Преображение (Одесса). Преподобная Досифея, затворница Киевская

Беседа с протоиереем Димитрием Предеиным.

– Нельзя скрыться светильнику святости, даже если он будет зарыт глубоко в земле. О преподобной Досифее, подвизавшейся в Китаевых пещерах, пойдет речь в сегодняшней программе.

Расскажите о детстве преподобной Досифеи, ведь далеко не у каждого святого бабушка подвизалась в монастыре.

– Да, несомненно, будущей святой повезло с бабушкой, потому что роль этой женщины в ее судьбе невозможно переоценить. Начать нужно с того, что будущая святая подвижница родилась в Рязани в 1721 году, в дворянской семье. В возрасте двух лет ее родители, которые, очевидно, были очень благочестивыми православными христианами, решили отправиться в паломничество в Троице-Сергиеву лавру. Тогда их дочери было всего два года, но они взяли ее с собой и на обратном пути посетили Вознесенский монастырь, в котором бабушка будущей святой незадолго до этого решила принять монашеский постриг. Любопытно, что хотя эта подвижница пребывала в монастыре не так долго, но, очевидно, ее предшествующая жизнь уже была настолько богата истинным духовным опытом, что даже за это короткое время она себя полностью раскрыла как старица.

Когда ее дети прибыли в монастырь с внучкой, она попросила, чтобы девочку оставили ей на воспитание до тех пор, пока она не пойдет в школу. Тогда, как мы знаем, еще не было детских садов, и, наверное, родители решили, что это будет хороший вариант, пусть ребенок растет в монастыре. Он, вероятно, был достаточно благоустроен, чтобы можно было там оставить ребенка на попечении бабушки. И плюс там уже было сформированное сестричество, то есть это был коллектив, который мог оказать благотворное влияние на ребенка. Под этим предлогом они ее оставляют, и до девяти лет девочка пребывала именно там.

– Почувствовала ли Дарья разницу между монастырской и светской жизнью? Ведь когда ей исполнилось девять лет, она вернулась домой.

– Да, разница была поразительная. Может быть, другой ребенок на ее месте и мог акклиматизироваться, попав снова в эту дворянскую среду, но для нее все было намного сложнее. Здесь мы видим благоплодность ее души. Для нее эти годы, проведенные в монастыре, не были в тягость. Она, наоборот, ощутила там родную для себя среду, очень близкую ей по духу. И потом, когда пришлось выбирать: войти в эту светскую жизнь, раскрыть свое сердце для новых светских впечатлений и оставить все свои приобретенные навыки послушницы в прошлом или все-таки придерживаться правил строгой духовной жизни, которым ее научила бабушка, – она сделала выбор однозначно в пользу своей фактически монашеской жизни. И последующие годы до совершеннолетия она вела не просто скромный, а по-настоящему аскетичный образ жизни.

Известно, что она спала на голой доске, не делая себе никакой постели, питалась намеренно очень скромной пищей, которая была близка к монастырской, знакомой ей с детства, отказывалась от участия в балах, раутах, маскарадах. То есть она сознательно отсекала все связи с миром, которые могли бы ее прельстить, послужить поводом к какому-то греху. Но даже независимо от каких-то реальных соблазнов мы видим в ней ярко выраженную устремленность к личной аскезе. Очевидно, тот опыт молитвы, который она приобрела в монастыре, ей не хотелось потерять; ту близость к Господу, которую она ощутила в детстве, она не могла променять на все блага светской богатой знатной жизни. Поэтому она оказалась инородным телом в дворянском обществе. Она сама это чувствовала, это чувствовали ее ровесницы, ее родители. Но они все-таки не теряли надежды как-то пристроить ее в этой дворянской жизни, в этом обществе, к которому сами принадлежали.

– Выходит, что на примере святой Досифеи, тогда еще девочки Дарьи, видна возможность христианского воспитания детей.

– Это не просто христианское воспитание, это в каком-то роде исключительный случай. Так получилось, так совпало в ее жизни, что бабушка была в монастыре, сама она была склонна к монашеской жизни, родители оказались настолько податливы на уговоры старицы Порфирии, что оставили ребенка на несколько лет в обители, только изредка навещая дочь. Это благоприятное стечение обстоятельств. С другой стороны, это был явный Промысл Божий. Господь видел, насколько это была великая душа, сколько благодатных плодов она могла принести для всей Церкви, поэтому так в ее жизни все устраивал, что это воспитание оказалось для Дарьи идеальным. Может быть, если бы она выросла в миру, она бы тоже потом каким-то путем пришла к тому же самому решению.

– С приобретенным опытом мирской жизни.

