Беседы с батюшкой. Что читать и смотреть православному христианину. Что такое "внутренний цензор"

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы г. Светогорска священник Михаил Котов.

– Сегодня мы будем говорить на тему: «Что читать и смотреть православному христианину и что такое "внутренний цензор"». Мы часто слышим такое утверждение: о вкусах не спорят. Но я считаю, что только о вкусах и спорят. О чем же еще? Кто-то любит Пушкина, кто-то Лермонтова, Шмелева, Пастернака или Бродского. Но в любом случае наши зрители любят русскую литературу. И о русской литературе мы поговорим сегодня особенно. И, конечно, хочется спросить: а что читать?

– Дело в том, что сегодня в том огромном потоке литературы, который представляется нашему вниманию, очень сложно потеряться. Здесь, конечно, было бы здорово иметь некоего опытного кормчего. На мой взгляд, лучшим кормчим как раз и является великая русская литература. Она имеет свои отличительные признаки, в этом ее высота, ее глубина, ее непостижимость для кого-то. Но все-таки мы здесь должны трезво смотреть на вещи, потому что до недавних пор, в течение семидесяти лет, литературоведы рассматривали нашу великую литературу только с одной позиции: это борьба за свержение самодержавия, крепостничества и так далее. Что все наши писатели были борцами на таком гражданском уровне – и все они пошли бы брать Зимний дворец штурмом. Я, конечно, утрирую, но тем не менее...

Сегодня есть другая достаточно опасная вариация на эту тему: надо канонизировать всех наших писателей, все они были православными. Здесь надо держаться золотой середины, взять курс на то, что идеальных людей не бывает, у всех писателей своя дорога к храму, к Богу; этим они и интересны. Но все русские писатели так или иначе задаются вопросами: какова цель жизни, в чем ее смысл? Эти вопросы для человека всегда доставляют некий дискомфорт, почему Достоевский и называл их «проклятыми вопросами». Потому что думать о смерти, о смысле жизни – это действительно представляет страдание для многих из нас. Но русская литература вечна, потому что касается вопросов вечности. И только два пути есть у человека на самом деле: либо к Богу, либо от Бога. Этими двумя путями и идут русские писатели.

– Получается,  то, что мы выбираем для чтения, тоже, соответственно, ведет нас по этим путям. Говорили, Россия – самая читающая страна в мире. Буквально сегодня еду в метро и вижу такую картинку: передо мной шесть человек – и из этих шести человек один читает книгу, остальные все в телефоне. Они что-то листают, поэтому понятно, что они в соцсетях. Но один молодой человек все-таки читал книгу. И это радует, потому что иногда люди читают «чтиво». И когда мы приходим в библиотеки и наши церковные лавки, мы тоже видим весьма разную литературу. Кто-то читает Библию с картинками, потому что там есть изображения, а для кого-то нужен Игнатий (Брянчанинов). Но вместе с тем насколько мы можем быть наивными в выборе православной литературы? Или, может быть, наоборот, имеет смысл воспитывать свой вкус к литературе, чтобы наша голова не превратилась в мусорный ящик?

– Вы очень верно подметили это по поводу воспитания, потому что вкус, конечно, воспитывается, он приобретается. Есть единицы людей с прирожденным вкусом. Дело в том, что, к сожалению, в «лихие девяностые», которые мы даже несколько ностальгически вспоминаем, произошло оболванивание нашего читателя. Когда говорили о том, что спрос рождает предложение, – это неправда. Те, кто более-менее знаком изнутри с этой стороной появления продукции на книжном или музыкальном рынке, знают, что здесь, наоборот, предложение рождает спрос: просто навязывается некая модель, и потом это все более или менее продается. Премии вручаются теми людьми, которые здесь являются продюсерами этой моды. Нобелевская премия в последнее время, кроме денег, ничего в себе не несет. То есть там нет уже той высоты; сплошная политика, политкорректность и так далее. Поэтому здесь необходимо действительно с раннего возраста воспитывать этот вкус. Лучшим воспитателем будет русский классик.

