Православная азбука. История одного бунта

– Конец 90-х и начало нулевых годов. Тогда было много разных субкультур, и я себя во всех субкультурах искал. Попал к скинхедам, среди них был какое-то время, примерно с 14 лет до 15–16. Долго праворадикальных взглядов придерживался – наверное, лет до 18.

Понятно, что человеку в возрасте 14–15 лет свойственен бунт. К тому же в то время я уже воспитывался без отца, для меня авторитетов в семье не было никаких, и я начал искать их на стороне. Так вот, просто случайно познакомился с ребятами, начал читать их литературу, слушать их музыку, и затянуло.

Бунт против системы, против ценностей этого мира… Вообще для подростка любой бунт – это его стезя, то есть ему хочется кардинальных перемен, ему хочется изменить этот мир. Просто хотелось бунтовать, и всё… Хотелось движа, хотелось куда-то применить свою энергию, хотелось быть крутым. В школе есть какая-то своя тусовка. А тут ты общаешься с ребятами постарше, чувствуешь там реальную силу.

Хотя ушел я оттуда, когда понял, что никакой там силы, никаких изменений нет. И когда я увидел «истинное лицо» этой субкультуры, понял, что это все бестолковый движ, ничего там все равно не добьешься. Нужен был спорт какой-то, чтобы себя поддерживать в форме, спорт меня, слава Богу, увел от скинхедов.

В спорте я познакомился уже с ребятами чеченцами, дагестанцами. Мы, в принципе, очень хорошо дружили, общались. Вот Даци Дациев, известный наш саратовский спортсмен, – мы с ним вместе занимались. Эти люди перевернули мой взгляд на отношения между национальностями. Тогда же еще была как раз вторая чеченская кампания, и межэтнический накал был очень серьезный. Но после личного знакомства с некоторыми чеченцами и дагестанцами я увидел, что все совсем по-другому.

У меня мама мудро поступила. Она давала полную свободу…Но тут у меня появилась бойцовская собака, которую я завел себе именно потому, что вот правый движ, питбуль, все дела... И вот мне нужно было за ней ухаживать, ею заниматься (кроме меня, заниматься было некому). Попал в спорт – все это меня настолько увлекло, что у меня просто уже времени не было куда-то в другое место ходить. И, мне кажется, меня спорт уберег, а потом уже во Христе в корне изменилось отношение к людям.

В церковь я попал, когда стал много читать, и у меня начало развиваться критическое мышление. А читать я много начал благодаря опять же правой литературе: просто читал как человек, находящийся в тюрьме, любую литературу. Как-то подумал: нужно развиваться, нужно читать.

Начинал с чтения мужской боевой литературы – там  боевой дух. Потом наткнулся на книгу Андрея Кочергина, которая называлась «…Или смерть? Дворовый катехизис русского человека». И в этой книге как раз было о православии. Под многоточием подразумевалось православие: православие или смерть.

И я открыл для себя православие совсем по-другому. На самом деле было очень много разных подталкивающих факторов: во-первых, у меня на тренировках, помимо мусульман, с которыми я занимался вместе, были люди православные. И я видел, что это действительно люди воцерковленные.

Есть у нас Паша Рыбкин, прихожанин Покровского храма, мы с ним вместе тренировались. И я видел, как человек в свободное время постоянно сидит с Евангелием. Для меня это сначала было ненормально, как-то неестественно…

То есть люди своим примером меня потихонечку-потихонечку подводили к мысли, что православие – это не та религия забитых бабушек, о которой мне говорили в правых кругах, потому что тогда уже среди правых радикалов было развито язычество, православных среди них было мало.

И я начал открывать для себя эту веру совсем по-другому. А мне всегда хотелось какого-то религиозного опыта. То есть, встречая тех же самых мусульман на тренировках, общаясь с ними, я видел, что в людях есть действительно сила духа, любовь к своей религии, любовь к своему народу. Я дошел до того, что взял в руки Евангелие и, как все, открыл для себя Христа в Евангелии.

Ведь на самом деле это такой стереотип, который уже отходит. Я бы не сказал, что в храме ты видишь бабушек: вот если зайти в Покровский храм – там молодежи процентов как минимум 60. Если мы молодежь будем считать до 35, даже до 40 лет, то людей до 40 лет процентов 60 точно, если не больше.

