Беседы с батюшкой. Игумен Вениамин (Райников)

Сегодня на вопросы будет отвечать секретарь Епархиального совета Екатеринбургской епархии игумен Вениамин (Райников), настоятель храма в честь Державной иконы Божией Матери.

– Мы собрали для Вас вопросы от наших зрителей. Постараемся по возможности на них ответить. «Почему допустили расстрел царской семьи? Разве боголюбивый народ мог расстрелять своего царя?»

– Боголюбивый народ не мог, а не боголюбивый мог. Одним мазком определить, какое было общество, невозможно. В обществе всегда есть разные люди, разные мнения; может быть, есть и какая-то доминирующая идея, но у человека всегда есть свобода. В каждом обществе есть разные представители. Более того, даже если взять одного человека, можно увидеть, что в течение своей жизни он ведет себя очень по-разному в разных обстоятельствах, при внешнем воздействии. Человек – не физический прибор, который всегда выдает ожидаемый результат, а свободная личность. Иногда наши поступки удивительны даже для нас самих. Сделаем что-нибудь, а потом говорим: «Что же я наделал? Где же были мои глаза? Как же так случилось?» Разводим руками и сами себе объяснить это не можем.

Если человек сам себе не может объяснить свои поступки, то еще тяжелее объяснить поступки других людей, чем они были вдохновлены или мотивированы, что ими двигало. Это предмет для изучения, но всегда будет некоторая недосказанность, потому что никто не знает сердца человеческого, кроме Господа Бога. Мы сами свои глубины не знаем. Например, есть такое делание, как видение своих грехов. Если бы человек себя хорошо знал, то и не стоило бы заниматься этим великим деланием. Но этот дар можно получить только от Бога.

Человек, пристально изучая себя, не может быть до конца объективным. Это невозможно по определению, потому что человек субъективен и не может оценивать себя объективно. Он будет себя либо чрезмерно оправдывать, либо, наоборот, чрезмерно унижать, но всегда будет не попадать в суть. И мы никогда не догадаемся, с какой стороны окажемся в загробной жизни: справа или слева. Об этом говорит евангельская притча: когда Господь отделяет одних налево, других направо, одни удивляются, когда же такое было, что они встретили Господа и напоили Его, одели (и так далее), а другие удивляются, что видели Господа и не  послужили Ему. И те, и другие удивлены, потому что сами себя не знают.

Можно долго рассуждать о том, почему люди вдруг расстреляли царя, но скорее всего у каждого из убийц были свои мотивы. Кто-то это делал за компанию, кто-то – от страха, кто-то – в надежде на личные блага, кто-то делал глупость за великую идею. Например, когда схватили Каракозова, который стрелял в императора Александра II, он кричал: «Я же за вас, братцы, я за народ». То есть он с великой идеей стрелял в Александра II, он считал, что таким образом освобождает русского мужика. Весь этот вал террора во времена царствования Александра II облекали в какие-то одежды благородства. Это было уродливо, ужасно, но у этого терроризма было оправдание.

Кстати, до сих пор есть и улицы в честь этого безумного человека. Терроризм оправдывался на государственном уровне. Мы с вами живем в области, названной в честь террориста. Есть антитеррористический комитет Свердловской области, а Свердлов – человек, который положил идеологическое основание террору. Даже книга есть такая: «Красный террор». После этой идеологической подоплеки пошел геноцид казаков, например.

– Я читал: ужас, что происходило в Оренбургской области, Челябинской. Уж не говорю про наши южные края.

– И у этих действий были «красивые» оправдания: уничтожали ведь не просто так, а ради великой цели. Можно обмануть человека, используя его благородную сторону. Человек, может быть, хочет всеобщего счастья и будет делать это искренне, просто он ошибается относительного того, где счастье и можно ли получить то, что хочешь, действуя таким образом. Оказывается, что далеко не всегда.

Заглянуть в сердце каждого человека, кто принимал участие в убийстве царской семьи, невозможно. Кто-то был обманут, и это тоже нельзя исключать. Это был период нарождающейся газетной пропагандистской деятельности. Сейчас у нас уже есть опыт, мы знаем, что существуют фейки и специально обученные журналисты, которые за это деньги получают. Тогда все это было в новинку, а печатное слово обладало каким-то авторитетом. Кстати, это тянулось долго, в советское время было то же самое: люди считали, что если напечатано в газете, значит, это истина. Если бы об этом на кухне рассказали, тогда еще можно сомневаться, но если напечатано или сказали по телевизору – этому верили. Потом, когда накопили опыт и поняли, что можно услышать много вранья, начали относиться к информации критично. Но тогда, в то время, этого не было, и люди очень доверчиво относились к печатному слову.

