Читаем Добротолюбие. «Рассуждение». Священник Константин Корепанов

В какой мере отсекает и смиряет кто волю свою, в такой же мере идет он к преспеянию. А чем упорнее держится кто своей воли, тем более наносит себе вреда. Поэтому не желай раболепствовать своей воле, но лучше послушен будь воле Божией.

В прошлый раз мы говорили, что мало-помалу (порой через достаточно много лет, прожитых в Церкви) мы воцерковляемся и понимаем, что смысл человеческой жизни в том, чтобы понять, узнать, познать и исполнить волю Божию. Но преподобный Ефрем Сирин исходит из совсем другого настроения, из другой интенции – как человеку не исполнять своей воли.

Христианское богословие, христианская теория, умосозерцание и практика духовной жизни, когда человек, всем сердцем, всем умом возлюбивший Бога, пытается исполнить заповеди, приводит к пониманию, что своя воля есть корень смерти. Самое плохое, самое вредное, самое страшное, самое темное, самое греховное, самое смертельное, что есть в бытии, – это своя воля, своеволие. Это корень смерти в этом мире. Так пал сатана, так пали все бесы. Таким образом сатана погубил человека, когда человек свою волю противопоставил воле Божией. Именно своеволие есть корень гордыни.

Когда отцы говорят, что гордыня есть корень греха, они говорят очень глубоко и правильно, но для нас не совсем понятно. Они-то понимали, что такое гордыня: это когда мое «хочу», мое мнение, мое видение, мое желание важнее всего прочего.

Когда мы говорим о гордыне, мы не понимаем, о чем речь. Скажи любому человеку: «Ты гордый», и он накинется на тебя с кулаками, будет возмущаться и кричать: «Да никакой я не гордый, наоборот, униженный и оскорбленный, застенчивый и тихий».

Человек гордый – это, в нашем понимании, какой-нибудь монстр из американского готического кино. А мы разве гордые? Да, раздражаемся на всех, постоянно со всеми ссоримся, постоянно осуждаем; муж боится слово сказать, жена сидит только на кухне, боится нос высунуть. Но мы думаем: «Какие же мы гордые? Ну, замечание сделали – чего тут гордого-то? Ну, накричали – но ведь для дела. А как не кричать-то? Человек может на шею сесть, поэтому и кричим. На детей раздражаемся, потому что не понимают ничего. Как не раздражаться-то? Но мы не гордые. Гордый – это сильный, могучий, страшный, который кричит что-то против Бога, борется с Богом. А мы все обыкновенные».

Мы привыкли стереотипно думать, что гордыня – это что-то страшное, хуже этого ничего нет. Вот сатана – это гордыня. А мы разве как он? И не понимаем, что своеволие, своя воля и есть корень гордыни. Маленькая ли это гордынька, гордость или огромная гордыня, но она все равно вырастает из состояния своей воли.

Своя воля опасна еще и с онтологической точки зрения. Жизнь есть воля Божия. Всякое неприятие этой воли есть смерть. Именно в этой плоскости решается проблема вечных мук. Ведь мы принимаем не какую-то автоматизированную, обособленную от бытия Божьего жизнь, некий райский сад. Кто же откажется жить в райском саду? Только совсем сумасшедший человек. Райский сад мы готовы принять; мы не готовы принять Бога как райский сад. Мы не готовы принять Его волю, мы ее не выносим, она для нас невыносима. А именно Его воля и есть райский сад; Его воля и есть жизнь. И, отказываясь принимать Его волю, мы отказываемся от жизни как она есть.

Поэтому входят в Царство Божие не хорошие и не плохие, а только те, которые смирились, покорились и приняли волю Божию как единственное основание своего собственного бытия.

Мы слышали в некоторых поучительных книгах и в Евангелии: «Господи, не моя воля, а Твоя да будет». То есть: «Я покоряюсь Твоей воле всецело, я принимаю Твою волю всецело, всем сердцем, всем умом, всем помышлением. Да будет, Господи, воля Твоя».

Принятие воли Божией есть жизнь, а отвержение воли Божией есть смерть. Поэтому своеволие – самая страшная беда человека. Человек познает это в процессе духовной жизни очень быстро и очень глубоко.

В отличие от нас, которые мучаются, как исполнить волю Божию, для человека духовно зрелого, духовно опытного, живущего напряженной духовной жизнью, очень важным и фундаментальным является не только исполнение воли Божией, но отвержение своей собственной воли как того главного, что сопротивляется воле Божией. Потому что своя воля – это корень всякого бунта, всякой страсти, всякого ухода из-под власти Бога.