Бунт, который свойствен молодежи, может быть как деструктивным, так и конструктивным. Я не говорю о радикализме, я говорю о бунте самом. Люблю приводить пример американского монаха Джона Марлера (в миру Джастин Марлер). Он был гитаристом одной метал-группы в 90-е годы. Через этот панк-бунт, через бунт против системы навязанных ценностей общества потребления он пришел к православию, потому что увидел в православии истинный бунт против потребления.

И он начал среди американских панков проповедовать православие. Он издавал журнал, который назывался Death to the World – «Смерть миру», и этот журнал он распространял на панк-концертах. Вот представьте себе: панк-концерт, громкая музыка, слэм, и человек в черном раздает журнал, на котором написано «Смерть миру», нарисованы череп, кости. Люди берут этот журнал, приходят домой, открывают этот журнал и видят там первую фразу, что истинный последний бунт – это смерть для мира: распяться для мира и распять мир в самом себе. Их начинает это интересовать.

В журнале они видели рассказы о святых монахах первых времен христианства и как раз через них приходили ко Христу. Они выбирали для себя либо бунт деструктивный – когда человек сам себя уничтожает, что и было у панков, либо в себе уничтожали мир, против которого бунтовали. Христос бунтовал против этого мира и всего зла, которое в нем творилось. И Христос победил это зло, победил смерть.

Так получилось, что через год моего постепенного воцерковления я попал в алтарь. Моему духовнику к тому моменту дали в храм, куда я пришел вместе с ним (у него не было пономарей, и он меня позвал). И там произошла моя встреча с Богом. Когда я увидел своими глазами Евхаристию, как незримым образом хлеб и вино претворяются в Тело и Кровь Христа, я понял, что уже не могу уйти из алтаря.

Можно называть себя православным, ходить регулярно в храм, ставить свечки, исповедоваться и причащаться, но воспринимать это все просто как традицию. К сожалению, часто так и происходит. Очень часто, пока у людей не происходит личной встречи с Богом, для них все это остается либо формальным обрядом, либо традицией предков, и при первой же буре это все будет сметено.

Вообще Сам Христос объединяет людей любых политических взглядов и национальностей. Даже если мы посмотрим на самую первую общину Христа, Его учеников, мы увидим зилотов. А это были крайние радикалы, даже более радикальные, чем скинхеды.

Они резали всех направо и налево, даже тех, кто просто приносил дань римскому правительству. И тут появляется зилот вместе с мытарем, который собирал дань для римского народа. И эти люди не режут друг друга, находясь рядом с Христом. Христос дает им единство.

Когда мы говорим о Церкви, мы говорим не об организации, институте или здании, а о едином сакральном Теле Христовом. Для человека, который действительно попадает в это Тело (а не для того, который пришел в воскресенье поставить свечку и ушел), который воспринимает жизнь во Христе как жизнь в общине, не будет важна раса, национальность, если перед ним человек, образ Божий.

У нас в прошлом году было мероприятие, на которое из Москвы приезжал Руслан Анатольевич Ткаченко – представитель Синодального молодежного отдела. Он высказал мысль, с которой я полностью согласен: не надо искать молодежь среди каких-то «теплиц», молодежь нужно искать среди тех, кто за школой курит, дерется, среди самых радикальных, самых отпетых бандитов и нужно искать нашу молодежь, потому что именно эти люди имеют активную жизненную позицию.

Этот бунт нужно направить в нужное русло: не против общества, страны или родителей, а против греха внутри себя. Есть такая фраза: хочешь изменить мир – измени себя. Все думают, это избитая фраза. А на самом деле это и есть самое активное проявление. Начни менять этот мир не с проявления насилия, а именно с добрых и хороших поступков. Как бы это ни считалось странным, но любовь действительно меняет мир.

Для человека проще пытаться изменить других, но он не сможет это сделать. Даже если смотреть на отношения внутри семьи: когда муж и жена пытаются друг друга изменить, брак начинает рушиться, а когда они сами пытаются изменить себя, тогда брак будет крепким, в этом и проявляется жертвенная любовь. Христианство призывает к жертвенной любви. Всегда намного сложнее поменять себя, переломить свой характер, пойти против каких-то своих принципов.

Взрослый человек приходит к иконе, ставит свечку и думает, что от этого все произойдет. Но это не так. Я всегда говорю, что истинно верующего человека отличает от неверующего не то, что в его жизни все становится прекрасно, а то, что он умеет принимать удары этой жизни, держать себя достойно, сталкиваясь с какими-то скорбями. Мне кажется, в этом и заключается сила православия и сила веры – человек умеет принимать удары.

Иерей Павел Морозов

Записали Дарья Юсупова и Анна Купцова