К сожалению, на тот момент сам государь немножко недооценивал это. Это обратная сторона благородства...

Известна история с Александром III: пьяный матрос в кабаке плюнул на императорский портрет. Его арестовали за оскорбление царского величия. Информация дошла до императора, и он должен был вынести приговор. Император сказал: «Впредь мои портреты в кабаках не вешать, а этому матросу передайте, что я на него тоже плевал». И того отпустили. Это было так снисходительно и благородно, что император не опустился до уровня мелкой мести солдату; он не считал его для себя большой угрозой. Но большое количество таких мелких душой людей, собравшись вместе, оказывается, могут составлять силу.

Была какая-то успокоенность, что народ с царем, и излишняя уверенность в незыблемости государства: что можно как угодно экспериментировать – и оно выстоит. Никто не мог себе представить, что может рухнуть страна, которая столетиями стояла. Казалось, Русь никуда не денется, что мы все равно победим. Элита экспериментировала, что-то рушила, раскачивала. Ни у кого не было в опыте такого, что можно погубить страну. Никто не ожидал, что кумулятивным эффектом можно схлопнуть то, что казалось незыблемым.

Поэтому были какие-то ошибки по отношению к таким людям; к ним, может быть, слишком хорошо относились. Эти ошибки были учтены потом пришедшими правителями, которые закрутили гайки, потому что знали ситуацию изнутри, понимали, каким образом надо действовать. Император действовал в расчете на благородство людей, оценивал их, видимо, через самого себя и не представлял, какие черти могут быть внутри этих людей, которые внешне могли быть очень приличными.

Кстати, не надо скрывать, что далеко не все родственники царя были верными его делу, фамилии. Были попытки чуть ли не физически устранить императрицу – так она мешала одной родственнице. Не стали этого делать, но это проговаривалось, это не боялись сказать вслух.

Была и ложь в газетах. Казалось, что это ерунда: мол, прочитают, пошепчутся по кабакам, и потом все будет хорошо – надо же людям пар выпускать. Оказывается, нет.

Нам эти примеры надо сейчас учитывать, чтобы не повторить этих ошибок. Потому что у нас тоже есть такое: позаигрывать с врагами страны, потому что надо их контролировать. Мол, каких-нибудь специально обученных либералов поставим – и пусть они занимаются... А потом оказывается, что так не работает. Нельзя беса использовать в созидательных целях. И заигрывать со злом невозможно, и не замечать его тоже плохо, потому что из этого идут следующие беды.

Почему убили царя – это вопрос, на который нет однозначного ответа. Каждый убил его по-своему. Кто-то равнодушием; кто-то просто не принимал в этом участия; кто-то считал себя вне политики, выше всего этого. Кому-то нравилось быть моськой, которая лает на слона, и таким образом чувствовать свое величие: сказал что-то против императора, священной особы – и сам себя вроде как приподнял. Был где-то сбоку, а тут вдруг могу плюнуть в него... Много всяких чертей сидит в человеке; иногда достаточно чуть-чуть задеть – и столько лезет!

Немцы разве были готовы к тому, что примут Гитлера и будут ходить строем и восхищаться им? Нация, которая родила стольких философов и великих мыслителей! Тот же Вагнер, например, был ли готов к тому, что станет любимым композитором Гитлера и под его музыку будут маршировать? Нет. Они сами не понимали, что сделали, и говорили: нет, это были не мы.

Правильно манипулируя человеческими страстями, можно в приличном человеке найти червоточину и развить ее. К каждому страстному человеку можно подобрать свой ключик, надавить на его страсть, раздуть ее – и человек побежит и что-то сделает.

Поэтому, чтобы не повторять ошибок, надо иметь минимальное количество таких зацепок. Чем меньше у человека внутренних страстей и страстишек, тем он свободнее и менее подвержен манипуляциям извне. Кого-то можно подловить на зависти, кого-то – на злобе, кого-то – на комплексе неполноценности, кого-то – на любви к деньгам, на жажде власти. К каждому можно подобрать свой ключик. Кому-то «покажешь медный грош – и делай с ним, что хошь!» Кому-то дали деньги. Кому-то просто сказали: «Иди и делай». И он пошел, не думая. Кто-то побоялся: все бегут – и я бегу...

