Православный взгляд. Беседа с митрополитом Томским и Асиновским Ростиславом

– Владыка, мы периодически рассматриваем какие-то непростые для обсуждения темы. Давайте и сегодня вновь этим займемся, и я предлагаю обсудить тему «Цензура»; 21 июля 1804 года в царской России был утвержден Цензурный устав. Каково Ваше отношение к цензуре? Всегда ли слово «цензура» имеет негативный оттенок? Или, может быть, мы наделили это слово каким-то мрачным смыслом, а цензура иногда бывает даже в чем-то полезной?

– Лично для меня это слово носит только позитивный оттенок. Ничего негативного я в этом не вижу, потому что в любом случае мир без цензуры существовать не может. Важно, что мы имеем в виду, говоря о цензуре, но для нас самым главным цензором в жизни, пожалуй, является наша совесть. Чем совесть не цензор, определяющий, что можно, а что нельзя? Это предполагает, что человек уже на уровне своего внутреннего мироощущения обязан осуществлять цензуру.

Немощь человеческого естества иногда выдает или выдавливает из нас проявления нашей падшей природы, когда мы, например, хотим сделать человеку что-то не очень приятное. Но внутренняя цензура говорит нам, что делать это нехорошо, потому что, окажись мы на его месте, мы бы не хотели, чтобы так поступили с нами. «Не делай другому того, чего не хочешь себе» – известное высказывание отцов Церкви, золотое правило нравственности.

Итак, существует наша внутренняя цензура, а это значит, что в этом нет ничего плохого, это свойственно нашему миру. Но совесть тоже бывает разной. Помню, когда я учился в духовной семинарии, в курсе нравственного богословия мы изучали, что существует несколько проявлений, или степеней, совести человека.

Так, бывает совесть спящая, совесть прожженная – это уже самые последние ступеньки деградации совести, когда она настолько атрофируется и привыкает к греху, что перестает  ощущать это, реагировать на это. Здесь уже необходимы какие-то внешние стимулы, которые помогут пробудить совесть либо ее скорректировать.

Нет ни одного государства, которое бы не имело определенных законов. Самые древние письменные документы, которые находили археологи, были какими-то правилами, регламентировавшими, что делать можно, а что нельзя. Например, на шумерских глиняных табличках были обнаружены школьные правила, так регламентировалось поведение школьников.

Законы тоже являются своего рода цензурой, определяющей, что делать можно, а что нельзя, как можно поступать, а как нельзя. Но законы не могут описать всех сторон человеческой жизни.

Например, законы уголовного или гражданского права не совсем совпадают, скажем, с Божественными законами, с заповедями Божиими, потому что законы в государстве, как правило, не регулируют того, что относится к вопросам нравственности, если нарушение этих нравственных норм не затрагивает интересы других людей, и здесь как бы остается некое свободное пространство.

Со временем возникло явление, регламентирующее сферу деятельности человека, например, в области книгоиздания. В настоящее время в Церкви существует нечто подобное цензуре, но это не совсем цензура. Так, при Издательском совете Московского Патриархата существует орган, который присваивает определенный гриф всем церковным изданиям.

Все церковные издания перед печатью подаются в этот орган, где компетентными людьми – богословами, священнослужителями, назначенными Церковью, они тщательно просматриваются, изучаются, и если устанавливается, что они соответствуют учению Церкви, то им присваивается определенный гриф.

Нарушает ли это как-то свободу автора? Нет, потому что любой человек может издать в любой типографии свою книгу без этого грифа, но тогда покупатель, купивший эту книгу, увидит, что церковного грифа нет; значит, книга может соответствовать, но может и не соответствовать церковному учению.

Что же касается уже не церковной, а государственной области, то до последнего времени в публичное пространство очень часто выходили какие-то якобы художественные произведения, произведения кинематографа, телепередачи, вещали некие радиостанции, финансируемые за государственный счет либо за деньги государственных корпораций, которые планомерно и целенаправленно разрушали наше государство, работали против государства.

Не кажется ли вам это весьма странным? А что такое «государственные деньги»? Это наши с вами деньги, ведь бюджет государства складывается в том числе и из наших налогов, наших отчислений, и получается, что за наши деньги нас же пытались разрушать, причиняли нам вред. Я считаю, что государство, по крайней мере, в той области, в которой оно выделяет какие-то средства, вправе контролировать, чтобы все, что выходит, соответствовало интересам государства.

– Я с Вами абсолютно согласен, но если мы откроем закон о СМИ, то увидим, что там черным по белому написано о недопустимости цензуры. Где же здесь логика?