– Да. Но этот опыт, который был у нее в детстве, наверное, немножко выпрямил ее путь, он был менее извилист, оказался более цельным, и сама ее натура не разрывалась между чем-то и чем-то. Для нее сразу было понятно, чего она хочет.

– Как начинаются подвиги преподобной Досифеи? Ведь это действительно неординарно. Она убегает из дома.

– Да, это было первое волевое решение в ее жизни, кардинальное решение изменить свою жизнь, порвать все связи со своей семьей, с кругом родных, знакомых, и оказаться в совершенно незащищенном состоянии. Она убегает из дома и идет в те места, которые были знакомы ей с детства, но понимает, что не сможет нигде остаться под своим именем, потому что родители обязательно ее найдут и вернут обратно. И тогда она принимает решение, которое оказалось правильным, вполне эффективным, но при этом было рискованным, – выдать себя за мужчину.

Она купила на рынке мужскую одежду и пришла в Троице-Сергиеву лавру. Она сказала, что является беглым крестьянином и хотела бы остаться в лавре. Законы в то время были строгие. Мы можем вспомнить, что если беглых крестьян ловили, их возвращали прежним хозяевам – было крепостное право. И те, конечно, могли наказать их за бегство очень строго, даже жестоко. Могли засечь до смерти, в истории бывали разные случаи. Все было очень жестко.

Ее не могли принять в братию Троице-Сергиевой лавры иначе, как только по особому разрешению Святейшего Синода либо по особому распоряжению императора или императрицы. Соответственно, настоятель не мог взять на себя такую ответственность. Но он разрешил преподобной Досифее остаться в качестве послушника. Это был еще не вполне определенный статус, это как бы неполноценный член братии, еще не в постриге, но с правом жительства в стенах лавры. И преподобная Досифея именно так прожила три года в этой святой обители.

– По какой причине она уходит?

– Пришлось уйти. Возможно, она бы там осталась, ей там нравилось, она любила это святое место, любила преподобного Сергия, постоянно приходила помолиться к его святым мощам. Наверное, если бы ей удалось там укорениться, принять постриг, она бы была великой святой именно этой лавры. Но ее родственники, которые не теряли надежды ее найти, попали туда и, увидев ее издалека, подумали, что что-то здесь подозрительное: не их ли это дочь скрывается в мужском одеянии? Они попросили наместника устроить встречу именно с этим послушником. Но святая Досифея тоже успела заметить своих родственников. И когда ей сказали, что у нее просят аудиенции и наместник это благословил, она, не дожидаясь встречи, покидает Троице-Сергиеву лавру и идет в Киево-Печерскую лавру. Это довольно далеко, больше тысячи километров. Она отправляется туда для того, чтобы попытаться там остаться, чтобы скрыться от своих родных в далекой области, которая, скорее всего, будет для них недосягаема и там они ее, вероятно, не найдут. Потому она и оказалась у нас.

– Да, начинается интересный период жизни святой Досифеи. Ее как раз располагают в Китаеве, точнее, она сама находит это место, зная, что там живут подвижники. И это прямое подражание Печерским преподобным, потому что она роет пещеру. Расскажите об этом периоде жизни святой Досифеи и о ее подвиге.

– Она не от хорошей жизни пошла копать себе пещеру. Ее просто отказались принять в Киево-Печерскую лавру под тем же самым предлогом – у нее не было документов. Она выдавала себя за беглого крестьянина или послушника. Но в любом случае без документов, без подтверждающих справок ее никто не мог взять, потому что регулярно осуществлялись проверки, и все, кто оказались без документов, тут же арестовывались и, конечно, начальство лавры пострадало бы от этого. Хотя она пыталась дойти даже до митрополита Киевского, но все равно ничего не получалось. Никто не хотел брать на себя ответственность.

Поэтому было принято неординарное решение: вырыть себе пещеру в Китаеве и подвизаться там. Мы видим, что это решение оказалось правильным. В Евангелии сказано: «Не может укрыться город, стоящий наверху горы», так и здесь. Казалось бы, это было за пределами Киева, в уединенной местности, но ее подвижническая жизнь привлекла к ней настолько большое внимание, что чуть ли не весь Киев стал к ней ходить за советом, за помощью, молитвами. Это был фактически подвиг затворничества. Она жила в пещере, как древние святые отцы.

