Православный взгляд. Беседа с митрополитом Томским и Асиновским Ростиславом

– Владыка, неделю назад мы с Вами приняли совместное решение поговорить о так называемых евангельских тайнах (или евангельских нестыковках, как их называют не совсем воцерковленные люди). Сегодня я предлагаю продолжить разговор на эту тему.

Господь упрекает книжников и фарисеев, что они долго молятся, и вопрошает: неужели они надеются, что будут услышаны? И Господь дает краткую молитву «Отче наш», которую, я думаю, знает каждый человек, даже люди, которые нечасто посещают храм.

Наряду с этим апостол Павел говорит: непрестанно молитесь. Мне кажется, здесь налицо определенная нестыковка. Скажите, есть ли некая мера, когда молиться достаточно, а когда, наоборот, нужно больше молиться, когда молиться кратко, а когда многословно?

– Во-первых, молиться много и молиться кратко – это не противоположности. Можно молиться кратко, но много; и можно быть многословным в молитве, но не молиться вообще. Если посмотреть в более широком контексте, перед этим Господь говорит о каких-то добродетелях.

То место из Евангелия, о котором Вы сказали, это часть Нагорной проповеди Христа: молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. В русском переводе здесь используется слово «многословие», состоящее из двух частей: «много» (по-гречески πολύς) и «слово» – по-гречески λόγος, и это слово по-гречески как бы должно иметь написание πολυλογία, а в Евангелии мы видим другое слово – βατταλογήσητεβ.

Но греческое слово βατταλογήσητεβ переводится на русский язык как «некое бормотание, несвязная речь». То есть здесь имеется в виду не то, что человек должен молиться много или мало, а то, что в молитве должна быть задействована душа, чего часто не происходит. Человек думает, что если он произнесет десять слов, то получит от этого малую пользу, а если произнесет сто слов, то получит благодати в десять раз больше. Такое отношение к молитве, конечно же, является ее искажением, извращением.

Языческие культы предполагали, что результативность некого магического воздействия на Бога посредством произнесения определенных заклинаний, фраз и прочего будет зависеть от того, как и сколько их произнести. Церковь же всегда видела и видит молитву как общение человека с Богом.

Но бывает и так, что человек, становясь на молитву, вместо того чтобы обращать к Богу какие-то свои прошения, начинает как бы вводить Бога в курс своих дел, трудностей. Но, конечно же, Господь не нуждается в информировании, он знает, какие у нас трудности, что нам необходимо для избавления от них, и пространно распространяться на этот счет у нас нет никакой необходимости.

Господь говорит, что Он прежде нашего прошения знает, в чем мы имеем нужду. Но значит ли это, что нам не нужно молиться? И здесь возникает другой вопрос: если мы не будем молиться, то сможем ли мы принять от Бога то, что Он готов нам дать?

Во время молитвы, обращаясь к Богу, мы раскрываем свою душу и сердце навстречу тем милостям, которые дает нам Господь. Мы приводим себя в такое состояние, когда мы уже становимся способными воспринять от Бога все Его милости. Поэтому, молясь, мы выступаем не как какие-то информаторы Бога о наших трудностях, а в качестве просителя: «Господи, ты видишь нашу немощь, наши проблемы. Ты – наша помощь, наша сила».

И поэтому все дело здесь не в многословии, а в открытости Богу, и мы бываем услышаны не тогда, когда многословны, а когда мы искренни в своих прошениях к Богу. В чем же заключаются эти прошения? Часто что-то нам кажется абсолютной ценностью, а на самом деле это совсем не ценно и даже вредно для нас. Иногда Господь посылает нам какие-то трудности для нашей же пользы, для нашего спасения, очищения, вразумления. И поэтому домогаться с усердием чего-то, что может послужить нам во вред, мы тоже не должны.

Когда нам очень тяжело, мы просим Божественной поддержки, но любую молитву мы должны завершать, как Господь завершал Свою молитву в Гефсиманском саду: впрочем не Моя воля, но Твоя да будет. Молитва Господня, которую затем Господь дает в качестве образца, что ли, молитвы, включает в себя слова: да будет воля Твоя. Так вот, становясь на молитву, испрашивая чего-то у Бога, прежде всего мы должны просить именно этого.