– Я Вас сразу спрошу еще по одному автору, который меня больше всего волнует. Это Шмелев. О нем мы сегодня поговорим, потому что его книги есть в церковных лавках и библиотеках, хотя он не самый популярный автор.

Вопрос телезрителя из Москвы: «Каждый человек смотрит фильмы по своему желанию, а как быть детям, которые предоставлены телевизору и компьютеру? Они столько пороков наберут! У них нет “внутреннего цензора”, а у взрослых есть. Можете помочь в этом разобраться?»

– Вопрос действительно насущный и, к сожалению, актуальный. Здесь огромная роль родителей, потому что тот «внутренний цензор», который должен быть у детей, формируется ими. На школу сегодня такой надежды нет (при всем уважении к нашим замечательным педагогам). У школы сегодня нет этой функции воспитания, учитель боится лишний раз замечание сделать ученику. Поэтому где может ребенок почерпнуть эти духовные силы? Только в семье. Ведь в православии какое отношение к семье? Это малая церковь. И, естественно, от родителей зависит, будет ли ребенок 24 часа в сутки смотреть в компьютер, как очень часто бывает в наших семьях: «лишь бы меня не трогал, я зарабатываю, строю карьеру, в одной руке айпод, в другой бутерброд – и достаточно».

Семейное чтение – какой же это важный момент! Не нагрузить на ночь всякого рода новостями и прочей бессмысленной похабщиной, а просто сесть семьей и спокойно почитать русскую сказку с великолепным смыслом, с великолепным финалом. Или почитать что-нибудь из того же Пушкина – и обеспечен крепкий, здоровый сон нашим малышам.

Детская литература советского периода – это высочайшая планка. Там нет прямых указаний на Бога, христианство, нет этой религиозной серьезности, но там много здоровых и ответственных выводов. «Незнайка на Луне» – это же просто о сегодняшнем дне, о том состоянии, в котором все мы сегодня находимся в связи со свободой, а больше даже в связи с произволом. Поэтому, дорогие родители, бабушки и дедушки, всё в наших руках. Эти дети в дальнейшем будут строить Россию. Так давайте же сделаем их умными, сильными, начитанными, образованными.

– Я упомянул Шмелева вот в каком аспекте. Я вырос в советское время, в котором  был не только ребенком, но и студентом. И как раз в это время читал литературу. И, конечно, помню ту детскую литературу, которую давала мне мама. Она очень любила читать; у нас в семье все любили читать. И я помню эту литературу: у нас был Иван Шмелев, как это ни парадоксально. Я не знаю, каким образом он попал к нам. Я помню очень потертую книгу, практически развалившуюся, но она у нас была. И я никак не мог понять, почему эта книга так зачитана. Насколько Шмелев актуален для православного человека: ребенка, юноши, молодого, взрослого или пожилого?

– Начну с того, что Иван Сергеевич Шмелев – лучший писатель XX века. У нас со школьной скамьи все-таки эту нишу занимает Горький. Но это неблагодарное дело – сравнивать великих писателей. Творчества Шмелева мы в полной мере, конечно, не знаем; сегодня в школах его не очень изучают, хотя описание того же самого крестного хода – это традиционная вещь. Есть такое понятие в культурологии: «культурный сценарий» – типичное действие типичного человека в типичной ситуации. Вот крестный ход – это культурный сценарий для всей матушки России. Всегда ходили крестными ходами по разным случаям. Горький описывает крестный ход. У него там черный квадрат – это описание иконы. Шмелев описывает крестный ход – у него Матушка Всецарица Богородица со светлым ликом в золотой ризе. Разница же чувствуется. И так по многим параметрам.

Шмелев очень вкусный «бытовик». Его описания постного стола, постного рынка, подготовки к великим двунадесятым праздникам – великие вещи. Русская литература во многом писалась дворянами (это были аристократы, образованнейшие люди, в том числе и аристократы духа), но упивались они именно какими-то народными элементами. Например, Платон Каратаев у Толстого. Ведь с Пьером Безуховым происходит просто переворот, он слышит в плену от простого солдата: «Не нашим умом, а Божьим судом...» И это его внутри переворачивает. У Шмелева есть такой настоящий человек – Горский. Это не вымышленный персонаж, как Платон Каратаев у Толстого, это реальный человек, у него могила где-то в Донском монастыре. Из-за того, что там все грабили в свое время, мы теперь не знаем, где его могила, но он там похоронен. И ведь сколько там собрано удивительных народных крупиц верующего сердца!