Ну а чисто формально она так поступила потому, что не будешь же жить под открытым небом летом и зимой. Зимой было очень холодно, и она в этой пещере укрывалась от дождя, снега. Но при этом, что важно подчеркнуть, она никогда не разводила огня, чтобы согреться. Очевидно, что единственным способом уцелеть, выжить среди зимних морозов был способ теплее одеваться и молиться Богу. Тут Сам Господь как-то ее сохранил. Несмотря на эти подвижнические условия, она прожила сравнительно долго – пятьдесят пять лет. Хотя, наверное, можно было ожидать, что она умрет от таких условий гораздо раньше – от туберкулеза или воспаления легких. Но нет, она прожила столько, сколько Сам Господь ей отмерил.

– Именно в это время Киев и Китаево посещает императрица Елизавета. Происходит интересная встреча. В чем ее знаменательность?

– Мне, честно говоря, всегда очень нравилась императрица Елизавета Петровна. Я всегда чувствовал в ней православного человека. Она ходила в паломничества пешком из Москвы в Троице-Сергиеву лавру, ездила по святым местам. И она услышала, что есть такой подвижник, как тогда говорили, послушник, который живет в пещере. Она специально туда отправилась, чтобы повидаться, пообщаться. В этой беседе открылось, что, отказывается, подвижник еще не пострижен – именно потому, что проблема с документами. И императрица тут же дает свое соизволение, чтобы состоялся постриг, и лично присутствует на этом постриге. Так она оказала позитивное участие в судьбе преподобной Досифеи, благодаря чему святая обрела легитимный статус постриженного рясофорного монаха и уже могла жить в Киево-Печерской лавре. И жила там какое-то время в Дальних пещерах.

Дальше ее жизнь стала легче, ее уже не беспокоила полиция, не было никаких рисков. Но это не означает, что изменилась ее жизнь именно по качеству аскезы. И в Дальних пещерах, и вернувшись обратно в Китаеву пустынь, преподобная Досифея по-прежнему вела жизнь очень строгую, даже суровую, тем не менее сама по себе встреча с императрицей вошла в историю как пример того, как два человека абсолютно разных слоев общества находили друг друга в то время в имперской России.

– «Ни злато, ни серебро, но добродетель обогащает душу» – эти слова преподобной Досифеи как-то сразу западают в память. Какие наставления давала преподобная о милостыне?

– Возвращаясь к общению с императрицей, мы можем вспомнить, что Елизавета Петровна оставила Досифее мешочек с деньгами, золотыми монетами, которые просила принять. Императрица оставила деньги в келье и ушла, потому что преподобная отказывалась их взять. Тогда преподобная Досифея, не желая хранить золото у себя в келье, вышла на порог своей пещеры и положила мешок с деньгами в горшочек, который стоял рядом с кельей. Сколько они там пролежали, неизвестно – просто никому не приходила мысль туда заглянуть. А так фактически любой бездомный, вор мог просто взять эти деньги и уйти.

– И стать богатым человеком.

– Да, потому что она не смотрела туда. А случилось так, что некий благочестивый крестьянин пришел и увидел эти деньги. Он спросил у Досифеи, что она собирается с ними делать. Она сказала: «Можешь их использовать как хочешь». Она сама дала ему эти деньги: «Возьми их и делай с ними что пожелаешь». Но когда он увидел, какая это сумма, он понял, что это не те деньги, которые можно просто взять и потратить на свою семью. Хотя, конечно, имея такое благословение от преподобной, он мог сказать: значит, Господь благословил, счастье привалило, можно купить себе и дом новый, и корову, и много чего другого… Но он оказался, видно, неслучайным человеком в этой ситуации. Господь тоже его послал, чтобы распорядиться деньгами таким способом, чтобы милостыня, которую подала государыня императрица, не пропала даром. И он тоже поступил очень мудро, я считаю.

Он не подошел частным образом к какому-то иерарху, наместнику лавры, не передал ему эти деньги: мол, как хотите, купите себе новую шикарную карету… Нет, он сказал, что хочет попасть на заседание духовного собора лавры – туда, где собрались авторитетные старцы, архимандриты, игумены. Придя на это собрание, он сказал: «У меня есть средства, попавшие ко мне от преподобной Досифеи, я хотел бы у вас взять благословение, совет, как мне ими распорядиться». Старцы ему сказали: «Нужно на них построить храм. У нас хватает средств для лавры, а давай построим храм в селе, в котором ты живешь. Там у вас как раз старенькая ветхая церковь, а будет новый красивый храм». Так и было исполнено. Был построен храм, и когда императрица Елизавета узнала всю эту историю, она еще пожертвовала средства на внутреннее обустройство храма, на колокола. То есть она оценила этот жест преподобной Досифеи, полную нестяжательность.

Я считаю, что как раз в таких случаях мы и видим настоящую святость, когда человек собирает себе сокровища не на земле, а на небесах. Когда он настолько решительно, твердо и при этом свободно способен отказаться от таких крупных средств – это говорит о том, что человек поистине возлюбил Христа больше, чем все земные блага.

