Читаем Добротолюбие. «Иоанн Лествичник. Биография». Священник Константин Корепанов

Интересна личность этого человека. Родился Иоанн Лествичник примерно (мы не можем сказать точно) в V веке. И очень рано (по нынешним меркам ребенком, в шестнадцать лет, по тамошним меркам зрелый, но молодой человек) поступает в монастырь. Исходя из всего того, что мы потом о нем узнаем, хотя он никогда не рассказывал об этом подробно, он имеет хорошее образование. И, что естественно для человека, в шестнадцать лет уходящего в монастырь, не наделавшего смертных грехов и никаких асоциальных нарушений, он имеет гуманитарный склад ума, словесный склад ума, он книжник по своему душевному и интеллектуальному складу. Это, так скажем, рассуждение, когда уже мы прочитали «Лествицу» раза два как минимум, лучше три. Тогда мы начинаем его понимать, когда нам встречаются не столько воспоминания, сколько некие представления о нем, которые на самом деле очень ярко его характеризуют.

Книжное житие использует некоторые традиционные клише, некоторые традиционные формы: он пришел в монастырь, оставался в послушании, молился, безмолствовал, естественно, когда-то был пострижен в монахи, отшельничал, снова молился очень много, получал разные откровения, в конце концов стал игуменом большого и хорошего монастыря и написал книгу об опыте духовной жизни, который он прошел.

Такое житие мы можем прочитать в житиях Димитрия Ростовского. В общем-то, такое же житие предваряет его тексты в «Добротолюбии»: небольшое, житийное. И, собственно, все бы на этом можно было бы сказать. Но нет.

Из разных нежитийных источников, нежитийных свидетельств, разных высказываний святых, из наблюдений разных людей, из цитат разных патериков, обмолвок этих патериков рисуется более глубокая картина личности. А как я уже сказал, это  замечательная в своем роде личность. Понятно, что любой святой отец – замечательная личность. Но мне особенно близко, понятно, радостно сознавать, что именно такой человек написал такую книгу.

Все дело в том, надо понять, что это был за человек, как он жил по-человечески. Он прожил со старцем девятнадцать лет. Жизнь послушника, жизнь при старце, в общем-то, неплохая, хотя он описывает в своей «Лествице» очень много трагических послушников, которые кончали жизнь смертью, которых забивали насмерть, которые просто погибали от недостатка еды, воздуха и человеческого внимания. Но в целом жизнь со старцем, жизнь с духовником, по крайней мере, как-то безопасна и интересна и ограждает молодого человека от уныния. У тебя всегда есть дело, в котором ты приставлен помогать.

Поскольку ты не живешь своей волей, а слушаешь, что скажет тебе старец, то за послушание и доверие своему старцу благодать Божья избавляет тебя от многих скорбей, о которых ты знать не знаешь, но знают другие люди. Ты можешь в шестнадцать лет не знать никаких блудных страстей, блудных сновидений, какого-то разжжения плоти по естеству, уныния… Бессмысленное хождение под солнцем, жара, зной – как все это надоело… Но за то, что ты слушаешься человека, слушаешься старца, доверяешь ему, благодать Божья ограждает тебя от всего.

Но старец умирает. И тебе всего тридцать пять. Впереди сорок лет жизни в пустыне в совершенном одиночестве, когда ты не знаешь, что тебе делать. Ты жил в родительском доме, что-то делал, в свободное время молился. Потом попал к старцу, тоже молился в свободное время. Но у тебя было некое дело, обеспечивающее существование этого старца. А тут ты один; и навсегда теперь будешь один. Синайский монастырь той эпохи – это специфический монастырь, тем более он живет несколько уединенно, отдаленно. И человеку очень тяжело: он попадает в уединение, того, кого он привык слушаться, больше нет, послушания в его жизни больше нет, и благодать Божья его в некоторой степени оставляет.

На самом деле послушание, о котором столько говорится, говорилось в церковной среде, ничего страшного в себе не содержит. Чтобы вы поняли, послушанием жил почти весь русский народ в течение нескольких столетий. Что такое крепостное право, как не послушание? Своей воли нет, своей собственности нет, ты ничего не решаешь; что скажут, то и делаешь.

