Беседы с батюшкой. Ответы на вопросы

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает председатель Епархиальной комиссии по социальному служению г. Москвы, настоятель храма в честь Входа Господня в Иерусалим в Бирюлеве (Москва) протоиерей Михаил Потокин.

– Святейший Патриарх благословил открывать в Москве храмы.

– Да, это радостная новость, которая вчера вечером облетела все московские приходы. Конечно, мы заждались уже этого момента, и слава Богу, что сейчас ситуация с эпидемией такова, что  позволяет нам начать службы хотя бы с соблюдением всех санитарных норм, которые положены. Важнее, наверное, то, что многие поняли: служба, Церковь – это дар. Но привыкаешь, когда в любой день можно пойти в храм: он открыт и священник доступен... А когда нас лишают этого, мы, наверное, начинаем больше ценить то, что имели. Я помню времена, когда храмы были закрыты (в советские годы в Москве оставалось всего сорок открытых храмов), были большие районы, где храма не было, и люди ездили на другой конец Москвы. Я помню, что иногда рабочий день выпадал на Рождество, и чтобы пойти на службу, надо было искать, где служат раннюю литургию, чтобы потом успеть на работу.

– На ночную службу можно было сходить, наверное.

– Не везде ночную служили. А потом наступило благодатное время, все стало доступно. Сейчас эпидемия показала нам: то, что мы имеем, нужно ценить. Мы любим богослужение, и многие москвичи ждут уже с нетерпением, когда откроются храмы. Этот период ограничений, я надеюсь, заканчивается, и мы вернемся к нормальному ритму службы.

– Каких мер предстоит ожидать прихожанам в храме, с чем они столкнутся?

– Эти меры общие не только для прихожан, но и для всех москвичей. Мы никаких новых мер не предлагаем. Это то, что говорит организация, которая контролирует эпидемиологическую обстановку в Москве: соблюдение социальной дистанции, ношение масок, перчаток. Это все необходимо соблюдать тоже, когда вы приходите в храм.

– Как Вы думаете, повлияет это как-то на богослужения?

– Конечно, повлияет. Это на все влияет. Людям не очень удобно. Я сам маску ношу, и мне неудобно в ней, когда я хожу по городу или нахожусь где-то в общественных местах. Но приходится это делать. Здесь не нужно рассуждать; если просят выполнять, мы выполняем. Это вполне разумно.

– Во время богослужения тоже маску носите?

– Нет. Но сейчас богослужение проходило без прихожан.

– А теперь, когда будет с прихожанами?

– Я думаю, только во время исповеди или когда находишься в близком контакте с людьми. А за богослужением священник находится в алтаре, то есть на большом расстоянии от людей, солея и иконостас отделяют священника от молящихся.

– Что касается таинств, будет ли теперь снова крещение и венчание?

– Все будет: и крещение, и венчание. Как без таинств? Это невозможно, но определенные меры предосторожности будут приниматься, чтобы не увеличилось число заболевших.

– И на исповеди, получается, будут маски и перчатки, и на других таинствах?

– Если положено будет людям ходить так по городу, то конечно. Дело в том, что нужно понять, что эти правила не Церковь устанавливает, они не имеют отношения к церковным догматам. Это правила светские. Мы их не игнорируем, они продиктованы жесткой необходимостью. Это тоже не чья-то выдумка или какая-то фантазия. Раз есть такая необходимость, мы должны ей подчиняться.

– А что касается таинств Крещения, Венчания, тоже будут какие-то меры?

– Что такое венчание? На нем присутствуют супруги, которые и так общаются друг с другом и маски при этом не носят.

– А родственников будете допускать?

– Родственники могут молиться, встав на каком-то расстоянии. Но все-таки основные действующие лица – это священник и двое супругов, которые вступают в таинство Брака. Поэтому здесь большого скопления людей нет. Но все-таки нужно призвать людей к ответственности. Если плохо себя чувствуешь или у тебя повышена температура, воздержись, не ходи никуда, посиди дома. И сам избежишь каких-то осложнений, и не передашь инфекцию другим, если это инфекция.