– Мне кажется, в этом законе оказалась норма, которая оценивается неправильно. Опять же что понимать под цензурой? Действительно ли это какой-то запрет на свободу выражения мысли? Вообще здесь очень тонкая грань. Есть люди с разными взглядами, с разными точками зрения, и всех во всем ограничить нельзя.

Если же человек ведет какую-то антигосударственную деятельность и высказывает свою точку зрения, которая находится за рамками закона, здесь уже в качестве цензора должен выступать закон, ведь наверняка есть какие-то законы, регламентирующие жизнь нашей страны в этой области.

Что же касается других областей, мне кажется, здесь у государства должна быть такая позиция: если оно платит деньги, то должно быть государственное видение, что государство хочет получить. Во всем остальном могут озвучиваться какие-то идеи, находящиеся в рамках закона, но это не должно финансироваться за государственный счет, то есть из нашего кармана.

– А реально ли в XXI веке создать какой-то орган, который будет осуществлять контроль продукта, выходящего в информационное поле? Если это возможно, то кто, на Ваш взгляд, должен в него войти? Должны ли там быть представители Церкви?

– Представители Церкви должны принимать участие в рассмотрении вопросов, касающихся Церкви. Я уже говорил, что такой орган есть, он функционирует, и я считаю, что на сегодняшний день эта система никакой корректировки не требует, потому что она достаточно отлажена, даже можно было бы рекомендовать государству использовать что-то из этой области в вопросах государственного регулирования.

Во всех других отношениях необходимо развитие нашей юридической, законодательной базы, чтобы в законах было четко прописано, что допустимо, а что недопустимо, что возможно, а что невозможно, и эту область уже регулировали бы законы, а не мнение каких-то определенных людей или экспертных групп. Все это должно быть прописано в законах, все должно быть прозрачным.

Никто не должен злоупотреблять своей властью, своим положением или навязывать свое мнение кому бы то ни было, ведь все мы – люди разные, и у каждого могут быть какие-то свои взгляды в этом отношении. И, конечно, в каждой области должны быть авторитетные специалисты. Если на книгах по истории или по химии будет гриф какого-то авторитетного научного сообщества, например Академии наук, то это будет означать, что эта книга, несомненно, качественная.

К сожалению, иногда государство оказывалось очень плохим цензором там, где пытались ввести некое подобие цензуры. До недавнего времени это не называлось цензурой, просто, например, на учебниках проставлялся гриф «Одобрено Министерством образования». А кто в Министерстве образования читал эти учебники? Зачастую, когда такие учебники выходили, даже неспециалисты находили в них откровенные глупости, а иногда и провокационные вещи.

– Приведу конкретный пример. В 90-е годы в наших учебниках истории черным по белому было написано, что во Второй мировой войне победу одержали Соединенные Штаты Америки.

– А почему? Потому, что у этих так называемых цензоров не было своих критериев. Они руководствовались какими-то совершенно чуждыми большинству нашего народа представлениями и убеждениями, воспитанными на навязанных Западом стереотипах, и они одобряли то, что было совершенно неприемлемым.

А если бы были какие-то критерии, человек понимал бы свою личную ответственность: если он одобряет что-то, выходящее за рамки закона, то несет персональную ответственность за это. Поэтому я отношусь к регламентации в любых областях положительно, но здесь есть некие подводные камни – мы можем все слишком зарегламентировать.

Все должно быть регламентировано прежде всего законом (при этом не нужно нарушать ничьей свободы творчества), а во-вторых, теми механизмами, которые позволяют эти законы реализовывать, осуществлять. Церковь в рамках нынешнего законодательства нашла для своих изданий такой оптимальный вариант, и нужно, чтобы и государство тоже нашло такой вариант.

– Я не знаю, сработает ли Ваше, несомненно, замечательное предложение. Мы сейчас говорили об учебниках, на них пытались воспитывать наше подрастающее поколение, но порой волосы на голове вставали дыбом от того, что там было написано. Но когда мы сейчас заходим в Интернет, там можно прочитать такие теории о каких-то известных событиях! А ведь многие воспринимают это за чистую монету. Что же нам делать с Интернетом?

– Что делать с Интернетом, я не знаю. С моей точки зрения, есть группа людей, которые с утра до ночи профессионально сидят в Интернете, пишут свои комментарии и получают за это зарплату от тех, кто работает на разрушение.

Мы с Вами только что говорили о том, что на протяжении двух, а может быть, и больше десятилетий выходили учебники, которые навязывали нашему молодому поколению определенные стереотипы. Выросло целое поколение людей, у которых своеобразные представления обо всем, и их нужно принимать во внимание.