Об этом говорит Священное Писание, слова Иисуса Христа: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16, 24). «Отвергнись себя» – это тотальное отвержение своей воли. «Не как я хочу, а как Ты хочешь, Господи». Взять крест – значит взять то послушание, ту деятельность, те скорби, все то, что посылает нам Бог, для того, чтобы мы исполняли Его волю. Но эту волю невозможно исполнить, пока мы не отверглись себя.

Постоянное отвержение себя – это, по сути, постоянное крестоношение и готовность принять все, что несогласно с моей волей. Это очень трудно, но духовный подвижник понимает, что иначе просто нельзя.

Если переводить это на более понятную нам почву обычной мирской жизни, об этом говорят слова Иисуса Христа из Нагорной проповеди: кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два (Мф. 5, 41). И далее по тексту. Это именно в контексте «отвергнись себя», в контексте отвержения своей воли как корня смерти в самом себе.

В житии преподобного старца Силуана Афонского есть такой эпизод. Однажды он шел по каким-то своим делам и встретил некоего монаха, который ему сказал: «Пойдем со мной к старцу Анатолию». Силуан ответил: «Ну пойдем». И пошли они к старцу. Это был какой-то протяженный путь. Подходя к калитке старца, брат спросил его: «Тебе старец Анатолий зачем?» Силуан сказал: «Мне не нужен старец Анатолий». – «А зачем же ты шел?» – «Ты позвал, и я пошел. Для меня главное – сделать не то, что я хочу, а отсечь свою волю и сделать то, что хочет Отец. Раз ты позвал – надо идти».

Подвижник вот так понимает жизнь, и если человек зовет его куда-то, приглашает, он это делает. Эту же мысль выражает апостол Павел: никто не ищи своего, но каждый пользы другого (1 Кор. 10, 24). То есть ищи не своей пользы, а пользы другого человека, чтобы другому было благо, а не тебе.

Если ты идешь на работу исполнять послушание Бога – это одно. Мало ли что там встречается, ты исполняешь послушание Бога и работаешь. Если ты идешь с работы, выполнив назначенное тебе послушание, и тебе звонит друг, говорит, что надо ехать туда-то и помочь, ты едешь. Или ты приходишь домой, тебя встречают дети, и каждый хочет, чтобы ты сделал с ним уроки, или почитал, или покатал машинку, или поговорил о чем-то важном, и ты должен это сделать, чтобы не сделать того, чего больше всего хочется, – сесть или лечь и отдохнуть.

Желание отдохнуть и заняться чем-то приятным для себя будет своей волей, а значит, смертью. А то, что просят и требуют другие, будет волей Божией, а значит, жизнью. Это можно расширять и дальше. Ты хочешь молиться, но тебе звонят и просят помочь – ты должен идти помочь. Ты хочешь почитать, но приходят гости (их прислал к тебе Бог) – надо уделить им не только время, но и сердце. Если ты будешь страдать от того, что тебя оторвали от чтения Иоанна Лествичника, то в глубине души будешь роптать на волю Божию, на Того, Кто привел к тебе этих гостей.

Всякую неожиданную для тебя случайность, выраженную в желаниях других людей, должно воспринимать как повод к отвержению своей воли. То есть ты воспринимаешь свою жизнь под покровом Всевышнего. Бог, видя, что ты сейчас хочешь вот этого, попускает случиться тому, чего ты не хочешь, и ты это исполняешь потому, что так надо; потому, что веришь, что твоя жизнь управляется Богом. Это желание людей не случайно, Бог заботится о том, чтобы ты разрушал корень смерти в самом себе, разрушал область своей воли.

Для монаха все это, конечно, гораздо более серьезно и глубоко. Понятным выражением идеи отвержения себя и своей воли является образ из Древнего патерика. Один монах, чтобы показать другому, что такое монашеская жизнь, снял с головы скуфейку, истоптал ее ногами и сказал: «Вот когда будешь такой, как эта скуфейка, будешь истинный монах». По сути, ты должен отдать себя под волю других людей, совершенно забыв о своей, и это сделает тебя подлинным монахом.

Можно почитать в этом отношении истории из «Лествицы» о том, какое послушание было у монахов, или истории из жизни современных афонских монахов. Например, историю старца Ефрема Катунакского, который в течение 40 лет проходил послушание у сумасшедшего старца. Смысл был не в сумасшествии старца, а в сокрушении своей воли. Так велел Бог, и Ефрем слушался Бога.

