Читаем Добротолюбие. «Не смущайся в скорби своей». Часть 2. Священник Константин Корепанов

Первое, что мы увидели, это свидетельство о том, что в момент, когда с нами приключается какая-то скорбь, она потому и приключается, что Бог приподнимает над нами Свой покров, умаляет Свою благодать, и в этот зазор устремляется тьма, устремляется действие злых помыслов, которые пытаются нас убедить, что Бог плохой и люди плохие, что жизнь плоха и все вокруг плохи.

И я должен всему этому не верить, я должен с этим бороться, должен хранить верность Богу. Он сначала показал мне Свою красоту, показал, какие замечательные люди меня окружают, как они обо мне заботятся и как велика забота и любовь Бога. А потом, умаляя Свою благодать, позволяет случиться скорби и проникнуть тьме, и я должен явить верность, не поддаваясь этой тьме. Как мудро сказал про это Иов своей жене: «Разве мы будем принимать от Бога только доброе, а плохого принимать не будем? Тогда какие же мы дети Божьи?»

Это первый момент, о котором мы говорили в прошлый раз. А второй момент другой, и он важнее.

Бывает так, что человек старается сопротивляться мрачным мыслям в ходе какой-нибудь скорбной ситуации, пытается с ними бороться. Но относимся мы к этому мрачному состоянию несколько легкомысленно. Мы не только не задумываемся над источником этой мрачности, а просто относимся к ней несерьезно. Мы как бы считаем, что мрачность нашего состояния в скорби естественна.

Примерно так: «Бог Сам виноват, что умалил Свою благодать, придет, и все будет хорошо. Да, мне сейчас плохо, я думаю плохо о Боге, о людях, у меня мрачное настроение, мне никого не хочется видеть, не хочется улыбаться, я ни с кем не хочу разговаривать. Что я могу сделать? Придет Бог, даст благодать, все будет хорошо. Я-то тут при чем? От меня ничего не зависит. Бог отнял покров, в этот покров устремилась тьма. Закроет покров, закроет дыру – тьма выйдет, мне снова будет хорошо. Я ни при чем. От меня ничего не зависит. А раз ничего не зависит, я ни за что не отвечаю».

Скажем, у меня мрачное настроение. Я в этом настроении пил вино, водку, ел мясо Великим постом, поссорился с женой, с мамой, с друзьями. Но прошло время, у меня снова хорошее настроение, я говорю: «Да что переживать? Ну, пил, ел, пустяки какие! Я же не виноват, меня бес попутал. Да подумаешь, что я сказал! Я же на самом деле так не считаю, у меня просто было мрачное настроение. Ну и что, что я гадостей наговорил? Ну и что, что я тебя дурой назвал? Ну и что, что я вас предателями назвал? Забыли, простили, да и всё».

А не забывается и не прощается. Они, конечно, должны простить и даже обязаны, а не получается. «Ну, это их проблемы. Не хотят прощать – не надо». Нет, это твои проблемы. Но мы с этим не согласны. Мы считаем, что вообще виноват Бог, люди, которые под руку подвернулись. Я ни в чем не виноват, у меня просто такое состояние было. Что я мог сделать с этим состоянием?

На эту тему интересно говорит преподобный Варсонофий. Когда вот эта тьма с человеком случается:

Отнюдь никого и ни в чем не обвиняй, но во всем старайся угодить ближнему. И ни о ком не помышляй зла; ибо чрез это сам делаешься злым, так как злое помышляет злой, а доброе – добрый.

Получается такое свидетельство преподобного Варсонофия: если ты принимаешь злую мысль про какого-то человека или злую мысль про Бога, ты делаешься злым, ты принял в себя ненависть, принял клевету, принял что-то злое. И это не только наваждение. Например, в наваждении человек сделал то, чего не хотел сделать. Ты воспринял эту злую мысль, потому что ты хотел ее принять, потому что тебе было приятно думать плохо о Боге.

