Преображение (Одесса). Обожение, святитель Григорий Палама

Беседа с протоиереем Димитрием Предеиным.

– «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом». Об обожении и святителе Григории Паламе, который является одним из ярчайших богословов в этом направлении, и пойдет речь в сегодняшней программе.

Обожение, по учению Святой Церкви, является целью христианской жизни. Что такое обожение?

– Обожение (по-гречески звучит «феосис») – это учение, которое всегда было свойственно Восточной Православной Церкви; оно состоит в том, что человек может приблизиться к Богу настолько, что воспримет внутрь себя Божественные энергии, способные изменить способ его бытия, сделать его выше. Поэтому когда мы встречаем в православной гимнографии такую характеристику отдельных святых отцов («он был небесный человек, земной ангел»), это тесно связано с учением о феосисе. Потому что когда человек стремится к Богу настолько сильно, что всеми своими мыслями направляется к Нему,  Господь освящает его Своею благодатью и даже какие-то естественные человеческие потребности в нем уменьшаются. Для нас порой удивительно, как подвижники древности могли вкушать пищу раз в неделю, например, и питались только хлебом и водой – кажется, что это какое-то преувеличение. Но это была настоящая реальность, потому что они были буквально движимые Духом Святым. Ясно, что мы не можем в этом им подражать до такой степени, у нас нет таких духовных сил. Тем не менее в какой-то степени мы должны к этому стремиться, и мы пытаемся это ежегодно осуществлять, особенно в период многодневных постов.

– Как традиция понимания этого учения хранилась в Церкви на протяжении истории?

– На протяжении истории мы видим, что много раз эта истина озвучивалась различным образом. Священномученик Ириней Лионский впервые в Церкви произнес этот тезис: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать богом по благодати». После него многие святые отцы этот тезис повторяли в разных интерпретациях: «Бог вочеловечился, человек обожился». И Григорий Богослов об этом писал, и святитель Григорий Нисский.

Но любопытно вспомнить, что впервые эта идея прозвучала еще до воплощения в мире Господа Иисуса Христа. У древнегреческого философа Гераклита есть афоризм, абсолютно аутентичный: «Люди – боги, боги – люди». Это высказывание в духе Гераклита, который довольно замысловато выражал свои идеи, специально «темнил», почему его и называли Гераклит Темный. Тем не менее в интерпретации наших древних святых отцов это есть предсказание и о Боговоплощении и об обожении как задаче христиан. В этом плане мы видим, что именование Гераклита Эфесского христианином до Христа зиждется не только на его учении о Логосе, но и на пророчестве о реальности Боговоплощения и обожении.

– И это учение дожило до времени Григория Паламы. Расскажите о его жизни, о его богословском направлении мысли.

– Святитель Григорий – уникальная личность в истории нашей Церкви. Сейчас, когда мы о нем вспоминаем, нам может показаться, что в то время было не так много богословов, поэтому он стал таким известным. На самом деле в тот период (и в более ранний, и в более поздний) в Византии было множество богословов, причем довольно крупных, известных, которые оставили целые тома своих сочинений. Но нам они малоизвестны, потому что до сих пор не переведены на русский (или украинский) язык их труды. То есть Григорий Палама был одним из многих богословов своего времени. Однако же было в нем что-то такое, что его выделило из среды других. Я полагаю, что это не только настоящая гениальность, являющаяся плодом необыкновенной умственной одаренности; здесь было стечение многих обстоятельств.

Святой Григорий родился в 1296 году в Константинополе в семье сенатора Константина; то есть он был аристократ по происхождению. Это обусловило его прекрасное образование, он учился с будущим императором вместе, принадлежал к элите общества. Но случилось так, что он уже в детстве лишился своего отца, и попечение о его образовании, воспитании и будущей карьере взял на себя лично император Андроник II.

Таким образом, перед ним раскрывались необъятные возможности, карьерный рост был ему обеспечен. Но он уже в молодости принял решение – принять монашество и удалиться на Афон. Там он прожил около двух лет, подвизаясь как обычный монах, подвижник. Это говорит о том, что у него было искреннее устремление к аскетической, подвижнической жизни. Не исключено, что он мог и дольше там задержаться, может быть, даже вообще провести там всю свою жизнь, если бы не дальнейшее стечение обстоятельств. Такие образованные, талантливые люди, владеющие пером, знаниями и вместе с тем ведущие по-настоящему благочестивый, монашеский образ жизни, всегда в Церкви очень высоко ценились. Поэтому когда был брошен вызов Церкви в лице учения Варлаама Калабрийского, не нашлось в то время во всей Византии более подходящего человека, чем Григорий Палама, чтобы дать ему достойный ответ.

