагаете какую-то покаянную практику! Да ну! Не буду я это читать!»

И вольно – уже вольно – он ищет ту традицию, которая нужна ему! Он начинает читать другие книги – те, которые все менее и менее относятся к корпусу церковного Предания. Таким образом, у человека может даже возникнуть конфликт по поводу того, что он слышит в церкви и какое восприятие Евангелия у него сложилось. Особенно этот конфликт обостряется во дни Великого поста. А надо, чтобы это было комплексно, – чтобы было и то, и другое, причем с приоритетом евангельского текста, евангельского свидетельства, потому что Евангелие дает человеку конкретные – очень прямые и очень спасительные – вещи. Они называются «заповеди Иисуса Христа».

И когда человек усвоит эти заповеди Иисуса Христа, тогда книги по духовной традиции, которые он будет читать, дадут ему правильное основание. Тогда вот этот евангельский «остов» – этот «скелет» евангельских заповедей, обрастет тем, что мы привыкли называть «духовностью». И этот образ тоже из Евангелия! Дом может быть основан на Слове Божием, и тогда он устоит! А может быть построен не на Слове Божием – не на камне, не на Христе и Его заповедях, и тогда этот дом не устоит.

Понятно, что святитель Игнатий (Брянчанинов), и святитель Феофан Затворник, и святой преподобный Иоанн Лествичник, и преподобный Серафим Саровский, и прочие святые отцы весь свой опыт строят на основании евангельского свидетельства. Но если мы не имеем этого евангельского свидетельства перед глазами, то часто опыт святых отцов принимаем искаженно. Не они искажают евангельский опыт (хотя есть и такие мнения, но они неправильные)! Не они, а мы, не зная Евангелия и не врастая в него, искажаем духовный опыт святых отцов и понимаем его не так, как они об этом говорили, и не то, что они хотели сказать. Мы понимаем все в меру своей непросвещенности – неевангелизированности, если хотите. Есть какой-то страх в русском церковном сознании перед чтением Слова Божиего – и евангельского слова, и апостольского слова, и уже тем более слова библейского.

Время наше подходит к концу. И, заканчивая говорить о втором этапе, на котором человек кается в грехах и пытается исполнить заповеди Божии, отметим: очень важно, чтобы на нем человек услышал евангельские заповеди и наставления святых отцов! Вот что важно! И если это получится, то дальше все пойдет правильно. А если не получится, то аскетика будет искажена, то есть человек выйдет из системы и пойдет дальше своим образом куролесить. Виновата в этом будет не аскетика, не система представлений о духовном возрастании, которая существует в Церкви. Просто сам человек ушел с магистральной дороги – он не исполнил этого требования и ушел! Он сбился с алгоритма! Но, с другой стороны, видите, какую высокую ответственность это предполагает? Степень ученичества! Человек должен учиться! И в Церкви должны быть учителя, которые расскажут человеку, обратившемуся к Богу, вот эти фундаментальные вещи.

Записала Ольга Баталова