Молитва «Отче наш», которую дал нам Господь, более многословна, чем Иисусова молитва, состоящая всего из восьми слов: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго. Есть молитвы еще более краткие, например, «Господи, помилуй». Или: Боже, милостив буди мне грешному. Этой молитвой молился мытарь, и он вышел из храма более оправданным, чем фарисей, который произносил в молитве очень долгие и красивые речи.

– И даже благодарил Бога.

– Ну, он не столько благодарил Бога, сколько осуждал ближних: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь. Если бы он только сказал: Боже! благодарю Тебя, – то честь и хвала ему была бы. Но он высоко мнил о себе: я не таков, как прочие люди, и, конечно же, такая молитва сразу обесценилась. Мы заговорили о благодарении, и в этом месте, по-видимому, Господь говорит о молитве как о прошении у Бога каких-то определенных милостей, полезных для нас, для нашей земной жизни.

Святые отцы всегда различали молитву и псалмопение. Казалось бы, если хорошо молиться краткой молитвой, почему, придя в церковь, мы не говорим многократно, хоть тысячу раз: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго, – подражая человеку из притчи, который неотступно стучался в двери дома и просил у хозяина этого дома хлеба, хотя тот отвечал ему, что он уже лег спать и дети уже с ним в постели,  поэтому он не может встать и дать ему хлеба. Но человек продолжал стучаться, и, чтобы от него отвязаться, тот встал и дал ему хлеба. То есть, получается, нам тоже нужно проявлять некую настойчивость, постоянство в молитве.

– Но здесь тоже есть нестыковка. С одной стороны, Вы говорите, что не нужно домогаться Господа, потому что это может быть для нас неполезно, и в то же время Спаситель говорит нам в Евангелии: стучите, и отворят вам.

– Если забыть все, о чем я сейчас говорил, то тогда это так. Но я говорил: если мы просим у Бога милости, то чтобы получить эту милость, мы не должны быть этакими скороспелками.

Когда совершается таинство Крещения, в чинопоследовании оглашения перед крещением есть момент, когда священник три раза спрашивает у человека: «Отрицаешься ли сатаны, и всех дел его, и всех ангел его, и всего служения его, и всея гордыни его?» И человек отвечает: «Отрицаюсь». И как бы все понятно – четкий вопрос, четкий ответ. И вдруг священник снова задает этот же вопрос, и в третий раз он спрашивает о том же и оба раза получает ответ: «Отрицаюсь». Разве перед ним тупица, который никак не может понять суть вопроса?

Когда человек быстро о чем-то просит: «Господи, подай», – насколько он искренен, последователен, усерден в своем прошении, насколько он потом готов дорожить тем, что Господь ему посылает?

В Православной Церкви за каждым богослужением дьякон читает ектению, в которой есть такое прошение: «О мире всего мира, благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех Господу помолимся». Как-то один верующий человек из Луганской области сказал мне: «Раньше, когда все было спокойно, мы слышали в церкви, что мир лучше войны, и просили у Господа мира. А когда мы сейчас идем в храм и не знаем, попадет снаряд в храм или не попадет, вернемся мы сегодня домой или не вернемся, как же мы просим о мире во всем мире! Наша молитва приобретает совершенно другое свойство».

И здесь как раз важно не это многословие, не βατταλογήσητεβ – как можно больше наговорить, а совершенно другое, когда молитва идет от души, когда, проявляя некое постоянство, мы стучим в двери милосердия Божия. Уж кто, как не Господь, способен менять Свои решения, проявляя милосердие и долготерпение, когда мы меняемся.

Когда мы с одной и той же краткой молитвой непрестанно стучим в двери милосердия Божия, по сути, мы меняем не Бога, а себя. Меняя себя, проявляя твердость в своем ходатайстве, мы сами себя открываем для Бога, и молитва становится нашим общением с Господом.

И есть молитва, а есть псалмопение. Когда мы молимся – это не значит, что мы хотим что-то выпросить. Но часто мы забываем, что нам нужно восхвалить Господа за Его совершенство, за Его могущество как Творца, Отца нашего. А псалмы – это, во-первых, прославление Господа: благослови, душе моя, Господа, – или: хвали, душе моя, Господа, во-вторых, это благодарение Бога за то, что мы уже имеем.

Ядро литургии, которую мы совершаем, – это таинство Евхаристии, а слово «Евхаристия» означает «благодарение». Поэтому в первую очередь мы собираемся в храме для того, чтобы благодарить Господа, а не для того, чтобы что-то у Него выпрашивать.

