Беседы с батюшкой. Как сохранить мир и покой

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Всецарица» в поселке Керро Ленинградской области священник Олег Герасимов.

–   Тема сегодняшней передачи – как сохранить мир и покой в современном мире, в нашей современной жизни. Когда мы говорим о мире и покое, у многих возникает ощущение, что это идет в разрез с беготней современного мира, его темпами,  скоростями, с его постоянным обновлением. Кажется, что мир и покой скорее применимы к пожилым людям, к людям, которые уже находятся на покое (на пенсии), а в современном мире нужно быть очень быстрым человеком, и времени для покоя и мира нет. Тем не менее мир и покой в нашем понимании имеют совершенно другой смысл. Поэтому вопрос не только в том, как это сохранить, но и в том, чтобы нам самим понять, что такое мир и покой.

–  Очень непростой и злободневный вопрос. Когда начинаешь говорить с людьми о том, что в душе должен быть мир,  почему-то это у них ассоциируется с апатией: «Я разве не должен быть включен в то, что происходит? Я должен быть безразличен к тому, что творится вокруг, что творится с близкими? Я должен отвернуться от всех проблем и жить в своем мирке?» К сожалению, многие так и понимают мирность души.

Но это совершенно не так. Это искаженное понимание, которое, наверное, связано с тем, что люди просто не имеют опыта мирности, который тоже предполагает включенность в происходящее. Люди говорят: «Я же не могу не раздражаться на то, что происходит. Посмотрите, что вокруг! Посмотрите на этих негодяев, которые что-то плохое делают. Если будут обижать моего родственника, близкого или меня самого, неужели я должен быть безразличным к этому? Я же должен как-то проявлять свое отношение к этому».

Есть интересный тест-упражнение (который, может, уже немного навяз в зубах), когда пытаешься поставить на свое место кого-то из святых, кого уважаешь и чтишь: как на моем месте поступил бы, например, преподобный Серафим Саровский? Неужели он бы тоже стал вспыльчиво реагировать, раздражаться, пытаться с кулаками или силой отстаивать свою позицию? Да нет же! Он бы это принял спокойно. Это не означает отстраненно. Просто не тратя лишних эмоций. Потому что в данном случае эмоции только мешают.

Когда ты раздражаешься, ты должен понимать, что это в тебе играет не жажда справедливости. Грехи же очень хорошо маскируются, как сказал кто-то из современных сербских святых; возможно, святитель Николай (Велимирович). Грех маскируется под добродетель: жадность – под рачительность, блуд – под любовь. А вот зависть и гордость маскируются под искание справедливости: я же справедливость отстаиваю, я же не могу быть равнодушным к тому, что происходит.

Равнодушным быть не надо, но и не надо быть чрезмерно раздражительным. Надо постараться с Божией помощью, спокойно оценив ситуацию, найти наиболее приемлемый, рациональный, христианский выход из ситуации. Для этого душевный мир просто необходим. Если я пытаюсь себя успокоить, что душевный мир придет сам собой, когда, например,  состарюсь, выйду на пенсию и у меня не будет никаких попечений, то я сам себя обманываю. Уж если человек с головой включен во все, что происходит вокруг него, и «пылит» по этому поводу на каждом шагу, ожидать, что через какое-то количество лет он успокоится, не приходится.

Душевный мир – это то, к чему надо стремиться, что надо стяжать. Поэтому не случайно апостол Павел перечисляет дары Святого Духа в отрывке Апостола, который мы читаем перед праздником Святой Троицы, а именно: мир, долготерпение, милосердие, кротость, любовь. Он начинает именно с мира. Мир душевный есть один из даров Святого Духа. По нему святые отцы предлагают узнавать, что ты действительно находишься в Духе, что Господь рядом. Как только я начинаю с пеной у рта отстаивать какую-то «справедливость»,  это означает, что скорее всего Духа со мною в этот момент нет. Потому что моя справедливость и справедливость Божия, к сожалению, слишком часто расходятся. Тут надо понимать, что любую ситуацию надо пытаться разрешить только тогда, когда ты более или менее обретешь душевный мир. В этом смысле в нашем мире, конечно, мир душевный просто необходим, без него никак.