– В чем была разница богословского понимания обожения у Варлаама Калабрийского и у святителя Григория?

– Нужно сказать несколько слов о самом Варлааме, чтобы была ясна эта разница. Потому что Варлаам Калабрийский не был каким-то злонамеренным человеком. Можно представить, что если его учение было осуждено, то он был какой-то злобствующий еретик, который только и думал, как бы навредить Православной Церкви. На самом деле все по-другому.

Варлаам Калабрийский – грек, который просто родился в Калабрии, в Южной Италии, получил там образование, воспитание, и это был по-настоящему ученый человек. Он был знаток философии Аристотеля, прекрасно разбирался в математике, даже сделал некоторые математические открытия; помимо того был филологом, в определенный период своей жизни даже преподавал греческий язык знаменитому итальянскому поэту Петрарке. То есть это был человек, тоже принадлежащий к интеллектуальной элите общества. Он приехал в Константинополь, где стал профессором константинопольского университета, высшей школы.

Случилось так, что в один из своих визитов на Афон Варлаам Калабрийский пообщался с кем-то из простых монахов, который ему сказал, что у них принято заниматься практикой умного делания (исихазмом). Эта практика была связана не просто с повторением имени Господа Иисуса Христа, но и со сведением ума в сердце. То есть они садились у себя в келье, в уединенном месте, и мысленным своим взором обращались в глубину своего естества (смотрели в район живота, в район пупка). Все это соединялось с ритмом дыхания, с ритмом сердцебиения и с постоянным, ритмичным повторением Иисусовой молитвы. Эта практика была описана в разных святоотеческих трудах (и сейчас легко может быть обнаружена у многих святых отцов «Добротолюбия»), но она была неизвестна Варлааму Калабрийскому, потому что он был воспитан в западной культуре.

Все это для Варлаама было откровением, но откровением со знаком минус, потому что он отнесся к этому очень скептически и решил, что это какие-то суеверия необразованных, неграмотных людей, которые себе что-то сочиняют. Особенно когда ему сказали, что они видят во время чтения этой молитвы Божественный нетварный свет, он решил, что это уже явная ересь. Он так и называл это – ересью. Он написал на эту тему трактат, что якобы они видят просто какое-то атмосферное свечение и перетолковывают это в мистическом духовном смысле.

Когда этот трактат был опубликован, это сразу бросило тень на все афонское монашество, потому что все оно было проникнуто духом исихазма – это было очень распространенное учение, это была практика их жизни. Поэтому возникал вопрос: как же на все это ответить? Монахи понимали, что Варлаам не прав, но не было среди них такого человека, который мог бы написать достойную отповедь. И вот святой Григорий Палама, который, с одной стороны, прекрасно мог написать ответ, с другой стороны, сам этой практикой владел, потому что тоже подвизался в одном из афонских монастырей, сумел изложить восприятие Фаворского света Божества, который видели афонские подвижники, и подвести под это глубокое догматическое основание.

– Как исторически развивался спор между святителем Григорием Паламой и Варлаамом Калабрийским?

– Это был многолетний спор, это было дело не одного года. Начинать нужно с 1337 года, когда Варлаам впервые об этом афонском учении узнал и написал свой трактат. И затем шла довольно длительная полемика. Святой Григорий Палама, надо отдать ему должное, встретился лично с Варлаамом Калабрийским. Он пытался обсудить с ним эту тему, не хотел выносить это на всеобщее обозрение, не хотел сразу переходить на какие-то обличения, тем более на анафематствование. Но личное их общение не сложилось, наоборот, конфликт углубился. Стало понятно, что они совершенно не понимают друг друга. Они мыслили разными категориями, и об этом имеет смысл сказать отдельно.

