Учимся растить любовью. Берем ребенка в семью. Как подготовиться?

Пожалуй, никто перед тем, как взять в семью приемного ребенка, не в состоянии представить, что его ожидает. Подготовиться к этому важному событию помогают специалисты благотворительного фонда “Родительский мост”. Их программы поддержки семей известны по всей стране. И сегодня у нас в гостях руководитель фонда, мама одиннадцати детей, в том числе приемных, Марина Левина. 

– Сегодня в гостях у нас долгожданный гость – Марина Юрьевна Левина.

Марина Юрьевна – президент организации «Родительский мост», которая помогает семьям,  желающим взять  детей. У организации есть и другие проекты. Начнем мы с того, что попросим Марину Юрьевну рассказать, что такое «Родительский мост». Мне кажется, это очень известная организация, но, может быть, кто-то о ней еще не слышал.

– «Родительский мост» – это команда единомышленников, которые пытаются построить мост между родителем и ребенком: либо между кровным родителем и кровным ребенком, если он попал в беду, либо между ребенком, который остался без попечения родителей, и будущим приемным родителем. Иногда бывает, что мост между приемным ребенком и теми родителями, которые приняли его в семью, очень шаткий. Для нас очень важно сохранить крепкую связь.

Мы начали заниматься этим с того момента, как собрались командой и стали помогать попавшим в больницы тогда еще Ленинграда детям-сиротам. Тогда стало ясно, что это катастрофа и что этим детям нужны родители. Многие из этих детей, в том числе имеющие серьезные проблемы со здоровьем, оказались в наших семьях. Они уже все взрослые люди, им почти по 40 лет. Тем не менее с 1985 года мы продолжаем строить наш мост, и для нас это очень важно.

–  Насколько я понимаю, у Вас и других сотрудников в семьях есть приемные дети. Кроме того, Вы имеете огромный опыт работы с приемными семьями. Это значит, что Вы, как никто другой, знаете, насколько необходима подготовка для родителей, которые готовятся усыновить ребенка. Однако есть масса примеров, когда люди, не прошедшие подготовки в школе приемных родителей, брали ребенка – и все было прекрасно. Были ли такие случаи в вашем окружении?

Возникает резонный вопрос: нужны ли школы приемных родителей? Сейчас, конечно, мы уже не можем об этом говорить, потому что они обязательны, а значит, нужны. Но многие будущие приемные родители убеждены, что они нужны только для корочки, но не могут дать фактических знаний и умений. Так ли это?

– Наша деятельность сложилась так, что с 1990-х годов мы поддерживали семьи с приемными детьми и семьи кровных родственников. Это было достаточно тяжелое время, когда многим семьям реально требовалась помощь, в том числе социальная. Получается, что наша организация стала одной из первых в нашей стране и Петербурге служб по профессиональной поддержке семей с приемными детьми.

Мы задумались: если родитель личностно не готов к приему ребенка с его особенностями, сложностями и историей жизни, то он испытывает очень много проблем. Именно эти проблемы приводят к вторичному отказу от этих детей, а возможно, даже к разрушению жизни самого усыновителя, опекуна и приемного родителя.

В 1997 году, когда мы создали школу принимающих родителей, нами была разработана система подготовки для желающих пройти ее добровольно. В 2012 году был принят закон об обязательной подготовке, а мы уже к тому моменту понимали, какие причины приводят к невозможности воспитания приемного ребенка в семье принимающих родителей.

В нашей стране есть много прекрасных государственных и негосударственных школ. Я убеждена, что все лучшие школы подготовки направлены исключительно на то, чтобы дети, размещенные в семьях, не вернулись обратно в сиротские учреждения. Кроме этого главного фокуса подготовки, думают о том, чтобы были счастливы и здоровы наши родители, чтобы не разрушалась их жизнь. Мне кажется, что школы принимающих родителей – это не просто курсы. Для нас это прежде всего работа с личностью самого родителя, с его готовностью, с его историей жизни и семейными отношениями.

Когда в немецком зоопарке хотят показать самое страшное и опасное существо на Земле, тогда группу, которая пришла в зоопарк, ведут по длинному коридору, который ведет к зеркалу. Потому что самое страшное, беспощадное и кровожадное существо на Земле на сегодняшний день – это человек. Если бы у меня была такая возможность, я бы, наверное, тоже подвела будущих кандидатов к зеркалу и сказала: «Я вам покажу самого опасного человека для приемного ребенка, который вообще существует». Потому что если я не в состоянии принять приемного ребенка, то он здесь ни при чем: что-то происходит со мной, внутри меня.

