Беседы с батюшкой. Великий пост: как подготовиться и провести

В екатеринбургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает священник Константин Корепанов - настоятель храма в честь Успения Пресвятой Богородицы и прихода в честь праведных Богоотец Иоакима и Анны в городе Верхняя Пышма, проректор по учебной работе Екатеринбургской духовной семинарии, духовник Екатеринбургской духовной семинарии и детской церковноприходской школы при Свято-Троицком кафедральном соборе.

– Отец Константин, обозначить вектор нашей программы сегодня хотелось бы темой повторяющейся, но между тем всегда актуальной: темой подготовки к Великому посту. Уже практически подошел к концу подготовительный период. Предлагаю поговорить о том, как готовиться к посту, как провести это время, чем себя занять, в чем ограничить, какую для себя главную цель, задачу поставить. Хотел бы попросить Вас позволить начать наш разговор с вопроса о том, в чем сущность  поста и его главная задача.

– Сущность поста в том, чтобы человек отрешился от всего того, что в совокупности представляет собой греховный мирской, ветхий образ бытия, и совлекся этого, как старой, ветхой одежды, обновившись духом ума своего в молитве, в предстоянии Богу. Это если говорить богословским или метафорическим языком, а если говорить практическим языком, то смысл в том, чтобы человек встал на некую новую ступень своего бытия в Боге, своего духовного христианского развития, своей христианской жизни и приблизился к Богу. То есть чтобы его связь с Богом укрепилась, глубина взаимопроникновения человека и Бога стала больше. В этом смысле если бы человек понимал, что пост – это приближение, восхождение к Богу, отрешение от земных, мертвых, смертных попечений, помышлений, то тогда не сводил бы весь пост только к гастрономическому воздержанию.

На самом деле для поста воздержание стоит лишь на третьем-четвертом месте, а главное совсем не это. Человек же улавливает из поста только эту гастрономическую составляющую, думает о том, что есть и как есть. Еще, может быть, что-то меняет в своем образе молитвы, а больше ничего не меняет. Мало того что для него пост становится только внешним деланием (а это ничего не дает человеку), он еще и вместо пользы приносит вред. При таком посте воспитывается фарисейское отношение к самому себе и к другим людям, потому что человек попросту начинает превозноситься, осуждать других. В этом причина, почему часто люди, попостившиеся несколько раз, приходят к печальному заключению: вот я пощусь-пощусь, а толку-то никакого нет.

Каждому хорошо известно: начав пост с желанием действительно как-то что-то сделать для Бога, человек на Пасхальной седмице с ужасом понимает, что, собственно, каким он был, таким и остался – ничего нового с ним не произошло. Это печальный результат того, что человек видит только внешнюю сторону, тогда как Церковь призывает более всего к внутреннему посту. В первую очередь – это исполнение заповедей Божиих в отношении к Богу, в отношении к человеку, то есть изменение именно своего отношения к тому, к чему менять и должно: к Богу и человеку.

– Вопрос телезрительницы Галины из Тамбова: «Я сегодня похоронила внука. Он некрещеный, прожил только два дня. Скажите, пожалуйста, как его поминать? Сказали, что ни панихиду заказать, ни свечки поставить нельзя. Он же не виноват. Объясните, пожалуйста, что теперь делать».

– Во-первых, кто Вам сказал, что нельзя заказать панихиду или поставить свечку? Молиться можно за любого человека, не только за усопшего младенца, и Церковь молится за всякого человека, рожденного на Земле. Что же касается его посмертной участи, то Церковь по большому счету на эту тему не рассуждает. Это не наше дело – это дело Божье. А вот молиться за этого человека можно. Церковь молится за всех, слово «панихида»  и означает «всеобщая молитва, прошение, ходатайство».

Другое дело, что в церкви есть службы, которые связаны с совершением Божественной литургии, с выниманием за человека частички. Это доступно только для крещеного человека. Все остальные молитвенные действия (и за живых, и за усопших, за каждого человека) возможны. Тем более если речь идет об усопшем новорожденном младенце: конечно, можно молиться; и поминать, и уповать на милость Божию, что в лучшем мире ему будет хорошо. А что там будет на самом деле, Церковь об этом не рассуждает, исповедуя и сознавая только одну очевидную реальность: Бог, несомненно, мудрее и благостнее нас;  Он знает, что и как делать.