Это послушание трудно для нас, потому что мы самовольные, строптивые, гордые люди. Для строптивых послушание трудно. Для смиренных послушание легко. Им трудно, когда они остаются одни. А само послушание – хорошо. Всегда было много таких людей.

А вот как жить одному? Как жить, когда покров благодати Божьей умаляется, потому что отныне ты живешь не по послушанию, а своей волей? Раньше ты жил беззаботно, ни за что не отвечал, не принимал никаких решений, а теперь принимаешь, когда живешь в уединении.

Вот тогда тебя начинают мучить разные скорби, и все зависит от склада твоей души. Но уж, несомненно, тебя будет мучить уныние. Это уныние окружает тебя везде и всегда. Ты не можешь спрятаться в келье, выйти на улицу, потому что улицы нет, не можешь включить телевизор, потому что телевизора тоже еще нет, в Интернет не можешь глянуть, вдруг там кто-то написал какой-то важный вопрос: «Батюшка, как молиться по четкам?» Но Интернета нет, тоже еще не придумали. Что делать-то?

Ты живешь изо дня в день, и ничего не меняется, совершенно ничего. Ты ходишь изредка, далеко не каждую неделю, на службу, чтобы помолиться и причаститься. А все остальное время один, совершенно, абсолютно, тотально один и без покрова Всевышнего, потому что, раз ты не слушаешься, покров от тебя отнят.

Кто-то в такой ситуации мучается от бесов. Иоанн нет. Это поражает. Конечно, у него есть какие-то искушения, он о них тоже пишет. Но его житие, его писания отводят бесам в жизни монаха совершенно периферийное место. Они где-то поминаются, где-то есть, но вообще-то он пишет о другом. Если даже в житии такого удивительного и светлого человека, как Силуан Афонский бесы активно присутствуют в жизни, то ничего подобного мы в житии Иоанна Лествичника не видим. У него другая скорбь – уныние, а не бесы.

Это говорит о том, что он не гордый человек. Ему не надо держать свой ум во аде, он с детства ходил в послушании, он уже двадцать лет провел в послушании в монастыре. Поскольку он с детства послушный, амбиций, гордыни у него нет, то и бесы его не искушают. У него только уныние.

В итоге он прожил в уединении сорок лет. И достоверно известно, что половина этого срока, то есть с тридцати пяти до пятидесяти пяти, – это борьба с унынием.

А потом он становится игуменом Синайской горы. Пробыл он игуменом не очень долго. И ему пишут странное письмо из Раифы о том, чтобы он написал некую книгу, в которой бы по ступеням разложил, как должен спасаться монах.

Это говорит, по крайней мере, о том, что у Иоанна Лествичника, игумена Синайской горы, каким-то образом есть то, о чем его просят. С чего? Человек старый, стал игуменом. Зачем обращаться к старому человеку? За такими вещами надо к книжнику обращаться, еще к какому-то человеку, который систематизировать бы смог этот опыт. А что напишет старец, игумен уже на склоне своих лет? Напишет то, что уже есть: писания Антония Великого, писания преподобного Ефрема Сирина. Есть же изложение опыта духовной жизни. Почему обращаются к нему, как будто бы никто до этого времени, до 550 года, вообще ничего не написал? Игумены других монастырей знать не знают ничего про другие послания. Так, что ли? Или они подумали, что вдруг игумен Синайской горы напишет?

Нет, из контекста видно, что они знают: у Иоанна Лествичника есть наработанный материал. И просят этим материалом поделиться. Как бы ни жил уединенно человек, но даже в монашеской неболтливой среде монахи знают, что у него есть некий материал; не просто накопленный, коллекционировал книги Василия Великого, Ефрема Сирина, Антония Великого. Нет, у него есть некий собственный материал, обработанный и переработанный, с помощью которого можно обобщить опыт духовной жизни монаха.

Как бы ни был он скрытен, как бы ни был уединен, как бы ни был стар, как бы ни была вся эта среда зажата, очень скрытна, тем не менее люди в другом монастыре знают, что у Иоанна Лествичника есть наработанный материал. Что значит наработанный материал? Не книги, а некая проведенная системная аналитическая работа, то есть человек этим занимался. А раз он занимался, значит – он образованный человек.