Шмелев – наиболее последовательный православный писатель. И, конечно, я понимаю, почему та ваша книжечка была зачитана до дыр. Потому что, читая этого писателя, многие советские люди понимали, что они не просто советские люди, а русские люди. И та Россия, которую мы, к сожалению, потеряли после 1917 года, тот уклад удивительной патриархальной и традиционной жизни в самом лучшем понимании этого слова благодатным покровом ложится на сердце. Мы с большим упоением читаем о своей стране, своей культуре, традициях.

Я вообще не знаю, как эта книжка оказалась у вас, потому что Шмелева просто не печатали в Советском Союзе; это только какой-нибудь самиздат. Даже где-то пытались опубликовать какую-то маленькую его заметку про быт, и вроде бы журнал сначала стал печатать, а потом отказали. Почему? Это был 1973 год, один литературовед вспоминал эту историю. А потому, что слишком уж хорошо описана старая Россия. А если так хорошо жили, зачем же тогда революция? И статья так и не вышла.

– Понятно. Вы сейчас вспомнили Толстого, и я не могу пройти мимо вопроса взаимоотношений Льва Николаевича Толстого и Русской Православной Церкви. Потому что я часто встречаю мысль о том, что православному человеку нельзя даже в руки брать произведения Толстого. Поясните, пожалуйста, так ли это?

– Есть у нас особая категория упертых православных людей, которые действительно придерживаются такого мнения. Это очень узкий взгляд и на нашу культуру, и на нашу литературу. Лев Николаевич Толстой – великий русский писатель, но в последние годы жизни, к сожалению, ставший еще и великим еретиком. Но это трагедия не только для Льва Николаевича, это трагедия для всей русской культуры. И то, что именно так похоронен русский человек: с простым холмиком без креста... Все его предки по материнской и отеческой линии рядом лежат под православными крестами, а у него завещание: хоронить только так, на краю оврага. Это больно видеть. Но, к сожалению, вышло то, что вышло. Но знать «Войну и мир» Толстого, «Анну Каренину» – это просто условие выживания в современном мире. Мне кажется, Господь дал ему наиболее сильный талант писателя. С большой честностью, мужеством, даже с большим пророческим пафосом он описывает многие вещи. Поэтому даже его поздние книги брать необходимо еще и для того, чтобы понять, где упал великий, чтобы и самим не упасть там же.

– Потрясающая мысль.

Вопрос телезрителя из Белгорода: «Может быть, для того чтобы все можно было читать, надо с детства человеку прививать критическое мировоззрение? А уж внутри его может быть совесть, если она еще не сгорела».

– Абсолютно согласен с телезрителем. Критическое мировоззрение будет в том случае, когда наших детей, внуков (наше подрастающее поколение) научат критически мыслить. А для этого, конечно, важна художественная литература. Почему? Потому что когда мы с вами читаем замечательный, очень высокоорганизованный художественный текст, у нас в голове складывается художественный образ. Компьютерная игра плоха не сама по себе, а потому, что там за нас уже всё придумали, там трудятся отдельные композиторы, отдельные сценаристы, программисты и так далее. Для тебя все сделано, думать ни о чем не надо. И хотя говорят «развивающие игры», все это блеф.

А вот художественная литература как раз создает некий образ. Анна Каренина всем по-разному представляется, но мы же смотрим на мир глазами Анны. Мужчина пишет о психологии женщины. Это высочайшая планка, к которой очень сложно приблизиться. Есть один автор, наш современный классик (я о нем чуть позже скажу), он тоже делает это мастерски.

А совесть – это дар Божий. Выжигается она только на определенное время, потом все равно возвращается. И у нее две важные функции. Первая – она звенит, когда человек, как мы говорим, сбивается с пути. А если человек все-таки сбился, она подсказывает, что надо сделать, чтобы вернуться обратно. Поэтому здесь совесть всегда будет присутствовать, тем более в русских людях. А критическое мировоззрение просто необходимо для того, чтобы в бушующем море, которое есть наша жизнь (особенно сегодня, с ее бешеными скоростями), просто не потеряться, чтобы тебя не снесло волной.