– Часто говорят, что пост – это время для добрых дел, для молитвы, размышления о душе. И можно встретить иногда вот такое попустительское отношение: пост закончился – можно снова вернуться к «нормальной» жизни. Что должно поменяться, чтобы такого отношения не было?

– Человек должен за время поста приобрести устойчивый навык отношения к другому человеку, поэтому пост достаточно продолжительный, если говорить про современную реальность. Человек за время поста должен так привыкнуть ходить в благодати, чтобы во дни пасхальные ему не захотелось от этой благодати отдаляться. Как говорят святые отцы, то, чему научила благодать, надо хранить всеми силами до скончания своих дней. Человек должен познать, чему во дни поста благодать учит, и этому научиться настолько, чтобы, когда пост закончится, хотелось это делать дальше.

Пост как гастрономическое воздержание начнется и закончится, и запрещается, например, продолжать пост на Пасхальной седмице. Это категорически, под страхом отлучения от Церкви, запрещено! Этим подчеркивается, что пост как гастрономическое воздержание – явление временное: сегодня есть – завтра нет. Это не определяет жизнь человека. Самое важное – пост как жизнь по заповедям Божиим. Например, человека учат чистить зубы; он почистил неделю-другую и понял, как это здорово, замечательно, и чистит всегда: он приобрел устойчивый навык. Смысл именно в этом.

На эту тему можно говорить весь Великий пост. Ну, скажем, жена повернулась лицом к  мужу и сказала самой себе: «Вообще-то когда-то ты обещала этому человеку всегда быть для него источником радости, ты обещала любить его всегда. Для тебя сейчас его переживания так же важны, как они были важны двадцать лет назад? Сейчас ты испытываешь ту нежность, которую испытывала двадцать лет назад? Сейчас ты готова действительно смотреть ему в глаза и радоваться тому, что у тебя есть муж? Не готова?» Начни с этого, измени отношение к близкому человеку, тогда поймешь, что он самое главное для тебя.

Он действительно самый близкий. Мы готовы пройти тысячу верст, чтобы помочь человеку, который для нас ничего не сделал. И мы для него ничего сделать не сможем. А тот человек, которому обещали помогать всю жизнь, брошен нами, забыт. Любить его у нас не хватает никаких сил и желания. И если этот человек во дни поста изменит отношение, например, к своему ребенку и начнет с первого дня Великого поста читать ему книги, беря за правило читать каждый день, несомненно, тогда для ребенка пост будет самым желанным временем его жизни, потому что это время, когда мама или папа читает ему книги. Он будет ждать поста, будет хотеть, чтобы пост скорее начался.

И сама мама, может, наконец пообщается с кем-то поближе – с мужем, мамой, отцом,  сыном. И поймет, как это здорово, когда ты смотришь в глаза близкому, когда делаешь не то, что хочешь ты, а то, что хочет другой. Это станет, во-первых, фундаментом для милости  Господней, которую Он изольет на этого человека;  человек же почувствует, что именно это дело и угодно Богу, и поймет основное правило жизни с Богом: ближний мой есть жизнь моя.

Во-вторых, он поймет, как здорово, как много радости у него есть в жизни: муж, жена, дети, дом, семья. Потому что обычно в жизни мы думаем о чем угодно, только не о тех реальных живых дарах, которые даны нам Богом и с которыми нам вообще-то вечно жить. Именно с этими людьми, которые вошли в нашу жизнь не просто на какое-то время, а навечно.

– Вопрос телезрительницы Татьяны из Екатеринбурга: «Господь когда-нибудь нас призовет, и мы не знаем когда. Как сделать эту память о своей смерти светлой, чтобы не было тяжести?»

– Не знаю, как Вам ответить. У разных людей разный опыт восприятия смерти. Я знаю людей, для которых однозначно сама мысль о смерти одна из самых светлых: «Слава Богу, наконец-то это все кончится». Но для большинства людей это действительно мрачная вещь. Я думаю, помочь нам может наш Символ веры. Стоим мы в храме на службе или читаем молитвенное утреннее правило, мы каждый день произносим Символ веры. Это просто некий текст, который мы твердим как таблицу умножения, нимало не задумываясь, что мы читаем.