– Преподобная Досифея вела из затвора не только беседы с мирянами, а еще и катехизаторскую работу, потому что тогда было сложное время в Киеве. С чем это было связано?

– В то время была непростая ситуация по поводу просветительской деятельности среди народа. С одной стороны, было много духовных учебных заведений, были духовные академии, семинарии, училища. Но система образования была настолько схоластична, что ученость будущих пастырей заключалась в том, что они учили латинские тексты, прекрасно общались на латыни, могли писать стихи на латинском языке, но при этом на родном языке они не могли проповедовать нормально. Им легче было вспомнить, наверное, какой-нибудь отрывок из Амвросия Медиоланского или Августина Блаженного и процитировать его наизусть, чем сказать простую, доходчивую проповедь на десять минут на тему, скажем, евангельского чтения. Это был отрыв образования от жизни.

Таких проповедников, которые могли бы говорить людям по-настоящему необходимые вещи для правильной духовной, нравственной жизни, было не так много. Преподобная Досифея была именно таким человеком. Вероятно, помимо опыта святой духовной жизни, у нее все-таки была и харизма просветителя, у нее была потребность делиться этим опытом с людьми, был дар речи, так что говорила она убедительно, произносила такие вещи, которые врезались людям в память навсегда, на всю жизнь. Поэтому поток людей, желающих услышать ее слово, был очень большим. Я думаю, что не в последнюю очередь это обусловлено тем, что ее глагол поистине «жег сердца людей».

– Расскажите, были ли случаи прозорливости старицы.

– Это второй рычаг ее влияния на народное сознание, потому что ее известность под конец жизни была уже всенародной. Помимо тех нравственных духовных советов, которые она могла дать и давала, всегда попадая в точку, она обладала настоящим даром прозорливости, знания человеческих душ, знания будущего, которое ожидало многих людей, и потому случаи прозорливости имели место. Благодаря этому подвижница приобрела по-настоящему великую славу не просто как подвижница или учитель веры, а именно как человек святой, к которому можно прийти и узнать, что тебе делать дальше, что тебя ждет. Таких случаев было довольно много, и самым поразительным из них, наверное, является случай направления жизненного пути будущего великого святого нашей Церкви – преподобного Серафима Саровского.

– Да, преподобная Досифея всегда вспоминается в связи с благословением преподобного Серафима. Здесь есть какая-то особенная глубина и промыслительность, правда?

– Да, я думаю, что это тот случай, когда огонь духовного горения от одного подвижника передался другому. Ведь эта встреча произошла незадолго до смерти преподобной Досифеи. Ее дни на этой земле уже были сочтены. Нужно было успеть сделать все в жизни так, чтобы Серафим Саровский – Прохор Мошнин, которому в то время было 22 года, – успел прийти в Киев и взять совет именно у преподобной Досифеи, куда ему идти подвизаться. Потому что велика была Святая Русь, огромная страна; людей, желающих подвизаться в монашестве, было много и можно было выбирать. И на севере, и на юге, и на западе, и на востоке было множество обителей – иди куда хочешь, подвизайся. Но мы видим, что преподобная Досифея совершенно определенно, четко указывает монастырь, куда ему нужно идти, – Саровскую пустынь.

Ясно, что это был далеко не самый известный из монастырей. Я думаю, что он даже в первую десятку не входил. Имея такие монастыри, как, скажем, Александро-Невская лавра, Троице-Сергиева лавра, Оптина пустынь, Киево-Печерская лавра (это было совсем рядом), можно было сказать: иди в лавру и поступай туда. Нет, она указала ему Саровскую пустынь. Здесь точно проявилась прозорливость преподобной Досифеи. В чем она могла проявиться? Уже в том, что в Прохоре Мошнине она увидела способность к затворнической, строгой, аскетичной жизни, которая могла вырастить великую святость в подвиге молчальничества и затвора. Соответственно, если бы она его направила в Киево-Печерскую лавру или в любой большой благоустроенный монастырь, он не смог бы реализовать этот потенциал. Пришлось бы трудиться на обычных послушаниях, потому что не было возможности где-то уединиться, а в Саровской пустыни – пожалуйста.

Об этом сейчас мало кто вспоминает, но фактически эта пустынь отличалась тем, что, помимо самого монастыря, который был построен вокруг огромного храма, был скит в лесу. Туда могли удаляться любые члены братии по благословению игумена. Именно поэтому преподобный Серафим смог найти там для себя идеальные условия, чтобы реализовать весь тот потенциал святости, который Господь заложил в него изначально.