То есть здесь нужно разумно подходить ко всему самим людям, и каждый из нас отвечает за то, что происходит вокруг, в том числе и в храме. Мы формируем ту паству, тех людей, ту обстановку, которая в храме. А вынужденные требования со временем исчезнут, как только отпадет в них нужда. Надо потерпеть. Я надеюсь, что это ненадолго, что эпидемия пойдет на спад – и мы окончательно простимся с этими мерами, которые были приняты в связи с такой ситуацией.

– Целования креста на литургии тоже пока не будет? 

– Пока это делать не рекомендуется. Думаю, со временем мы вернемся к обычным принципам нашего богослужения. А пока нужно воздержаться от целования креста. Вспомнил как раз про Рождество. Я ходил на Рождество в рабочий день еще в советский период. Бывало, не успеваешь, к концу службы надо бежать на работу: причастился и побежал…

– Что Вы ждете от прихожан? Что бы Вы хотели им пожелать, когда они придут в храм и столкнутся с ограничениями?

– Во-первых, они столкнутся с этим не в храме, они столкнулись с этим уже давно в светской жизни. Поэтому здесь ничего нового нет, только общие требования, которые сейчас необходимы к исполнению, чтобы можно было открыть храмы. Конечно, нам хочется, чтобы все было по-прежнему, чтобы мы стояли не в двух метрах друг от друга... Но все-таки большая радость в том, что люди смогут прийти и участвовать в Божественной литургии, совершая ее вместе со священником.

– Вопрос телезрителя из Москвы: «В Церкви есть волонтерское движение для помощи пожилым людям?»

(Далее диалог с телезрителем.)

– Конечно, есть. А где Вы живете?

– В Москве.

– В каком районе?

– Новогиреево. 

– Если Вы оставите телефон и Вам нужна помощь волонтеров, мы с Вами свяжем волонтеров в Вашем районе. Обязательно в каждом районе у нас есть волонтеры, которые стараются помогать прихожанам и всем тем, кто нуждается в помощи на дому.

(Окончание диалога с телезрителем.)

– Чем они занимаются, что делают?

– Все зависит от пожеланий и необходимости. Могут и продукты купить, и по дому помочь. Конечно, сложнее, если требуется медицинский уход. Здесь уже нужен не волонтер, а человек с профессиональным образованием, то есть медсестра или сиделка. А если касается разовой помощи, она оказывается на всех приходах, во всех районах города Москвы. Нужно просто связаться с приходским социальным работником ближайшего храма, и, думаю, вопрос решится очень быстро.

Во всяком случае, в нашем храме так: если человек обращается с просьбой, мы стараемся помогать. Сейчас у нас где-то двадцать пять человек, которым мы помогаем. Им приносили продукты, свечи, масло, брали у них записки на поминовение, просто беседовали по телефону.

Уже два месяца многие находятся в таком положении, что не могут выйти из дома. Конечно, человеку психологически тяжело. Ему не хватает в первую очередь общения. Даже не каких-то материальных благ, а общения. И эта служба у нас развита, просто нужно, чтобы наш телезритель оставил телефон, мы с ним свяжемся.

– А в период карантина в храме были службы?

– Службы проходили без прихожан ежедневно (утром и вечером).

– Вы тоже служили?

– Да. Мы служили по очереди (у нас трое священников), установили чреду. Конечно, служба без прихожан, а священнику все-таки хочется, чтобы был народ.

– Что Вы чувствуете, когда храм пуст?

– Мне кажется, все-таки полнота служения в том, что мы собираемся вместе на службу. Литургия есть собрание верующих, Евхаристия – это общение верующих. У нас в храме была прямая трансляция основных богослужений, мы транслировали их в Интернете. Несколько десятков прихожан могли смотреть нашу трансляцию в реальном времени. Этим мы тоже поддерживали своих прихожан, хотя у нас не такое качество, как на вашей студии «Союз», у нас все проще. У нас были беседы (священники проводили для прихожан беседы в Интернете на духовные темы). То есть мы старались своих прихожан поддерживать, чтобы не терять с ними связь.

– Ощущалась ли прихожанами нехватка участия в каких-то таинствах?

– Конечно, это ощущается и прихожанином, и священником. Если не можешь принять участие в литургии, конечно, жизнь меняется, ты становишься совсем другим. Одно дело, когда что-то делаешь по небрежению, в угоду каким-то другим делам (можешь в храм пойти, но выбираешь какое-то другое дело), а здесь мы были вынуждены... Господь видит обстоятельства, в которые мы попали, поэтому духовно человек все равно чувствует себя лучше, чем если бы он просто пренебрег службой и сказал, что у него свои дела. Я думаю, этот период как-то людей встряхнул, многие уже звонят, передают, что ждут, когда можно будет прийти в храм. Я их понимаю и желаю только скорейшего воссоединения московских приходов в общей молитве внутри храма.

