Читаем Добротолюбие. Выпуск от 27 мая

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать «Наставления» преподобного Марка Подвижника из первого тома «Добротолюбия». Сто семнадцатый абзац:

Алчущему Христа ради бывает она пищею, жаждущему – сладким питием, зябнущему одеждою, труждающемуся успокоением, молящемуся – извещением (что молитва услышана), плачущему – утешением.

Она – это благодать Святого Духа. Человек, идущий путем Христа, с неизбежностью испытывает какие-то скорбности на этом пути. Для любой этой скорби благодать Святого Духа и бывает утешением, отрадой, восполнением той ущербности, которую в данный момент человек терпит. В опыте Церкви таких случаев достаточно, чтобы каждому внимательному человеку увидеть иллюстрацию того, как это бывает на самом деле.

Самый яркий образ описан в беседе Мотовилова с преподобным Серафимом Саровским, когда они, беседуя долгое время на морозе, на снегу, никоим образом не чувствовали ни зябкости, ни холода и согревались изнутри. Хотя снег на них сыпал шапкой, они не чувствовали этого. Это наиболее известный эпизод.

Мне нравится эпизод из жития отца Павла (Груздева). Он был удивительнейший человек в благодатной простоте своей. Он вспоминает случай, когда, находясь на работах, он со своими сотоварищами был привязан к дереву на морозе и стоял босиком на снегу. Он так усердно молился Богу, что снег под его ступнями протаял даже до травы. Это иллюстрация того, чем бывает благодать Святого Духа. И в житиях святых, еще раз повторю, таких чудесных, благодатных действий (утешающих, покрывающих, согревающих, ободряющих, питающих) очень много.

Но каждый человек и в своей жизни может это испытать и прочувствовать. И часто такое бывает. Например, неплохо, когда радость каким-то образом связана с тем, что вокруг очень хорошо: на берегу чистого моря, под голубыми небесами, теплым днем где-нибудь в Крыму. Среди зарослей орхидей или роз, скажем, в Никитском ботаническом саду, можно действительно почувствовать необыкновенную радость, вдохновение, утешение и, стоя среди этих благоуханных зарослей, от всего сердца воспеть хвалу Богу. Это может быть и действие благодати, а может быть, и нет. И чаще всего нет, потому что невозможно в этом состоянии прочувствовать, действительно ли это действие благодати, потому что, по существу, какое тут восполнение, если у человека и так изобилие всех благ? Ему хорошо.

Но совсем другое дело, когда, меся грязь на какой-нибудь дороге, заваленной снегом так, что дальше пяти метров ничего не видно, человек находится среди тех, кого он не знает и кто не очень ему приятен, обдуваемый ветрами, слыша крики плачущих детей или горланные призывы каких-нибудь людей, ругающихся, кричащих, бранящихся… И в этом состоянии человек вдруг испытывает необыкновенный мир и радость так, что не видит снега, не слышит криков, а радость, любовь и мир переполняют его. Несомненно, это действие благодати Божьей, потому что извне ничто не поддерживает человека.

В обычной человеческой жизни такое бывает на самом деле очень часто. Когда человек, не имея достаточных поводов для радости, бывает радостен: не имея достаточной пищи, вкушая какую-то очень простую пищу, вкушает ее с необыкновенным благоговением и благодарением; когда дома у него очень неуютно, и грязно, и шумно, а он сохраняет мир и расположенность ко всем живущим в этом доме. И многое, многое другое.

Когда мы видим, что из естественных обстоятельств, окружающих жизнь человека, ничего не приносит ему радости, утешения, довольства, а это у него есть, то, несомненно, это действие благодати. И каждый христианин, оглянувшись на себя, вспомнив некие периоды своей жизни, может это представить, хотя ему и кажется, что он обычный человек, но и его благодать Божья носит на своих руках, ибо всякое восполнение радости, мира, любви, благорасположенности, благоговения в условиях, когда этого ничего нет, несомненно, есть действие благодати.

Для человека важнейшим является в таком случае не столько возможность пережить благодать (она очень часто подается верующим людям, особенно тогда, когда они испытывают трудности любого рода), а то, чтобы сохранить эту благодать, сохранить ту благодать, которая дается даром.