Что же подвигло его заниматься этой аналитической работой? Вот как раз его уединенное бытие, житие, которое привело к тому, что он как минимум двадцать лет страдал от уныния. Что еще делать человеку, чтобы бороться с унынием? Он так и борется. Он начинает читать, собирать изречения святых отцов.

Возможно, это началось еще в период послушничества. Но совершенно точно это продолжалось в течение двадцати лет уединения, когда он выискивает разные книги, когда он просит, чтобы эти книги ему дали прочитать, переписать или чтобы они были в постоянном пользовании. Он собирает эти книги и оттуда что-то выписывает, а книги возвращает, у себя не держит. Поэтому о том, что он собирает, обрабатывает эти материалы о духовной жизни, у других монахов представление было. Он не просто берет что-то прочитать, он что-то записывает, что-то систематизирует, какую-то работу ведет. Он систематизирует свидетельства о духовной жизни подвижников, что были до него, и, скорее всего, дополняет это какими-то собственными умозаключениями.

То, что мы видим, когда открываем «Лествицу», именно системный характер, это аналитическая работа. И мы видим, что человек это не просто сел и написал месяца за три. Это многолетняя и кропотливая работа, о существовании которой знали другие люди, это работа, проведенная в течение длительного времени, на протяжении очень многих лет. А оформление самой книги выдает с головой ее цитатный, картотечный характер: маленькие фразы, буквально в одно предложение. Свои ли это наблюдения, мысли ли святых отцов, переработанные, порой не имеющие подписи, кто это, для Лествичника не важно, что это авторская редакция. Для него важно, что это свидетельства о духовной жизни, систематизировать которую его и попросили.

Но эта работа раскладывания определенных свидетельств, определенных текстов по тематическим категориям была проведена заранее, задолго до того, как он стал игуменом, задолго до того, как к нему обратились с просьбой об этом. Видно, что он записывал разные цитаты в разное время, а потом их систематизировал по темам. По сути дела, он обнародовал собственные заключения, размышления, свидетельства о страстях и добродетелях, о духовной жизни примерно так же, как в нецитатной форме сделал это праведный Иоанн Кронштадтский, написав книгу «Моя жизнь во Христе».

Этот труд вообще непонятен только тем, кто никогда им не занимался. Для человека, который работает со стамеской, колесом, долотом, машиной, станком, с землей, с растением, папоротником, яблоком, это непонятно. Но книжный человек так и живет. Если он одержим унынием, если его начинает мучить уныние, он начинает эту работу. Это то, что является безгрешным, что несет пользу и хоть как-то разнообразит жизнь. Составление такой своеобразной картотеки. Для книжного человека эта деятельность вполне понятна.

И можно сказать даже больше: само уныние, обрушившееся на Иоанна Лествичника, когда он потерял своего старца, было промыслительно именно для того, чтобы этот книжный человек смог начать собирать и систематизировать учение Церкви о христианском подвиге.

Это длилось не год, не два, не три, это длилось на протяжении как минимум двадцати лет,  добавлялись новые темы. И работа эта не могла проходить в полной изоляции (нужна бумага, нужно перо, нужны книги). К нему обращались сначала местные, а потом и дальние, потому что знали, что у него этот опыт систематизирован. Благодаря этой внутренней работе, которая изначально носила характер просто противостояния унынию, и родилась эта книга, которая помогает людям организовать свою жизнь во Христе уже в течение полутора тысячи лет (умер он в 563 году).

Начал за здравие, закончу за упокой: мы не будем разбирать все цитаты из приведенных здесь отрывков, потому что «Лествица» – это то, что нужно читать как лествицу: брать текст и читать. В этом весь ее смысл. Именно так: ступень за ступенью, восходя от первой к любви, человек должен прочитать эту книгу, и прочитать ее не раз с определенным перерывом на какой-то промежуток времени.

Мы возьмем из приведенных здесь текстов только несколько слов, очень малое количество слов. В целом же очень вас призываю найти настоящую «Лествицу» и прочитать ее как целостный книжный текст.

Записала Инна Корепанова