– Какая-то еще приходская жизнь, приходская деятельность у Вас есть?

– Конечно. Но сейчас всякая приходская жизнь переведена в удаленный формат, и она, конечно, усеченная, потому что не всем это удобно. Эти средства все-таки хороши для людей более молодых, а люди в возрасте уже меньше пользуются Интернетом, компьютерами и всем прочим. Все равно некий разрыв произошел. Я думаю, мы преодолеем все это и какой-то опыт вынесем из этого тоже.

– Если исходить из этого опыта, как Вы считаете, что в церковной жизни самое важное?

– В церковной жизни все важно. Церковь есть жизнь, и когда ты ее лишаешься, когда у тебя нет возможности прийти в церковь, чувствуешь, как будто много потерял, оказался вне жизни. А когда внутри ее, иногда привыкаешь. Мне кажется, мы начинаем ценить что-то именно тогда, когда это теряем. Мы начинаем ценить  возможность прийти в храм в любое время, в любой день, исповедоваться, приступить к таинству Причастия, совершить другие молитвенные действия или просто днем прийти в храм помолиться.

Возвращаясь к советским временам, скажу, что тогда храмы днем закрывались, они открывались только во время службы. То есть человек не мог просто так прийти в храм, когда ему тяжело или он просто хотел помолиться сам. Просто зайти в храм было нельзя.

– А службы проходили ежедневно?

– Ежедневно, но после окончания службы двери закрывались на замок.

– И вечером снова открывались…

– Совершенно верно. Просто я говорю о том, как все изменилось. Мы привыкли уже к тому, что храмы всегда открыты. Сейчас есть дежурный священник в храме, катехизатор, воскресные школы, много литературы. Раньше литературы никакой не было, было сложно купить Евангелие и молитвослов. Если добыл какую-то книжку, начинал ее читать сам, потом отдавал другим, и так по кругу читали литературу. А сейчас книг много, но ничего не читаем. Сейчас можно Библию купить в любом формате, а руки до нее не доходят. А тогда это стоило очень дорого. Молитвослов стоил порядка сорока рублей при средней зарплате в сто пятьдесят. Конечно, речь не о том, что нужно к этим временам вернуться, речь о том, что тогда не было таких широких возможностей, какие в течение двадцати лет появились после того, как начали открывать храмы и печатать литературу. Сейчас вообще любой информации полно. Духовную книгу  можешь купить, в Интернете можешь посмотреть телепередачу – есть все возможности для духовного развития, если только есть интерес к духовной жизни. А когда мы вдруг потеряли такую возможность, мы поняли, что значим без Церкви, как нам трудно, как тяжело. Оказывается, сколько жизни мы получали через богослужение, через участие в жизни Церкви... Поэтому не надо об этом забывать.

– А почему участие в жизни Церкви привлекало людей тогда, в советские годы, о которых Вы рассказываете?

– Оно привлекало всегда. И даже на всем протяжении церковной истории, особенно когда были гонения, мы видим, что множество людей приходили в храмы. То есть это не связано именно с политикой властей, а это духовное состояние, когда человек ищет настоящей жизни. Ведь мы так устроены, что должны развиваться, нам хочется все время в какую-то новую область войти. Здесь Церковь как раз и открывает такую возможность. Поэтому в любые времена все равно Церковь была востребована, просто по-разному относились власти к Церкви: были и гонения, и притеснения, были другие времена. Но в любом случае для человека естественное желание – найти духовный путь, смысл жизни, обрести ответы на вопросы: зачем я живу, почему мне Бог дал жизнь? Эти вопросы непростые. Если человек начинает их себе задавать, размышлять о них, они приводят человека в церковь.

– Вопрос телезрительницы из Воронежской области: «Господь говорит о дьяволе: князь мира сего. И Он говорит, что дьявол в Нем ничего не нашел. Также дьявол спорит с Богом об Иове. Почему такое положение у дьявола? Он же творение Божие, почему ему Бог как бы что-то доказывает? Я никак этого не пойму».

