Беседы с батюшкой. Сила слова. Иеромонах Корнилий (Морозов)

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы отвечает настоятель храма Казанской иконы Божией Матери в городе Нарва-Йыэсуу (Эстония) иеромонах Корнилий (Морозов). 

– Тема сегодняшней передачи – сила слова. Тема не вызывает каких-то вопросов в каждодневной жизни православного христианина, да и вообще в жизни человека. Но, с другой стороны, здесь кроется столько неизведанного, столько подводных камней, столько интересного!

Вы священник, иеромонах. Для Вас слово, наверное, имеет особое значение, потому что Вы с амвона несете Божие слово. Слово – это инструмент, с помощью которого Вы общаетесь со своими прихожанами. Вам часто приходится выбирать слова, чтобы донести необходимую мысль до православных христиан и вообще до людей. С другой стороны, мы знаем, что в современном мире слово может быть и бичом. Слово может разрушать, а может и созидать. Вообще у термина «слово» столько аспектов! И одно и то же слово может быть истолковано по-разному. Какие аспекты слова Вы можете нам объяснить?

– Действительно, понятия «слово», «речь», «язык» – очень глубокие. Лучшие умы человечества размышляют над тем, что есть слово,  язык для человека. С одной стороны, некоторые говорят, что это коммуникативные свойства, хотя лучшего и большего порядка, чем у животных. (Животные тоже общаются между собой: химическим образом, посылают те или иные волны либо еще как-то. А у человека есть  речь,  передатчик коммуникативных моментов.)

А другие ученые говорят: ничего подобного. К ним относятся последователи Н. Хомского, ученого, который говорил, что язык для человека – это нечто особенное, то, что отделяет человека от любых других живых существ, населяющих нашу планету, и он нужен не для коммуникативных свойств, а для мышления. Более того, даже удивительно, что мы понимаем друг друга. Потому что слово может иметь  множество разных толкований. Важно, когда это слово произнесено, кем  произнесено, в каком контексте. Причем важно не только это, но и то, как другой человек воспринял это слово: понял ли он его так, как понимаю его я, либо он понял его в ином контексте и иным образом истолковал ту фразу, которую я сказал. Удивительно, что мы воспринимаем и понимаем друг друга благодаря языку.

В начале было Слово. Под этим термином здесь могут подразумеваться определенные мысли, то есть Господь замыслил – и создалось. То, что нам язык необходим для мышления, и то, что язык отделяет человека от всех остальных живых существ, – это очень важная мысль, которую высказали последователи Хомского, на которой они сконцентрировали внимание. Но мы знаем, что Господь нам дал Свой образ и Свое подобие, а язык является отображением этого подобия Божия в человеке.

С другой стороны, мы можем говорить о том, что слово важно, и к нему всегда относились со сдержанностью. Не случайно святые отцы писали, что они никогда не пожалели о том, что чего-то не сказали. Не случайно у монахов есть практика молчания. Она тоже говорит о том, что язык – это особая форма для взаимодействия друг с другом. Я думаю, кризис нашей современной культуры в том числе заключается в том, что мы перестаем подбирать слова, в результате чего многие слова уходят.

У академика Дмитрия Сергеевича Лихачева есть интервью, в котором он говорил, что многие слова вышли из употребления, и с этим исчезли очень важные составляющие, что  были в культуре. Возьмем слово «любезность». Он говорит, что мы очень редко используем это слово. Раньше люди имели определенную репутацию. Они говорили, что у них есть честь, подменяя слово «репутация» словом «честь». В результате слово «честь» тоже ушло из нашего употребления в языке. Мы стали искать аналоги и похожие слова, в том числе стали использовать слова «репутация», «характеристика» или еще какие-то. А выражение «честь имею» ушло из употребления.

Слово является отображением сущности человека. По манере разговора, по богатству языка мы видим, какая природа у человека, какого он воспитания, кто его окружает, в каких отношениях он с другими людьми. Все это дает нам язык. То, как говорит человек, о чем говорит, какие слова использует, помогает нам распознать глубину или поверхностность того или иного человека.