Варлаам был философ-рационалист: он был убежден, что человек должен доверять своему разуму, своему мышлению, логически все четко раскладывать по полочкам – в духе учения Аристотеля. Что касается Божественной природы, он считал, что она абсолютно непознаваема; это был жесткий, суровый агностицизм. То есть мы должны довольствоваться тем, что написано в Писании, а стремление к какому-то зрению Божественной, светоносной благодати он считал абсолютно ложным подходом. И вообще он не понимал, как это можно воспринимать, потому что это учение, с одной стороны, не было разработано в той степени, чтобы его можно было прочитать в трактате и усвоить. Нужно было жить этим, как жил святой Григорий.

А вот для святого Григория было как раз все наоборот: он довольно прохладно относился к философским изысканиям, к попыткам рационализации православного богословия и доверял творениям святых отцов, которых изучал с детства в Константинополе, и особенно на Афоне, в крупнейших афонских библиотеках. Поэтому его подход был по-настоящему святоотеческим; он представлял интересы широких слоев православных богословов не только своего времени, но и прошедших эпох. Поэтому так получилось, что он стал голосом православного Священного Предания для своего времени, и его учение о Фаворском свете, как оно у него изложено, является квинтэссенцией всего святоотеческого богословия. С одной стороны, мы не скажем, что это было что-то принципиально новое, с другой стороны, до него никто из великих древних святых отцов не сумел настолько связно и отчетливо изложить это учение о Фаворском свете.

– Почему учение о Фаворском свете так важно до сих пор?

– Это важно потому, что это реальность духовной жизни, а она не меняется с течением веков. Как было в первые века христианства, как было во времена святого Григория, так это и в XX–XXI веках: если подвижник благочестия хочет по-настоящему усвоить учение об Иисусовой молитве, учение исихазма, то он достигает схожих результатов. Другое дело, личная одаренность каждого человека различна, и мера той благодати, которую он может получить, зависит прежде всего от образа жизни в целом. Если наш образ жизни достойный, христианский, аскетичный, если мы сподобляемся стяжать настоящее смирение, послушание и прочие христианские добродетели, тогда Господь сподобляет нас и большей благодати. А если мы не способны этого сделать, тогда лишаем себя этих возможностей.

Нужно сказать, что учение святого Григория вкратце сводится к довольно простым тезисам. Он учит, что свет, который видят афонские подвижники, – это несотворенный, нетварный свет Божественных энергий, то есть это проявление Божественных энергий вовне. Есть два модуса (способа) бытия Божия – внутри сущности Божества и в Его нетварных Божественных энергиях. Эти энергии могут быть названы Божественной благодатью. Благодать – понятие общеизвестное, слово «энергия» здесь мы меньше используем, но по существу это одно и то же. И вот эти энергии в мире постоянно присутствуют, они в мире постоянно действуют. Этим решается проблема. С одной стороны, мы знаем, что сущность Божества неподвижна и неизменна; с другой стороны, Господь никогда не пребывает в бездействии, и Он постоянно присутствует в нашей жизни. Вот это антиномичное представление о Божестве – с одной стороны, о Его сущности, с другой стороны, о Его энергиях – помогает эту проблему снять.

Вместе с тем есть тут еще и другой вопрос – о богопознании, о границах богопознания, насколько мы можем познавать Бога. Святой Григорий говорит, что мы можем Бога познавать в Его благодатных нетварных энергиях. С другой стороны, сущность Божества непознаваема. Даже высшие ангельские чины не могут видеть, не смеют взирать на сущность Божества; она находится в неприступности, окруженная ослепительным светом. Но вместе с тем – и тут самый интересный момент в учении святого Григория! – нетварные Божественные энергии, непрестанно исходя от сущности Божества, в этом исхождении никогда от нее не отделяются.

Что это значит? Это значит, что, познавая Бога в Его энергиях, мы вместе с тем приобщаемся к Божественной сущности и становимся причастниками Божеского естества; если не в интеллектуальном процессе познания (что действительно невозможно), то в причастии Святых Даров. Поэтому когда мы участвуем в Евхаристии, принимая в себя Тело и Кровь Господа, мы принимаем не только Его Тело и Кровь, но Самого Христа во всей полноте. И по-настоящему становимся причастниками Божеского естества.

– Это и есть то обожение, о котором говорят святые отцы?

– Да. Это и есть обожение в строгом смысле слова. Это высший элемент обожения.