– Просто творение Божие имеет такую характерную особенность, как свобода, поэтому дьявол употребил свою свободу, обратив все к себе, как бы сам себя сделал богом. И тогда действительно он уже не нуждается в Боге Отце, и вся история его последующей жизни есть история борьбы. Потому что ему требуется самоутверждение. Если у тебя что-то есть, тебе не нужно это доказывать. Если чего-то нет, тогда ты хочешь доказать, что ты этим обладаешь.

История с Иовом особенна именно тем, что Господь допускает дьявола искушать его. Дьявол не свободно приступает к Иову, а после беседы с Богом, когда пытается сказать о том, что праведник чтит Бога только как наемник, который получает за это плату в виде земных благ: близких людей, здоровья, благополучия. И как только это у него отнимется, он Бога чтить перестанет. Великое испытание, которое выпало Иову, действительно сопряжено с тем, что Господь знал его душу: он чтил Бога не за блага, не за то, что Бог ему дал, он именно Бога любил. Собственно говоря, вся Книга Иова и показывает это. То есть здесь, с одной стороны, стремление человека к Богу, а с другой стороны – то, что препятствует ему, и тот, кто препятствует ему, потому что дьявол тоже личность, которая действует против соединения человека с Богом.

– Дьявол называется князем мира. Действительно он правит этим миром или же Христос?

– Что значит править миром? Это понятие очень широкое. Что мы под этим подразумеваем? Ведь когда дьявол искушает Христа в пустыне, он возводит Его на большую высоту и показывает Ему все царства мира, говорит: «Все это принадлежит мне, и я отдам это все Тебе, если Ты поклонишься мне». На что Господь отвечает: «Господу Богу твоему поклоняйся».

Есть заведомая ложь в словах дьявола. На самом деле все царства мира и люди, которые в них живут, безусловно, в руках Божиих. Но какая власть дана? Власть искушать человека, та, которая рождает в человеке выбор. Потому что дьявол предлагает человеку путь самоутверждения – путь гордыни. И так было с самого начала, когда дьявол соблазнил человека в раю. И человек должен определиться по отношению к тому, что ему предлагает лукавый дух и к чему призывает его Господь. В этом наша свобода.

– В современных реалиях как бы Вы это разделили? К чему призывает дьявол в современном мире, к чему – Христос?

–  Первый и в современном мире, и всегда призывал к одному и тому же. Это жизнь для себя. Христос же говорит, что Он пришел не для того, чтобы Ему люди служили, а людям послужить. Одиночество и жизнь для себя, замкнутость на себе, самоутверждение, гордыня – это все самое страшное. Конечно, многое в жизни соблазняет человека, и Господь говорит Ною: не погублю человечество, потому что грех человека от юности его... Человек действительно бывает бестолковым (особенно в юности), подвержен многим плотским соблазнам, поэтому  сказать, что он делает эти грехи сознательно, – наверно, сложно. Иногда под воздействием других людей, иногда под воздействием телесной природы, которая в нем преобладает (в юности сил много, девать их некуда, не знаешь, как себя выразить).

А есть грех, который не связан ни с телом, ни с возрастом. Это грех гордыни. И он, наверно, первый и самый глубокий, трагический для человека, потому что лишает человека жизни с людьми и с Богом. Когда я живу для себя, то мне никто не нужен.

– Сейчас, наверно, самое популярное – жить для себя?

– Популярно только на языке. На самом деле нужно спросить у тех людей, которые живут для себя, счастливы ли они. Если они искренние люди, то вряд ли ответят «да». В основном, мне кажется, эти разговоры о некоей идиллии... Но у тех, кто попробовал это сделать, надо посмотреть, что получилось. Потому что одно дело: «я рассуждаю о чем-то»; и другое дело: «я попробовал и вижу результат».

Поэтому Христос говорит: По плодам их узнаете их. Апостол Павел пишет: скорбь и теснота всякой душе человека, делающего неправду. Такой человек никогда не будет счастлив. Конечно, смотря что подразумевать под счастьем… У Чехова есть рассказ «Радость». Один студент напился, его переехала телега, и об этом написали в газетах. И вот он бегает, всем показывает газету: «Посмотри, про меня вся Россия теперь знает». Рассказ Антон Павлович совершенно точно назвал «Радость». Мы не о такой радости, конечно же, ведем речь. Истинная, настоящая, глубокая, неотъемлемая радость человеку дается непросто. И, конечно, не дается через самолюбие, самоутверждение, гордыню. Наоборот, чем больше мы себя утверждаем, тем больше нам  это требуется делать. Чем выше мы становимся, тем больше нам нужно удерживать свое могущество. Надо удержать вокруг себя все то, что скопил.