Так вот, в Символе веры есть слова: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». То есть для каждого христианина столь же значимым элементом его веры, насколько значима, скажем, вера в Троицу, является надежда, – надежда на то, что он воскреснет в вечную жизнь, чтобы вечно жить с Богом, и смерть для него будет переходом в вечную жизнь с Богом.

Мы забываем, что это наш Символ веры. Мы привыкли мыслить, что смерть для нас ничего хорошего не принесет. Мало того, она отнимет у нас все земные радости, вообще те радости, которые мы знаем. Она приведет нас на Суд с Богом, Который будет нас судить за все грехи. Никакой возможности оправдаться у нас нет, поэтому все плохо. У нас отнимут все радости, нас ждет вечная мука. По сути дела, мы, большинство православных христиан, именно так думаем.

А Символ веры этому противоречит. Символ веры говорит: если  ты исповедуешь Христа, если  каешься в своих грехах, уповая на то, что Кровь Иисуса Христа очищает тебя от совершенных грехов, то, несомненно, твоя вера именно в то, что после смерти ты встретишь Бога. Вы понимаете – Бога! Никогда в жизни я не видел человека, подобного Ему. Никто никогда меня не любил так, как любит Он. Ну, будет Он судить – пусть. Ну, будет Он недоволен – пусть. Но большей любви никто никогда не имел ко мне – к такому, какой я есть. Я наконец  Его увижу своими собственными глазами, наконец-то смогу встать перед Ним. И для всякого христианина, живущего по-христиански, это радость, источник самых светлых и радостных переживаний.

Как говорила мне одна моя ученица (во всех смыслах – и по школе, и по воскресной школе), она поняла четко одну вещь. Ей сейчас двадцать лет, она говорила это лет с четырнадцати и продолжает говорить: «Я наконец-то пойду домой. Я так устала скитаться по этому миру – я хочу домой». И я понимаю, о чем она говорит: «Мы пойдем к Отцу, мы пойдем домой».

Смерть – это не труп, лежащий во гробе, это освобождение к встрече с Тем, Кто за меня умер на Кресте. С Тем, Кому я плохо ли, хорошо ли, но посвятил свою жизнь. Ведь я  христианин. Я не знаю, что ждет людей, не верующих во Христа, но Священное Писание говорит: верующий во Христа не судится. И мы приходим к Нему как к Тому, Кто нас ждет, Кто нас вел по жизни, Кто всегда держал нас за руку, чтобы привести в Свою обитель. Сами мы сюда никогда не дошли бы.

Вот эти мысли, исходя из нашего Символа веры, несомненно, помогут сделать переживание смерти, мысль о ней не такими страшными.

– Вопрос телезрителя Евгения Александровича из Белгорода: «Христос сказал: кто Меня любит, тот заповеди Мои соблюдет. Но кто из нас может сказать, что он живет по заповедям? Тогда получается, что мы по большому счету Христа не любим? Даже если будем каждый день причащаться и исповедоваться, мы-то не по заповедям живем. Как говорил  апостол Иаков, все равно ты виноват, даже если нарушаешь  одну заповедь. Тогда как быть?»

– Апостол Иоанн Богослов в Первом послании говорит: если мы говорим, что греха не имеем, то лжем. Если исповедуем свои грехи, то Бог, будучи верен, прощает нам грехи и исцеляет, очищает нашу душу от грехов.

В этом и состоит необходимость исповеди и причастия. Мы никогда не сможем очиститься от греха. Но со времени прихода в мир Христа не грех разлучает человека и Бога, а неверие в Христа. Именно неверие в то, что Его жертва очищает всякий человеческий грех. Уже очистила. Мы, приступая к причащению, актуализируем этот дар, данный Богом человеку, – очищение наших грехов.

Конечно, никто никогда не может сказать, что он никогда не согрешил. И Серафим Саровский, и Иоанн Кронштадтский, несомненно,  ходили на исповедь и каялись в своих грехах. Но при этом они исполняли Божьи заповеди. Молиться за ближних, за обижающих, любить врагов, прощать людей – вот заповеди; их можно насчитать некоторое количество, но они не бесконечны. Суть их заключается в том, чтобы действительно ставить другого человека выше самого себя, чтобы перед всяким человеком смиряться. Надо научиться у Бога кротости и смирению.

