Нравственное богословие. Выпуск от 7 августа

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем уроки «Нравственного богословия». И в завершение курса этих самых уроков «Нравственного богословия» с неизбежностью нужно поговорить о том, что является ключевыми категориями всякой нравственной системы, всякой системы этики, – нужно поговорить о добре и зле, о христианском толковании этих понятий, концептов, этих явлений бытия. «Добро и зло» – отчасти мы уже касались этой темы, когда говорили о Промысле Божием (там это было в прикладном характере), теперь попробуем поговорить в более серьезном ключе (как выражаются умные люди – «в концептуальном характере»), именно с точки зрения богословия.

Говоря о добре и зле (этот вопрос регулярно поднимается, в каждую эпоху), люди, конечно, и на бытовом уровне рассуждают на эту тему и всегда предпочитают говорить о зле. Всегда (по крайней мере, не будем говорить «всегда» в смысле «вечно», но в последние сто–двести лет в нашей реальности это именно так) добро не очень-то интересует людей. Людей всегда больше интересует зло. Например, они задают такие вопросы: «Почему так много зла? Ну куда, в конце концов, смотрит Бог? Кругом одно зло! Кругом злые люди! Зло торжествует, зло безумствует! Куда смотрит Бог?»

Никто же не спрашивает – я ни разу не слышал такого вопроса: «Почему так много в мире добра? Почему так много Бога вокруг нас?» Не слышал ни разу такого вопроса! А Его действительно много! И добрых людей действительно много! Их всячески в двадцатом веке старались изничтожать – во всем мире объявили войну на добрых людей в двадцатом веке. Ведь война – это всегда война против добрых людей, это всегда призыв к уничтожению добрых людей. И вот, несмотря на две мировые войны, несмотря на то, что происходило в нашей стране, добрых людей по-прежнему много – очень много!

Но никто не говорит: «Почему, несмотря на все ужасы войны, на все усилия мирового сообщества, добрых людей по-прежнему так много?» Нет, никто этого не говорит! Никто не говорит и не возмущается: «Почему? Что такое, в самом деле?» Несмотря на все успехи атеистической пропаганды, особенно в двадцатом веке, несмотря на достижения науки, верующих людей в мире по-прежнему большинство! Почему в этом мире, который достиг вершин в зомбировании, в пропаганде, в оболванивании человека, в формировании его сознания, по-прежнему храмы строятся? И не только же в России строятся, они и в других частях света строятся – и православные, и католические. По-прежнему люди обращаются и идут к Богу, но этим никто не возмущается – про это не говорят!

Никого не интересует вопрос: «А сколько вообще за последнее время прибавилось или, может, убавилось верующих людей? А сколько было построено храмов?» Конечно, есть какие-то специальные статистические отчеты по этому показателю, которые где-то в докладах прозвучали и где-то там, на специализированном сайте, опубликованы. Но люди это не обсуждают! Людям об этом не говорят! Об этом не говорят средства информации – это никому не интересно!

Ну, не будем говорить про мир, скажем про нас, про верующих. И нас не интересует, сколько новых храмов открылось в нашем городе, или в нашей области, или в нашей стране, или сколько пришло новых людей в Церковь. Нет! Мы говорим о тех плохих людях, которые в этой Церкви есть, о тех недостатках, которые есть, – мы говорим о зле! Нам неинтересно говорить о добре, нам неинтересно говорить о том, что хорошего происходит в мире. Даже нас – православных, тянет поговорить о том, что в нем есть плохого. Ну ладно, люди, живущие в миру, неверующие во Христа и, понятно, живущие по каким-то собственным привычкам, каким-то парадигмам воспитания и так далее, – с них нет никакого спроса! Никакого суда по заповедям Божиим над ними нет – они их не знают.

Но взять, например, христианина, вполне себе верующего, много лет ходящего в церковь, благочестивого, начитанного. Вот собрались три таких человека – три христианки, налили чай, достали печенье, может, даже сыр нарезали, чтобы посидеть, поговорить. И вот о чем они начинают говорить? Одна, наверное, говорит: «Вы знаете, у нас батюшка такой замечательный человек! Замечательный, просто такой удивительный человек! У него и так своих детей пятеро, так он еще и усыновил! А матушка так просто ангел! Ведь ангел, да? Ведь тяжело же ей со своими, так она еще приемного взяла! И так она над ним – как орлица над орленком! Прямо удивительные люди в наше время!»

