Читаем Добротолюбие. «Дух соперничества». Священник Константин Корепанов

272-й абзац:

Не хвались, величаясь краснословием, но возвещай лучше учение из опыта людей простых и не книжных, чтобы стать тебе учеником Христовых Апостолов; а хвалиться внешнею мудростью запрещено, особенно христианам. «Хваляйся же о Господе да хвалится» (2 Кор. 10, 17).

Часто человек, особенно в эпоху своего неофитства, так сказать, в эпоху новоначального периода, когда он много читает, много узнает, когда постоянно совершаются какие-то открытия, любит поучить других людей. Именно любит. У некоторых это получается, у некоторых не получается (то есть они только хуже делают). Важно именно желание поучить другого человека, рассказать ему о том, что умеешь, что прочитал, знаешь, забывая или не зная даже порой предостережения апостола Иакова о том, что не многие делайтесь учителями (Иак. 3, 1), ибо тем больше примете за это дело поношений, уничижений, скорбей, обличений и наказаний.

Желание учить, в общем-то, не очень хорошее желание, но если уж такое желание возникает, то допустимо оно только в человеке опытном, который прошел какую-то жизнь и в этом периоде жизни у него было состояние, когда он не хотел никого учить.

Вот человек жил-жил во Христе, много разного пережил. И был в его жизни период, когда, даже имея возможность поучить, даже пользуясь вниманием людей за свои учительные свойства, он избегал этого поучения, всячески прятался. Но потом вдруг ему захотелось поучить. Только в этом случае желание поучить – хорошо. Всем остальным лучше этого желания поучить избегать, особенно новоначальным.

Понятно, что мы живем в очень непростое время, непатриархальное время, и всякое в наше время бывает, и всякое служение (в том числе и дар слова) может быть востребовано. И чтобы новоначальному не споткнуться, не преткнуться, не погибнуть, не возомнить о себе, не вознестись (чтобы потом не пасть), чтобы с этим побороться, необходимо, чтобы учительство, которое он берет на себя, было на него возложено по послушанию, то есть когда кто-то его на это служение подвиг, благословил.

Вот батюшка благословил человека работать в воскресной школе. Или: «Ты будешь вести киноклуб, а ты будешь миссионерствовать среди молодежи, а ты иди в полицию и им расскажи о Христе».

Когда любое делание, любое служение (тем более служение словом) назначается по послушанию какой-то власти, то есть теми людьми, которые надо мной поставлены Богом, тогда значительная часть проблемы, связанной с возношением ума от собственного красноречия, уходит.

Естественно, новоначальный хочет что-то рассказать, хочет проповедовать, хочет учить, хочет поделиться тем, что он знает: вот так правильно, разумно, логично... Если он хочет это сделать, тогда пусть молится и ждет, когда его на это дело благословят. Упаси его Бог приступать к этому делу без благословения, тогда он очень быстро может потерять этот талант.

Но и тогда, когда человек все-таки начинает дело служения словом по послушанию, очень важно не вознестись, особенно человеку, который имеет талант владения словом. Талантливому человеку очень важно не вознестись из-за какого-то активного, чрезмерного внимания людей. Что для этого нужно сделать? Что сделать, если у человека есть дар слова, а он еще неопытный, новоначальный? Что нужно сделать кроме послушания?

Первое: понимать, что этот дар слова именно дар. То есть это не какая-то моя врожденная способность, Бог мне его дал – и этот дар слова есть некое вверенное Богом сокровище для служения другим людям. Не для того, чтобы меня прославить, не для того, чтобы меня обогатить. Человек получил этот дар, чтобы он помогал и служил этим даром ближним.

Поскольку здесь идет речь о даре слова, то мы о нем говорим, но вообще любое благодатное действие, любую добродетель, любое качество, любую положительную особенность духовной жизни – все это дает Бог для того, чтобы мы служили ближнему, чтобы были полезны, чтобы отдавали то, что у нас есть. Это и будет нашей школой любви.

Второе, что необходимо, очень интересно: как же ты, уча другого, не учишь себя самого? То есть человек, уча другого, должен постоянно теми словами, которые он говорит другим, судить и учить самого себя, иначе он снова станет лицемером, о чем мы говорили, читая 260-й абзац.

Если у нас есть талант, сама природа этого таланта предполагает в том числе и то, что, рассказывая что-то, проповедуя что-то, уча, мы адресуем эти слова и своей собственной душе.

Собственно, в этом заключается проблематика Канона Андрея Критского. Он же не нас призывает к покаянию, он себя призывает к покаянию. «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши?» В результате это призывание собственной души к покаянию получило общецерковное внимание. По сути дела, Андрей Критский поделился этим даром покаяния со всеми другими. И мы теперь, не обладая достоинствами Андрея Критского, можем, молясь словами его канона, приводить себя к должному состоянию души.