– Мне вспоминается Пушкин:

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

Здесь язык – празднословный. Мы даже каемся в празднословии. Хотя сам по себе термин «празднословие» остается вне нашего духовного восприятия, когда мы понимаем что-то не только умом, но и душой. Слово может быть как великим, так и разрушительным, грешным. Если мы говорим о празднословии, в чем исключительность этого греха?

– Я думаю,  человек не задумывается над тем, что он говорит, как говорит, для чего  говорит. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. Поэтому перед сказанным словом есть некий трепет. А мы сейчас живем в иной культуре. Ведь раньше люди не умели читать и писать. Это было доступно только избранным. Поэтому к слову относились достаточно трепетно. Особенно те люди, которые умели читать и писать. Когда мы говорим о праздности слова, мы говорим о том, что от человека устаешь. Есть такой тип людей, которые говорят без умолку, без остановки. Они готовы говорить обо всем, что видят. Что вижу, то и пою. Это иногда опустошает.

Когда мы говорим, то затрачиваем большое количество усилий, в том числе и духовных: мы должны сформулировать свою мысль, должны ее высказать, на аргумент привести контраргумент. Если это подлинная беседа, то она занимает огромное количество физических, психологических и духовных сил. Поэтому праздные разговоры – это то, что отвлекает человека от главного.

С другой стороны, когда человек причащается,  он должен побыть в уединении. Это тоже очень важный момент! Это нужно, чтобы не расплескать то, что имеешь внутри себя. Когда мы постоянно общаемся и разговариваем, когда у человека есть потребность постоянно с кем-то говорить, это показывает, что он не готов побыть сам с собой. Он за этой постоянной болтовней иногда растрачивает сам себя.

– Есть еще такой термин, который мне тоже очень нравится: заболтать. Например, заболтал какую-то сакральную вещь…

Вопрос телезрителя из Белгорода: «В Евангелии от Иоанна сказано, что ученики возмутились и многие отошли, когда Христос сказал о Евхаристии: вкушать Его Тело и пить Его Кровь. Многие говорили: как это можно слушать? И Христос объяснял ученикам: Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь. То есть Христос объяснил, в чем смысл Евхаристии. Получается, что главное в Евхаристии – слова Христа, по ним нужно жить, то есть их вкушать и пить, как бы насыщаться этими словами. Получается, что это главное – жить по Его заповедям. И это самое трудное. А ложку чего-то, как говорится, съесть – намного проще. И все пошли по более легкому пути».

– Вопрос заключается в том, как понимать те или иные выражения Священного Писания. У меня был такой случай. Я был в магазине, ко мне подошел молодой человек и сказал: «Вы в ад попадете. Вы православный священник, а священников называют отцами. Господь сказал в Священном Писании: ˮотцом не называйте никого, ибо один у вас Отецˮ. Вас называют отцом, Вы не соблюдаете заповедь Божию, поэтому должны попасть в ад».

Телезритель сейчас говорил о словах Христа: cue есть Тело Мое... cuе есть Кровь Моя... cue творите в Мое воспоминание. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как это понимать: буквально или, как сказал телезритель, аллегорически: мол, слушай слово Божие, а зачем причащаться?

На самом деле как об этом думали святые отцы? Если большинство святых отцов говорили о том, что эта фраза аллегорична, то и я должен следовать этому. Если святые отцы (следовательно, Церковь) говорили о том, что эта фраза Священного Писания должна восприниматься буквально, то и я должен воспринимать ее буквально.

Слова, которые произносит Господь на Тайной Вечере: «Сие есть Тело Мое... Сие есть Кровь Моя... Сие творите в Мое воспоминание», – надо воспринимать буквально, мы должны вкушать Его Тело и пить Его Кровь. Потому что под Телом и Кровью понимается сама сущность Христа. И мы все едины между собой, находимся в единой Церкви потому, что соединяемся со Христом в Евхаристии. Мы не просто читаем Священное Писание, как это делают протестанты. Мы находимся в единстве между собой благодаря единству в вере и тому, что участвуем в едином таинстве, которое заповедал Христос. Мы действительно соединяемся с Ним благодаря этому таинству.

