Беседы с батюшкой. Священник Вадим Смоляков 12 апреля 2023

В гостях у нас клирик Вознесенского архиерейского подворья города Екатеринбурга священник Вадим Смоляков.

– Ранее мы начали говорить о разных аспектах церковной жизни с точки зрения православной антропологии. Сегодня я предлагаю поговорить о молитве святого Ефрема Сирина, которую мы так часто слышим Великим постом. Давайте попробуем истолковать молитву по частям, основываясь на тех истинах, которые открывает нам православная антропология.

Первая часть молитвы: «Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми». Как эти греховные страсти формируются на телесном, душевном и духовном уровнях и откуда они исходят?

– В молитву Ефрема Сирина, столь часто звучащую Великим постом и произносимую многими верующими в течение всего года келейно (устав этого совершенно не запрещает), встраиваются прошения обо всех сторонах нашей духовной жизни. Проблемы нашей греховности, нашей страстности, все, что тревожит нас и отвлекает от богопочитания и прославления Бога, – все это в ней содержится. Мы просим избавить нас от того, что нам мешает, от страстей, о которых далее поговорим, и просим даровать все то, что нужно для спасения, прославления Бога и исполнения воли Его.

Молитва начинается со слов: «Господи и Владыко». Господь действительно Владыка нашей жизни. Если бы наши страсти, как говорят некоторые из святых отцов, никак не проявлялись вовне, то они не были бы страстями, не были бы тем, что действительно страшно для нас и окружающих. Когда мы обращаемся к Богу, Владыке нашей жизни, мы просим Его о том, чтобы Он выстраивал всю нашу жизнь, поскольку Он является подлинным Владыкой всего того, что нас окружает.

«Господи и Владыко живота моего», то есть жизни моей. Важно понять, что с точки зрения Священного Писания (и этот взгляд очень часто в антропологии проявляется) жизнью называется совокупность душевно-телесно-духовного бытия человека. В Священном Писании словом «душа» обозначается жизнь, словом «жизнь» обозначается душа, душевность, возвышенность, духовность человеческого естества. Именно с души чаще всего начинают проявляться греховные страсти.

Почему на первом месте стоит праздность? Почему преподобный Ефрем Сирин молится в первую очередь о том, чтобы Господь избавлял его (и всех нас) от этой страсти? Если бы мы всегда славословили Бога, если бы всегда были бодры духом (дух всегда бодр, просто мы не всегда пребываем в единстве со своим духом), у нас не было бы праздности. Праздность проявляется тогда, когда мы забываем Бога. Как говорят святые отцы, состояние человека никогда не бывает нейтральным, и, забыв Бога, человек неминуемо обрекается на служение своим страстям, немощам, греховным привычкам. Поэтому избавить от духа праздности мы просим в первую очередь.

За праздностью следует уныние. Когда мы молим Бога о том, чтобы Он избавил нас от праздности, мы понимаем и признаем, что в этот момент своей жизни или в течение всей жизни были неподвижно ленивыми и праздными, и в это состояние мы как-то попали. Мы думаем, что молитва Ефрема Сирина – это обращение к Богу праведника, святого, что Ефрем Сирин уже практически совершенный и просит Бога о том, чтобы Господь совершил в нем последние штришки совершенства. Но это не так. Эта молитва возносится от лица человека, который понимает собственную немощь, собственное падение, собственную греховность, страстность, понимает, что он подлинно утопающий, у которого остался последний вздох, чтобы схватиться за что-то и не утонуть окончательно.

Если человек долгое время пребывал в праздности, забыв Бога, значит, он оказался в этом состоянии из-за уныния. И когда мы просим Бога избавить нас от праздности и получаем просимое, на следующем уровне мы начинаем, по милости Божией, видеть в себе, что уныния было много. Когда человек восстает от праздности, враг, искушая человека, или собственная человеческая немощь и привычка говорят: что бы ты ни делал, все это будет тщетным и ничего не получится. Но это не так.

Господь видит человека постоянно изменяющимся в лучшую сторону. Господь творит человека изменчивым (на этом настаивает православная антропология). Мы меняемся. Каждую секунду драгоценного времени, которое Господь дает нам для спасения, мы проживаем не так, как предыдущую, мы проживаем ее в измененном состоянии. Поэтому, если разумно, духовно рассудить, откуда в нас берется уныние, мы не найдем никакой предпосылки. Но это если мы будем руководствоваться умом, а не наветами собственных привычек, страстей и искушением духов злобы.