Тебе внушали эти мысли, но думал ты их сам, никто твоей свободы не отнимал. Тебе внушали плохие мысли про людей, и ты с наслаждением думал эти мысли. Да, в них есть некая мучительность, но есть и некая сладость. Ты почувствовал «нелюбовь» Божью и рад был схватиться: «Нет, все-таки Бог не любит, все-таки Он не такой, как батюшка в церкви говорит или святые отцы. Я знал, что на самом деле Он не любит!»

Мне приходилось слышать, с каким наслаждением, порой сладострастием люди являют, демонстрируют, озвучивают свою ненависть к Богу. Именно не с гневом, а с каким-то сладостным чувством, как будто они счастливы от того, что на самом деле Бог никого не любит. Потому что действительно внутри у них есть тайное желание: «Хоть бы Он никого не любил, тогда моя неспособность делать добро, мое нежелание делать добро, моя неспособность стать другим человеком оправданны. Я действительно могу оставаться таким, какой есть, потому что Он все равно меня не любит. Ради чего мне стараться?»

Значит, если я принимаю злую мысль против Бога или против людей, корень этого зла есть во мне. Подобное тянется к подобному. Всем враги наши внушают такие мысли. Но один, почувствовав, что в него вползают сомнения в Божественной любви, встрепенется, взбрыкнет и говорит: «Невозможно! Нет, я не отрекусь. Бог есть любовь. Мне невыносимо думать, что Он иной». – «Ну как же? Прими действительность, прими реальность!» – «Не буду я принимать такой реальности. Я не хочу забыть Его благодеяний, я не хочу думать иначе. Я буду думать так, как думал всегда». – «Это кажется безумием. Особенно если смотреть со стороны, очевидно, что все плохо: Бог тебя оставил, Бог тебя не любит, Бог тебя предал». – «Нет! Он не может предавать! Он не может оставить, Он не может не любить, у Него нет такой опции, нет такого состояния, Он онтологически не имеет к этому способности».

Но человека считают безумцем. Он сам себя, может быть, считает безумцем в таком состоянии, но он сопротивляется. Вот это сопротивление и есть верность. И этим сопротивлением он показывает, что в нем нет мыслей, созвучных тому, что сеет в него враг, им не за что зацепиться.

А вот если приходит мысль и он начинает, как удав, ее думать, носиться с ней, культивировать ее, взращивать, значит – это семя упало на благодатную почву. И это не семя, которое Сеятель сеет, а это семя, плевелы сатаны. И оно начинает прорастать, и человек сцепляется: «Да, действительно ведь не любит. Ведь если бы любил, я бы не страдал. Если бы Он любил, никто бы не страдал. Если бы Бог любил, то все бы были счастливы. Точно! Как же я раньше этого не видел?»

Это не будет вечным, это не будет долгим. Бог борется за человека. И через неделю, другую, третью состояние ушло. И снова он счастливый, с Богом: «Ну, померещилось!» Но он не раскаялся в этих мыслях. Он не понял, что виноват он сам, а не тьма, вползающая в его сердце. Он же захотел эту тьму принять.

На самом деле Бог показывает: «Смотри, сейчас ты думаешь так, а три недели назад думал иначе. Пойми, ты должен определиться, как ты думаешь на самом деле. Если ты со Мной Мне рад, а без Меня Мне не рад, тогда ты неверный человек. Ты радуешься не Мне, а тому, что тебе хорошо. А как тебе стало плохо, так сразу обиделся. Значит, на самом деле верности ты Мне не хранишь, чести Моей ты не хранишь, ты не любишь Меня».

Вот же в чем дело: ты не любишь. Ты любишь себя в хорошем состоянии. Тебе нравится Бог, Который о тебе заботится, и не нравится Бог, Который о тебе не заботится. Тебе приятно, что тебе делают приятно, и неприятно, когда делают неприятно. При чем тут любовь? Все люди так себя ведут. Но если ты любишь и хочешь быть верным, ты должен бороться с тьмой, которая заползает в твое сознание, не подчиняться ей, не покоряться, враждовать хоть до смерти, но не принимать мысль темную против людей, которые тебя любят, против Бога, Который тебя любит.