На фоне благодарения и славословия Богу мы кратко просим у Него милости: «Господи, будь к нам милостив. Господи, помилуй. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». Мы излагаем пред Богом наши прошения и оставляем все на волю Божию, и Господь Сам либо избавляет нас от наших бед, либо подает силы и крепости для их перенесения, если это послужит для нашей пользы.

– Давайте уточним еще такой момент. Мы с Вами поговорили сейчас о кратких молитвах, о псалмопении. Но есть еще и такое многословное воспевание Богу и святым Его, как акафисты. Скажите, пение акафистов – это многословие или это все-таки ближе к псалмопению?

– Большая часть всех акафистов – это так называемые харитизмы: «Радуйся, Невесто Неневестная», – и так далее. Вообще греческое слово «радуйся» означает не только пожелание радости в нашем понимании, но это еще и своего рода приветствие. Ведь когда мы говорим «здравствуй», этим мы не только желаем, чтобы человек был здоров, но это и как бы общее пожелание благополучия, запечатленное в этом слове. Также и здесь это некое приветствие, имеющее даже оттенок восхваления, благопожелания. И поэтому большая часть текстов акафистов – это не выпрашивание чего-то.

Душе верующего человека, любящего Бога, приятно общаться с Господом, имя Божие такое же дорогое, как имя Пресвятой Богородицы. И когда мы обращаемся к Господу, мы не просто говорим: «Господи», – но с умилением произносим:

Иисусе, души моея утешителю;

Иисусе, ума моего просветителю.

То есть разными словами мы говорим: «Господи, Ты – все в моей жизни», – и это, по сути, изъяснение в любви души человека к Богу. Так же мы обращаемся и к Божией Матери, и к святым угодникам Божиим. Поэтому здесь нет никакого многословия. А акафист Иисусу Сладчайшему – это своего рода развернутая непрестанная Иисусова молитва.

– Владыка, давайте перейдем к церковной теме. Предлагаю вспомнить событие, которое Русская Православная Церковь будет отмечать 19 сентября, – это воспоминание чуда Архистратига Божия Михаила, бывшего в Хонех. Об этом событии я и хотел бы попросить Вас рассказать.

– Архистратиг Михаил всегда почитался и почитается во всем христианском мире, и у нас на Руси в том числе. С древних времен во многих частях Руси строились архангельские храмы. На территории Московского Кремля, говоря современным языком, было даже два таких церковных объекта. Один из них – ныне существующий Архангельский собор, который является усыпальницей древнерусских князей и московских царей.

Рядом с Архангельским собором находился, к сожалению, разрушенный в годы советской власти Чудов монастырь, который был посвящен не просто Архистратигу Михаилу, но именно этому событию – чуду Архистратига Михаила в Хонех, поэтому он и назывался Чудовым монастырем.

Так вот, как мы знаем, Архистратиг Михаил – один из высших архангелов, являющийся главой всего ангельского духовного мира, известен как защитник правды. Когда в духовном мире произошла трагедия разделения и часть ангелов во главе с Денницей отпали от Бога и стали бесами, противостал им именно Архистратиг Михаил, под водительством которого остались ангелы, верные Богу, поэтому он всегда почитался верующими людьми как помощник тем, кто стоит за правду, за истину, кто противостоит злу.

Что же касается этого праздника, есть два дня, когда мы празднуем день Архистратига Божия Михаила: помимо 19 сентября, мы отмечаем этот праздник еще и 21 ноября, только праздник уже называется Собором Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных. Этот праздник более известен, он собирает под своды храмов много богомольцев, но сейчас мы говорим о празднике, посвященном воспоминанию о чуде в Хонех, сотворенном Архистратигом Михаилом.

Что же это было за чудо? Во Фригии, недалеко от города Иераполя, рядом с храмом, посвященным Архистратигу Михаилу, и истекавшим там же источником жил благочестивый человек по имени Архипп, много лет исполнявший пономарское служение в храме.

Но когда человек ведет добродетельную жизнь, часто это вызывает зависть и даже ненависть у людей, которые не хотят жить благочестиво, и они начинают вредить этому человеку. Так и Архиппу начали строить козни, но его всегда оберегал, защищал Архистратиг Михаил, которому особенно усердно молился этот человек.

Однажды злопыхатели по наущению дьявола решили основательно покончить и с Архиппом, и с храмом. Место это было гористое, храм находился у подножия крутой скалы, а вверху протекали горные реки. Злоумышленники соединили в одно русло две горные реки и хотели направить их течение на храм, чтобы сильным потоком его разрушить.