Есть пути стяжания благодати. Об этом много пишут иные святые отцы. Но очень важно эту благодать, которая утешает, согревает, питает, сохранить. И для сохранения благодати тот довесок, тот избыток, тот бонус излившейся в мое сердце радости при отсутствии поводов для радости, мира при отсутствии поводов для мира, избытка любви среди людей ненавидящих и агрессивных важно сознавать и именовать тем, что он и есть: благодатью. Это очень важно. И по мысли Силуана Афонского, и по мысли Симеона Нового Богослова, человек должен уметь называть благодать благодатью.

Проблема чаще всего состоит в том, что человек, называя нечто благодатью по неискушенности своей, по несмиренности своей, почти автоматически приписывает это действие благодати каким-то своим заслугам. «Это, наверно, потому, что я постился. Это, наверно, потому, что я молился. Это, наверно, потому, что я очень люблю Бога», – думает человек и радуется. И благодать очень быстро уходит, теряется, и снова среди безрадостности становится безрадостно, среди злых людей становится скорбно и уныло – и сердце ожесточается; среди мороза становится холодно, среди лета становится жарко – и возникает ропот, смущение и возмущение. А всего лишь необходимо сознавать, что благодать ничем не заслужена, она дана мне просто по великой жалости, щедрости, милости, любви Божьей. И тогда благодать никуда не уйдет. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5,3).

Сто восемнадцатый абзац:

Итак, когда услышишь слова Писания о Святом Духе, что Он «седе на едином коемждо из Апостолов» (Деян. 2, 3), или что Он «взыде на Пророка»(1Цар. 10, 10), или что Он действует (1Кор. 12, 11), бывает оскорбляем (Еф. 4, 30), угашаем (1Сол. 5, 19), раздражается (Деян. 17, 16), также, что одни имеют начаток Духа (Рим. 8, 23), другие же исполнены Духа Святого (Деян. 2, 4), то не думай так о Духе, будто в Нем бывает какое раздробление, или преложение, или изменение, но веруй, как прежде сказали мы, что Он непреложен, неизменен и всемогущ. Посему и в воздействиях Своих Он и пребывает одним и тем же, и всякому боголепно уделяет подобающее. Он подобно солнцу, всецело излился на крещенных, но каждый из нас просвещается по той мере, как, возненавидев омрачающие его страсти, истребляет их в себе, а насколько оказывается любящим их, настолько помрачается.

Преподобный Марк указывает на некое общее правило, которое роднит всех святых. Человек должен ненавидеть страсти. Все святые, все подвижники, все, кому дорог был путь жизни, все идущие этим узким путем боролись со своими страстями для того, чтобы на них излился свет. Все они боролись со своими страстями для того, чтобы устоять в этом свете, все они боролись со своими страстями, чтобы все более и более приближаться к свету. Они боролись именно для того, чтобы суметь исполнить то, что помогает им идти к свету, чтобы убрать препятствия на пути к свету.

Страсть есть мрак, страсть есть тьма. Борясь со страстью, человек освобождается от власти тьмы и идет к свету. Борясь со страстью, человек и выколупывает себя из темницы, обливаясь все больше и больше светом. Борьба со страстью и есть действие света. Свет приводит к ненависти, которую человек испытывает к страсти. Человек ненавидит эту страсть и пытается всеми силами от нее отделиться и в конце концов оказывается всецело погруженным в свет.

Мы поем, например, в день нашего крещения: Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся; или: Ризу мне подаждь светлу, одеяйся светом яко ризою… И мы облекаемся в свет по степени того, как боремся со страстями.

Но свет – это нечто расплывчатое. Для человека, скажем, уровня Григория Паламы все понятно, а вот для человека, далеко отстоящего от Григория Паламы, почти ничего не понятно. А человеку, который даже и не вставал на путь, которым идет Григорий Палама, кажется, что все понятно, а на самом деле он все не так видит и светом считает то, что Христос и Григорий Палама считают тьмой (как у большинства людей и бывает). Люди, не вставшие на путь христианского делания, не идущие ко Христу, часто светом считают то, что светом вовсе не является.