А другая ей отвечает: «Да что ты! Это еще что! Вот у нас один прихожанин взял и за свой счет автомобиль отремонтировал! Ну, стоял там старенький “Москвич”, никому не нужный – новую машину не купить, а он взял, все сделал, как новенький ездит! Прямо мы нарадоваться не можем на него! Думаем, пусть он нам еще и другие машины отремонтирует!»

Третья говорит: «Да нет! Это что! Это все у вас не то! Вот у нас в епархии епископ, так он за свои деньги тайно (я по секрету узнала) нескольким детям-сиротам помогает! И он строго-настрого запретил об этом рассказывать! Просто я случайно услышала и вот вам говорю!»

Вы слышали такие разговоры? Можете себе представить такую обстановку? Нет! Одна начинает про правительство, другая про батюшку, третья про епископа, и так это все плохо, все плохо, все плохо. Где взять управу на моего соседа? Где взять управу на нашего чиновника? Где взять управу на этих преступников, коррупционеров и так далее? Люди охотно, по собственной воле, с великой радостью и интересом говорят о зле.

Никому не хочется говорить о добре, поэтому никто не обсуждает очередную прочитанную книгу, скажем, святителя Феофана Затворника. И никто не делится своим мнением по поводу слов святого Иоанна Лествичника о послушании – это же слова о добре! О добре говорить скучно! Давайте лучше говорить о зле! О зле – это значит все и всех осуждать. Но я бы хотел подчеркнуть: дело не в том, что люди осуждают, а в том, что они сознательно свой ум и свое сердце погружают в дела злые – в дела зла. Как же им при этом не оскверниться – не осквернить свой разум и свое сердце?

Нас не волнует, почему тот или иной человек остался добрым или стал добрым, хотя раньше был злым. Нас очень волнует злой человек и то, как он стал злым. И даже если человек стал в конце концов добрым, нас больше волнует то время, когда он был злым, – это гораздо интереснее! Добрый, понятно, скучно! А вот когда был злым – это да! Вот бы посмотреть, каким же он был злым! Да, вот как это все произошло?

Никому не интересно сплетничать, скажем, о том, какую люди милостыню подают и какую они заботу оказывают окружающим или даже животным. Никому это не интересно! Интересно говорить про злые дела человеческие. Вот, скажем, есть какой-нибудь во дворе человечек – обычный такой человечек, скромненький. Ну пьет он иногда, а когда пьет – спит, может, прямо тут на лавке и спит. Но когда он не пьет, то покупает шоколадки и раздает их детям. Еще у него в комнатке живут две больные собачки. Он их подобрал на улице, выходил и живет с ними.

Но это никому не интересно! Интересно только то, как он пьет, как он спит в пьяном состоянии, – это можно обсуждать годами! Причем это уже никого не удивляет – все всё знают. Но каждый раз интересно: «Вот опять он напился! А что он, интересно, выпил? А с кем? А где? А как он спит? Какая у него одежда? А сколько на нем грязи?» Вот это все интересно обсудить. А вот то, как он раздает шоколадки, никому не интересно обсуждать! И то, как он выхаживал собак, тоже никому неинтересно обсуждать.

Это ведь наша проблема – наша! Это мы сами своим сознанием погружаемся в зло! Это мы выбираем обсуждение зла, а не добра. Конечно, так было не всегда, и слава Богу! Двести лет назад разговоры очень часто велись о другом. А сейчас даже верующие люди с испугом – именно с испугом, а иногда и со страхом – спрашивают шепотом (меня, в частности, спрашивают): «Батюшка! А о чем же говорить-то, когда мы вместе собираемся?» У людей именно испуг! Они не хотят осуждать, но понимают, что, собираясь вместе, они не осуждать не могут! Люди не знают, о чем говорить!»

О добре, конечно, говорить! О чем же еще говорить людям, когда они собираются вместе? Но оказалось, что в нашей жизни добро не занимает никакого места. Мы не обсуждаем книги, которые читаем, – это неинтересно, мы потеряли этот навык. Мы не обсуждаем хорошие фильмы, которые смотрим, – это неинтересно, это как бы какое-то резонерство. Мы не обсуждаем хороших людей, как бы делясь тем добрым, чему у них научились. Мы не говорим о научных открытиях или об исследованиях природы. Мы не говорим о делах святых, об их житиях, которые нас поразили, или о том, что мы прочитали хорошего в очередной книге. Мы не говорим о добре – о нем стыдно говорить!

И получается, что даже христиане, когда они собираются вместе, обсуждают зло – зло обсуждают злом, то есть со злым отношением они обсуждают то зло, которое есть в этом мире. Что же удивляться, что его становится все больше и больше, если мы сами тиражируем его собственным к нему отношением. Надо говорить о добре, надо уметь видеть добро и говорить о нем.