И главное, что в крещении человеку дается благодать Святого Духа. Бог, по вере человека во Христа, сходит в него и живет с человеком. И эта жизнь Бога с человеком (или человека с Богом) начинается с момента крещения и не кончится никогда. В сущности, не имеет никакого значения, какие у меня грехи. Имеет значение только одно: сохраняю я себя в Боге или не сохраняю, живу ли я в Боге или не живу, по-прежнему ли я имею дерзновение причащаться Тела и Крови Иисуса Христа и имею ли свидетельство, что причащаюсь не в осуждение. Если эти отношения с Богом установились по Его воле, по Его благодати в день моего крещения с Ним, то что меня может отлучить от Его любви? Моя любовь колеблется, но Его-то любовь не колеблется. «Что нас отлучит от любви Божией?» – восклицает апостол Павел. Что меня может оторвать от Его любви? Что может запретить Ему любить меня? Что может запретить Ему спасти меня? Что может помешать Ему это сделать, если Он уже это делает, пребывая в каждом крещеном человеке, животворя каждого крещеного человека и являя Свою милость очищения грехов всякому человеку, пришедшему к Нему и соединившемуся с Ним?

Мы живем не в эпоху Ветхого Завета, когда человек не мог очистить своих грехов. В том-то ведь и есть радость христианской жизни, радость жизни во Христе, что мы живем Богом уже сейчас. И в этом смысле Царство Божие уже приблизилось, особенно в момент литургии, когда священник возглашает: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа…»  В этом и есть сокровенная сила христианства, особая благодать христианства, которая открывает нам, здесь живущим, возможность, надежду, упование, жизнь в будущем веке. Как говорят святые отцы, чем больше человек приумножает любовь, чем больше он чувствует себя сокрушенным и смиренным, тем больше упование у него на то, что Христос его не отринет. «Ибо грядущего к Нему Он не изгоняет вон».

А абсолютного совершенства, конечно, в этой жизни достичь (по крайней мере, нам) невозможно. Говорят, в древности люди такого совершенства достигали. Во Христе, в Духе Святом потенциально это возможно всякому.

– Отец Константин, в это воскресенье в храмах будет совершаться чин прощения,  поэтому этот воскресный день именуется Прощеным воскресеньем. И все мы по традиции будем испрашивать друг у друга прощения: «Ой, прости меня!» – «Бог простит, и я прощаю». Иногда это происходит на автомате, только потому, что так положено. И множество будет различных открыток, эсэмэсок с подобным содержанием. Как не превращать это в фарс, а на самом деле простить человека? И что делать, если все-таки в сердце закралась обида и фактически ты обижен на человека, но пытаешься с ним (вот так поверхностно, только на словах) примириться?

– В храме это настроение понятно, все просят друг у друга прощения. И часто формально, потому что оказываются вовлеченными в некое всеобщее действо, когда от них требуется сказать определенные слова. А вообще-то, во-первых, человек должен попросить прощения у тех людей, перед которыми он виноват (и знает об этом). Это всегда будут близкие. Во-вторых, пусть эта формальность прошла, но ты знаешь, что ты имел что-то против человека, ты его как-то подвел в этом году, сказал про него что-то плохое.

После формальности подойди к нему и скажи: «Знаешь, я очень виноват перед тобою за одну мысль. Прости меня!» Это будет искренне. Это сделать не так просто, хотя и не очень тяжело. Но мы почувствуем в этот момент, что сделали это не формально, а именно искренне. Мы уже попросили у него прощения – формально. А теперь отведем в сторонку и скажем это неформально. Потому что сознаем, что виноваты. И сознаем, что до этого о прощении было сказано не от души, а просто так – мимолетом, мимоходом.