Третье необходимое условие, которое помогает нам бороться с превозношением: надо восхищаться не тем, что людям нравятся красивые слова, сказанные им в определенной ситуации, а интересоваться тем, изменяется их жизнь или нет.

Вот какой-нибудь священник сказал зажигательную проповедь. Хотя это не положено, но иногда эти проповеди произносят миряне или дьякон. Вот человек сказал проповедь. Видит, все люди плачут, умиляются, тянутся навстречу этому слову. «Ой, Вы сегодня так сказали, батюшка!» И, конечно, человек тает. Голова у него кругом идет, как у того послушника в известном белорусском приточном фильме. И вот это вскружение головы приводит его к тому, что он начинает мнить о себе.

А на самом деле вот он говорит-говорит, а люди-то как жили, так и живут, то есть его слово потеряло соль. Оно вызывает умиление, но не вызывает изменений в душе. Оно именно это должно вызывать. Ты ведь не певец, чтобы петь со сцены. Для любого служителя слова главная задача не доставить людям приятность. Его задача в том, чтобы человек захотел измениться, чтобы у него переменилась жизнь. Поэтому успех своих слов мы должны оценивать не умилением людей, не благодарностью людей, а реальным изменением жизни этих людей.

Был священник в начале ХХ века Александр Введенский. По всей видимости, у него был удивительный дар слова. Он проповедовал в Питере, эта проповедь всем нравилась. Люди буквально рыдали над его проповедями, это было всем хорошо известно. Его звали, скажем так, с «гастролями» во все храмы города Санкт-Петербурга. Он всюду приезжал, говорил, и люди плакали, плакали и плакали. Порой весь храм рыдал от проникновенности его слов. Естественно, он на этом фоне возгордился, вознесся и допустил страшную ошибку, потому что именно он стал основателем церковного раскола, известного как обновленчество.

А начал вроде хорошо, замечательно: проповеди нужно произносить, и нужно произносить к сердцу. Но оказалось, что это не обеспечило ничего ни слушающим его людям, ни ему самому. Никого он не созидал. Поэтому всегда надо как бы одергивать себя, сдерживать: «Подожди-подожди! Что ты радуешься восхищению людей?! Ты лучше посмотри, изменилась ли их жизнь. А если не изменилась, то слова твои были пусты».

273-й абзац:

Которые из человекоугодия упражняются в добродетели, у тех основание спасения положено не на камне, а на песке; почему, как скоро пойдет дождь, потекут реки и подуют ветры (искушения), падают они от помыслов. Они, если не падают, а живут как должно, надмеваются великой гордостью; а когда падают, предаются бесполезному отчаянию.

Вот это наше состояние и показывает тщеславие. Если происходит с нами падение (а эти падения неизбежны), то тщеславный человек впадает в расслабленность и начинает запутываться в этой расслабленности, начинает падать все больше и больше.

А если он, превозносясь, не падает, то возникает ситуация еще хуже: он начинает возноситься, думать о себе, что он непоколебим, начинает что-то строить из себя. А поскольку он начинает как на дрожжах расти, то, естественно, и падает еще глубже. А за падением тем или иным всегда следует та или иная степень расслабленности. И вот очень часто наша лень, которую мы переживаем и называем ленью, и обличает нас в том, что мы на самом деле в начале какого-то дела начали его делать с самомнением.

Вот решили мы помолиться, Великий пост начался – надо молиться. Начинаем молиться, молиться, молиться. Псалтирь прочитали, каноны постоянно читаем, а потом вдруг (не сразу, а в течение дней трех) что-то с нами происходит, и мы впадаем в состояние, когда молиться не хотим. Мы лежим и не молимся. Не молимся, не молимся, не молимся и не можем заставить себя на молитву подняться. Жизнь рассыпается, и мы ничего не можем с этим сделать.

Мы говорим: «Ой, я ленивый! Я ленивый!» А правильно назвать это расслабленностью, неспособностью воли к осуществлению воли Божьей. Но эта расслабленность объективно обусловлена нашим же превозношением. То есть, когда мы начали молиться, мы начали превозноситься. А раз начали превозноситься, то, естественно, благодать Божья нас оставила, и мы стали впадать в состояние, называемое ленью, и уже не можем молиться.

На самом деле все это обличило нас не в лени. Все это обличило нас в тщеславии, что мы начинали это молитвенное делание, чтобы что-то себе доказать или другим доказать, что-то показать кому-то, то есть из каких-то человекоугоднических интенций. Поэтому в конце концов наша ревность, вроде как бы правильная ревность о молитве, закончилась ничем.

Дальше мы начинаем бороться с гордостью.

277–278-й абзацы:

Гордый не терпит превосходства над собою, – и встречая его, или завидует или соперничает. Соперничество и зависть друг другом держатся, и в ком есть одна из сих страстей, в том оба они.