Некое монашеское совершенство (конечно, не в такой степени) должно быть интерполировано и в обычную христианскую жизнь. Ведь мы живем, питая собственную гордыню и всякий раз исполняя свою волю. Внимательный христианин быстро поймет: чем больше его воли, тем больше в нем амбиций и гордыни, страстей и неправды. В том числе и поэтому человек должен как можно больше отдавать себя служению, по слову Иисуса Христа: кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою (Мк. 9, 35). Наша страстность, падшесть и мир, лежащий во зле, приводят к тому, что мы очень комфортно начинаем себя чувствовать, когда нам служат и исполняют нашу волю.

Если мы немножко озабочены своей жизнью, своей душой, своим спасением, мы должны воспринимать всякое приглашение, призыв, вмешательство другого человека в нашу жизнь как повод к отвержению себя, своей воли. И тогда мир, согревающий наше сердце, покажет нам Божий путь. Но мир этот мы получим только тогда, когда поверим, что это и есть нормальная жизнь.

Но как в это поверить, если наше сознание наполнено сериальными картинками о комфортном своевольном бытии каждого конкретного человека? Мы мечтаем, чтобы у нас было такое бытие. Как сказал однажды митрополит Антоний Сурожский (и это, на мой взгляд, самое точное выражение сути того, о чем здесь говорит Ефрем Сирин): самые страшные слова, которые может сказать человек другим людям (или Богу): «Оставьте меня в покое». «Оставьте меня в покое» – значит оставьте меня в моей смерти.

Мы должны принять, что норма жизни – это отвержение самости, самоугодия, самоволия ради исполнения воли Божией, явленной в данном контексте времени в воле другого человека. Надо поверить в это, и тогда будет мир. Нужно воспринять человека, вторгающегося в наше жизненное пространство с чем-то неудобным, неожидаемым как вторгающуюся в нашу самость волю Божию, которая помогает отречься от себя, исполнить крещенские обеты и выбрать жизнь, которая (если это делается с верой) всегда свидетельствуется сердцу миром.

Дополняя это слово, Ефрем Сирин пишет в 101-м абзаце:

Хочешь ли, чтоб не преодолело тебя искушение? Отсеки всякую свою волю. Если дело кажется тебе и хорошим, но настоятель о Господе не признает его хорошим, то покорись ему о Господе. Входить в споры, следовать собственному своему намерению есть уже признак совращения. Да слышит всяк, что говорится в Псалме: «работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом. Примите наказание, да не когда прогневается Господь, и погибнете от пути праведного…» (Пс. 2, 11– 12).

Если не знаешь, как поступить в каждой конкретной ситуации, вопроси того, кого ты должен слушаться, кому должен подчиняться, у кого должен быть в послушании по воле Божией. Это может быть настоятель, как здесь сказано в отношении монастыря. Это может быть начальник на работе, или муж, или родители (если ты несовершеннолетний). Спроси у того, кого ты должен слушаться, что сделать в данной ситуации, и отсеки свою волю хотя бы перед этим советом; сделай так, как человек скажет.

Но если ты начинаешь спорить и доказывать, что нужно поступить иначе, тем самым ты свидетельствуешь против себя самого и говоришь о том, что своеволие очень глубоко в тебе укоренилось, что ты живешь самостью и только прикрываешь эту самость поиском воли Божией.

Если мы исполняем волю Божию тогда, когда нам хочется, то мы не исполняем ее совсем. Если из всех заповедей Божиих мы исполняем только те, которые нам приятны, то мы исполняем их не потому, что это заповеди Божии, а потому, что они нам приятны, потому что случайно наша воля совпала с волей Божией. Мы себе льстим, тешим себя надеждой, но на самом деле мы самоугодники и своевольники, и нас ждет духовная смерть, потому что мы не сможем принять волю Божию.

Если мы не можем сами решить, что лучше, что хуже, должен быть человек, у которого можно спросить. Мы все-таки живем в христианском мире, являемся членами Церкви, у нас есть, в конце концов, священник. Скажем, кого слушаться бабушке-пенсионерке? Ни работы, ни мужа у нее уже нет. У кого спросить, как быть в какой-то конкретной ситуации? Можно спросить священника, к которому ходишь на исповедь, и сделать так, как он скажет. Отсечь свое желание, свою волю, свое самохотение хотя бы перед ним – и тогда будет хорошо, тогда будет жизнь. А желание спорить ясно говорит о том, что в душе смерть, что гордыня для человека значит больше, чем воля Божия, и он свидетельствует о своей собственной погибели.

Это, конечно, решает некоторые проблемы, но не решает всех проблем. И когда мы говорим о непростом вопросе отсечения своей воли перед волей другого человека, необходимо иметь некоторое рассуждение. И об этом рассуждении мы поговорим в следующий раз.

Записала Нина Кирсанова