– Вопрос телезрительницы: «В молитве мы просим Господа разорвать рукописание грехов... Когда Господь отправлял апостолов на служение, Он им говорил: “Кому простите грехи, тому простятся, на ком оставите, на том останутся”. Но при этом мы знаем, что на Страшном суде все наши дела раскроются и Господь будет нас судить по нашим грехам и делам. Получается, здесь они прощаются, а там все равно будут открыты? И второй вопрос. Когда Господь отправлял апостолов на служение, сказал: В какой дом войдете, сперва говорите: мир дому сему; и если будет там сын мира, то почиет на нем мир ваш, а если нет, то к вам возвратится. Как это? Я не совсем понимаю это выражение».

– Первый вопрос: действительно, когда человеку грех прощен через покаяние, то это уже не его грех, поэтому ему не стыдно за свой грех.

У архимандрита Софрония есть книжка о старце Силуане (старец сейчас причислен к лику святых). Сам старец рассказывал, что, еще будучи молодым крестьянином из благочестивой семьи, он как-то был на деревенском празднике, и один мужчина, уже в возрасте, играл на гармошке, всех веселил и вообще веселился сам. Но он знал, что этот мужчина совершил убийство в свое время и 25 лет был на каторге. И Силуан, тогда еще не монах, подходит к нему и спрашивает: «Как же ты можешь веселиться, когда совершил такое жестокое убийство?» А тот ему отвечает: «Я 25 лет на каторге провел и очень сильно каялся в этом грехе, Господь мне этот грех простил». Старец тогда понял, что такое прощение греха. Действительно, человек настолько изменился, как будто бы он этого греха не совершал. Это был новый человек. Понимаете?

Почему говорят, что исповедь есть второе крещение, обновление человека, обновление ума? Именно потому, что настоящее покаяние и приносит прощение, грех как бы изглаживается. Поэтому о нем можно сказать, но за него не будет стыдно, это твой грех, ты признаешь его, но ты уже стал другим человеком. В тебе этот грех корня не имеет. Я всегда такой пример привожу. Когда люди курят, а потом бросают курение, то многие приходят и говорят: «Меня от курения уже тошнит». То есть человек не может этот запах переносить, а раньше сам дышал этим табаком. Что произошло? Человек изменился настолько, что ему это противно. Поэтому когда мы спросим у него, он скажет: «Да, был грех курения». Но в то же время сейчас он от этого греха освобожден, он уже не болен им, не имеет к нему никакого отношения.

Конечно, Господь откроет всю человеческую жизнь, но в том, в чем мы покаялись, нам не будет стыдно. Раскаянием грех изглажен Богом из нашей жизни. Мы стали другими, как будто не совершали этого греха.

– Я хотел еще спросить по поводу первого вопроса, по поводу рукописания грехов, о прощении грехов. В вечерних молитвах, которые мы читаем, есть две молитвы о прощении грехов и перечисление грехов, которые мы совершили за этот день. Прощаются ли грехи после прочтения этих молитв?

– Прощается грех после сердечного обращения к Богу в разных молитвах. Вспомните молитву царя Манассии, 50-й псалом пророка Давида. Важны не слова молитвы, а состояние сердца человека, насколько он раскаивается. Если я сделал кому-то что-то неприятное и приду просить прощения, но не от сердца прошу, это чувствуется всегда. Это вежливость или еще что-то. А если искренне человек просит, то мы его легко прощаем, потому что это чувствуем. Это именно сердечное. Поэтому покаяние должно быть сердечным. «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит», – говорит Давид.