Поэтому разговор о свете непродуктивен. Он продуктивен только в среде людей, имеющих опыт света. А святые отцы пишут об этом, потому что пишут по преимуществу для своих. Преподобный Марк Подвижник, когда писал свои «Наставления», думал о современных ему монахах, отличающихся от него всего лишь некой степенью. Он даже не для мирян писал об этом, а уж тем более не думал о тех людях, которые будут жить через полторы тысячи лет после него. Поэтому иногда их разговоры о свете, о переживаниях Духа не очень понятны нам.

Но как же все-таки понять, что нам делать, как нам, идя ко Христу, идя к Богу как к Свету, бороться со страстями? В реальности, в практической плоскости этот путь означает, что, исполняя волю Божью, явленную в обстоятельствах жизни, в должностных инструкциях, в семейных обязанностях, в исполнении заповедей Христовых (осуществляя все это делание в практической жизни, делая то, что я должен делать как муж, как отец, как сотрудник, как начальник, как священник, если это меня касается,  и на этом пути исполняя заповеди Божьи), я и борюсь со страстями. Вот это и есть тот путь к свету, потому что все это, каждое делание, каждое повеление, каждое назначенное послушание есть послушание света. Творя его, я облекаюсь в свет. Любой человек, творя послушание Божье, облекается в свет.

И именно для того, чтобы исполнить это послушание, человек с неизбежностью должен отсечь страсти, потому что страсти как тьма, они мешают ему исполнить послушание. Гордость, высокомерие, зависть, лень, ревность, похоть, невоздержание и прочие все страсти мешают ему исполнить послушание. Эти послушания возложены на человека премудростью Божьей, поставившей его отцом или мужем, священником или учителем. Для того чтобы это исполнить так, как должно, человек должен освободиться от страстей, иначе ему это не исполнить. Таким образом, творя волю Божью, исполняя порученное ему дело, он и совлекается тьмы, в которой находился, освобождается от страстей.

В связи с этим получается дополнительный размышлизм, дополнительное приращение знания. Часто люди спрашивают: как волю Божью понять? Для того чтобы действительно волю Божью понять, чтобы разобраться в этой воле Божьей, понять, что я должен делать в каждый момент времени, надо бороться со страстями. По мере борьбы со страстями я освобождаюсь от темноты, от тьмы, поэтому начинаю ясно видеть, что я должен делать. Кроме того, борьба со страстями придает мне и силы делать то, что я начинаю понимать как некую возложенную на меня ношу, как требования, послушания; я приобретаю силу это послушание исполнить. Поэтому борьба со страстями, по мысли святых отцов, является ключевым элементом, конституирующим бытие всякого христианина.

Сто девятнадцатый абзац:

Кто ненавидит страсти, тот отсекает и причины их, а расположенный к сим причинам и нехотя борим бывает страстями.

Получается, что зависимость от страсти обусловлена расположенностью человека к причине этой страсти. Если нас борет некоторая страсть, если мы чувствуем зависимость свою от некоторой страсти, то это происходит потому, что мы любим причину, вызывающую эту страсть. Что это за причина? Причина – это сласть, приятность, удовольствие, которое является корнем той или иной страсти. Страсть – это состояние, в котором я пребываю, состояние моей зависимости от некой приятности. Я эту приятность хочу употребить, хочу этой приятностью, этим удовольствием, этой сладостью утешиться, упитать себя этой сладостью. И мне хочется в этой сладости все время находиться. Так и возникает страстная зависимость.

Мы можем ненавидеть страсть, она нас может возмущать до глубины души, потому что никому не хочется, особенно из верующих людей, познавших хоть как-то действие благодати Божьей, быть зависимым от какой-нибудь страсти. Он чувствует это как болезнь, как недуг. Постоянная раздраженность, или зависимость от алкоголя, или зависимость блудная, или зависимость ревности, тщеславие, гордыня – всё это страсти, которые выросли вокруг некой приятности, приятности вполне объективной. Пока мы любим эту приятность, мы не можем ничего сделать со страстями. Страсти необходимо борют нас и, несомненно, каким-то образом воздействуют на нас, и мы всегда пребываем в зависимости от этих страстей, хотя сама страсть нам может и не нравиться.