Конечно, художественные фильмы еще иногда показывают добро, но все чаще и чаще показывают злых людей и то зло, которое есть в мире. Но еще очень много в фильмах добра, и тем не менее мы не обсуждаем эти фильмы о добре. Мы не делимся своими переживаниями по этому поводу. Мы не пытаемся никого вдохновить на что-то доброе. Мы и в новостях и во всех разговорах вокруг нас слышим рассказы только о зле.

Новости – это понятно, для них это потребляемый продукт. И фильмы все чаще снимаются о зле, потому что это тоже становится все более потребляемым продуктом. Такого количества фильмов ужасов не снималось в прежние времена – скажем, еще двадцать лет назад не снималось столько, сколько снимается сейчас. И просто разных подобных по сюжету фильмов.

Всегда становится интересно, и мне, по крайней мере, всегда хочется спросить: «Вот, допустим, выйдут новости, которые расскажут о том, что построено, что открыто, сколько отличников, какие передовики, какие хорошие люди и что они хорошего делают. Вот просто выйдет такой новостной выпуск, который будет целиком посвящен только этому (так, как это было в Советском Союзе, – люди, которые жили в то время, помнят это). И вот вы посмотрите один такой выпуск, но второй смотреть вам будет уже неинтересно. Почему? Почему?»

Мы говорим: «Ай, это все пропаганда!», добавляя какой-нибудь известный эпитет. «Это все пропаганда!» Интересно, почему? Почему новости, состоящие из перечисления разрушений, вредительства, аварий, катастроф, злодейств и преступлений, являются правдой, а фильм, который рассказывает о хороших людях, хороших стройках и успехах, является пропагандой? Давайте будем честными! Если сюжеты, в которых говорится только хорошее, есть пропаганда, то, значит, и сюжеты, в которых говорится все только плохое, – это тоже пропаганда! Если же сюжеты, в которых говорится все плохое, – это всего лишь передача фактов, то тогда и сюжеты, в которых говорится обо всем хорошем, – это тоже передача фактов.

Надо мерить одной меркой все! И тогда мы поймем одну важную вещь: мы просто любим зло! Полюбили за последние десятилетия зло! А поскольку мы в новостях видим только зло и в фильмах чаще всего тоже (да, просто выбираем такие фильмы, в которых зло, насилие, жесткость), если мы читаем только те газеты, в которых пишется что-то злое – о злых делах людей, то стоит ли тогда удивляться тому, что когда мы, христиане, собираемся вместе, то говорим о зле! Мы просто разучились, именно разучились, говорить о добром! А раз мы разучились о нем говорить, то нам все труднее его делать.

И конечно же, особенно пристально – особенно пристально – человек всегда (ну, по крайней мере последние опять-таки двести лет) всматривается в образ того, кого называют совершенным злом и источником зла, в того, кого называют Люцифером, сатаной или диаволом. В России в начале двадцатого века, отчасти в конце девятнадцатого, было модным идеализировать этот образ – демон такой благородный, такой возвышенный!

И если Лермонтов, выводящий этот образ в своей поэме, все-таки старается относиться к нему трезво, он замирает над бездной соблазна, но одергивает себя и сбрасывает этот соблазн вниз, то через сто лет на это сил у творческих людей уже не хватает. Они засматриваются в этот лик и идеализируют его, не только его, но и тех людей, которых принято как-то с этим падшим духом соотносить, – Иуду, или Юлиана Отступника, или Понтия Пилата.

Эти люди очень любимы литературой, творчеством двадцатого века. Люди пытаются посмотреть, как это зло могло быть. И выходит наружу, что зло вовсе не такое уж и злое! Просто такие вот несчастные люди, а может, не такие уж и несчастные. В конце концов получается, что зла как бы вовсе и нет. И все эти забавы закончились известно чем – и Первой мировой войной, чего никогда человечество не знало, и Великой русской революцией, и Гражданской войной, ну и дальше все по списку от начала двадцатого века.

Нет, никто не соотносит: «Что вы! Конечно, это же все так – пустяки! Это же разные вещи, и творческий человек может позволить себе любые эксперименты!» Вот они и позволяли! А социальная, политическая жизнь идет по своим каким-то закономерностям и с творческой она никак не связана. Нет, связана! Ну конечно, связана не с точки зрения современной критики или какой-нибудь современной науки. Нет! Связана с точки зрения Священного Писания, с точки зрения законов духовной жизни!