– Оно достижимо в нашей жизни, получается?

– Конечно, это путь, открытый для каждого. Потому учение святого Григория Паламы и выделено Православной Церковью из ряда других важных богословских учений настолько, что ему посвящается отдельный воскресный день в Великом посту – Неделя святого Григория Паламы, которая вместе с тем посвящается нетварному Божественному свету. Это говорит о том, что это учение имеет общецерковное приложение. Это не какое-то отдельное богословское изыскание, которое можно знать, а можно не знать. Есть у нас такие учения, которые доступны малому кругу ученых-богословов и которые других людей мало затрагивают. Но учение Григория Паламы касается каждого из нас, каждый из нас призван к тому, чтобы стяжать Божию благодать.

Это учение можно выражать по-разному. Преподобный Серафим Саровский, говоря о том, что цель христианской жизни – стяжание Духа Святого Божьего, фактически говорил о том же самом, что и святой Григорий Палама. Только святой Григорий называл это нетварной Божественной энергией, Фаворским светом, а преподобный Серафим называл это Духом Святым, потому что благодать Божия достигает нас в ипостаси Святого Духа, в Третьей Ипостаси. Поэтому фактически они говорили об одном и том же. Вспомним, при каких обстоятельствах преподобный Серафим озвучил это учение в беседе с Николаем Мотовиловым: вначале он перед ним буквально просиял как солнце; то есть здесь мы видим присутствующий ослепительный Божественный свет.

– Отсюда возникает вопрос: как нетварный Божественный свет  могут увидеть тварные человеческие глаза?

– Это интересный вопрос. С одной стороны, мы видим, что многие православные великие святые отцы, которые занимались практикой исихазма, созерцали этот Божественный свет очами сердца, мысленными очами. То есть когда они углублялись внутрь своего собственного естества и читали молитву Иисусову, они видели внутри себя этот свет, не открывая глаз.

С другой стороны, были опыты видения этого света вовне. Причем этот свет являл себя не только в Новом Завете, но и в Ветхом. Можно вспомнить Моисея и купину неопалимую: ведь это тоже был нетварный Божественный свет, это было чудо явления именно света Божества. Или, например, когда Господь на Фаворе просиял перед апостолами (почему свет и называется Фаворским). В Евангелии это самый яркий фрагмент, когда Господь явил свет Своего Божества ученикам воочию, показав Свое настоящее естество.

То есть апостолы видели Его в обычной жизни, но Его Божественная сущность была сокрыта – Он скрывал свет Своего Божества под оболочкой человеческой плоти. А здесь Он им Свое Божество показал, и то даже не полностью. В тропаре Преображения сказано: «...показавый учеником Твоим славу Твою, якоже можаху» (то есть показал настолько, насколько они могли это вместить). На самом деле Его свет еще ярче, Его слава еще больше. Но они не могли вынести больше, они и так упали, потому что не могли на Него смотреть. Поэтому этот свет может быть виден телесными глазами, и святые отцы созерцали этот свет.

– При этом они были уже преображенные?

– Разумеется, должно быть некое очищение духовного зрения. Человеку простому, как правило, такое видение не дается по разным причинам. Во-первых, именно потому, что страсти замутняют наш взор. С другой стороны (и может быть, это более важно), такое видение человеку неподготовленному, недостаточно очищенному от страстей, может послужить во вред, став причиной гордости, тщеславия, самомнения, превозношения. Человек может о себе что-то возомнить: «Вот если я вижу Божественный свет...» То есть это Божественное благодеяние может обратиться человеку во вред.

Поэтому Господь сподобляет видения этого света по-настоящему преуспевших подвижников. Такие люди есть даже в наше время; по крайней мере, в недавнее время они еще были. И слава Богу, что Господь являет Свою милость нашей Церкви в лице таких людей. Но их в наше время сравнительно немного, потому что, наверное, оскудевает сам дух такого глубокого аскетичного христианского подвижничества. Возможно, есть и другие причины. Во всяком случае, абсолютно несомненно то, что эта традиция непрерывно сохранялась все века.

– Писал ли святитель Григорий Палама книги о Фаворском свете?