Поскольку Церковь – это тоже человеческое присутствие, в ней некоторые вещи неизбежно формализуются. Вот это плохо. Но это зависит только от меня самого. Я могу просто заходить в алтарь как к себе на кухню. И никакая сила меня не заставит это сделать иначе, кроме меня самого. Я сам себя должен остановить: «Ты куда пришел сейчас? Ты перед Кем сейчас стоишь?» Если я не буду этого делать, то в конце концов алтарь для меня станет кухней. Я могу причащаться так, как вкушаю, например, какой-нибудь ужин. Привыкну каждый день причащаться, в этом ничего сложного не будет, просто буду делать это «на автомате», как Вы сказали. И никто меня не заставит сделать это иначе, кроме меня самого. Только я сам могу себя остановить: «Ты сейчас куда идешь? Ты с Кем хочешь сейчас соединиться? Ты как к этому готовился? Ты к ресторану больше готовишься, чем к причащению! Относись к этому иначе». И вот такое торможение себя, запрещение себе делать формальные действия зависят только от меня.

Формализация ничем не преодолевается, кроме как личной волей каждого конкретного человека. Брак становится формальностью, когда люди перестают делать усилия по наполнению его содержанием. Дети становятся формальностью – ты замечаешь их, они бегают, что-то делают, ты даешь им деньги. Когда он хлопнул дверью и ушел, наорав на тебя, ты думаешь: «Странно, вроде нормальный ребенок был. Наверное, друзья на него плохо подействовали». Да не друзья! Ты бы слышал, что он сейчас тебе сказал. Ты давно потерял с ним контакт, потому что для тебя он стал формальностью. Все становится формальностью, если люди не делают личных усилий для того, чтобы наполнить это содержанием. Молитвенное правило, например.

Поэтому прошел формальный акт, ажиотаж кончился, отведи этого человека в сторону, поговори с ним. Именно того, перед кем ты виноват. Или человек перед тобой виноват –подойди и скажи: «Знаешь, брат, я знаю, что ты сделал. Знай, я прощаю тебя. У меня нет ни капли зла на тебя». И вот это будет неформальным, и тогда прощеный день будет восприниматься нами совсем по-другому.

– В первые дни Великого поста в храмах будет читаться Великий покаянный канон. Очень часто бывает так, что, даже имея перед собой текст, фактически не осмысливаешь то, что там читается. Первую неделю Великого поста называют камертоном всей Четыредесятницы, который настраивает нас в это время на особый покаянный лад. И в прошлом году в нашем эфире в день, когда читается определенный отрывок, выходили Ваши небольшие разъяснения, посвященные Великому покаянному канону.

Я даже лично вспоминаю, как мы взяли одну из хороших расшифровок Великого покаянного канона на одном из авторитетных православных сайтов и пытались его просто прочитать, говоря о том, что мы читаем комментарии к Великому покаянному канону с такого-то сайта. Так ведь даже чтение этого комментария – с именами, отсылками к историческим библейским персонажам – может вызвать трудности. Не говоря уже о том, чтобы было понимание. Как в нем разобраться? Как к этому подойти? Наверное, стоит этим заняться уже сейчас, а не так, что в понедельник у нас читается такой-то отрывок – и мы в понедельник пытаемся за пятнадцать минут понять, что к чему.

– Да, когда прикасаешься к Великому покаянному канону Андрея Критского, понимаешь уровень духовной жизни и богословской грамотности людей той эпохи. Хотя они не были шибко образованными, но их образование было правильным. Ведь там не говорится о каких-то очень, скажем так, трудных или неизвестных моментах, эксклюзивных, каких-то  закрытых темах, о которых может рассуждать только специалист. В принципе, там упоминаются истории, известные всем, и чуть более расширенные, чем детская Библия. Про Илию-пророка: вот он перебил жрецов Вааловых, вот он молился – и ему в дуновении прохладного ветерка явился Бог. Вот, допустим, Иаков взял двух жен...

Это истории всегда хрестоматийные. Они перестали быть хрестоматийными только в ХХ веке, когда про эти истории не знают даже образованные люди. Да, это проблема. Но ее можно решить, если просто прочитать хотя бы детскую Библию. И ты уже будешь представлять то, на что ссылается Канон Андрея Критского, какие аллюзии там используются. У тебя сюжет будет в голове, тогда будет проще. Ты увидишь, как этот сюжет можно интерпретировать по отношению к своей жизни.