–   Есть очень много выражений; например, «он ушел на покой», «покойник», из-за которых покой у нас ассоциируется с неким ничегонеделанием. Есть еще один момент, который меня тоже заставил задуматься. В одном известном произведении Булгакова говорится о том, что один из персонажей не заслужил света, он заслужит покой. Здесь подразумевается, что покой – это некая меньшая заслуга, нежели свет. Тем не менее мы же просим у Господа, чтобы Он дал нам покой. Перед сном мы тоже об этом молимся. Если не понимать, что такое покой, очень сложно разобраться в этом.

Давайте попробуем понять все-таки, что такое покой в современном мире. Во-первых, как его не потерять? Более того, как его стяжать? Как его найти? Вот Вы в метро ездите. Сейчас жара. Заходишь в метро, а там люди страшно раздражены, друг на друга смотрят неприязненно. Всем плохо. Найти человека со спокойным выражением лица довольно сложно. Так вот, как вообще стяжать покой? Когда смотришь на ваш храм, который находится в лесу, на берегу озера, и думаешь о том, что там не носятся автомобили и не очень много людей, то думаешь, что там-то покой есть.

– Внешние атрибуты покоя соблюдаются. В сельском храме, конечно, более покойно. Но это только внешне. Я не могу отнести себя к специалистам в этой области, но думаю, что покой – это все-таки внутренняя характеристика, которую опять же надо стяжать, приобрести. Не могу сейчас припомнить мнения святых отцов на эту тему, поэтому буду выражать свое. Мне кажется,  покой ни в коем случае не синоним «ничегонеделания». Мы сейчас видим в окружающем нас мире, что люди стремятся отдыхать. Они устали, и идеал – непрерывный отдых: какие-то увеселения, поездки, развлечения, что-то такое, что предполагает, что я уже наработался дальше некуда и теперь мне надо «оттянуться».

Так вот, покой в том смысле, что я сейчас полежу, потому что  «наломался» на работе и мне нужно как-то отдохнуть, – это не тот покой, о котором следует вообще говорить. Самый простой пример сразу приходит в голову – когда мне приходится разговаривать с людьми по поводу того, почему они не посещают воскресное богослужение: «Ну как же! Мы целую неделю вкалывали, и теперь нам надо хотя бы выспаться». Это логично, потому что выспаться действительно надо. Но и мой опыт, и опыт тех людей, с которыми я тесно общаюсь, и опыт наших прихожан, вообще церковных людей говорит совершенно о другом.

Если ты, даже наработавшись за неделю, в воскресенье заставишь себя встать рано утром, пойти в храм и осознанно выстоять богослужение, помолившись, а при самом благоприятном раскладе и причастившись Святых Христовых Таин, то поймешь, что это время ты провел самым лучшим образом. Даже если бы ты пытался выспаться, даже если у тебя горят садово-огородные дела, все равно у тебя не получится провести время с большей пользой, чем если ты его проведешь в храме.

От того ли это, что время, проведенное в храме, имеет какое-то иное свойство? Есть мнение, близкое уже к философским рассуждениям, что эти два часа, проведенные в храме, и по наполненности, и по значению не те же два часа, которые ты бы провел дома с близкими людьми. Кто-то мне говорил, что он лучше пообщается с Богом в филармонии, слушая классическую музыку. Это не то же время! Даже если в храме будут, предположим, две бабушки надтреснутыми голосами петь, не попадая ни в одну ноту, а в филармонии вам будут предлагать самую лучшую музыку всех времен и народов, – это не то же время. Потому что время, проведенное в храме, дает именно то самое, что мы можем назвать душевным покоем. Выходя из храма после службы, человек чувствует покой.

Я  вижу, как меняются глаза людей. Я просто вижу, как в начале богослужения приходит разбитый, уставший человек с проблемами и каким он выходит из храма. Началось богослужение, он мне на исповеди что-то рассказал, мы с ним пообщались перед началом службы, я говорю: «Подожди, осталось два часа, сейчас увидишь, что что-то произойдет». И когда он подходит ко кресту, глаза у него совершенно счастливые и сияющие, и вопросов уже не возникает. Причем говорят, что вставать не хотелось, дети никак не вставали, думали, что никуда не пойдут… И вдруг что-то происходит, и человек выходит из храма другой.