– Да, у него есть так называемые «Триады в защиту священнобезмолвствующих». Трактаты, которые он писал в разное время, потом были собраны в единый сборник, который так и называется – «Триады». Это очень интересная книга. Мое первое с ней знакомство состоялось много лет назад, и на меня произвело большое впечатление то, как именно пишет об этом святитель Григорий.

Во-первых, Григорий Палама, несомненно, обладал литературным талантом, его речь плавно льется, у него большой словарный запас, он очень красиво может представить любой тезис. Но самое главное, он сам отчетливо осознавал то, о чем хочет написать. Он показывает, что свет, который видели подвижники его времени, тот же самый, что и свет, который апостолы видели на Фаворе. И он объясняет, что это именно нетварные, несотворенные Божественные энергии. Вот это учение о двух модусах бытия Божия до него не было никем раскрыто и аргументировано.

Если мы говорим в целом об учении о свете Божества, что это свет именно Божественный, нетварный, то оно было, например, у Григория Богослова, у Симеона Нового Богослова. Но Григорий Палама четко разложил все по полочкам, показал, что этот свет и до сих пор человеку доступен в глубоком молитвенном духовном опыте, что это свет, который человека приближает к Богу, потому что вызывает в сердце человека умиление, любовь к Иисусу Христу, и это является одним из признаков духовного преуспеяния. И настолько красиво, отчетливо и доказательно об этом рассказать, как это сделал святой Григорий, больше никому не удалось. Поэтому я полагаю, что по справедливости святой Григорий Палама должен быть назван одним из величайших православных богословов за всю историю Церкви.

– Было ли учение святителя закреплено соборно?

– Да, состоялось несколько Соборов в Константинополе по этому вопросу. Надо сказать, что у Варлаама Калабрийского нашлись сторонники. Особенно в Салониках настолько много было его адептов и поддержка была настолько сильна, что святой Григорий Палама даже не мог занять там кафедру какое-то время. Поэтому собирались Соборы Константинопольской Церкви для того, чтобы этот вопрос уяснить на самом высшем уровне. Были два Софийских Собора в 1341 году и Влахернский Собор 1351 года, на которых полностью восторжествовало учение Григория Паламы; то есть полнота церковная, епископы, которые там заседали, приняли его сторону, признали, что он прав в понимании этого вопроса. И я полагаю, что это были те случаи, когда соборный разум Церкви выражал волю Божию по этому важнейшему учению.

– Вопрос практического плана: как нам, живущим в миру, стремиться к обожению?

– Здесь должны быть две стороны: теоретическая и практическая. С одной стороны, мы должны быть осведомлены о том, как нужно двигаться в этом направлении аскезы, молитвенного делания. Надо читать святых отцов, читать «Добротолюбие». Надо читать труды святого Григория Паламы: его «Триады в защиту священнобезмолвствующих», его омилии, проповеди, в которых он этой темы тоже касается.

Кроме того, читать других авторов, в том числе и современных. Например, Софроний (Сахаров) в своих книгах «Старец Силуан Афонский», «Видеть Бога как Он есть» тоже касается этой темы, говоря уже более современным языком, который легче воспринимается современным читателем. У митрополита Илариона (Алфеева) есть прекрасные исследования на эту тему в книге «Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание». Необходимо читать труды и гимны самого Симеона Нового Богослова, в опыте духовной жизни которого тоже присутствует нетварный Божественный свет. В своей книге «Таинство веры» митрополит Иларион (Алфеев) этой темы также касается. Есть авторы, которые способны об этом говорить компетентно и которые эту тему раскрывают.

С другой стороны, нужна и определенная осторожность. Когда мы пытаемся в личной жизни все это применять, используя какие-то методики умного делания, нужно помнить, что есть опасность прелести; сатана будет пытаться нас искушать, уводить с истинного пути, и потому нужно поддерживать связь с духовником, консультироваться с ним, делиться с ним своими сомнениями по этому вопросу.

В целом (и это нужно подчеркнуть) надо вести благочестивый христианский образ жизни: соблюдать Божии заповеди, участвовать в таинствах Церкви, посещать храмовые богослужения. То есть в целом соответствовать всем критериям христианского благочестия, и только в таком случае успехи в опыте умного делания будут по-настоящему истинными, прочными и спасительными.

Ведущий Андрей Гавриленко, протоиерей

Записала Нина Кирсанова