Когда мы восстали от праздности, когда хотим поработать Господеви, как говорит Давид, когда отвергли все унылые предположения, искушения, мы можем споткнуться о следующую причину, повергшую нас в это горькое состояние, – любоначалие. Когда мы вышли из состояния лени и начинаем усердно работать Богу, когда благодарим Бога, что Он поборол в нас уныние, мы хотим быть начальниками своей жизни, царями собственного бытия, хотим сами решать, чем нам заниматься, на что сейчас обратить внимание. Любоначалие мы часто понимаем узко, преимущественно по отношению к людям, которые окружают нас и даны нам, чтобы мы за них отвечали, были ответственны за них. Но любоначалие как понятие существенно шире.

Каждая часть человеческого естества хочет, любит, желает быть начальствующей над другой. Дух бодр, плоть же немощна. Плоть, которая немощна, которая создается именно подчиненной душе и духу, хочет над ними господствовать. Нас может разбивать банальная телесная лень, нас могут удручать наши болезни, слабости и прочее. Тело хочет стать начальником над душой. Душа хочет стать начальницей над духом и требовать подкрепления только душевного, без духовного; духовное для нее кажется сложным, а душевным она не может насытиться.

Но подлинно должен начальствовать в человеке дух. Но он только тогда начинает начальствовать над всеми остальными частями тела, когда мы, во-первых, обращаемся к Богу, во-вторых, стараемся сделать от себя все зависящее, не поддаваясь неправедному начальству, когда естество переворачивается с ног на голову и тело стоит над душой, и не соглашаясь с теми искушениями, которые предлагают окружающие люди, падшие духи или что бы то ни было, на что обращается взор.

Когда мы в этом состоянии начинаем пытаться по воле Божией совершить то дело, на которое нас Господь поставил, мы можем впасть в следующее искушение – празднословие. Праздность и празднословие – вещи очень разные. Человек, пребывающий в ленивой праздности, как правило, ленится уже настолько, что перестает с кем бы то ни было говорить, даже с самим собой. Это верх человеческой гордыни, когда уже ничего не отвлекает человека от его спокойствия, его привычки. Но Господь всегда стучится в сердце человека, поэтому впасть в это состояние чрезмерно глубоко достаточно сложно: Господь, по Своей любви к нам, вытаскивает нас оттуда раньше времени, за что мы Его благодарим.

Когда мы понимаем греховные движения своей души и своего тела, мы можем начать празднословить, много говорить, даже и с самими собой. Часто люди сетуют, что разговаривают подолгу сами с собой, не обращаясь при этом к Богу. Когда в Великом покаянном каноне и других молитвах имеется обращение к душе: «Душе моя, восстани, что спиши?», человек при этом обращается к Богу, призывает душу славить Бога. Но мы можем празднословить сами с собой или, поскольку грех всегда ищет себе соучастника, можем празднословить с кем-то другим. И в этом состоянии мы опять откатываемся назад: понимая, что празднословить долго мы не можем, нам это физически тяжело, мы впадаем в состояние лени, с чего, собственно, и начинали.

У преподобного Ефрема Сирина все очень грамотно и точно, это нужно понять. Поэтому Церковь и священство рекомендуют произносить молитву Ефрема Сирина, буквально вживаясь в каждое слово, медленно и последовательно.

Почему сначала праздность? Потому, что мы долго не обращались к Богу. Почему мы это сделали? Потому, что долго могли унывать. Почему мы могли долго унывать? Потому, что наше тело хотело и любило начальствовать над душой, а когда мы находились в неправильно подчиненном состоянии, все, что бы мы ни начинали, не получалось. Но даже тогда, когда по милости Божией что-то получалось, мы впадали в празднословие, хотели об этом рассказать другим, нарушая евангельскую заповедь, или подолгу говорили сами с собой, пребывая в какой-то мечтательности.

Когда мы чрезмерно долго находимся в этом состоянии, благодать Божия, окружающая нас, все больше и больше покидает нас изнутри, и самим нам выбраться из этого сложно, даже невозможно. Поэтому мы и обращаемся к Богу: «Господи и Владыко живота моего, не давай мне этот дух греховный, избавь меня от него».

– Вторая часть молитвы звучит так: «Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему». В этом прошении мы просим о целомудрии, смиренномудрии, терпении и любви. Что можно сказать об этих добродетелях и их истоках в нашем естестве?