Вот наша школа и существует для того, чтобы это решение было взвешенным и осознанным. Кандидат имеет возможность оценить свои ресурсы, прожить непрожитые травмы и утраты, еще раз рассмотреть пространство своих отношений: семейных, внутриличностных, с Богом, с широким социальным окружением; наконец, ответить на вопрос, зачем ему это в данный момент надо, хочет он именно ребенка или чего-то другого. Это достаточно долгий путь, наполненный осознанием, проживанием чего-то, терапией.

Сама концепция обучения состоит в актуализации уже имеющихся знаний и опыта. Поэтому наша школа – это школа проживания. Если мы говорим про смерть и утраты, то у любого зрелого человека этот опыт есть. И это значит, что опыт, в том числе детский, может быть актуализирован, может быть прожит. Я понимаю, что ребенок, который ко мне придет, чувствовал то же самое, что когда-то чувствовал я сам, например, в детстве. Допустим, тогда, когда я потерял собственного ребенка или когда что-то со мной случилось.

Нужно отметить, что на Земле нет ни одного человека, который бы не имел сложных отношений с родителями. Причина здесь в том, что это связано с нашим развитием. Наши приемные дети чувствуют все, что было больно, обидно или тягостно нам в нашем детстве. Это наш страх потерять родителей, это наше ожидание у окна, когда они долго не идут с работы; наконец, мысль о том, что мама может не прийти.

Когда родители готовы принять ребенка со всеми его особенностями и сложностями, когда двери их сердец широко распахнуты и ребенку не приходится дергать ручку или протискиваться сквозь щель, тогда в будущем родителей и ребенка ждет успех и благополучие. Это происходит потому, что есть готовность к принятию самого себя, любовь и уважение к самому себе. Мне кажется, что наша подготовка является прежде всего путем к себе.

–  Бывает так, что человек к этому не готов. Может ли он, придя к Вам в школу, стать той самой полноценной личностью с распахнутым сердцем, хотя до этого он таким не являлся?

– Очень сложно быть готовым к тому, о чем мало знаешь. При этом все равно как бы вы ни готовились, опыт приемного родительства является совершенно уникальным. Еще важно осознать то, насколько в данный момент твои ценности, смыслы и цели совпадают с опытом приемного родительства. Может быть, ты сейчас хочешь совершенно другого.

Таким образом, одной из задач является прояснение мотивации: хочешь ли ты ребенка или хочешь радости, счастья, самоутверждения и гармонизации отношений в семье. Никакой ребенок этого дать не в состоянии, потому что все это мы даем сами себе.

Для нас очень важно, чтобы ребенок был не инструментом для решения проблем, которые есть у родителей. Часто взрослые этого не осознают. Бывает так, что когда эти проблемы в рамках терапии гармонизируются, то и потребность принять ребенка исчезает. Мы очень радуемся, когда к нам приходят пары, которые по тем или иным причинам не могут иметь детей, а потом у них рождаются собственные дети. Это тоже очень хорошо! Именно потому, что они разрешили какой-то внутренний конфликт или ответили для себя на какой-то очень значимый вопрос, а этот ребенок нашел себе место в их сердце, душе и теле. Кровные дети, которые появляются у наших родителей, – это всегда большое счастье. Поэтому, наверное, самый главный вопрос, на который должен ответить взрослый, когда собирается в этот непростой путь, – зачем это ему надо. При этом ответить нужно честно.

–  А такая мотивация, как жалость, может являться основополагающей? Так человек готовым себя не чувствует, но от понимания того, что есть брошенные дети, его сердце настолько сжимается от боли, что он готов взять ребенка. При этом он действует из желания осчастливить кого-то, а не себя. Или здесь есть какая-то ловушка и жалость – это неправильная мотивация?

– Жалость – это очень российское чувство, очень человеческое. Мне кажется, краткосрочная жалость, когда мне на короткий период времени стало жалко ребенка, а на самом деле он мне не нужен и я не знаю, что с ним делать, – это трагедия. А глубокое чувство сострадания со способностью чувствовать чужую боль, ощущать ее, соприкасаться с ней и при этом выживать – это совершенно другая история. Такое чувство, которое сродни милосердию, свойственно лучшим принимающим родителям, усыновителям и опекунам.

С другой стороны, когда мы испытываем щемящую боль от встречи с ребенком, который осиротел, возможно, внутри нас живет непрожитая нами боль. Желательно ответить на вопросы: «Насколько я осознаю, что во мне отзывается?» и «Кого я вижу в этом ребенке?» Иногда родители говорят: «Я все время смотрю сайты, и мое сердце сжимается». Но кого я вижу, чьи это фотографии? Похожа ли эта девочка на меня, случайно оставшуюся без родителей в три года и отправленную в деревню к бабушке? Похож ли этот подросток на меня в тот период, когда мне было очень сложно? Это плохо осознается, но тем не менее надо понимать, что все-таки эти дети на фотографиях – не я. Надо отделить себя и свои собственные переживания от ребенка, который придет в семью. А переживания надо осознать, переработать в опыт, который, если мы сможем его передать, поможет ребенку дальше жить.