И есть очень большие трудности с тем, чтобы, как выразился телезритель, поднести ложку ко рту, потому что ее надо поднести не в суд и не в осуждение. И отсюда вытекает то, что мы должны соблюдать заповеди Божии. Но будем помнить слова Христа о том, что любой закон, любую заповедь преступают. Сколько ни говори ребенку не брать спички, он обязательно их возьмет. Любое правило человек хочет преступить – такова природа человека. И только благодать Христова готова изменить человека, поменять его природу. Почему мы меняемся? Мы меняемся не сами, нас меняет Христос. Мы спасаемся не сами и не тем, что исполняем заповеди Божии. Христос нас спасает. И это очень важный акцент, о котором мы часто забываем.

– Вспоминаются сразу Адам и Ева, которые нарушили слово. Ослушание привело нас буквально к смерти.

Продолжим разговор о слове и силе его. Сила может быть разная: и очень позитивная, и очень разрушительная. Атомная бомба, например, может уничтожить Землю. Но при этом о слове мы не заботимся никак. Стоит пройти по улице – и услышишь совершенно гнусную матерщину. Это тоже слово, и оно льется отовсюду: из телевизора, из песен. Просо засилье какое-то! Я помню время, когда за матерщину на улице забирали в милицию, можно было получить пятнадцать суток. Сейчас на это никак не реагируют. Неужели все плохое, что происходит от слова, допускается и попускается нам ради чего-то? Неужели невозможно вмешаться таким образом, чтобы этого больше никогда не было?

– Я думаю, что речевой упадок связан именно с тем, что идет оскудение внутреннего мира человека. Вспомните, раньше, когда женщины пряли или плели кружева, они пели в этот момент. И в этих песнях был очень глубокий смысл. Когда монахи работают в монастыре, они молятся, тем самым освящают словом свою работу. Часто от паломников слышишь: «Как в монастыре вкусно готовят! Я готовлю кашу точно так же, но она не такая, как в монастыре». Это потому, что пища освящается словом, а слово несет в себе глубинный смысл, оно, как заряд, несет в себе то, что ты в него вложишь.

Так же и жизнь человека освящается молитвой, словом Божиим, когда человек читает Священное Писание. Если же у человека речь с матом, нецензурными выражениями, это свидетельствует о том, в какой грязи живет человек, его все раздражает, ему ничто не мило. Можно только пожалеть таких людей.

– Редко в некурящей семье вырастает курящий ребенок. И наоборот. Иногда слышишь, как дети ругаются, и  понимаешь, что они это услышали от своих родителей, слышны даже какие-то взрослые интонации в этом. Но есть еще один очень интересный аспект. Мне кажется, у каждого молодого человека наступает такой период, когда хочется узнать нечто большее, нежели тот язык, на котором сейчас разговаривают очень многие. Но возникает проблема. Где можно услышать слово, чтобы перестать говорить на ненормативном и табуированном языке?

– В моем детстве мы читали книги. Сейчас очень мало читают или  читают не совсем хорошие книги. Но это вопрос к тому, что и чтение должно быть нормировано. Список внеклассной литературы, которую ребенок должен прочитать летом, произведения, изучаемые в школе, – это те маяки, к которым он должен возвращаться в своей жизни; это  вершины владения языком. Если человек может еще и на иностранном языке прочитать то или иное произведение, это будет просто шикарно.

Почему мы видим такую разницу во владении речью между современными детьми и детьми советского периода, например? Дети советского периода блестяще владели речью, потому что много читали. Когда сейчас говоришь детям о Париже XVII века, например, вспоминая «Трех мушкетеров», современные дети тебя не понимают, потому что они не читали этого произведения и не могут соотнести историю и это литературное произведение. Отсюда крах: бедность их речи.