– Вы сказали, что были люди, которые искренне заблуждались. Применительно к нашему времени как себя проверить, заблуждаешься ты или нет. Через что можно сориентироваться? Может быть, человек правда хочет сделать что-то хорошее, но заблуждается. Как понять, что ты заблуждаешься, не совсем верно строишь причинно-следственные связи – и в итоге твои действия приведут не к положительному, а к отрицательному результату?

– Для верующего человека есть много механизмов, какими можно пользоваться, чтобы не впасть в такую проблему. Во-первых, он себя проверяет через Священное Писание, через опыт святых отцов, опыт Церкви, через внешние авторитеты. Обычно манипуляциям подвержены люди самоуверенные: они принимают какую-то мысль, которая им нравится, западают на нее и впадают в некоторый идеологический фанатизм. Это деятели немножко с налетом тоталитарной секты, сектантство. Все это рождается из внутренней гордости, тщеславия, самости и делает человека слабым перед таким искушением.

Мы всегда проверяем себя еще и кем-нибудь. В Священном Писании сказано: без совета ничесоже твори. Нам известно, что действительно подлинно высокие духовные состояния достигались людьми, которые находились в послушании; это ограждало от ошибок, потому что есть внешний взор, который убережет от крайностей. Духовник всегда может сказать нет.

Человеку, который находится в послушании, иногда непонятны эти советы; кажется, что нужно поступать ровно наоборот. Например, кажется, что надо усилить подвиги, а говорят: нет, не делай больше тысячи поклонов, уменьши правило. Такое встречается у святых отцов, когда, например, послушник приходит за советом к старцу и тот его спрашивает: «Сколько делаешь поклонов?» Послушник отвечает: «Три тысячи». – «Делай тысячу». Послушник в недоумении: «Как же? Я же хочу расти...» Нет.

Одно дело, когда ты что-то делаешь по собственной воле, и совсем другое – по послушанию; тут действуют другие законы. Поэтому хорошо, когда есть какой-то авторитет, по которому можно проверить свои решения.

В том числе мы прибегаем к соборному голосу Церкви. У нас нет какого-то единоличного источника истинной правды; мы всегда готовы смириться, когда нам сказали, что это неверно. Церковь имеет большой опыт. Но проблема не в духовниках, а в послушниках. Проблема не в том, что нет людей, которые могут сказать, что ты не прав. Всегда есть человек, который может сказать, что ты не прав. Но готов ли ты его услышать?

Христианское мировоззрение настроено таким образом, что ты готов слышать другого человека и не считаешь себя истиной в последней инстанции. Некоторые считают, что они правы только потому, что кипит их «разум возмущенный». Христианская традиция говорит, что если кипит твой разум, значит, останавливайся. Страсть никогда не поможет обрести истину. Рассудок должен быть холодным, а это возможно, когда тебя кто-то остановит.

Старцы учат: если видишь, что новоначальный на небо восходит, стащи его за ногу вниз. Иногда в монастырях таких молодых да горячих надо с неба стаскивать за ногу.

А кто террориста стащит за ногу? Он будет искать авторитеты среди тех, которые будут только возгревать в нем страстность, потому что им это выгодно: тогда не своими руками что-то делаешь, а за тебя делает другой человек, который горит.

Надо сказать, что в нашем обществе тоже, когда какие-то протестные настроения, используют благородные порывы; они, может быть, не очень глубокие, не очень умные, но могут быть вполне искренними. Хотят справедливости, честности, чтобы люди не воровали, например. Разве это плохо? Отлично. Но получается так, что одни воры сменились на других воров, а людей просто использовали, но они не поняли, что ими манипулировали и использовали как расхожий материал.

Были какие-то благородные люди, которые ошибались в силу того, что положительные стремления были восприняты ими не совсем критично. Традиционное общество построено таким образом, чтобы был внешний авторитет. У молодости есть сила, а у старости есть мудрость. У молодого все бурлит, а мудрый человек всегда может сказать: нет, успокойся, это немножко не так. 

В традиционном обществе, да и в Церкви, любят больше, чтобы правили люди мудрые. Сейчас наше общество имеет моду на молодость, считают, что молодой руководитель – это хорошо. Раньше это было скорее минусом. Например, молодой и горячий князь в 16-летнем возрасте не воротил всяких непоправимых вещей только потому, что у него были советники, люди старше его. Это ограждало правление от опасностей. Князь в силу молодости мог гореть какой-то идеей, но были люди, которые могли ему сказать, что это не благословляется. Молодой и горячий князь должен был прийти к старому игумену Сергию и испросить благословение, правильно ли он поступает. Мы же помним эту картину: коленопреклоненный князь и преподобный Сергий, который его благословляет. Это было очень важно – проверять мудростью свои поступки.