Еще раз подчеркну, и это важно: в этот момент борьбы ты сам себе и окружающим кажешься сумасшедшим, потому что ты противоречишь очевидным вещам. «Смотри, тебе же плохо! – так и говорила жена Иова. – Бог тебя не любит». – «Молчи, ты не понимаешь ничего. Бог всегда любит».

Эта борьба, когда человек сопротивляется мрачным и темным мыслят (в сущности, тем же самым искушениям сатаны, с которого началось наше грехопадение), он не просто сопротивляется злу, он борется за произрастание в себе доброй воли. Он не хочет так думать и не дает пленить свои мысли и свою волю воле врага. То есть он борется за послушание Богу.

И Бог смотрит на это послушание, как смотрел на послушание великого Антония. И Он видит, как трудно человеку. Но тот борется за верность, борется за то, чтобы остаться преданным Богу, он борется за свое сыновство, потому что сын никогда не отречется от своего отца.

47-й абзац:

Удивляюсь простоте твоей, брат (речь идет об оскорблении). Неужели ты думаешь, что дьявол перестает искушать кого-либо? – К тому же, разве можно обвинять бесноватых, которые падают на землю и источают пену? – Точно так же нельзя винить и тех, которых дьявол ввергает в противление нам и оскорбление. Не их надо винить, а страсть и разжигателя ее. Тебя смущает враг, – и ты не смотришь на свои грехи, а зорко видишь грехи ближнего; о проступках брата твердишь, а про свои забыл. – Да и кто ты, чтобы смотреть на чужие грехи? – Вспомни Лазаря, – сколько времени терпел он, благодаря Бога?

Очень интересный взгляд на нашу ежедневную проблему, на наши ежедневные искушения, связанные с тем, что нас кто-то обижает, унижает, не понимает, оскорбляет и разным образом причиняет нам неприятности. А начинается с чего?

Разве можно обвинять бесноватого, который падает на землю, корчится, кричит и источает пену? «Можно. Сам виноват. Что, он так просто стал бесноватым? Конечно, нет. Согрешил как-то, вот и случилось с ним такое. Конечно, сам виноват». Мы его не жалеем.

Разве можно обвинять человека, с которым приключилась деменция? «Конечно, можно. Не просто же так деменция. Это же плод какой-то безбожной жизни. Молился бы Богу. Вот у святых не было деменции. Молился бы Богу, ходил бы в храм, причащался бы – не было бы деменции». Конечно, мы его не бросим, но мы его обвиняем: «Сам виноват». Хотя, конечно, иногда нам человека жалко, но мы его обвиняем.

Разве можно обвинять человека, который кричит от боли, потому что у него рак и обезболивающие уже не помогают? Да, здесь мы бываем милосердными, бывает, что жалеем человека, бывает, что даже молимся за него. У нас возникает сострадание. Но вообще-то мы обвиняем и его. Мы как-то забываем, что святые тоже болели раком, и рак никак не связан с грешностью, это просто болезнь, и от нее святостью защититься нельзя.

Но мы иногда зарываемся, иногда нас заносит, и мы начинаем обвинять и их, что они виноваты в том, что заболели, и уж точно виноваты в том, что не могут терпеть и кричат. Хотя жалости и сострадания к ним у нас все-таки больше.

Но все это значит только одно. То, что у нас злое сердце и сострадать мы не можем. Мы ведем себя как друзья Иова: вместо того, чтобы пожалеть, что он так страдает, и оказать ему помощь, какую можно хотя бы, эти друзья Иова начали его судить, начали его обвинять: «Раз ты так страдаешь, это же не на пустом месте, есть какая-то причина, что ты так страдаешь. Мы же не страдаем, потому что мы хорошие люди. Раз ты страдаешь, что-то в тебе плохо».