И если человек начинает каким-то образом вводить, допускать духовное зло или начинает умалять значение зла, то это всегда заканчивается кровью – просто кровью! И всего остального не надо, потому что, как сказал в Евангелии Христос: «Диавол человекоубийца искони – он отец лжи и человекоубийца искони!» То есть кровь – это то, чего он хочет. И как бы кто, кем, каким образом ни соблазнялся «заглядыванием» в этот лик, в это существо, когда-то потом или сразу это обязательно закончится кровью. По-другому не бывает!

Ну и сейчас в Западной Европе тоже решили повторить наш эксперимент – они решили тоже «повсматриваться» в этот лик падшего Денницы, и очевидно, что это закончится кровью для них. Не потому, что кто-то очень злой, а потому, что он лжец – отец лжи и человекоубийца искони. И все эти эксперименты просто так никогда не заканчиваются – они заканчиваются только кровью.

Но христианство сразу, так скажем, вынуждено охладить пыл всякого человека. Там вот – в творческих, геополитических, социополитических, экономических и прочих кругах – к этому относятся понятно как: «Ну подумаешь! Ничего серьезного и страшного в этом нет!» Но христианство сразу охлаждает пыл всякого человека, который пытается понять фигуру этого существа, которого называют совершенным злом и источником зла.

Так вот, во-первых, сатана не является злом, и понятно, что раз не является злом, то не является и источником зла. Он злой. Да, это его качество – он злой, но по существу он не есть зло. Это приобретенное им качество, а не его природа – он злой. Если хотите, он злится, но сам по себе он не есть зло, а потому он никогда не был, не будет и не может быть источником зла. Для нас именно этот вопрос принципиально важен, но об этом мы будем говорить уже в другой раз.

А вот всматриваться в него невозможно, заигрывать с ним невозможно! Если это делать рационально, умозрительно, так скажем, размышляя, просто размышляя об этом: «Какой он? Что он такое – этот падший Денница? Кто это такой?», то есть размышляя не о природе зла, а о нем – о том, кто отвечает на вопрос: «Кто?» – о фигуре, о личности (если это слово допустимо в этом отношении), личности Люцифера, Денницы, падшего ангела, сатаны, диавола, то разум повредится. Он повредится, потому что разум есть добро, разум есть дар Божий, а злой – он разрушает все, и он разрушает разум. И всякий, кто пытался рационально, просто, без всякого опыта, размышлять о личности падшего ангела, повредился в разуме. Это неизбежно, потому что он разрушает разум.

Если это делать творчески, как делали, например, Врубель или Скрябин (не буду другие имена называть), то это разрушает личность и творчество – человек теряет творческую способность и теряет свою личность, она дробится, рушится, и это воспринимается как психическое заболевание, потому что личность и творчество добро, а зло все разрушает.

А вот если попытаться сделать это по существу, если попытаться сделать это, скажем так, с целью познать его, встретиться с ним, упаси Бог, каким-то образом, действительно очутиться с ним лицом к лицу, то это невыразимый ужас! Ужас, выразить и пережить который невозможно, ужас, который уничтожает все! И даже не само это существо, а ужас, который он излучает как энергию уничтожения, как энергию смерти, сам этот ужас уничтожает любое творение, прежде чем оно встретится с этим существом лицом к лицу. Ужас, потому что на самом деле это и есть ужас, смерть. Это существо, разрушающее всякое добро, все бытие, все, что создано и сотворено Богом, все дары, данные Богом, все, что сделал Бог, вот это существо хочет уничтожить! Не может, но хочет!

И вот когда живое существо сталкивается с этим… воплощенным нельзя сказать, – с олицетворенной смертью, олицетворенным разрушением, олицетворенным уничтожением, то оно не выносит – человек умирает просто от смрада, исходящего от этого существа. Это невозможно пережить! И те люди, которые как бы поклоняются сатане, никогда его не видели, никогда с ним лицом к лицу не встречались, иначе бы они просто не жили. Это просто обман и иллюзия, это ложь, которой он всегда пленял и до сих пор пленяет людей, но они не знают его подлинного лика.

Этот лик знают только святые отцы, которые бросили ему вызов и встретились с ним лицом к лицу, но не сами по себе, а огражденные благодатью Божией. Потому что ни одно существо – ни ангел, ни человек – никогда не посмеет и не сможет своей собственной силой выстоять против этого ужаса и этой олицетворенной смерти. Это невозможно! Только Сотворивший его может приблизить к нему Свой меч, и только по благодати Божией можно жить, творить и выстоять, и даже прожить всю жизнь неуязвимым от его смрада.

Записала Ольга Баталова