Если мы и говорим о стяжании покоя, то он здесь. Не где-то там, где лежат и ничего не делают. Это там, где надо что-то делать, но вот что и как, тут надо очень чутко прислушиваться к себе. Я думаю,  для православного человека вопросов, где начинать воскресное утро, не возникает. Это другое время; это то, что дает нам возможность успокоиться. А дальше ты уже потихонечку начинаешь понимать, что путь к миру и покою начинается где-то на входе в храм, в храме его надо нащупать и для себя открыть. Во всяком случае, он не в постели, не в клубе, не в ресторане и даже не в храме искусства (да простят меня любители классической музыки).

– Но вечерком-то можно туда сходить...

– Можно.

– Еще один момент. Во время литургии священник несколько раз произносит: «Мир всем». И начинаешь задумываться, что это означает. Ведь на богослужении, на литургии находятся разные люди. Мы приходим в храм в разном состоянии. И к концу богослужения действительно что-то происходит. Может быть, нам пять раз говорится «мир всем» только по той причине, что мы так и не можем найти мир даже во время богослужения?

– На самом деле слово «мир» мы произносим гораздо чаще, чем слышим из уст священника. Когда-то давно я читал «Войну и мир» Толстого. Раньше же было разное написание слова «мир». «Мiръ» – это мир как общество. «Мир», как пишем мы сейчас, – это мирность. Так вот, у Толстого в романе «Война и мир» имелся в виду мир как общество. Но суть не в этом.

Суть в том, что в этом замечательном романе описывается момент, когда Наташа Ростова, будучи еще маленькой, молилась на литургии. Она слушала слова ектении: «Миром Господу помолимся», это ее очень вдохновляло, и она думала: «Да, всем миром, все вместе будем молиться». А она как раз была не права. Лев Николаевич здесь устами своей героини допустил ошибку (может быть, сознательно). Когда священник говорит: «Паки и паки миром Господу помолимся» или просто: «Миром Господу помолимся» (любая ектения начинается с этого), – это призыв помолиться не просто вместе, а с миром в душе. Чтобы начать молиться, нужно, чтобы на душе воцарился мир, иначе это будет не молитва. Всякий раз диакон (или священник, если диакона нет) призывает нас к тому, что молиться надо «миром», то есть с мирным состоянием души. Призывая мир на всех, священник как бы немножко предвосхищает события, но тем не менее напоминает о необходимом условии, без которого молитва невозможна, – о мире душевном.

Апостол Павел мир назвал первым из даров Святого Духа. Как-то сымитировать в себе мир, попытаться вытащить его из души не получится. Для этого надо Бога попросить: «Господи, дай мне мир, потому что без него не могу ни молиться, ни в любой житейской ситуации разобраться – начинаю ˮшашкой махатьˮ, и становится только хуже».

Когда ко мне обращаются с какой-то проблемой, я пытаюсь в первую очередь людям посоветовать чуть-чуть успокоиться. Стяжать мир душевный – это уж совсем высший пилотаж, что называется, но хотя бы успокоиться. Потому что любое решение, принятое не в мирном состоянии, а в состоянии раздражения, негодования, будет решением, за которое потом будет стыдно. Поэтому сначала надо постараться успокоиться.

То же самое (и в первую очередь) касается молитвы. Когда мы молимся, призывание к миру – это фактически испрашивание у Бога мира для всех. Это непременное условие того, чтобы молитва была именно молитвой, а не просто произнесением религиозных текстов.

– Отче, задам неожиданный вопрос: Вы являетесь футбольным болельщиком?

– Нет.

– Просто сейчас идет чемпионат Европы. Вчера возле лавры были такие крики футбольных болельщиков, что было совершенно невозможно. Возле моего дома то же самое: я заснул сегодня только в четыре утра, потому что слышались крики футбольных болельщиков. Смотришь, как люди переживают и что с ними творится, и думаешь: неужели каким-то образом в этом мире может быть мир? Может быть, в жизни нужно научиться отказываться от каких-то внешних раздражителей? Скажу совсем грубо: может быть, перестать смотреть футбол и ˮиже с нимˮ?

– Может быть. Но это не является панацеей. Как и попытка выключить телефон или стереть какую-нибудь запись, которая тебя раздражает. Потому что вопрос не в этом. Человек – такое существо, что всегда найдет себе оправдание и выход из ситуации, которая является соблазнительной. Поэтому вопрос не в том, чтобы не смотреть телевизор.