– У меня был разговор с одной православной христианкой, когда у нее один за другим появились трое детей. Перед ней встал вопрос: что делать с телевизором? Потому что понятно, что он может принести огромный вред детской душе. И она решила так: развернула телевизор экраном к стене и воспитывала детей без влияния этого «зомбоящика», как она говорила. Но однажды вдруг поняла, что теперь уже спокойно можно разворачивать телевизор, потому что ее дети уже четко кое-что понимали: основные критерии нравственного воспитания были уже заложены. И тогда она сказала вот эту самую фразу: «Я поняла, что у них "внутренний цензор" уже работает, теперь им можно совершенно спокойно смотреть телевизор».

Происходит ли это с литературой? И насколько наш «внутренний цензор» необходим для оценки той литературы, которая сейчас есть? Причем я не говорю про «чтиво под пиво», я говорю про литературу, которая сейчас есть. Авторов очень много (начиная от всяких женских романов и заканчивая детективами и прочим). Но вместе с этим существует, наверное, и современная русская литература. Расскажите, пожалуйста, об этом.

– Вы очень верно поставили акцент на слове «литература». Потому что многое, что мы сегодня видим на книжных лавках, литературой не является. Дело в том, что у русской литературы есть некие характеризующие ее признаки. И человек, даже если носит русскую фамилию и пишет на русском языке, может и не быть русским литератором. Например, в русской литературе никогда не ругались матом. Наши классики прекрасно знали эти слова, но чтобы они писали на этом сквернословии?  Никогда. А когда сегодня издают бестселлеры с матом – это о чем говорит? О вкусовщине, низком уровне. Это не литература, тем более не русская литература. Многие современные писатели так гордо себя называют, но они и писателями-то не являются, потому что все-таки до писательства надо еще доболеть, дослужиться.

В XIX веке каждый писатель для себя всегда выставлял некую программу таким образом: можешь не писать – не пиши; пиши только тогда, когда тебе есть что сказать, когда действительно болит. А боль – это любовь. Я люблю того человека, за которого мне больно. Евангельская парадигма «в начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог» – это же то, что дает всему бытие; слово первично. И какое отношение к слову! Гоголь все свои произведения написал стоя (об этом тоже мало знает массовый читатель), у него рабочая конторка (его писательский стол) – это церковный аналой; он только отдыхал сидя. Он писал в назидание своим будущим потомкам и тем людям, которые сменили его на этом посту: «Со словом надо обращаться честно и очень осторожно». Это же удивительное отношение!

Современные писатели есть. Вот уже десять лет прошло с момента учреждения Патриаршей литературной премии имени Кирилла и Мефодия. Эта премия небогатая по деньгам, у нее совсем другая задача: показать авторов, тех людей, которые сегодня по вполне понятным причинам находятся в тени, но они есть. И то, что они пишут, – это высококлассные художественные тексты, это то, что обогащает нашу литературу, то, что дальше продолжает эту традиционную нить. Можно набрать в Интернете в поисковике этих авторов за все годы, когда вручалась эта премия. Среди них есть и корифеи, наши писатели, которые писали еще в 70–80-е годы, есть абсолютно новые имена, о которых мы никогда бы даже не узнали, если бы не эта замечательная премия.

– Вопрос телезрительницы из Вологодской области: «Я где-то читала (а читаю я много и покупаю книги не только в церкви), что в Иуду вселился дьявол, поэтому он предал Христа. Значит, он не виноват? Или Иуда и дьявол – это одно и то же?»