И когда они уже были готовы осуществить свой замысел, по молитве Архиппа видимым образом явился Архистратиг Михаил и ударом жезла открыл в горе широкую расселину, куда и устремился бурлящий водный поток. Тем самым были спасены и Архипп, и храм Архистратига Михаила. В честь этого чуда и установлен этот праздник.

Из всего этого для нас следует назидание, что мы не одиноки в нашем духовном борении с грехом, со страстями, со злом, что помощником нам в этом является не только благодать Божия, но и наши верные соработники, соратники – святые, среди которых особым борцом с дьяволом, с грехом является Архистратиг Михаил.

Когда во время какой-то духовной борьбы, какого-то противостояния мы испытываем недостаток сил, но по нашему недостоинству мы не дерзаем испрашивать их непосредственно у Господа, мы просим быть нашим сомолитвенником и ходатаем к Богу Архангела Михаила, и он являет свою силу.

– У нас еще есть вопросы телезрителей.

«Владыка, как Вы относитесь к храмовой флористике? Вы наверняка слышали про акцию “Дети лучше цветов”, когда родителям предлагают не дарить педагогам пышные букеты, а отдать деньги на помощь нуждающимся. Уместна ли такая инициатива для приходов?»

– Я думаю, что это очень хорошая идея. Предполагаю, что, возможно, инициатором этого явления стал наш Святейший Патриарх много лет назад. В день его ангела всегда приходило много гостей с шикарными букетами, и в результате образовывались целые самосвалы цветов.

Конечно же, такое количество цветов вряд ли могло радовать Святейшего Патриарха, и он выступил с инициативой о том, что не нужно дарить ему цветы, а деньги, на которые планировали купить букет цветов, лучше перевести на конкретный указанный расчетный счет, даже если это будет пять рублей. И когда на этом счете накопится определенная сумма, деньги будут переведены больнице.

Каждый год после именин Святейшего Патриарха за эти деньги для больницы приобретается какое-то оборудование, медикаменты, которые сама больница не в состоянии приобрести в силу ограниченности бюджета. И то, что сейчас такая же инициатива нашла поддержку и в школах, это, конечно, благое дело.

Другое дело, как мы уже говорили в наших предыдущих передачах, если архиерей приезжает на какой-то приход и ему вручают букет, этот букет никакой погоды не делает. Я такие букеты всегда привожу и ставлю в храме к мощам святителя Макария Невского,  поэтому эта святыня часто украшена цветами.

– «Для чего в Русской Православной Церкви существуют ставропигиальные монастыри, которые подчиняются непосредственно Патриарху? Получается, местные владыки никак не могут ими управлять. В чем необходимость такой епархии в епархии?»

– В нашей Церкви есть очень значимые, важные монастыри, имеющие не местный, а общецерковный, что ли, уровень, и определять какое-то направление развития этого монастыря на местном уровне было бы крайне сложно. Если бы, например, Троице-Сергиева лавра, которая находится не в Москве, а в Московской области, была обычным епархиальным монастырем под управлением архиерея Сергиево-Посадского, это было бы крайне неправильно.

Точно так же происходит и в государственной системе. Например, это касается памятников архитектуры. Есть памятники архитектуры федерального значения (такие памятники есть и в Томске), и местная власть не может самостоятельно решать их судьбу, поскольку заботу об этих памятниках взяло на себя государство на уровне федеральной власти.

Именно поэтому некоторые монастыри находятся непосредственно под омофором Святейшего Патриарха, а о монастырях епархиального уровня заботу и попечение проявляет архиерей. И у каждого архиерея свой кругозор, свое видение чего-то. Иногда на местном уровне не всегда видно то, что видно на более высоком уровне.

Есть монастыри, такие как Троице-Сергиева лавра, Валаамский монастырь, которые нуждаются именно в патриаршем попечении. Что бы было, если бы, например, Валаамский монастырь был епархиальным монастырем? Вряд ли он был бы восстановлен в том виде и благолепии, какое мы видим сейчас.

Но поскольку государство определило Валаамский монастырь как памятник федерального значения, а Святейший Патриарх взял его под свой омофор, этот монастырь стал ставропигиальным монастырем, и из руин, из места ссылок, тюрем, где проживали асоциальные слои общества, он снова стал красивейшим духовным центром Православной Руси.

Ведущий Виталий Стёпкин

Записала Людмила Белицкая