– Многие христианские термины, многие добродетели, многие прошения мы понимаем чрезвычайно узко ввиду непросвещенности своего ума, как говорят святые отцы. Часто Великим постом мы слышали прошение священника: «Свет Христов да просвещает всех». Да просветит он каждого человека во все дни жизни человеческой.

Целомудрие мы понимаем очень узко, чаще всего телесно. Хотя это понятие, пожалуй, одно из самых широких во всем корпусе понятий антропологии. Целомудрие – это цельное мудрование, целостность, устремленность, причем не просто по своему естеству, а по своему добровольному хотению. Я хочу, чтобы я целиком и полностью (а не какая-то моя часть) обращался к Богу, и желаю этого сознательно.

Понятие «целомудрие» очень часто разъясняют, сравнивая это с телесным любодеянием. Когда человек не совсем целомудрен в отношении Бога, когда он обращается к Богу редко, плохо и неосознанно или не желает этого делать, он неизбежно, как в Ветхом Завете многажды сказано, начинает идти вслед богов иных. Человек начинает быть тем, кто изменяет Богу, изменяет постоянству общения с Ним.

Это понятие чрезвычайно обширно. В чем оно может выражаться? Когда тело наше пребывает в скверности и нечистоте, и это значит, что мы последовали иным богам (это могут быть наши страсти или убеждения, навязываемые извне людьми лукавыми). Или когда мы следуем каким-то именно душевным чувствованиям, невзирая на то, что Господь говорит: остановись в этом чувстве, перестань испытывать ненависть к этому человеку. А мы ее испытываем, значит, мы не целостны, мы разорваны. И мы сами разрываем себя (не Бог разрывает нас, Он только собирает), мы сами перестаем быть целостными. Все то, что разорвано, отделено одно от другого, в Священном Писании называется словом «смерть».

Когда человек не обращен к Богу на сто процентов своего ума, чувств, души, тела, он начинает быть изменником Богу, становится блудным сыном по своему добровольному желанию или по научению вражьему. В этом состоянии человек начинает искать целомудрия. Ефрем Сирин просит, чтобы это целомудрие было дано ему от Бога, поскольку Бог чрезвычайно целостен, сверхцеломудрен в Своей любви, в Своем обращении к нам. Господь ведь никогда не оставляет нас, никогда не оставляет один народ, отдавая предпочтение другому, Он всегда пребывает со всеми нами. Он целомудрен в отношении нас, Он дает нам Свой завет, чтобы мы были целомудренны в отношении Его. Но мы, к сожалению, достаточно часто отступаем от Него вслед богов иных; это могут быть телесные скверны, душевные страсти.

Самое губительное, с чего все начинается, – привычка души жить без духа, привычка души любоначальствовать над духом, подчинять его себе. Проявляется это в том, что мы можем подолгу питаться душевной пищей, оставаясь только людьми душевными. Иными словами, мы можем посетить все картинные галереи, все памятники, достопримечательности, прослушать всю классическую музыку, то есть можем сделать очень много душевного, но не сделать ничего духовного. Безусловно, нет ничего плохого в каждом из мною перечисленных действий, но когда мы отдаем этому чрезмерное внимание, мы отрываемся от обращения к Господу, к чему изначально призваны, в сторону этой страстности. Во всем должна быть своя мера.

Так вот, когда мы произносим в молитве слово «целомудрие», мы просим о цельности нашего естества, чтобы оно не было разрываемо грехом или другими людьми, чтобы не разрывалось само в себе; просим о цельности нашей души, чтобы ее чувства постоянно стремились подпитываться духовно и душа не пребывала в обособленном, зажатом состоянии.

Без терпения стать целомудренным невозможно. Например, когда человек сознательно хочет совершить длительное богослужение, помолиться за продолжительной службой, которые на Страстной седмице достаточно долгие, он чувствует собственное нетерпение: устает, рассеивается мысленно, не стремится собрать свой ум воедино, нетерпелив. Когда человек пытается целиком устремиться в сторону Бога, проявляя подлинное христианское целомудрие, он чувствует, что надо привыкнуть к этому состоянию. Пока он к нему не привык, он нетерпелив. Это нетерпение проявляется в том, что человек рассеивается вниманием за богослужением, или не может собраться воедино в общении с каким-то человеком, как правило, с одним из самых близких и дорогих людей, или еще по какой-то причине проявляет нетерпение.