Христианское мировоззрение в этом смысле дает человеку безопасность. Когда же человека отрезают от опыта и мудрости, он начинает городить по своей молодости и неопытности такое!.. Когда кого-то из Временного правительства (по-моему, Керенского) спрашивали уже в эмиграции, что бы он сделал в то время, он сказал: «Я бы расстрелял Керенского». Вот так он сказал сам про себя. То есть потом до него дошло, что он делал. А тогда он хотел только блага, чтобы людям было хорошо. Но все это только красиво объясняется. Умные мысли приходят потом...

А если бы он вовремя спросил совета, как это принято в христианском нормальном обществе? Сказано: спроси старцев, и они возвестят тебе. Это же не просто потому, что у нас стариков любят. Не возраст любят, а мудрость. Если ты старый да глупый, тебя спрашивать бессмысленно. «Старость честна исчисляется не числом лет, а сединою мудрости». Старцу необязательно должно быть сто лет.

У каждого своя роль в обществе. Когда связи рвутся, тогда возникают люди, которые считают: вот мы сейчас старое разрушим, а новое построим, потому что лучше всё знаем. А приходят к одному и тому же: потом умнеют и осознают, что творили в свое время что-то не то. И идет откат. Но, к сожалению, во всех этих процессах гибнут люди. Было бы не так страшно, если бы в процессе умудрения руководителей, каких-то революционеров не были загублены миллионы человеческих жизней. Поэтому надо уметь вовремя себя останавливать.

– В современной ситуации сохраняется традиция, когда молодежь обращается за опытом к старшему поколению? Или это уже некое исключение? Есть ли возможность сейчас у кого-то спросить совета? Конечно, храмы открыты, священники трудятся каждый день...

– Если человек хочет, он найдет возможность спросить. Но для того чтобы принять чужой опыт, надо смириться. Человек, который абсолютно в себе уверен, чужих советов слушать не станет и спрашивать не будет. Растут только люди, обладающие возможностью учиться; на нашем языке это называется смирением. Но общество сейчас построено таким образом, чтобы мешать этому процессу. Можно рассуждать, сознательно это или так получилось, но обратите внимание на то, как мы живем: возможность общения между поколениями минимизирована.

Поговорим на примерах. Повышение пенсионного возраста. Какие из этого последствия? Экономически посчитали и сказали, что так выгодно, есть какие-то свои плюсы. Но это с точки зрения экономики. А с точки зрения построения общества? Пенсионеры должны умереть на работе? Мы забрали у них возможность быть свободными для передачи опыта внукам. Зачем нужны бабушки и дедушки в масштабах общества? Они нужны, чтобы передавать опыт. Нужно, чтобы дедушка и бабушка воспитывали внуков, были с ними рядом, потому что это совершенно другой уровень заботы о ребенке.

Родители бывают немножко сумасшедшими, у них мало опыта, они могут быть гиперзаботливыми или слишком требовательными, а бабушки и дедушки обычно спокойные, они уже всё видели, потому это совершенно другой тип отношений. Поколения родителей и детей слишком близки, а опыт бабушек и дедушек уже очень сильно отличается, и ребенок воспринимает себя как часть более длинной истории. А если ребенок еще и прабабушку с прадедушкой застал, так ему вообще повезло – он может от них услышать что-то удивительное, потому что это немножко другая культура.

Эта связь поколений должна работать, но наши маленькие квартирки не предполагают такого. Мы не можем в квартире поселить три поколения, это просто физически не получится. Чтобы иметь такую квартиру, нужно быть миллионером. Только единицы могут себе это позволить. А обычных людей развели: скучающие бабушки и дедушки – в одном месте, мама с папой и дети – в другом. Да еще бабушка с дедушкой при этом работают до гроба!

Сейчас социализируют детей в детских садиках. Чем дети друг с другом делятся? Ничем, потому что у них одинаковый опыт; они не могут друг с другом чем-то поделиться... Мы видим, как дети сейчас пытаются в соцсетях показать, кто круче, у кого сколько лайков. Почему это происходит? Потому, что их бросили в искусственно созданную компанию одинаковых детей. С какой целью? Так удобно, чтобы родители пошли работать. Это советская власть такое придумала: собрать всех детей в инкубатор, все советские дети – общие, воспитаем строителей коммунизма. Мол, воспитание в семье – это буржуазный пережиток.