Перед обществом, перед государством стоит, пожалуй, очень серьезная задача создания какой-то позитивной просветительской позиции по изменению сложившейся ситуации. Ведь очень часто у многих проясняется сознание, когда, например, Министерство обороны выкладывает в общественный доступ, в том числе и в Интернет, какие-то ранее засекреченные материалы времен Великой Отечественной войны, когда вдруг на основании подлинников мы узнаем, как на самом деле все происходило.

Такие документы иногда проливают свет и отрезвляют тех, кто раньше имел представление о той или иной ситуации времен Великой Отечественной войны исключительно от прозападных пропагандистов, поэтому работа здесь совсем непростая. Если, скажем, в области идеологии были большие просчеты, то исправить это не так просто. Но если этим серьезно заниматься, то результат будет достигнут.

– Давайте перейдем ко второй части нашей программы: 21 июля Церковь празднует явление Казанской иконы Божией Матери. Я думаю, что это один из самых почитаемых образов Богородицы, и не только в России.

– Казанская икона Божией Матери явилась в городе Казани в XVI веке вскоре после того, как Казань с Казанским царством была присоединена к России. Матерь Божия, явив Свой чудотворный образ, прославила его многими чудесами. Праздник в честь этой иконы совершается два раза в году, а в этот летний день отмечается праздник в честь явления иконы Божией Матери в граде Казани.

С тех пор эта икона стала священным знаменем, символом духовного продвижения России и Православной Церкви на Восток, потому что именно с этой иконой шли казаки-первопроходцы, осваивая все новые и новые просторы, в том числе и сибирские, перейдя через Уральские горы.

Мы знаем, что первый монастырь, возникший на Томской земле спустя всего лишь год после построения Томской крепости в 1605 году, был Богородицким монастырем, освященным в честь Казанской иконы Божией Матери.

Икона эта удивительная. Иконописцы, искусствоведы относят ее к разряду икон «Одигитрия», что означает «Путеводительница». На этих иконах Богородица всегда одной рукой держит Христа, а другой рукой указывает на Него как на путь, ведущий нас к жизни вечной. Казанскую же икону хоть и считают «Одигитрией», но на ней мы не видим рук Богоматери, а у Спасителя видим только одну руку, благословляющую людей, молящихся перед иконой.

Так почему же эта икона «Путеводительница»? Здесь как бы обратная ситуация, ведь Христос и благословляет, и одновременно указывает Своими перстами на Свою Матерь. А здесь уже не Матерь Божия указывает нам на Христа как на путь жизни, по которому мы должны идти, а Христос указывает на Свою Матерь как на нашу Заступницу Усердную и Молитвенницу перед Престолом Божиим, к Которой мы всегда должны прибегать. И поэтому эта икона замечательная даже с иконографической точки зрения.

Появилась эта икона необычным образом. Матерь Божия явилась во сне слепой девочке по имени Матрона и велела ей возвестить архиепископу Иеремии и градоначальнику Казани, чтобы они достали икону под пепелищем сгоревшего дома. Мать девочки сначала не прислушалась к словам дочери, но когда Божия Матерь трижды явилась ей во сне, они пошли на указанное место, и девочка сразу же нашла завернутую в ветхое сукно икону.

Неизвестно, когда и кем икона была сокрыта в земле, но она сияла красотой как новая, словно только что вышедшая из-под кисти иконописца. В то время в Казани простым приходским священником служил будущий Патриарх Московский и всея Руси священномученик Гермоген, и он явился свидетелем первых чудес, которые стали происходить от этой иконы. Потом он написал свою «Повесть о явлении и чудесах Казанской иконы Богородицы».

Когда патриарх Гермоген уже был во главе Церкви, Русь переживала, пожалуй, самый сложный свой период, вошедший в историю под названием Смутного времени, когда во главе государства встал Лжедмитрий, затем произошел заговор бояр, который характеризовался не только династической борьбой за власть, но и глубокими социальными конфликтами.

Впоследствии борьба в стране превратилась в национально-религиозную между католиками-поляками и православными русскими. Русь оказалась на грани гибели. Патриарх Гермоген призвал русский народ встать на защиту Отечества, за что был уморен голодом поляками в подвалах Чудова монастыря в Кремле.

Но призывы патриарха Гермогена и послания так называемых «троицких сидельцев» – находившихся в то время в осажденной Троице-Сергиевой лавре богомольцев, достигли Нижнего Новгорода, до которого враг тогда еще не дошел, и там зародилось народное ополчение, которое возглавили князь Дмитрий Пожарский и земский староста Козьма Минин.

Именно тогда в ополчение был принесен из Казани список с чудотворной Казанской иконы Божией Матери, и как только эта святыня появилась, все вдруг почувствовали, что во главе ополчения находятся не нижегородские, рязанские и другие полки, а Сама Пресвятая Богородица. Под этим святым образом ополченцы двинулись в сторону Москвы и в конце концов освободили Москву и наше государство.