– Очень тонкий богословский вопрос. Дело в том, что у Иуды, как и у любого человека, была абсолютная свобода. Бог абсолютно свободен, и этой абсолютной свободой Он наделил людей. Иуда стал, по сути дела, заложником этой абсолютной свободы в человеке. Поэтому как же он не виноват? У него была абсолютная свобода предать или не предать Христа. Тот образ Христа, который он для себя нарисовал (некоего мессии, замечательного еврейского царя, который вернет престол царя Давида, а Иуда, один из двенадцати, будет сидеть где-нибудь справа или слева), потом разрушился. Он увидел, что это бедный проповедник, который творит великие чудеса, но не будет захватывать Иерусалим, не пойдет войной на римлян, не будет их изгонять и так далее. Все планы Иуды под конец просто разрушились (об этом точно пишет Иоанн Богослов). Он был вор. Он носил небольшой ящик, куда опускали пожертвования для апостольской общины, и часто брал деньги оттуда. До последнего Христос обращается к нему с любовью: «Что делаешь, друг? Целованием ли предаешь Сына Человеческого?» Это трагедия.

Есть и в русской литературе такой момент, он принадлежит Леониду Андрееву, который говорит, что Иуда был неким заложником ситуации. Мало того, если бы Иуда не совершил этот поступок, тогда Христос и не пошел бы на Голгофу. Не было бы предательства Христа – не было бы Его распятия, не был бы спасен мир. То есть Иуда чуть ли не благодетель. Не от большого ума и не от духовности, конечно, такие мысли. Потому что Господь спасет мир без иуд, Он пойдет на Голгофу без «помощников», Он для этого и пришел. Но горе тому, через которого приходит соблазн. Поэтому Христос был с Иудой до конца. Иуда с Христом не был до конца.

– Кстати, для него тоже был возможен путь покаяния, как у апостола Петра.

– Конечно.

– Вы вспомнили Леонида Андреева, а я вспомнил еще одного представителя этого же времени; это Антон Павлович Чехов. Конечно же, в советское время Чехов всегда подавался как великий русский писатель и искренний атеист. Так ли это? И любите ли Вы Антона Павловича Чехова и его произведения?

– Бесспорно, люблю Антона Павловича Чехова. Но то, что атеист… всех писателей в советском литературоведении представляли нам таким вот образом. Почему Пушкин атеист? А потому, что написал: «Октябрь уж наступил...» Хотя это вообще описание природы. Дело в том, что когда читаешь Чехова, многие ловят себя на мысли, что чего-то не хватает (при всей высокой организации его текстов, его замечательной драматургии, его удивительно умных рассказов, его тонкого юмора, который еще понимать надо). А чего не хватает? Не хватает вот этой церковности, не хватает Причастия, не хватает таинств. Не жил Антон Павлович Чехов в последнее время этим, хотя детские годы он проводил в храме. Там, конечно, отец перегибал палку. Из биографии мы знаем эти моменты, когда он заставлял сыновей ходить в храм, петь на клиросе и так далее. Но Чехов был знаком с церковной жизнью. Мало того, у него есть очень глубокие рассказы, которые говорят о том, что все-таки он был верующим человеком.

Понимаете, эта дорога к храму, к Богу не бывает прямолинейной ракетой, у каждого она вот такая извилистая, в том числе у наших классиков. И через падения, через отречения многие все-таки этот путь находили. Перед смертью, конечно, русский православный человек всегда приобщится Святых Христовых Таин. Конечно, духовное подкрепление необходимо. Антон Павлович Чехов не причастился. Но это его путь.

Мы не должны осуждать наших классиков за какие-то проявления недуховности. Мы должны их просто знать, чтобы трезво на них смотреть. Мы их не осуждаем, но мы трезво смотрим на эти моменты, об этих отступлениях мы знаем и говорим. Но Антон Павлович Чехов – это, безусловно, национальное достояние русской культуры и русской литературы.

– Кстати, у него была замечательная фраза: «Если твой сын решил писать, высеки его и говори: не пиши, не пиши, не пиши»... Я вернусь к Николаю Васильевичу Гоголю. Считаю его просто величайшим представителем русской литературы. И я с удивлением узнал, что сам Николай Васильевич считал своим самым главным произведением не «Мертвые души», не какие-то рассказы, а «Размышления о Божественной литургии». Когда я это узнал, «Размышления о Божественной литургии» прочел сначала один раз, потом второй раз; и время от времени перечитываю. Наверное, я прочел их уже раз пятьдесят. Это удивительно простая и великая литература. Это для меня действительно праздник.