– Вопрос телезрительницы из Гомеля: «Если человек сделал добро и после не последовало никаких искушений, то это добро ему не на пользу? Как это понять? И второй вопрос: когда Христос говорил с учениками о кончине века, Он сказал, что об этом знает только Отец Небесный. Получается, что Сын Божий тоже не знает?»

– Начну со второго вопроса. Когда Христос говорит, что об этом знает только Отец Небесный, в этом присутствует педагогическая нотка. Конечно, по Своей Божественной природе и Христос, как Вторая Ипостась Святой Троицы, знает, когда наступит конец времен. Знаете, когда родители куда-то уходят, они говорят ребенку: мы скоро вернемся. Они не говорят конкретно, что вернутся, например, к девяти часам, а говорят: «скоро». Чтобы ребенок знал, что в любую минуту они могут вернуться. И ребенок не будет шкодить так, как если бы знал точное время их возвращения.

Мы всегда должны быть готовы к приходу в этот мир Спасителя, и мы ждем этого прихода. Вот о чем это выражение Христа: Он от учеников скрывает этот момент, чтобы они всегда ждали Его прихода.

– Вы замечательно сказали о том, что здесь есть некая педагогика. Вы упомянули, что в школе мы читали литературу, заданную на лето. Когда я учился дикторскому искусству, нам говорили, что самое лучшее – читать Тургенева, потому что у него встречаются очень большие предложения. Одно предложение – целый абзац. И если ты сможешь правильно это прочесть со всеми знаками препинания, то это признак того, что ты можешь научиться произносить большие тексты.

Педагог – это человек, который все время использует слово для того, чтобы научить людей, детей мышлению. Этот момент очень важный. Получается такая интересная вещь. Постепенно педагоги сами узнают все меньше и меньше, и образование становится все индивидуальнее. Может быть, имеет смысл родителям самим начинать читать? Однажды я слышал, как соседка говорила: «Мне 60 лет, мне поздно меняться, я уже не хочу ничего менять в своей жизни». Может быть, все равно, сколько тебе лет, и можно научиться менять свою жизнь, в том числе менять способ мышления?

– Конечно. Нет ничего невозможного. Человек, который к шестидесяти годам говорит, что ему поздно меняться, просто не любит жизнь. Я знаю людей, которым 80–90 лет, они живо воспринимают что-то новое, хотят узнавать что-то новое, хотят поездить, насладиться временем, которое им дано. Почему бы человеку не заняться тем, что его интересовало всю жизнь? Сейчас у него есть время для того, чтобы он реализовал свое желание.

Перейдем к слову Божьему. Святые отцы говорят, что когда мы молимся – мы беседуем с Богом, а когда  читаем Священное Писание – Бог беседует с нами. В этом отношении мы воспринимаем Священное Писание как слово Божие, которое отображает Самого Бога.

– Возникает новый вопрос по поводу слова. К глубокому сожалению, когда мы слушаем Евангелие во время литургии, часто не очень понимаем даже синодальный перевод. И редко кто читает в храме Евангелие так, что хорошо слышно буквально каждому прихожанину. Мы слышим слово – и не понимаем. Это тоже одна из самых больших бед. И мы не желаем образовываться. Потому что никто нам не запрещает прочесть до литургии сегодняшнее Евангелие на русском языке, чтобы понимать, о чем пойдет речь. Мы не изучаем церковнославянский язык, потому что ленивы и не очень любопытны. Только ли это не подвигает нас на изучение церковнославянского языка, на котором мы слышим слово Божие?

– Во-первых, мы к слову Божьему должны немножко по-другому относиться. Очень многие люди относятся к слову Божьему как к определенной книге. Человек думает: я читаю Достоевского, Тургенева, а сейчас прочту Священное Писание. Я человек умный, образованный и все пойму. Такой подход говорит о том, что человек может прочитать Священное Писание, но ничего в нем не понять. Потому что в Священном Писании сокрыта глубина, которая не лежит на поверхности, и нужен определенный труд, чтобы изучать Писание, которое ставит перед нами те или иные вопросы.