Сокрушение сердечное даже не просто от нас исходит, а это некий дар от Бога. Если мы будем просить у Бога: «Господи, дай нам покаяться глубоко, по-настоящему раскаяться», то, может, нам Господь и покажет, как это сделать. А когда мы просто перечисляем грехи, то, к сожалению, наше слово от сердца далеко отстоит, поэтому оно часто не приносит нам желаемого облегчения и избавления от греха. Нужно покаяние, конечно же, сердечное. Много в Евангелии об этом сказано. И притча о мытаре и фарисее об этом. Вспомним, как они каялись. Поэтому нужно искать покаяние, этот дар. Как все духовное, покаяние – это духовный дар.

Мы чтим и любим Канон Андрея Критского, который читается в начале Великого поста. Но если посмотрим, как глубоко кается преподобный Андрей, то поймем, что ему действительно был дан дар от Бога видеть грехи так, чтобы точно их выразить и чтобы нам было понятно. Так свой грех исповедовать – это большой дар. Кающихся грешников Господь призвал к Себе первыми, быстрее, чем праведников, которые только по виду были праведники. Это большой дар, и если мы найдем этот дар покаяния, то, думаю, мы уже недалеко от спасения.

– Про эти молитвы я вспомнил в связи с таинством Исповеди. Если эти молитвы включены в последование вечерних молитв, простятся ли они при искреннем прочтении, обретении покаяния? Или их все равно нужно будет называть на таинстве Исповеди, чтобы там уже священник прочитал разрешительную молитву и грехи отпустились?

– Действительно, моя молитва может быть настолько глубокой, что я почувствую прощение греха. Так и есть. Но таинство Исповеди все-таки несколько другое. Там уже священник читает, что «Христос предстоит тебе, приемля исповедание твое». То есть таинство Исповеди, конечно, сильнее действует на человека, во многом именно в этом таинстве лежит основа нашей духовной жизни. Мы можем получить источник духовной жизни через таинство Исповеди. Здесь действует Бог уже непосредственно, как и во всяком таинстве. Между человеком и Богом возникает глубокая связь. Между кающимся грешником и спасающим и милующим его Христом.

– По-моему, два раза сегодня Вы сказали про искренность.  Сначала это было связано человеком, который живет для себя: ответит ли он искренне на вопрос, счастлив ли он... Может ли в данном случае искренность быть ложной?

– Конечно, мы можем что-то представлять себе. Человек – существо внушаемое. Мы можем внушить себе некую благость, что я чего-то достиг и мне хорошо. Но все-таки нужно смотреть по внешним признакам. Я могу внушить себе, что живу хорошо, но при этом все время раздражен, часто унываю, чем-то недоволен. По этим косвенным вещам я могу понять, что что-то не так в моем убеждении самого себя, что я живу нормально. Есть какие-то признаки, по которым мы можем судить о том, что у нас в жизни что-то не так. Как у болезни есть какие-то признаки: температура, здесь кольнуло, здесь заболело.

Особенно это выясняется, когда мы что-то теряем. Мы сегодня говорили про потерю. И Господь говорит, что Его сокровище неотъемлемо, его нельзя потерять, нельзя отнять у человека. А все мирское можно отнять у человека. Человеку, который лишится этого, станет не по себе, он начнет унывать, потеряет и смысл жизни.

– Вопрос телезрительницы: «У Феофана Затворника я читала: он отвечает духовной наставнице, когда она его спрашивает о курении, что курение не грех, это вредная привычка. Мне кажется, зачем о курении говорить, когда сейчас самые большие грехи сребролюбие и властолюбие? Духовные грехи – это грехи, а курение – просто вредная привычка. Не надо курить, это понятно, но грехом это Феофан Затворник не называл».

– По-разному относилась Церковь к этому. И курение пришло в Европу довольно поздно. В древние времена его не было. Второе, что я хочу сказать. Конечно, есть, кажется, небольшие грехи, связанные с чревоугодием. Как и курение связано с чревоугодием. Почему мы курим? Мы хотим получить что-то приятное через телесные ощущения.

Но если посмотрим святых отцов, они пишут (например, Иоанн Лествичник): если чревоугодие не победишь, то к другим страстям даже не приступай, про гордыню не говори. Первое – это чревоугодие. Возьмемся мы, например, за гордость, а чревоугодие не победили. Почему нужна лествица, восхождение? Почитайте Иоанна Лествичника, посмотрите: мы идем от внешнего внутрь, глубже. Но если внешним пренебрегаем (остаемся пьяницами или любим хорошо покушать), то гордыню нам не удастся  побороть. Здесь надо понимать, что и мелкие грехи, которые часто кажутся человеку незначительными, на самом деле влияют на нашу жизнь. Просто нужно быть к этому внимательным.