Вот мы узнаем о том, что он сжег свою рукопись, и потом читаем у Булгакова, что рукописи не горят... У нас в литературе 70-х годов много книг было написано в стол, то есть это книги, которые вероятнее всего не вышли бы в свет. Для чего человек пишет книги, которые, как он знает, никто не прочтет? Или это все-таки некий обман самого себя и человек знает, что когда-то кто-то это прочтет?

– Не могу не сказать буквально пару слов о Николае Васильевиче Гоголе. Это наиболее последовательный православный христианский мыслитель. Федор Михайлович Достоевский считал его своим учителем. Не будь Гоголя, не было бы того Достоевского, которого мы сегодня знаем. И миф, созданный Белинским, который подхватили в советское время, что Гоголь был сумасшедшим, – это, конечно, неправда. Это был абсолютно адекватный, психически здоровый человек. Он просто был верующий христианин.

По поводу сожжения «Мертвых душ»... Полного сожжения второго тома не было, были сожжены отдельные главы, и он имел на это право. Великие музыканты разбивали свои скрипки, рвали ноты, кидали их в порывах ярости, и никто их за это не осуждал. К Гоголю прицепились: «Вот он в порыве истерики...» Но он поставил очень высокую планку.

Во втором и третьем томах «Мертвых душ» он хотел показать положительно прекрасного человека. Мы знаем, Достоевский попробовал, у него получился «Идиот». При всей возможности литературы – это очень сложно сделать, чтобы это было не розовым, не слащавым, не приторным, а реальным. Поэтому это стало его личной трагедией. И писательской, и как человека.

Но все-таки второй и третий тома у него написаны. Они просто называются по-другому. Второй том – это, бесспорно, его выбранные места из переписки с друзьями. А третий том – это «Размышления о Божественной литургии». Это преображение, это воскресение человека. Это тот вздох, который должен был сделать Чичиков в конце третьего тома. Поэтому с Гоголем здесь тоже еще нужно разбираться, его надо читать, его надо перечитывать, и надо смотреть, что именно автор заложил в этот текст. А автор был православный.

Что касается того, что пишут в стол, настоящая литература всегда пробьется, как и настоящий источник. Его можно завалить мусором, хламом и прочим, водичка все равно найдет себе выход. Поэтому и настоящая литература все равно выйдет. Ведь действительно писалось многое как бы в стол. Тот же самый Булгаков… Ведь он опоздал с выходом «Мастера и Маргариты». Роман должен был выйти в 30-е годы, а появился в начале 60-х. И тем не менее... Мы сегодня даже мало понимаем его замысел. Мы говорим: роман о любви... Какой же это роман о любви? То, что мастер любит Маргариту, а Маргарита любит мастера, – это вообще нам ничего не говорит. Они появляются в 13-й главе. Это, кстати, еще та литературная вещь, к которой необходим свой подход. Вот здесь как раз «внутренний цензор» должен быть очень сильным, иначе эта книга просто повредит человека.

Очень многие тексты способны повредить духовное состояние человека, поэтому, конечно, надо относиться к чтению с особым вниманием. Но знать это произведение, конечно, необходимо. Кстати, сам Булгаков считал себя наследником Гоголя. Хотя Булгаков, конечно, не пошел по линии Гоголя, он шел в духовность со знаком «минус»; во всяком случае, после его 18-летия нет свидетельств о том, чтобы он был в храме и причащался.

– Да, о Михаиле Афанасьевиче можно  много говорить и вспомнить, например, его рассказ «Псалом». То есть опять-таки нужно читать, читать и читать.

– При всем этом он великий писатель. И «Собачье сердце», и многие его произведения никогда не устареют.

– Вопрос телезрительницы из Краснотурьинска: «Меня привела к Богу смерть мамы, любовь к ней, и я начала ходить в храм, чтобы ей там было лучше. Хочу понемногу читать литературу по основам православия. И нигде этой книги не могу найти. Хотелось бы и внукам почитать. Нигде нет этой книжки».

Спасибо за Ваш вопрос. Имеется в виду, наверное, какой-нибудь из катехизисов.