Например, часто бывает такая ситуация. Приходит женщина и говорит: «Я не хотела бы смотреть телевизор, но супруг смотрит с утра до вечера, а у нас однокомнатная квартира. Ничего не могу сделать, все равно мне приходится смотреть». Здесь важна настроенность на то, чтобы смотреть и не видеть. Я когда-то читал совет одного священника (по-моему, монаха). Когда только-только начала появляться какая-то соблазнительная реклама (до этого в Советском Союзе все было более-менее пристойно), все более откровенная и пошлая, этого священника спросили: «Как Вы ходите по городу, видя все это вокруг?» А он ответил: «Я просто вижу разноцветные пятна: взгляд скользит, но не останавливается».

Невозможно заставить убрать всю рекламу, но можно изменить к этому свое отношение, не видеть этого. Понятно, что сейчас пропагандируется свобода слова: что хочу, то и делаю, кто мне запретит? И так далее. Здесь врагу, дьяволу, очень сподручно кинуть подленькую мысль: ты же сам захотел. Мол, зачем человека останавливать? Это же его желание. Но, во-первых, это не его желание, а искушение, которому он просто поддается. И мы, получается, даже не имеем возможности человека от этого искушения оградить, потому что он совершеннолетний, имеет на это право. Вот он и делает что хочет, а потом влипает во всякую гадость. Запретами у телевизора (или запретом торговли алкоголя) эту проблему не решить. Гораздо важнее, чтобы человек для себя понял: это не мое, мне с этим не по пути.

Футбольная истерия – это, конечно, беда, но лишь в том отношении, что в нее вкладывают слишком много смысла, которого там нет. Люди начинают болеть за свою страну потому, что эти одиннадцать человек на поле каким-то образом представляют нашу Родину. Ну не знаю. Сила нашей Родины, ее достоинство вовсе не в том, умеют или не умеют ее жители играть в футбол (или в хоккей). Не в этом величие страны. Но, наверное, удобно и прибыльно именно вокруг этого устраивать жизнь. Что проще? Включил телевизор – и начинаешь кричать: наши, наши!..

Второе. Ну, проиграли – и что? Даже здесь можно найти для себя пользу. В том смысле, что радоваться выигрышу – большого ума не надо. А ты научись смиряться с проигрышем, признавать поражение.

Вспоминаются слова святых отцов о том, что жизнь христианина – это не шествие от победы к победе, а шествие от поражения к поражению. Упал – вставай, опять упал – опять вставай. И о том, чтобы быть первым во что бы то ни стало, и речи нет.

Вот появилось новое слово «лузер»: оно переводится как «неудачник», но это не совсем точно – это не неудачник, а тот, кто проиграл. Ну, проиграл – и что? Как сказал один из полководцев (по-моему, генерал де Голль): я проиграл битву, но не проиграл войну. И это потом оказалось правильным.

Когда мы подойдем к своей последней черте, мне кажется, Господь не спросит, за какую команду мы болели и болели ли вообще. А вот что мы сделали для своих близких и для того, чтобы приблизиться к Богу, – это вопрос.

– Еще один вопрос. Мы, конечно, хотим, чтобы наши дети были спокойными, говорим им: «Ну-ка, успокойся». И пытаемся наделить их теми качествами, к которым сами пришли только в силу возраста. Но ребенок живет по каким-то своим законам, он не может сидеть на месте, ему надо бегать, двигаться. И это удивительно! Например, ждешь в очереди к врачу и наблюдаешь, что дети абсолютно не могут сидеть. И в храме то же самое. Родители их все время одергивают: стой ровно. И ребенок потихонечку начинает ненавидеть богослужение...

–  Он просто становится лицемером, делает то, что от него требуют. А потом, когда вырастает, говорит: идите вы со своим храмом...

– Так вот, может ли ребенок быть в состоянии покоя?

– Мне доводилось видеть разные случаи. Есть дети гиперактивные, их просто невозможно остановить. Есть дети, которые запросто стоят всю службу, и даже удивляешься этому. Видимо, разный темперамент. Но, как я понимаю, вопрос не об этом. Из детей не надо делать маленьких старичков, у меня такое убеждение. У нас в храме в этом смысле проще: храм маленький, все друг друга знают, и когда дети немножко шалят (у нас есть не очень здоровые дети), все к этому относятся спокойно. Хотя, наверное, тяжело воспринимать богослужение, если дети беспокойно себя ведут.