Мы же так же относимся к бесноватому, или к человеку с деменцией, или просто к человеку грешному. О чем речь-то здесь идет? Просто о грешнике, который к нам по какой-то причине имеет неприязнь. Очевидно, он сам виноват в том, что он грешник, никто другой в этом не виноват.

Но на самом деле раз мы не можем понять человека, не можем никаким образом его пожалеть, значит – у нас злое сердце. Но это злое сердце мы покрываем как бы покровом правды, называем это правдой, поиском правды, борьбой за правду или справедливость, как, собственно, и делали фарисеи. Зачем жалеть блудниц, мытарей – они сами виноваты в том, что они такие. Всех грешников, которых исцелял Христос, они ненавидели.

Мы так же, как фарисеи, вместо милости и веры, вместо любви и милующего сердца помешались на справедливости, на правде, на законе. На самом деле у нас просто злое сердце – и мы ведем себя как фарисеи. Но мы не замечаем этого. Нас обвинили – мы вскипели, нас обвинили – мы осудили, нас унизили – мы восстали с гневом на защиту своих прав и достоинства.

Нам кажется, что это нормально, что это по правде, что это справедливость. Но это всего лишь фарисейство, как здесь и говорит преподобный Варсонофий. Но почему он говорит так: разве можно обвинять тех, через кого враг нас оскорбляет? И тут же вывод: тебя смущает враг.

Какой-то нелогичный вывод. Ответ должен быть: можно или нет. А ответ у него другой: тебя смущает враг. Если враг через кого-то тебя оскорбляет, то твоя реакция есть действие врага. Ты ничего не должен говорить о тех людях, которые являются орудием врага, потому что в данном случае ты и есть цель врага, и ты не только стал этой целью, ты на провокацию врага поддался, ты пал, согрешил, враг тебя победил. При чем тут кто-то виноват? Виноват ты! Ты оказался побежденным врагом. При чем тут разговор о другом человеке, когда ты оказался неверным Богу? Ты согрешил, тебя смутил враг, он заставил тебя исполнить его волю, ты оказался неверным.

Казалось бы, мы должны были обратить внимание на то, что ближнего смущает враг. Нет! Главное для нас, что через ближнего враг смущает нас. Осуждая других, мы себя считаем достойными, мы ждем похвалы, ждем, что люди будут нас любить, что люди будут нас уважать, что люди будут нас утешать, что Бог будет нас утешать через людей. Ничего себе! И вместо этого на меня кричат, унижают, оскорбляют, смеют меня обзывать? Это куда годно? Это как можно? Я такой хороший, а на меня кричат? Я такой хороший, а меня унижают?

То есть мы реагируем на любое оскорбление либо возмущением и гневом, либо смущением неожиданным обстоятельством. Раз Бог меня не защищает, значит – я должен защитить себя сам.

Но ведь это и есть прелесть, самая настоящая прелесть. Я считаю себя заслуживающим благодарности и любви. Я уже не считаю себя грешником. Я не грешник, я заслуживаю похвалы, святости, любви, милости. Кто смеет говорить, что я грешник? Как буквально в Апокалипсисе мы говорим: «Я богат, я разбогател, ни в чем не буду искать нужды».

А на самом деле ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Как богач и Лазарь. Богач думал, что все хорошо, Лазарь лежал и терпел. Богач оказался в аду. Здесь этот образ и приводит преподобный Варсонофий. Или как мытарь и фарисей. Мы хвалим себя, думаем, что всего достойны, а на самом деле мы грешники, забывшие, что мы такое есть.

А потому, что мы это забыли, мы и взрываемся, и возмущаемся, и кричим, и смущаемся и этим показываем, что искушение врага достигло цели, и этим доказываем, что попущение – Божье право. Он действительно позволил нам быть уязвленными через другого человека, чтобы показать: ты возомнил о себе, ты считаешь себя лучше других. Но посмотри: ты такой же человек, наполненный самомнением и гордыней. Покайся, пока есть еще время.

Записала Инна Корепанова