Ну хорошо, допустим, мы сейчас не знаем Ветхого Завета даже в таком упрощенном виде. Но там  ведь есть слова из Нового Завета, в которых все понятно. Вот – Закхей, к нему пришел Христос. Вот женщина омывает Ему ноги миром. Это же все – доступные сюжеты. И на самом деле это говорит не о том, что мы должны срочно как-то повышать свой интеллектуальный уровень, а о том, что мы на самом деле очерствели сердцем. Очерствели.

Мне посчастливилось в прошлом году: три раза из четырех я присутствовал на богослужениях, на которых Великий покаянный канон читал наш владыка митрополит Кирилл. Он читал его необыкновенно – неспешно, медленно. У него очень густой голос, очень хороший голос, как раз для Великого канона. Никакой спешки, никакого ажиотажа, спокойно, тихо, мерно.

Если человек не чувствует, не понимает каких-то сюжетов, то причина не в том, что он их не знает, а в том, что он очерствел. Он настолько погрузился в суету, что не понимает, что читает. Люди забыли о том, что восприятие священного текста (богослужебного или текста Священного Писания) не интеллектуальным способом решают, это не интеллектуальная проблема. Это не проблема нашего разума – это проблема духовная. Если мы оторвемся от суеты, то этот канон станет совершенно понятен.

Я девятнадцать лет прослужил на приходе обычным чтецом. Батюшка так же выходил, читал Канон Андрея Критского. Это небольшой поселок, две с половиной тысячи человек. Прихожане в основном – люди пенсионного возраста или далеко за этот возраст. И из них только процентов десять никак не понимали, что происходит. То есть обыкновенные люди всё прекрасно понимали. Они плакали, они рассказывали потом, какие слова на них произвели особое впечатление. Но это получилось не сразу.

Первый год – никакой реакции, второй год – никакой реакции, но лет через пять они начали его чувствовать, понимать, они начали переживать. И дело именно в том, что они постепенно воцерковлялись. А воцерковление предполагает, что для них церковь становится домом, а слово Божие – основным источником, определяющим мотивы их поведения. А мир становится просто случайным, где мы живем случайно, временно. Вот это изменение их сознания, их души – плод их покаяния – привело их к тому, что ими стал пониматься и канон.

И каждому человеку может открыться не только этот канон, но и вся глубина Триодей (необыкновенные сборники, я стараюсь прочитывать их каждый год, потому что там говорятся необыкновенные вещи). Октоих, богослужебные песнопения, литургические тексты – это необыкновенная красота и глубина. Но открываются они человеку только тогда, когда для него Бог на первом месте, а все остальное – на втором.

Проблемы невосприимчивости в том, что для нас Бог не на первом месте, а на втором, третьем, четвертом, пятом, на каком-то еще. Мы пришли сюда, потому что «надо». Но хотим, чтобы скорее все это кончилось, чтобы убежать обратно в мир. «На Тебе, Боже. Вот возьми это, так и быть, это Тебе принесу. Уж Ты меня ущедри. Я Тебе послужу, но Ты в миру сделай так, чтобы я жил счастливо, хорошо, спокойно, с довольством. Я еще к Тебе приду». В глубине души у человека желание жить по-мирски, состояться в мирском плане. Понятно, что для него текст, который повествует о Божественном, не открывается. Полюса поменяй, ценности измени – и даже если у тебя три класса образования, вся глубина для тебя откроется.

– Батюшка, это действительно очень важная тема, наверное, для каждого из нас – размышления о том, на каком месте для нас стоит Бог. И приходим мы в храм лишь только для того, чтобы отдать, как говорится, Богу Божье…

– Барщину отдать.

– А кесарю – кесарево… Откупиться, чтобы все было хорошо.

– Недавно такое услышал: многие считают, что нахождение в церкви – это отработка барщины. Это, конечно, не может быть приемлемым. Богу барщина не нужна. Есть русская пословица: невольник – не богомольник. Если человек пришел в храм только потому, что его принудили, он не будет молиться. А если он не будет искренне предстоять Богу, что толку-то?