Но вопрос не в том, чтобы в идеальной тишине выслушать все молитвы. Вопрос в том, что ты должен и сам себя как-то воспитывать. Дети – тоже наши воспитатели. Когда ребенок как-то не так себя ведет, мы жалуемся. Но есть известное выражение: посмотрите в зеркало. Кто-то еще шутливо говорит: от осинки не родятся апельсинки. Попробуй сам себя исправить. Понятно, что результат не будет мгновенным, как, например, когда ты одернул человека – и он на какое-то время замолчал. Человек обиделся, зато молчит. Но такое молчание – очень коварное, потому что потом это прорвется.

Мне очень импонируют, например, наши молодые мамочки. Это ведь страшное испытание, когда к тебе начинают приставать с советами, как тебе воспитывать ребенка. Не знаю, как я повел бы себя на их месте (у меня дочь взрослая, я уже многого не помню). Какая-нибудь бабушка подходит и начинает говорить молодой мамочке: «Почему ты ее не одернешь? Посмотри, как она себя ведет!» А мамочка спокойна. Она спокойно держится, когда ребенок топает ножкой и говорит: «Не хочу». Потому что мама знает, что на ребенка можно накричать, но это даст лишь какой-то внешний эффект, а в результате ребенка можно сломать, он будет чего-то бояться. Если брать ситуацию с храмом, то ребенок будет ассоциировать храм с местом, где его одергивают, затыкают ему рот, кричат: «Тише, тише». Потом пихают в рот что-то непонятное и предлагают радоваться после этого. Понятно, что через какое-то время ребенок не захочет идти в храм.

Но молодые мамочки совершенно спокойно выдерживают все критические замечания бабушек. Понятно, что у этих бабушек когда-то тоже были дети, но они уже выросли, и бабушки забыли, как это бывает. Я искренне восхищаюсь, что наши современные мамочки со стойкостью это переносят. В этом смысле можно сказать, что детские шалости носят воспитательный характер и для родителей, и для всех окружающих, – это испытание нашей терпимости, нашего смирения.

Смирение (если взять этимологию слова) – это мирное принятие того, что происходит. Это не просто: будь что будет, я смиряюсь. Или, бывает, человек говорит: «Да гори оно все синим пламенем»; типа он смирился. Нет, это не смирение, это капитуляция. Это та же гордость, только извращенная: «Ах так, вы меня не поняли! Ну и я с вами не буду разговаривать».

Смирение – это когда я говорю: «Господи, это тяжело, но это дал мне Ты. Если это дал мне Ты, то я не ставлю под сомнение, что мне это нужно, просто пока не понимаю, для чего нужно. Помоги мне». Вот это смирение. Если представить, что смирение – это мышца, которую тоже надо упражнять или накачивать, тогда подобные ситуации (дети, которые не желают слушаться; окружающие, делающие замечания) – хорошие гантели для этой мышцы.

Сначала человек, конечно, срывается и недоволен тем, как он себя ведет. Но, оглядываясь назад, он вдруг начинает замечать, что буквально еще неделю назад, например, он взорвался бы, а сейчас на удивление спокойно переносит ситуацию. Это означает, что какой-то этап пройден, человек еще на один шажочек приблизился к тому, о чем Господь сказал: научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем. Смирение – это когда ты принимаешь все, что дает Господь. Смирение – это когда ты говоришь: «Если Ты, Господи, мне это даешь, то даже если мне это кажется несправедливым, тяжелым, неправильным, я это принимаю с миром».

– Не надо спрашивать: «За что?» Нужно спрашивать: «Для чего?»

– Это тоже расхожая мысль, и ее слышишь в разных вариациях, но надо прочувствовать, для чего Господь это дает. Конечно, встает вопрос: как это узнать? Молись. Человек говорит: «Я молюсь и никак не могу понять». Но это уже другой вопрос...

– Я как раз о молитве и хотел спросить, потому что существует только один способ научиться воспитывать в себе мирный дух и дух покоя. И это как раз самое сложное, что только может быть. Потому что молитва обычно происходит дежурно, так сказать, когда мы просто проговариваем религиозные тексты. Очень часто это происходит и во время литургии, потому что мы не очень понимаем, что происходит за богослужением. Например, я совсем не против, когда люди в храме стоят с книгами и следят за ходом литургии. Но много раз видел, как какая-нибудь бабушка походит к человеку и говорит: нельзя читать, слушайте. Я все время думаю: может быть, надо научиться молиться пусть своим языком, но искренне? Или все-таки необходимо произносить те молитвы, которые написаны и звучат во время литургии?