И детей собрали в детские сады. Но внутри этого большого детского общества ничего хорошего не происходит. Это ненормально; дети не должны находиться в таком большом обществе себе подобных. Они друг друга ничем не могут обогатить, они могут только пытаться выпендриваться друг перед другом.

Дети должны находиться с дедушкой и бабушкой (если родители работают) – вот где реально полезный опыт. Или с родителями, когда они могут. Вот когда происходит преемственность поколений. А сейчас получается, дедушка и бабушка должны работать, а детей собрали в этих детских обществах, которые часто бывают достаточно злыми. В нормальном обществе не бывает такого, чтобы на продолжительное время собирать огромную толпу детей. Семьи не бывают такими большими. Ребенку комфортно как раз в семье, где есть старшие, которые о нем заботятся, а он заботится о младших, и они друг другу передают свой детский опыт...

Созданы ли у нас условия для удобного общения между поколениями? Церковь, например, устроена таким образом, что у нас все вместе; нет такого, чтобы дети были отдельно, родители отдельно.

– Мне вспоминаются рассказы священников старшего поколения, монахов, которые говорили, что именно от бабушек получали опыт веры, с бабушками ходили в церковь...

– И не только опыт веры, а всего, чего хотите. У бабушек есть свободное время, они еще в силах, поэтому у них имеется прекрасная возможность заниматься внуками, передавать им свою мудрость. И ребенок находится в комфортной обстановке любви, полного приятия, а не в конкурентной среде. Ребенка еще недолюбили, а уже бросили в такое же детское общество. И дети там должны каким-то образом структурироваться. Вот и начинается, что один лучше, другой хуже, третий изгой...

– Кто-то демонстрирует хорошие лидерские качества и будет впереди...

– Дети потом будут дергаными, недолюбленными. Они должны купаться в любви своих дедушек и бабушек, и желательно, чтобы их было четверо. Если живы прадедушка и прабабушка – вообще замечательно. Ребенку будет комфортно, хорошо, тогда он становится психически стойким. Я не понимаю эту моду всех социализировать. Может, меня сейчас будут критиковать какие-то ангажированные психологи, но я так вижу. Не вижу ничего мудрого в том, чтобы всех детей грести под одну гребенку, чтобы они чему-то научились. Друг от друга они точно ничему не научатся.

Общество должно быть структурировано и похоже на то, что Господь положил, – на семью. Должна быть семья, и дальше общество должно быть похоже на семью. Когда всё пытаются изменить, начинаются сломы всей этой системы, это в итоге вредит.

Понятно, что легче отдать ребенка в детский сад. Все мы там были и выживали. Но надо сказать, я мало встречал людей, которые сохранили теплые воспоминания о детском садике. Обычно чувствовали себя счастливыми те, кто жил с дедушкой и бабушкой.

– Подтверждаю.

– Существует ли у нас в обществе что-то, что поддерживало бы эту связь поколений? Вижу, что ровно наоборот. Социальные эксперименты коммунистов начались с общих жен, с абортов...

Потом уже пошла контрреволюция, пошли другие движения, решили семью восстановить, потому что понятно было, что это совершенно неработающая схема. Но ведь какое-то время революция совершалась под этими лозунгами: абсолютная свобода, половая распущенность. Ходили люди по улицам, демонстрировали свои революционные убеждения, что семья – это буржуазный пережиток. Мол, пусть родители работают, все дети – общие, советские, соберем их вместе – и будет общество их воспитывать. А в семье воспитывается какой-то буржуй.

Они хотели создать новую личность, нового человека. Это был совершенно антигуманный, античеловеческий эксперимент по рождению нового человека. Ничего не вышло; негативный опыт из этого мы видим.

– По крайней мере, можно от этого отталкиваться как от обратного, не идти таким же путем.

– Общество когда-то решило поэкспериментировать с крепкими семьями, сделать по-другому, но ничего не вышло. Но и к традиционной семье мы все равно не вернулись. Даже если мы этого хотим, у нас это уже не получается просто потому, что мы живем по-другому. Мы сейчас не можем собрать несколько поколений под одной крышей и не сойти с ума при этом....

– Благодарю Вас за эту беседу, она получилась живой, незапланированной. Но эта тема сейчас актуальна... При следующей встрече попробуем ответить на другие вопросы.

Ведущий Тимофей Обухов

Записала Нина Кирсанова