–  Влияет ли жизнь в стране и внешние обстоятельства на увеличение или уменьшение количества приемных родителей? Есть тут какая-то тенденция?

− Очень интересный вопрос. Я скажу то, что думаю. Сейчас организации, работающие с семейным устройством, не только в России, но и в других странах (например, в дружественной нам Финляндии) столкнулись с тем, что усыновителей, опекунов, приемных родителей не хватает. Особенно тех, кто готов взять сложных детей. Мы и другие страны давно живем в ситуации, когда требуется размещение детей с проблемами в развитии, в первую очередь детей-подростков. И очень мало родителей, которые готовы их принять, к сожалению. Но если у приемных родителей есть внутренний мотив, структура ценностей, которая развернута в сторону подобного ребенка, то любая социальная реклама или наша передача найдет отклик. Если такого внутреннего состояния нет, то независимо от времени, мне кажется, отклика не будет.

В конце 80-х – начале 90-х годов был бум на приемных детей, создавались большие приемные семьи. Сама наша система устройства держится на целой армии опекунов-родственников, которые воспитывают племянников, внуков близких людей. О них очень мало говорят, но именно они − наши герои и спасают детей от их тяжелой доли.

Приемные семьи не всегда поддерживались, например, Детским фондом имени В. И. Ленина или государством. На государственное пособие можно было купить в конце 80-х годов один килограмм мяса, и многие его даже не оформляли. Поэтому я уверена, что финансовая составляющая не играет существенной роли, как и материальное стимулирование деторождения. Либо мне это надо и внутри меня это есть, либо я сегодня живу по-другому. Это не значит, что я плохой человек или не умею сострадать, просто фокус моей жизни и ее смыслы развернуты совершенно в другую сторону.

Такие передачи, как ваша, дают почувствовать человеку, откликается ли что-нибудь  внутри его, когда он думает о ребенке, который остался без родителей. Имеет ли это для него глубокий смысл с точки зрения осознания себя, развития духовного пути, изменения отношения к жизни, другого развития собственной семейной системы. И наша задача в рамках подготовки – помочь взрослым, которые к нам пришли, ответить на вопрос, зачем им это нужно, и понять, насколько они готовы в данный момент вступить на этот непростой путь. А идти по нему − самый главный подарок, который человек может получить. Этот путь позволяет человеку принимать окружающее его без оценки, приобрести удивительно честные отношения с людьми. Приемный ребенок очень меняет жизнь принимающего родителя.

− Тем не менее есть такое устойчивое мнение, что взять ребенка в семью – это подвиг (я думаю, так и есть). Приемный родитель отдает себя, но получает ли он что-то взамен? Наверное, Вы можете об этом рассказать из собственного опыта с точки зрения духовного пути? Можно ли сказать, что эта жертва что-то дает родителю?

− Я не воспринимаю путь приемного родительства как жертву. Мне мои дети подарили все: удивительный супружеский союз, совершенно по-другому повернувшихся ко мне близких. Дети абсолютно изменили жизнь моих родителей, родителей моего мужа: они − любимые бабушки и дедушки, несмотря на то, что иногда дети вели себя достаточно сложно. Мне кажется, что у меня не было бы второй профессии психолога или я не стала бы тренером школы приемных родителей. Я бы не стала развиваться в удивительном направлении гуманистической психологии.

Мои дети привели меня в храм: когда мы с мужем крестили наших маленьких детей, то, будучи  уже взрослыми людьми, тоже решили покреститься. А мы с супругом из простых советских семей, где явного протеста вере не было, но об этом не принято было говорить. Есть вещи, которые невозможно объяснить, и есть вопросы (даже вне духовных вещей), на которые не получить ответа. И когда сталкиваешься с чем-то нестерпимым и необъяснимым, то, собственно, к кому обращаться?

Совершенно иные отношения стали складываться с людьми. За это время я встретила на своем пути большое количество прекрасных людей, принимающих родителей, специалистов, которые изменили мою жизнь. Мои дети подарили мне удивительное жизнелюбие, радость жизни и интерес к жизни другого человека, к его чувствам. Они − достаточно честное зеркало, которое поставили передо мной. Я смотрю в него и думаю: нравится ли мне то, что я вижу? Сейчас дети выросли, но я понимаю, что благодаря им до сих пор во мне идет процесс изменений.

Главное, что приемные дети дают родителю, – это способность учиться абсолютной, безусловной любви. Эта способность помогает принять себя. Мне кажется, что именно в этом и есть смысл духовного развития.

Записали Таисия Зыкова и Наталья Богданова