– Вопрос хороший. Я, конечно, могу уйти в область не совсем своей компетенции, но у меня в этом смысле есть убеждение, которое я стараюсь транслировать своим прихожанам. Это убеждение сводится к тому, что своими словами молиться надо, это совершенно точно. Но... для чего нам нужны молитвенные правила? Они для нас играют роль подпорок, шаблона...

– Некоего учебника.

– Если человеку неподготовленному дать какой-то музыкальный инструмент, он сможет извлечь какие-то звуки, но едва ли это назовешь игрой. Для того чтобы играть, нужно знать гаммы, ноты и так далее.

– Нужно учиться.

– Это же касается и молитвы. Когда говоришь человеку, что можно молиться своими словами, он начинает просить, как ему кажется, самого важного. Это здоровье, успех (в разных смыслах), какие-то блага для детей. Все это – земное. По этому поводу вспоминается одна из цитат святых отцов, которая звучит примерно так: если у царя просишь грязи, то это не делает чести ни тебе, ни царю. Это означает, что Бог будет всячески пытаться нам показать: это не то, что нам нужно.

В этом смысле религиозные тексты – это учебник, в котором мы видим, что просили у Бога люди, достигшие определенной духовности, святости. Просить здоровья или денег – это все равно что просить грязи у царя, это просто зазорно. Святые понимали, что есть то, без чего невозможно обойтись ни в этой жизни, ни в будущей. И они попытались максимально точно и полно выразить это в словах молитвы, причем очень кратко и очень глубоко. Читая эти молитвы, мы потихонечку начинаем понимать, чего следует просить у Бога, хотя сами еще этого не чувствуем, не осознаем, нужно ли нам это, и находимся в полной уверенности, что нам нужны именно здоровье и деньги.

По поводу здоровья. Человек думает, что если он просит здоровья, то это хорошо. Но хорошо ли здоровье, если человек, будучи здоровым, начинает куролесить, все крушить? Господь его останавливает: человек ломает руку или ногу. Тогда человек начинает верещать: «Вот мне бы здоровье вернуть». Для чего тебе здоровье? Чтобы, выздоровев, ты опять продолжил куролесить? Ты должен понять, что здоровье тебе дается ровно для того, чтобы выполнить некую миссию, которую на тебя Господь возложил. А если ты ее не выполняешь или выполняешь плохо, то здоровье тебе просто не нужно.

– Сразу вспоминается многострадальный Иов.

– И вспоминается теща Петрова: Господь ее вылечил, она встала и служила Ему. Она не пошла заниматься своими делами; она поняла, для чего получила исцеление: чтобы служить. И она служила Ему.

Если человек понимает в болезни, что цель его жизни – служение Богу, тогда и выздоровление будет закономерным. Тогда Господь и посылает выздоровление. А если человеку здоровье только для того, чтобы продолжать грешить, то надо ли о таком здоровье просить? И то ли это, чего надо просить у Бога?

– Я хочу затронуть еще один важный момент. Очень часто в семьях бывает так, что когда болеют близкие, становится плохо (в особенности когда близкие заболевают раком или деменцией, например): исчезают в доме и покой, и мир, и вся наша жизнь превращается, как мы думаем, в один сплошной ад.

– Мне доводилось общаться с такими людьми, я эти ситуации видел. Меня искренне восхищают люди, которые, несмотря на то, что им тяжело и они плачут, что не справляются, тем не менее несут этот крест. Крест можно нести, его можно волочь. Тебе не хочется, ты не понимаешь, зачем это, но все равно несешь.

В разговоре о смирении я употребил (может быть, не очень удачно) слово «мышца», которую надо упражнять. Если выразиться этой же терминологией, болезнь родственников – это штанга в тысячу килограммов. И если тебе Господь ее дает, это означает не что иное, как то, что Он доверяет тебе и знает, что именно ты можешь ее понести. Причем в ситуации, когда человек болеет неизлечимо, тяжело, могут получить пользу все, кто в нее вовлечен: и тот, кто болеет; и тот, кто ухаживает...

– Все это для нашего спасения.

– Да. Причем для спасения каждого, кто в эту ситуацию вовлечен.

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Таисия Зыкова и Нина Кирсанова