Господь говорит: претерпевший же до конца спасется. Когда человек терпит, идет процесс. Сказать, претерпел человек или нет, может только Господь в конце человеческой жизни. Он скажет: здесь вы дотерпели, а здесь проявили нетерпение. Поэтому мы терпения просим многажды, часто.

«Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве»: эти четыре прошения идут в совокупности. Без смиренномудрия мы не можем терпеть. Опять мы встречаем очень сложное слово – смиренномудрие: я смиряюсь, имея мир Божий в себе, но при этом прошу Бога сделать меня премудрым, чтобы Он от Своей премудрости совсем немножечко дал мне. Потому что если мы смиряемся безумно, получается ревность не по разуму; со временем наша душевность или враг искусят нас.

Если человек умный, то есть мудрый, живет не скверно, но при этом не совсем смиренный, он неизбежно впадет в тщеславие. Смиренномудрие – когда человек смиряется разумно, через дух своего естества обращается к Богу и просит Его смирения и Его мудрости; того, что нужно делать, и того, для чего это делать. То есть человек ищет Его воли и хочет ее исполнить, но все-таки вопрошает Его о том, почему же так. Когда захлестывают недоумения, мы открываем Священное Писание и в большинстве случаев находим ответы на те вопросы, которые хотим задать Богу, поскольку слово Его пребывает вовеки и каждое слово Его – для нас.

Смиренномудрие, когда человек смиряется разумно, приходит к пониманию того, Кто же такой Господь долготерпеливый и поистине смиренный, Который уничижает Себя ради нас, и Кто же такой Господь, Который есть любовь.

Любовь: об этом в христианской антропологии, как и в Церкви, тоже говорится очень много. Что самое важное мы можем выразить? Мы тогда любим Бога, тогда любим окружающих нас людей, когда пребываем в послушании Богу в первую очередь, когда несем это послушание не просто механически, а стараемся совершать его разумно. Мы можем задаться вопросом, как это возможно. Ответ достаточно прост: когда мы слезно молимся Богу и обращаемся к Нему, мы пребываем в общении с Ним, и Он наши неразумия пытается поднимать, возводить горе, к Своему уму. И тогда мы понимаем, что действительно происходит, и, как говорит Максим Исповедник, созерцаем судьбы Божии.

Мы чувствуем любовь тогда, когда исполняем все то, что Бог повелевает, как мы слышим в Великом покаянном каноне. И эта любовь делает нас подобными Богу. Со слов Василия Великого, только тот является христианином, кто уподобляется Богу.

Любовь проявляется в том, что мы смотрим на других людей не своими глазами, а глазами Божиими, мы смиряемся перед ними, но ровно настолько, насколько говорит нам Господь. Мы как можно больше дорожим тем, что дает нам Бог, и как можно больше просим Его избавить от того, что нам еще мешает. Любовь Божия проявляется в том, что те заповеди, которые мы в послушании Ему исполняем, мы совершаем осознанно. Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое, исполнит то, что Я повелеваю ему, говорит Господь.

– Заключительная часть молитвы: «Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь». Тут делается акцент на том, что важно видеть свои прегрешения и не осуждать брата своего. С чего нужно начать, чтобы эта работа стала для нас полезной, чтобы получилось то, к чему святой Ефрем Сирин нас призывает? Тут наверняка должны быть задействованы все силы человека: и дух, и душа, и тело.

– В том-то все и дело, что часто проблемы духовные мы начинаем решать телесно, а проблемы телесные пытаемся начать решать духовно, забывая о теле. Мы пребываем в мятущемся, разорванном состоянии, не цельном. Когда мы стремимся не осуждать другого человека и вообще всех людей, мы понимаем, насколько нужны и любовь, и смиренномудрие, и терпение. И насколько сильно осуждению других способствуют те страсти, от которых мы просили нас избавить в первом прошении молитвы.

Если мы не обращаемся к Богу, если не любим молиться или молимся мало, рассеянно и так далее, если не почитаем или почитаем неполноценно Бога нашим Господом и Владыкой, тогда все, что бы мы ни делали, обречено на провал. Чтобы не осуждать другого человека, надо в первую очередь начать молиться. Молитва Ефрема Сирина, столь часто произносимая, хотя бы постоянством произнесения укореняет нашу душу в мысли, что нам нельзя осуждать.