Вот сегодня в нашем эфире прозвучали вопросы. Люди читают, но не всегда им хватает знаний. Важно не только прочитать Священное Писание, главное – правильно растолковать текст, а это, конечно же, большой труд. На проповеди священник растолковывает текст, который люди слышали во время литургии.

С другой стороны, когда мы читаем Священное Писание, оно может как-то ударить в сердце; мы должны подумать над этим словом, поразмыслить над тем, что прочитали или услышали. И это тоже требует определенных сил. Есть люди, которые говорят: я прочитал Священное Писание, я знаю, о чем там написано. На самом деле человек ничего не знает, хотя действительно прочел, может быть, все Священное Писание.

К слову Божьему надо подходить с определенным трепетом, ведь действительно Господь с нами в этот момент беседует. Как слово начальника мы ловим, чтобы понять, что нам необходимо сделать, так и со Священным Писанием: надо с определенным трепетом и вниманием относиться к сказанному слову.

С другой стороны, мы должны брать во внимание, что читаем перевод. Перевод – это тусклый отблеск того, что написано в оригинале. Это как ковер, перевернутый обратной стороной: вроде бы узор сохраняется, но он довольно тусклый по сравнению с тем, каким должен быть. Поэтому, читая Священное Писание на русском языке и даже в синодальном переводе, мы все равно должны понимать, что это перевод.

– Тем более Священное Писание переведено на такое количество языков!..

Вопрос телезрителя из Москвы: «На что способна сила слов? Почему сбывается то, что мы произносим?»

– Материальность слова всегда в культуре присутствовала. Например, проклятие. В разрешительной молитве это есть: если попал под проклятие отца, матери либо под свое проклятие, прощаю и разрешаю... То есть действительно слово несет за собой материальный контекст. И наша молитва тоже материальна. Мы не просто молимся в пустоту, мы обращаемся к Всевышнему и просим реализации этого в нашей жизни. Слово всегда мыслилось как нечто материальное, что мы формируем уже сейчас.

– Мы не ответили на первый вопрос телезрительницы из Гомеля: когда человек совершает доброе дело и после этого не следует искушений, означает ли это, что человек доброе дело так и не сделал?

– Конечно, не означает. Не за каждое доброе дело мы должны получать искушения. Слово «искус» можно перевести как «экзамен». Искушение во всяком добром деле присутствует. Допустим, нищий просит тебя о милостыне. Дашь ты или не дашь? Это экзамен, искус, который уже присутствует в том добром деле, которое ты творишь. Я так понимаю, что телезрительница имела в виду немножко другое: что после любого доброго дела должно происходить что-то плохое. Нет, в духовной жизни это не так.

– Вы сказали, что слово материально. Когда мы молимся, то часто забалтываем молитву, просто вычитываем ее. Можно ли произносить меньше молитв, но осознанно, чем читать много молитв, ничего не понимая?

– Я думаю, смысл молитвы в том, чтобы мы произносили ее осознанно. Молитва – не только обращение к Богу, но мы всегда в молитве имеем обращение и к самому себе. Молитва должна привести наше сознание в порядок, должна расставить все приоритеты, все акценты. Молитва формирует человека; и, кстати, формировала всегда. Люди, кажется, были простыми, но очень сформированными. Потому что они молились. Молитва помогала сознание приводить в порядок. Людей, которые страдали деменцией, было гораздо меньше, потому что люди молились, помнили молитвы, знали их наизусть, имели отношения со словом до конца своей жизни.

– Батюшка, очень благодарен, что Вы смогли к нам приехать из такого далекого города, из другой страны – Эстонии. Благословите наших телезрителей на изучение слова и на молитву.

– Храни всех Господь. Пусть милость Божия будет с вами!

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Таисия Зыкова и Нина Кирсанова