– Собственно, и наставления преподобной будущему Серафиму были больше для затворнической жизни?

– Это естественно, потому что сама преподобная Досифея была затворником, она имела опыт жизни в затворе, борьбы с бесовскими искушениями, с прилогами, с самыми различными страстями, типами искушений, которые бывают именно в жизни затворника. Таких людей было немного. Я думаю, что можно было по пальцам пересчитать таких великих подвижников, затворников в то время во всей Российской империи. Преподобный Серафим попал именно к ней, поэтому то, чем могла поделиться преподобная Досифея, чему сразу могла научить, – это все впоследствии раскрылось в нем.

– Иисусова молитва.

– Да, в том числе и опыт молитвы Иисусовой, молитвы умно-сердечной, непрестанной. Она, очевидно, сразу направила в эту сторону, потому что это нужно было стяжать в первую очередь. Это оказалось просто идеальным подспорьем, лучом маяка, который указал направление дальнейшей деятельности святого Серафима.

– Расскажите о последней встрече преподобной Досифеи с родственниками. Мы о них как-то забыли. Все-таки она была пропавшей дочерью и сестрой.

– Да, это была для них великая скорбь. Она понимала, что эта скорбь у них никуда не исчезла. Если бы, по крайней мере, они знали, что она умерла, можно было бы молиться за упокой. А они вообще ничего не знали о ее судьбе, не знали, куда она подевалась, жива она или мертва – это оставалось для них неизвестным до самого конца, до ее смерти. Так получилось, что ее сестра Агафья приехала в Киев и, узнав, что там есть великий подвижник, старец, аскет – преподобный Досифей, захотела с ним встретиться. При встрече она не узнала свою сестру. Годы настолько изменили преподобную Досифею, что узнать в ней прежнюю цветущую девушку, которой она была, когда рассталась с сестрой, было нереально.

А Досифея узнала свою сестру, но не открылась ей. Можно только догадываться, что творилось в ее сердце при этой беседе, какие чувства она испытывала, какая была внутренняя борьба. Конечно, ей хотелось сказать своей сестре: мы встретились после стольких лет, это чудо, что ты вообще оказалась здесь, передо мной. Но она сдержалась, осталась верной своему призванию. Очевидно, здесь тоже проявилась ее прозорливость, потому что она понимала, что Господь найдет способ потом открыть родственникам ее настоящее достоинство.

Это случилось уже после ее смерти, когда Агафья, узнав о том, что подвижник скончался, захотела прийти на его могилу, помня о силе молитвы этого подвижника, о том, какую роль он сыграл в ее жизни. Приходит на могилу, смотрит на портрет, на котором лицо было уже совершенно ясно видно (при встрече преподобная старалась скрывать лицо, она нахлобучивала куколь на глаза, чтобы лица было по возможности не видно). А здесь Дарья уже могла спокойно рассмотреть. И вдруг ее осенило: это же моя родная сестра, как я тогда ее не узнала? А сейчас уже совершенно понятно, что это родные, знакомые черты. Но, несмотря на это, надо подчеркнуть, что мощи преподобной Досифеи пребывают под спудом даже до сих пор. Хотя мы уже знаем, что на самом деле это был не мужчина, а женщина, но по Промыслу Божию так случалось, что было три попытки обрести ее мощи, чтобы выставить на открытое прославление, но всякий раз они оказывались неудачными.

– Что лично Вас поразило в житии преподобной Досифеи?

– Меня поразили многие вещи. Но больше всего – необыкновенная сила воли, решимость, непреклонность в движении ко Христу. Несмотря на все препятствия, на опасности, которые ее поджидали на этом пути жизни…

– Мирское платье.

– Да, постоянная опасность быть открытой, разоблаченной, пойманной, возвращенной домой, общественная обструкция, которая могла ее поджидать, если бы все это открылось. У нее не получается, ее не принимают, и она роет себе пещеру. Настолько проявить желание подвизаться ради Христа – такое в мужчине редко встретишь, а для женщины это вообще, по-моему, уникальный случай. Среди мужчин мы можем вспомнить только отца Иону (Игнатенко), нашего покойного старца. Его тоже не приняли в монастырь, когда он хотел подвизаться в Одессе, и он себе вырыл пещеру на берегу моря, жил там несколько месяцев, пока наконец не добился, что его приняли как послушника. Но мужчине все-таки проще. А здесь женщина, и особенно в те времена, когда все было намного сложнее. Я считаю, что за ее твердость воли, за любовь ко Христу, которую она засвидетельствовала такими решительными поступками, она и сподобилась великой святости.

Ведущий священник Андрей Гавриленко

Записала Маргарита Попова