Если мы кого-то судим, мы становимся на место Бога, мы любоначальствуем там, где не наш удел и не наша ответственность. Чтобы не осуждать других людей, в первую очередь мы призываем Бога, Который говорит: «Я не сужу никого» (Ин. 8, 15). Когда к Нему приводят грешного человека, грешницу, блудницу, Он говорит: «Иди, Я не осуждаю тебя».

Если мы судим, значит, мы потеряли в себе Его образ, потеряли любовь к Нему, потеряли целостное мудрование о Нем. Начинается все, безусловно, с молитвы, поскольку утопающего никто не будет спасать до того момента, пока он не закричит о помощи. Но Господь, по милости Своей, всегда рядом с утопающим, окружает его теми, кто может ему помочь, надо только попросить. Если все помогающие, все спасатели не могут вытащить человека, Господь, как Петра, вытаскивает его Сам.

Пока мы не просим Бога о том, чтобы перестать осуждать, пока не концентрируемся душой больше на духовном, чем на мирском, пока телесно пребываем в состоянии изнеженном и праздном, мы будем судить других людей, хотя изначально должны осуждать только себя и свой грех.

Чтобы не осуждать других людей, многие святые отцы дают совет, который наверняка проистекает из молитвы преподобного Ефрема Сирина: «Виждь свои прегрешения». «Даруй ми, Господи, зрети моя прегрешения». Если бы мы всегда имели память смертную, если бы всегда видели, насколько виноваты перед Богом, нам не было бы никакого дела до окружающих нас людей; не в горделивом смысле, а именно в покаянном. Мы заботились бы только о своей душе. Если бы мы сосредоточивали внимание только на своих грехах и на том, насколько мало наше покаяние, мы бы стремились усиливать именно эту молитву, именно на этом фокусировать свои душевные, телесные и духовные силы. И тогда окружающие люди не волновали бы столь сильно нашу душу, нашу память и воображение.

Когда человек видит, кем он является на самом деле, когда видит множество прегрешений, которые в нем доподлинно есть, то, как говорит преподобный Максим Исповедник, утешая нас, такой человек уже наполовину спасен. Но мы не видим.

И когда в сердце появляется помысел осуждения, нужно стремиться молитвой Ефрема Сирина прекратить разжигание осуждения, которое всегда выльется в празднословии, словесном осуждении, а порой в желании ударить или даже убить человека. Не случайно в Великом покаянном каноне святителя Андрея Критского мы видим много таких примеров из Ветхого Завета, когда человек ожесточается против брата настолько, что идет и убивает его. Мы каемся, плачем и молим Бога о том, чтобы Он изъял эти стремления из нашей души.

Когда мы произносим молитву Ефрема Сирина, совершенно неминуемо можем, по милости Божией, вспомнить еще и то, в чем не принесли покаяния. То есть Господь перенаправляет наше внимание от того, что не нужно, на то, что нужно, показывает то, над чем действительно стоит задуматься. И мы начинаем приносить покаяние еще до того, как предстаем перед священником у креста и Евангелия. Если мы не сделаем этого заранее, то, когда придем на исповедь, ничего не скажем.

Именно видение духовными очами на духовном уровне, душевными силами на уровне душевном и телесном своих прегрешений, своих страстей избавляет нас от осуждения других людей.

Я должен стать тем, кем Бог меня видит, а не кем я, как любострастный начальник, хочу себя видеть. Пока я вижу других, пока думаю о других, я забываю себя и драгоценное время, которое Господь дал мне, расточаю на других людей.

Правда, даже и здесь мы можем преувеличить, потерять чувство меры и начать думать только о себе, начать заботиться только о себе и игнорировать брата своего, который просит нашего внимания. Но если мы пребудем в мере тех добродетелей, о которых просили, мы никогда не отвергнем брата. Мы, любящие Бога, не сможем оттолкнуть человека, который приступает к нам, пусть даже раздраженным или с каким-то вопросом, который нам не нравится.

И мы пребываем на этом лезвии, на этой вершине отвесной горы: чуть больше одного – и мы уклонимся в одну сторону, чуть больше другого – и снова уклонимся туда, куда не нужно. Когда мы чувствуем по милости Божией, по Его любви, Его вразумлению, Его просвещению, насколько нам нужно сохранить баланс между тем, чтобы не забывать своих грехов, и тем, чтобы служить другим людям, тогда мы целенаправленны к Богу и только тогда имеем хоть маленькую толику шанса называть Его нашим Царем.