– Есть в нашей Церкви замечательно изданный и даже замечательно иллюстрированный «Катехизис» митрополита Илариона (Алфеева); обязательно найдите эту книгу. Иллюстратором этого издания является коллектив журнала «Фома», очень известный в плане иллюстрированного дизайна. Эта книжечка буквально поведет вас...

Есть дореволюционные издания – «Закон Божий» Серафима Слободского. Обязательно приобретите эту книгу, она тоже Вам очень поможет. Не стесняйтесь, самое главное. Путь к Богу – это радостный путь, это путь к любящему Отцу. Поэтому даже если где-то что-то Вы сейчас на уровне интеллекта не понимаете, у Вас же есть сердце. Именно сердцем познается Бог. Обратитесь к Нему своими словами. Очень многие богословские истины познаются через любовь Божию к нам.

– Спасибо за этот ответ. Новый «Катехизис» митрополита Илариона (Алфеева) действительно хорош и очень прост. И, самое интересное, написан таким языком, который хорош и для молодого человека, и для пожилого. И нет разницы, воцерковленный ты христианин или новоначальный. Или вообще первый раз берешь в руки книгу, которая говорит о православии. Слава Богу, что все это есть.

Вернемся к православной литературе, которая продается в православных храмах. Здесь очень большая проблема, с которой сталкивается множество наших прихожан. Это литература, которая подобрана непонятно по каким принципам. Либо по вкусу настоятеля, либо по вкусу женщины, работающей в лавке, или так, что дешевле. Во всяком случае, никакой системы в этом нет. Но когда приходишь в большой и хороший православный магазин книги, то уйти оттуда очень сложно. Столько литературы, которая просто необходима для чтения... Почему, на Ваш взгляд, такая плачевная ситуация в наших храмах с православной церковной литературой?

– Я здесь, наверное, больше на оптимистичной ноте начну. В церковных лавках сейчас в Русской Православной Церкви сохранилась та модель, которая была когда-то в Советском Союзе (и, безусловно, это добрая сторона), то есть была огромная сеть книгораспространения от Владивостока  до Калининграда. Автор мог абсолютно не волноваться: его книга выходила огромным тиражом, и вся думающая и читающая Советская Россия могла приобрести это издание. С развалом Советского Союза эта система распространения литературы была утеряна, но осталась Русская Православная Церковь с ее приходами.

Патриаршая премия не очень большая по современным деньгам, тем не менее у этих авторов есть возможность попасть в церковные издательства и церковные лавки. Поэтому здесь очень важно понять такую простую вещь: литературы должно быть много, взгляд должен быть умный, широкий, и, конечно, настоятель на то и настоятель, чтобы знать, что у него в церковной лавке.

Святейший Патриарх об этом неоднократно говорил на собраниях московского духовенства: что не зазорно представить даже нашу классику. То есть пусть это будет не церковная литература в сугубом понимании этого слова, но литература о смысле жизни (и не просто о каких-то перипетиях этой земли, а о высоком, духовном небе). Поэтому, конечно, должны быть представлены святые отцы. Не только чудеса, не только старцы, куда мы в последнее время двинулись (и нам интересно только это). Надо же читать в том числе и какие-то вещи, которые твой уровень немного поднимают, а не так, что ты высоту принижаешь до своего уровня. То есть это, по сути дела, работа. Серьезное чтение на то и серьезное чтение, что здесь необходимо немного поработать. Но какие благие плоды это принесет твоей душе, твоему самовозрастанию, твоему самосовершенствованию!

Обратите также внимание, что пишет святитель Игнатий (Брянчанинов). Надо обладать хорошим знанием того русского языка, на котором сегодня мы, современные люди, уже не разговариваем. А творения святителя Игнатия  – безусловно, это самое необходимое для современного христианина, потому что взять в руки сегодня Исаака Сирина, того же Иоанна Лествичника (хотя это любимая книга многих православных людей), Иоанна Дамаскина без подготовки очень сложно. А святитель Игнатий переложил на современный русский язык все их писания и приблизил к нам. Сто пятьдесят лет, которые нас отделяют, – это ничто, это ерунда, тем более он пишет на языке Пушкина. Это блистательный, замечательный русский язык. И что самое главное, вы не найдете ни об одном русском святителе с подобным литературным наследием таких эпитетов от действительно святых людей. И Оптинские старцы, и многие подвижники, и афонские старцы говорят о том, что святитель Игнатий – это современный учитель христианства.