Бояре приняли решение пригласить на царство юного Михаила Романова, и в стране утвердилась новая династия Романовых. Не случайно этот день – 4 ноября, не только празднуется у нас в стране как праздник Казанской иконы Божией Матери, но государство объявило этот день Днем народного единства.

– У нас еще есть вопросы телезрителей.

«Есть ли в Томской области священники, которые приехали из Донбасса или вообще из Украины?»

– Во-первых, священник никогда свой приход не бросит. Если он определен на какой-то приход, если там остаются живые люди, даже если приход страдает от бомбежек, от каких-то нестроений, пастырь свою паству не бросит. Если только кто-то действительно вынужден был это сделать, либо с территории Украины были высланные священнослужители, которые открыто заявляли свою пророссийскую позицию.

У нас в Томской епархии таких священников пока нет. Другое дело, что наши томские батюшки периодически бывают на Донбассе, как правило, они возят туда гуманитарную помощь, потому что там люди, в том числе и мирное население, нуждаются в какой-то поддержке.

В рамках Дней славянской письменности и культуры к нам приезжал священник из Москвы, который является духовником военнослужащих, в том числе и принимающих участие в специальной военной операции. Этот батюшка делился своими впечатлениями, рассказами о том, что происходит на Донбассе.

– Насколько я знаю, не один и не два наших прихода что-то шьют для фронта, для победы.

«Владыка, как Вы относитесь к рыбалке? Если кто-то пригласит Вас на рыбалку, согласитесь? Апостолы же тоже были рыбаками».

– Как-то у меня уже, по-моему, спрашивали про рыбалку. Если кто-то не видел ту передачу, то расскажу еще раз свою историю из школьных лет. Отец мой умер довольно рано, когда я был еще совсем маленьким, поэтому рос я с мамой и бабушкой. Когда я стал подрастать, пошел в школу, то видел, что мои друзья ходят на рыбалку, и мне тоже захотелось.

Я попросил маму, чтобы она купила мне удочку, друзья рассказали, что нужно для рыбалки, я накопал червяков и пошел на рыбалку. Жил я в городе, который располагается на берегу реки Волги, рыбки там и сейчас много, а тогда было еще больше.

Когда я пришел на реку, то увидел, что на берегу сидят мужички, рыбаки на расстоянии друг от друга в двадцать-тридцать метров. Я нашел между ними относительно большой промежуток и разместился там. Насадил червячка, закинул удочку. Ни у кого не клевало, а у меня клюнуло. Я почувствовал, что поплавок сильно дернулся, и понял, что попалась  большая рыба, и начал ее тащить.

Заядлые рыбаки, рассказывая о своем улове, часто говорят, что поймали огромную рыбу, но мне на крючок попалась просто очень большая рыба. Но я, будучи еще неумелым рыбаком, как-то слишком сильно дернул удочкой. В общем, когда эта рыба была над водой метрах в пяти-шести (то есть я очень высоко поднял ее, даже удочка прогнулась), рыба сорвалась с крючка и с фонтаном брызг упала в воду.

Мужики, которые рыбачили справа и слева от меня, обрушились на меня с руганью: «Ах ты! У тебя руки…» В общем, они высказали, откуда у меня растут руки и какой я вообще рыбак. С тех пор я обиделся на рыбу, на рыбалку и больше ни разу на рыбалке не был, если не брать во внимание рыбную ловлю сетями, но это была законная рыбная ловля.

Когда я служил в Магадане, наша епархия каждый год получала лицензию на отлов определенного количества кеты, которая шла на нерест. Такие лицензии выдавали и местным жителям, и организациям, и мы тоже каждый год заготавливали для епархии эту рыбу. Я тоже принимал в этом участие. Выставлялись сети, шла рыба с икрой, и мы добывали и заготавливали и красную икру, и рыбу. Изобилие рыбы в Охотском море было просто невероятным, я думаю, что и сейчас там ее столько же.

У меня сохранилась интересная фотография, на которой я с семинаристами, приехавшими ко мне из Московской духовной академии на время каникул (я их тоже привлек к этой рыбалке). На фотографии кто-то тянет сети, а я с двумя батюшками прохожу мимо, прогуливаясь по берегу моря.

Не помню, кто мне сказал: «Прямо евангельский сюжет – рыбаки ловят рыбу, а мимо проходит, правда, не Спаситель, а архиерей». Кстати, те, кто тянул эти сети, сейчас священники. Один служит в Москве, а другой, по-моему, в Тульской епархии; в общем, где-то в Центральной России.

Ведущий Виталий Стёпкин

Записала Людмила Белицкая