– Возникает вопрос: какой тогда в этом вообще смысл, если так к этому относиться? Есть еще такая интересная поговорка: все ешь, но людей не ешь. И она тоже, мне кажется, для каждого из нас. Ведь поститься мы должны втайне, не гордясь тем, что постимся. И пост может превратиться не в то время, когда человек как-то преображается, возрастает – и духовно, и по отношению к другим людям, а когда становится каким-то озлобленным и так далее. Как считаете, пословица жизненная?

– Конечно, жизненная. И по поводу хвастовства, фарисейства Христос и говорит. Если ты постишься, то умой лицо свое, чтобы явиться постящимся не перед людьми, а перед Богом. Ибо Бог, видя тайное, воздаст тебе явно. А если постишься перед людьми, то ты уже получаешь награду – тебя хвалят за то, что ты постишься. И мысль о том, что мы не должны в пост омрачать свои лица, как лицемеры, а должны являть радостное лицо другому человеку, до нас никак не может дойти. Пост только начался, а мы ходим мрачными. Ладно, если это связано с переживанием о своих грехах. Но ведь это часто связано с отношением к нашим близким. И вот это неприемлемо.

Могу адресовать людей к 58-й главе Книги пророка Исаии. Там Господь свидетельствует о том, какой пост Ему угоден. По библейскому взгляду пост – то время, когда я максимально отдаю себя людям в радости, для меня это радость. Так должно быть. Поэтому Христос говорит: если вы поститесь не так, то вы – лицемеры. Вы хотите явиться постящимися перед другими и помрачаете свои лица. У нас это никак не может войти в какую-то правильную колею. Для нас всегда пост становится какой-то данью, формальностью. Вот сейчас похожу мрачный, а потом на Пасху и развеселюсь.

– Расцелую всех.

Вопрос телезрительницы Светланы из Пскова: «Я была на исповеди, и батюшка мне сказал, что у меня нет благоговения. Не пойму самого слова. А сегодня читала Притчи Соломоновы, и опять: "благоговение к Богу – это начало разумения". И я опять задумалась над этим: это чувство? действие? Что должно произойти, чтобы достичь благоговения? Помогите, пожалуйста».

– Вообще это действительно одно из важнейших явлений, которое определяет правильность отношения человека к Богу. То есть когда человек испытывает трепет, как вот в первом псалме: «Работайте Богу со страхом и радуйтесь Ему с трепетом». Этот трепет вызван тем, что человек, с одной стороны, знает, верит, что Бог – бесконечная любовь, изливающаяся на него. Что Тот, к Кому он сейчас обращает свое сердце, есть Источник необыкновенной, непрекращающейся, всепобеждающей любви.

А с другой стороны, человек знает, что эта любовь изливается только по одной-единственной причине: потому что Бог этого хочет. Во мне самом есть только то, что я делаю неправильно. Я состою, я соткан из тех вещей, поступков, мыслей, чувств, переживаний, которые Бог не любит, которые Ему не нравятся, которые в любой момент могут Его, скажем языком человеческим, расстроить.

И я знаю это, поэтому понимаю, что этот поток непрестанной любви, с одной стороны, – необыкновенно радостный и сладостный. А с другой стороны – он укоренен в Самом Боге, от меня это не зависит. И я радуюсь тому, что у меня такой Бог, и благодарю Его за это. Но делаю все, что делаю в своей жизни, необыкновенно осторожно: а вдруг Его это расстроит – и Он отвернется от меня. Что же я тогда буду делать? Вдруг долготерпение Его иссякнет, вдруг что-то случится, что Он разочаруется во мне. Вот это ощущение и рождает благоговение перед Богом.

То же самое в тех же притчах: «начало премудрости – страх Господень». «Страх Господень» – столь же сложное для объяснения понятие, как и благоговение. Но рождается оно из этих двух чувств, двух размышлений: вера, переживание Его любви – и сознание того, что я этой любви не заслуживаю. И это не только чувство, но обязательно – поступок; и – мысли, как бы мне Его не расстроить, как бы мне Его не огорчить, не хочется Его огорчать и расстраивать. Вот это в поступках и в мыслях и рождает постепенно чувство благоговения.

– Наверное, это размышление еще и о том, как бы мне Его порадовать.

– Ну да, тоже бы хорошо.

Ведущий Дмитрий Бродовиков

Записала Татьяна Муравьева