Ведь очень часто Он пытается указать нам, что на самом деле мы хотим стать царями над другими людьми, а порой и над Ним Самим. Не случайно дьявол, искушая Еву, произнес, чтобы она стала как бы царицей этого мира без Бога. Очень часто мы, к сожалению, устремляемся туда же, в это же самовластие, самолюбование, саможаление, подчинение окружающих людей себе. В этом состоянии одно только может нас утешать и радовать, если мы хоть сколько-то являемся людьми, обращающимися к Богу, – что Господь это когда-то совершенно неизбежно прекратит, вразумит нас, неизбежно снимет с нас эти розовые очки. Но чтобы это не случилось чрезмерно поздно, мы молим Его о том, чтобы это произошло до Страшного Суда, чтобы Господь еще продлил возможность нашего покаяния.

Когда мы видим себя такими, какие мы есть, мы видим и других людей точно так же: не с позиции собственной правильности, фарисейства, начетничества или стремления подчинить всех себе, а тем взглядом, которым Бог видит каждого человека. И тогда все встает на свои места. Когда Господь утверждается через дух в душе человека и когда тело служит душе, обращающейся к Богу словами молитвы, тогда в человеке все пребывает в единстве. Вот к этому единству Господь нас всегда призывает.

Было бы очень странно предполагать (хотя нередко эти мысли нас посещают), что это единство, эта цельность нашего естества даются сразу, сейчас, сегодня. Нет; Господь видит, насколько мы привязаны ко всем отклонениям, и дает нам жизнь для того, чтобы мы постепенно в обращениях к Нему, служении Ему отвязывали себя от них. Это невозможно совершить в одну секунду без умерщвления нас, поэтому Он этого и не делает. Он действует очень постепенно, научая, вразумляя, подправляя, корректируя нас.

Но если мы почитаем себя теми, которые уже совершенны, Господь напоминает нам снова и снова: «Человек, ты же читаешь молитву Ефрема Сирина, называешь себя тем, кто пребывает доныне в праздности, унынии, не имеешь терпения, любви, смиренномудрия, целостного устремления ко Мне. Если это так, разве ты святой?» Через эти мысли снова и снова Господь призывает нас к тому, чтобы мы жизнь свою проводили в Нем и с Ним, и, если что-то у нас не получается, признавали это, как Ефрем Сирин, и просили от этого избавить.

Очевидно, преподобного Ефрема Сирина заботило более духовное, чем каждого из нас, – он пытался бороться с праздностью, унынием. Мы очень часто можем всю жизнь бороться со сребролюбием или нежеланием простить человека. Ефрем Сирин, вероятнее всего, это уже стяжал, поэтому не просит этого.

Поэтому, когда мы произносим молитву Ефрема Сирина медленно, когда нам дается 12 прошений: «Боже, очисти меня, грешного», нам дается возможность вставить то, что именно нас заботит здесь и сейчас. Каждые двенадцать раз наверняка это будет что-то разное из послужного списка нашего греховного естества. И потом мы снова произносим молитву и понимаем, что все то, что мы сказали, более емко в ней реализовано.

Поэтому нужно всегда стараться молиться осознанно теми текстами, которые Господь нам дает; они куда более многогранны, чем нам кажется. Взгляд православной антропологии дает нам возможность со святыми отцами очень детально рассмотреть каждый из заботящих нас моментов.

– Формат программы не позволяет детально исследовать все вопросы, которые затрагивает православная антропология. Давайте пригласим зрителей, которых заинтересовали наши беседы, в Ваш персональный Telegram-канал, где Вы затрагиваете эти вопросы.

– Буду очень рад. На нашем Вознесенском архиерейском подворье города Екатеринбурга сейчас милостью Божией мы ведем (даст Бог, и будем вести) беседы. Мы начали разбирать книгу, делаем это очень подробно, детально, не спеша. Поэтому всех желающих приглашаем. На данный момент беседы ведутся по субботам в 14:30.

В моем Telegram-канале «Пресвитер о православии» есть все записи бесед, все материалы, которые я в ходе подготовок к лекциям рекомендую слушателям; есть даже некоторые викторины по усвоенному или неусвоенному материалу. Буду рад!..

Ведущий Сергей Новиков

Записала Нина Кирсанова