– Феофан Затворник. У него есть очень хорошая книга – «Размышления на каждый день». Удивительно простая! И самое интересное, что эта книга хороша для чтения каждый день, потому что она не требует огромного духовного труда, там действительно удивительные мысли на каждый день года. Это замечательная книга, я ее очень люблю.

Вопрос телезрителя: «Немножко на землю опустимся, потому что высоко планку подняли. Я писатель Рогатко Сергей. Продаю свою книжку возле Троице-Сергиевой лавры; я живу в Сергиевом Посаде. Три момента. У людей сейчас нет денег – раз, люди вообще не читают – два. И третий момент – это уже книготорговцы и издатели жалуются, что нет денег на издание, а склады книготорговцев завалены православной литературой, там миллионные завалы – и ничего не продается. Это я вам докладываю из первых источников. Вопрос: как будем выкарабкиваться?»

– Только коллективными усилиями, конечно. Потому что мы, как Вы понимаете, в студии сейчас не решим этой проблемы.

– Но, с другой стороны, я прекрасно понимаю этот вопрос. Если только люди привыкнут к культуре чтения, а не будут читать в метро гороскопы и сидеть в социальных сетях в телефонах, то, наверное, все-таки что-то изменится. Если только мы начнем этот процесс, то, может быть, через сколько-то лет у нас будет та система, когда мы в церковной лавке будем покупать не календари и чтиво, а литературу, в том числе номинантов Патриаршей премии или других авторов. Потому что я уверен: если сейчас спросить многих наших читателей, кто такой Тургенев и какое отношение он имеет к русской философской мысли, то, наверное, все вспомнят Ивана Сергеевича. То же самое произойдет с Лесковым и Булгаковым. Имеется в виду, что это другой Булгаков, другой Лесков и другой Тургенев.

И еще одна вещь мне кажется очень важной. В нашем повседневном мышлении мы думаем о том, что достаточно ходить на богослужения, и на этом вся наша духовная жизнь заканчивается. Но это не так. И Ваше сегодняшнее выступление как раз говорит о том, что, наверное, мы должны учиться, должны повышать планку, должны размышлять. Если этого не будет, то каким же будет наше православие? Мы в конце концов превратимся в обрядоверов, потому что иначе наша вера будет не подтверждена каким-то духовным уровнем. Современная Церковь и современная православная мысль, в том числе миссионерская, конечно, должна нас вести к каким-то новым рубежам. Я прав?

– Православная культура христианства – это книжная культура. Конечно, здесь необходимо читать. Мало того, я опять обращаюсь к нашим родителям, бабушкам и дедушкам: наши дети обязаны читать. Сегодня, во время культа денег, высокой заработной платы и высоких должностных позиций, надо объяснять, что руководить будет только тот, кто читает. Тот, кто не читает, будет выполнять все остальные предписания, поэтому обязательно нужно привить и любовь к книге, и любовь к русской литературе. Это бесспорно. Это общая задача, которую могут решить сегодня и школа, и общество, и Церковь, и, конечно, малая церковь – семья.

– Я думаю, что еще в воскресных школах нам нужно не только изучать Священное Писание, но и приучать детей к литературе. В том числе к художественной (начиная от Шмелева и заканчивая Пушкиным). Потому что стыдно не знать, кто такой Пушкин. Как у нас сказала одна девочка: Александр Семенович Пушкин. Так что у нас есть куда расти.

– Божье благословение пусть пребывает со всеми нами. И напоследок я все-таки хотел бы закончить на оптимистичной ноте. Мы действительно думающие, крепкие, сильные люди. А сильные мы будем только в том случае, если будем знать свою русскую песню, свою русскую сказку, свою великую русскую литературу, свои великие русские традиции. Поэтому и вера наша ставит нас в те рамки, благодаря которым мы способны стать сильнее.

Ведущий Глеб Ильинский

Записала Елена Кузоро