В ком есть они, того мучит успех других; а в ком нет, того не печалит он. Этот, когда другому оказана честь, не смущается; когда другой возвышен, не тревожится, потому что всем отдает преимущество, всех предпочитает себе.

Вот два абзаца о гордости.

Конечно, в обычном духовном состоянии человеку, казалось бы, это не должно грозить (имеется в виду успех других, превосходство над другими). Каждый в глубине души считает, что ничего особенного у него нет: «Какое там соперничество? Сам я – человек грешный. Не с кем мне соперничать. Остаться бы живым!» Но не надо думать, что гордыня бывает только у тех людей, у которых появляется возможность какой-то особенной жизни, возможность чем-то гордиться, какого-то рода успешность, что это бывает только с яркими людьми.

Нет, на самом деле это бывает не только с яркими людьми. Очень-очень часто такое случается совсем не с яркими людьми. Очень часто яркие люди как раз могут оказаться смиренными, бывают смиренными. А часто люди, у которых вроде бы ничего и нет, на самом деле смиренными как раз и не являются.

Представьте себе бабушку-свечницу. В большом храме их бывает две, а то и три. Одну батюшка, например, заметил, проходя по храму, поговорил с ней, благословил, как-то особенно ласково на нее посмотрел, а мимо второй пробежал и не заметил. Для второй-то это как раз обида: «Как так? Почему? Я-то чем хуже? Почему он на нее обратил внимание, а на меня нет? Это нехорошо!» И у нее начинаются плохие мысли про этого священника. Или просто одной свечнице дали зарплату чуть пониже, чем другой. И опять обида: «За что? Почему? Несправедливо!»

Эти ситуации можно до бесконечности продолжать, особенно если вы не только заходите в храм, а действительно внутреннюю жизнь церкви знаете, тогда вы понимаете, что очень часто эти ситуации происходят и как раз максимально с теми, кто прост, казалось бы, и ничего особенного о себе не думает. Но вдруг возникает какое-то внутреннее соперничество, какая-то ревность, что, собственно говоря, одно и то же.

Или, скажем, на исповеди: один человек затратил на исповедь сорок минут, а другой меньше и возмущен: «Почему этому сорок минут уделили, а мне меньше? Тоже давайте со мной сорок минут!»

Зависть и соперничество всегда свидетельствуют о гордости, как здесь говорит преподобный Ефрем Сирин. Всегда! Но мы обычно на это не обращаем внимания, потому что мы не называем это гордостью. Мы называем это несправедливостью. «Ну, если ты, батюшка, подошел к Лене, то должен подойти и ко мне. Это же справедливо! Если этот человек исповедовался полчаса, то и все должны полчаса исповедоваться. Это же справедливо! Или пусть все будут по пять минут исповедоваться!»

Человек называет это борьбой за справедливость, хотя на самом деле движет им вовсе не борьба за справедливость, а дух соперничества. Но невнимательный человек не может отличить одно от другого.

В сущности, ревность – это проявление духа соперничества. Не связывайте это с супружеской жизнью, с отношениями мужа и жены. Там ревность другую природу имеет и о другом свидетельствует. В одну кучу это мешать не надо. А вот социально-бытовая, церковная ревность всегда приводит к зависти, соперничеству, всегда говорит о том, что человек горд.

Можно подойти к этому и с другого конца. Хочешь проверить, человек, гордый ты или нет? Лучше не надо, конечно, проверять, но если ты не очень уверен в том, что ты гордый человек, а хочешь себя проверить, если в глубине души считаешь себя как раз не гордым, а очень-очень смиренным человеком, то нужно взять и проверить, в гордости ты или не в гордости.

Для этого надо просто посмотреть на успех своего ближнего. Взять и посмотреть, какая машина у соседа, послушать, сколь успешна молитва другого человека, как умны его дети, как они благочестивы, как добра к нему его жена или как заботлив к ней ее муж, какой большой у них дом или какие светлые у них стены, – нужно увидеть этот успех, обнаружить его. Если человеку будет обидно, завидно, неспокойно, тревожно, то это будет говорить о том, что он горд. Если он не сможет ровно воспринять успех другого, то он непременно горд.

Или, например, такая простая ситуация, незамысловатая, бесхитростная, с которой все встречаются. Вот едем мы по дороге. Едем спокойно. Не так важно, со службы или на службу, на работу. И всегда на дороге встречается какой-то гонщик, который нагло всех обгоняет или нагло перестраивается, подрезает, сильно сигналит. Это вызывает наше возмущение. Хочется что-то доказать, показать, хочется поставить того на место. Но это же все и есть соперничество, это гордыня. Но мы-то говорим: «Нет! Нам надо наказать человека, который выпендривается». Наказать, показать, доказать, поставить на место?! Да, это гордость. Но человек, который сам называет это некоей борьбой за справедливость, не может понять, что на самом деле он просто горд и не может начать с этим борьбу.

Записала Инна Корепанова