Конечно, мы понимаем, что есть разная степень грехов. Тяжесть этого греха, конечно, не такова, как грех гордыни, насилия, но от этого он не становится менее едким, менее для человека значимым. Вопрос в том, с чего начинать. Если мы начинаем бороться с чревоугодия, с тем, что связано с нашим телом, то дальше станет доступно то, что у нас в душе.

– Есть такой вопрос от телезрителя. Известно, что женщинам не положено заходить в алтарь. Однако телезритель наблюдает, как в одном храме пономарит монахиня, в другом священник привлек к пономарскому служению свою дочку шести-семи лет. Как к этому относиться?

– Это не церковное правило, а скорее традиция, которая принята сейчас в Восточной Церкви. Мы знаем, что в Древней Церкви были диакониссы. Такое служение было возможно, и оно не противоречит Евангелию, церковным канонам.

Просто есть определенная традиция. В нашей традиции совершают богослужения, помогают в богослужении, алтарничают, читают в основном мужчины, но это не значит, что есть какой-то запрет женщин на помощь в богослужении (не в священническом служении). Канонического запрета нет. Есть традиция, сложившаяся практика, но нужно понимать, что если это канонических нарушений не несет, то тогда это не есть нарушение какого-то церковного порядка.

– Какое здесь возможно каноническое нарушение?

– Каноническое нарушение возможно, если мы возьмем женское священство. А здесь мы имеем в виду, что были диакониссы, они помогали на службах, в служении. Здесь нет противоречия. Просто сейчас сложилась у нас такая практика, но в то же время  в женских монастырях часто бывает такое, что монахини, особенно те, которые в возрасте, пожилые, помогают в алтаре,  убирают...

– А с чем связана такая практика недопущения женщин в алтарь?

– Слово «недопущение» вызывает ассоциации, что это какое-то ограничение прав.

– Внешне это так и выглядит.

– Но если женщина рожает, а не мужчина, это ограничение мужских прав?

– Нет, это заложено природой.

– Нужно понимать, что человеку свойственно определенное назначение. В этом смысле хорошо, когда мы имеем свое собственное служение. Служение женщины не менее значимо, чем служение священника. Особенно служение матери. Мы это знаем из почитания Матери Божией в Православной Церкви, Которая Честнейшая херувим и Славнейшая без сравнения серафим.

Просто это разные служения. Один призван к одному служению, а другой – к другому. Здесь нет какого-то унижения, возвышения одного перед другим. Кто вознесен выше Божией Матери? Первая Она взята с телом в Своем Успении. Она не оставляет мир, и в то же время в теле Она воскрешена.

– Вы знаете, с чем связано то,  что мужчины преимущественно становятся священниками и совершают служение Богу?

– Сам Спаситель как образ первосвященника. У нас, к сожалению, все делится на более и менее значимое. Мы все время ищем какую-то иерархию.

– Так легче воспринимать...

– Евангельская иерархия другая. Она говорит: кто хочет быть большим, да будет всем слуга. Кто хочет быть старшим, да будет всем слуга. Мы всё понимаем немного со светской точки зрения. Нам кажется, что есть служение более достойное, менее достойное. Мы должны стать человечными через свое служение. Здесь нет никакого ущемления.

– Отец Михаил, прошу Вас подвести итог передачи и что-то пожелать нашим телезрителям.

– Мы сейчас празднуем Вознесение Господне и ждем Святой Троицы, поэтому желаю всем по возможности принять участие в этом празднике. Кто-то может в храме помолиться, если  храмы открыты, кто-то дома. Пятидесятница – великий день в нашей церковной жизни, день схождения Святого Духа, Который оживляет нас, делает наши сердца из каменных живыми. Поэтому желаю всем достойно встретить праздник Святой Троицы, который мы ожидаем в эти дни.

– Спасибо, отец Михаил. Мы тоже желаем Вам достойно встретить праздник Святой Троицы, достойно проститься со святыми днями Вознесения Господня... Наверно, первое богослужение с прихожанами пройдет в Троицкую родительскую субботу?

– Да, спасибо большое, мы ждем этот день.

Ведущий Александр Черепенин

Записали Елена Кузоро и Наталья Культяева