Например, взять алкоголь. Допустим, человек еще не стал алкоголиком совсем (он еще не теряет разум, алкоголизм у него – это не болезнь, а только воспроизводится и ощущается как страсть). Человеку приятно: он выпивает пусть немного, но каждый день, ему нравится то состояние, которое вызывает алкоголь, ему вполне комфортно. Он радуется тому, что он не алкоголик, он радуется тому, что он не болен, но при этом его уже начинает пугать мысль: «Почему я не могу без этого обойтись?» Он старается, но не может. Чем больше старается без этого обойтись, тем более остро ощущает свою зависимость от алкоголя. Состояние зависимости уже не нравится, но алкоголь по-прежнему ему нравится. Он пытается от этой страсти освободиться, он начинает молиться о том, чтобы Бог исцелил его от алкогольной зависимости, чтобы не выпивать каждый день. Он пытается умерить количество дней, в которые он употребляет алкоголь, он пытается воздерживаться неделю, другую, третью. Но все равно чем больше он воздерживается, тем больше  чувствует, что ему этого не хватает, ему очень хочется употребить алкоголь. Молитва становится усиленной, горячей, он действительно хочет исцелиться, а ничего не происходит.

То же самое бывает, просто гораздо болезненнее и тяжелее, с очень большими пароксизмами, когда человек пытается исцелиться от блудной страсти, от блудной зависимости. Для любого верующего человека очевидно, что эта зависимость совершенно несопоставима ни со святостью, к которой он призван, ни с целомудрием, ни с воздержанием, которых бы он хотел. Борьба, молитва приводят к тому, что он понимает: он не может страсть побороть. Он ненавидит ее, а справиться с ней не может.

В обоих случаях человеку кажется, что ему недостает благодати Божьей. На самом деле нет. Он просто любит саму сладость, заключенную в этой страсти, он любит услаждать свою плоть, он любит то услаждение, которое дарит ему переживание удовлетворения своей плотью. Вот это он любит и ничего не может с этим сделать. Что касается алкоголя, он любит покой, умиротворенность, благорасположенность, что дает ему не чрезмерное, но частое употребление алкоголя. Потом это кончится, но пока ему нравится сама эта возможность  чуть-чуть выпить и получить облегчение от того груза хлопот, проблем, которые ему навязываются. Он умиротворяется.

Он знает,что надо делать. Вместо этого надо пойти и помолиться, чтобы Бога призвать в свою жизнь, чтобы Он даровал ему мир и разрешение нахлынувших проблем. Но вместо этого он не решает проблемы, он от них уходит. Ему приятно уходить от проблем, забыть на какое-то время, что они есть, и окунуться в мир довольной теплоты. Поэтому в этом смысле алкоголь больше утешает душу, чем тело. Но настолько это тесно связано! Человеку приятно испытывать вот это облегчение от скорбей и трудностей.

И пока он любит уход от решения проблем вот в это состояние, он не может ничего сделать, он не победит страсть. Не потому, что Бог не помогает. Бог помогает, но человек вспоминает о том, как хорошо, как легко с помощью бокала вина решалась эта напряженность, как она уходила, и сама мысль о том, чтобы вместо этого пойти и начать молиться  тридцать, сорок, пятьдесят минут, полтора часа, для него очень тяжела: «Я и так долго трудился, что-то делал… Я не могу. Я расслаблюсь».

Вот эта привычка к тому, чтобы расслабить свою душу, не повергать ее перед Богом, ослабить подвиг, приводит к тому, что подвиг человек начинает ненавидеть, а расслабленность начинает любить. А поскольку он начинает любить расслабленность, он становится постоянно расслабленным. И уже за этим приходят другие желания себя утешить и фильмом, и книгой, любым успокоением плоти, успокоением души, только чтобы не решать те духовные, социальные, финансовые и прочие проблемы, которые он должен решать, только не собирать бы себя на молитву Богу.

Как человека излечишь, если он любит телесный покой, расслабленность и не любит подвиг, не хочет идти к Богу стезей подвига? Это тупиковая ситуация, которая не может быть излечена никаким путем, пока сам человек не возненавидит ту сладость, тот покой, то расслабленное состояние, в котором ему так нравится находиться.

Записала Инна Корепанова