Читаем Добротолюбие. «Долготерпение – путь к миру». Священник Константин Корепанов

И хотя, конечно, преподобный Ефрем Сирин пишет это о монашеской общине, но, по сути, это община. В его словах нам особенно важны те вещи, которые он говорит по-человечески. Он же не о молитве говорит, не о духовной жизни, он говорит о человеческой жизни, о жизни человека с человеком. И в этом смысле эти книги, эти тексты, это свидетельство преподобного Ефрема Сирина могут использоваться не только для того, чтобы наставлять иноков монашеского общежития, но и для того, чтобы наставлять христианские семьи, причем как взрослых супругов, так и детей, так и родителей этих супругов. Также это подходит и к любой христианской общине.

В прошлый раз мы говорили о том, как страшна зависть, как разрушает все, ибо зависть привела к первому убийству, и зависть привела к убийству Христа. Вот вроде бы простая вещь, вроде бы обыкновенная зависть, но почему мы всегда завидуем успеху другого человека? Почему нам всегда больно, когда хвалят другого человека, когда что-то получается у другого? Почему мы не можем ничего с собой поделать? По сути дела, мы всегда ведем себя как фарисеи. Мы можем не иметь такой злобы и такой воли, чтобы убить праведника, но ненавидеть в душе мы можем. Мы, даже зная, даже сознавая то, что фактически наше поведение является точно таким же поведением, как у фарисеев, убивших Христа, ничего не можем с собой поделать.

Тысячи людей приходят в храм с жалобой на то, что их родные неверующие. Это обычная история, обычная ситуация. Говорят они о том, как они пытаются помочь, как пытаются добиться того, чтобы их родственники (в основном, конечно, дети, реже мужья и жены) стали верующими. Но то, как они учат, как упрекают, заботятся, как спасают ближнего, свидетельствует о том, что люди в первую очередь губят самих себя. Они не работают над собственным сердцем. В их сердце раздражение, порой – откровенная злоба.

Когда человек долго и упорно старается заставить своего близкого прийти в Церковь, ко Христу, он доходит порой до ненависти к этому ближнему: «Как я тебя ненавижу!» – «За что?» – «За то, что ты не веришь в моего Бога!» Но как ты можешь с ненавистью говорить о том, что человек не верит в Бога? А вот так!

Это та же самая история, что про зависть фарисеев. Они настолько ослепли в отношении к внешнему миру, к каким-то внешним вещам, к внешнему успеху другого, к внешнему неуспеху другого, к внешнему неверию другого, к чему-то внешнему, за пределами их сердец находящемуся, что, ослепленные, совершают страшное зло. Страшное зло!

Порой посмотришь со стороны, как некоторые бабушки относятся к внукам, которых они приводят в храм, хотят, чтобы внуки уверовали во Христа, и просто поражаешься: как же можно так себя вести вообще с человеком!? Это же постоянный крик, ор, злоба. Как можно так проповедовать? Но можно. Можно, если ты живешь во внешнем, если живешь в том, что ты делаешь, или в том, что делает другой, а не в том, чем живет твое сердце, чем ты сам живешь.

В результате получается, что все наши несообразности, в том числе зависть, происходят от того, что мы перестаем следить за собственным сердцем. Мы перестаем понимать, что именно там, в сердце, наш ад или наше Царство Божье. Мы забываем, что Христос вселяется в сердце или не вселяется в него. Если Он не вселился в него, то нет Его больше нигде, мы Его нигде больше не найдем. Только это может быть Его храмом. Другого нет! Если Его нет в нашем сердце, Его нет нигде для нас. Если мы можем Его найти, то только в собственном сердце и через обращение собственного сердца.

Но мы настолько ослепли, что ведем себя даже не как язычники, не как фарисеи, а гораздо хуже, как какие-то комсомольские работники, для которых надо любой ценой затащить кого-то на собрание, заставить его надеть значок или повязать галстук. Мы ведем себя именно как люди, которые идеологически ослеплены, а не верят в Бога, тем более в Иисуса Христа.

Нет другого пути, кроме того, чтобы очищать, собирать свое сердце. Если завелась там страсть, особенно такая, как зависть, то единственный способ, как говорит преподобный Ефрем Сирин, – это плакать.

186-й абзац:

Невозможное дело – довести до твердости добродетель, не растворив ее любовью (1Кор. 13, 2). Без любви далеко будем мы отстоять от прямой стези, ведущей к вратам небесным. Будем же проливать слезы, чтоб освободиться нам от уз ненависти, зависти, гордыни и всякой дьявольской скверны. Бесовское это дело – оскорбляться доблестями преуспевающих. В бесах внедрилась ненависть; им всего желательнее, чтоб все погибли совершенно...

Если нужно привести человека к Богу (близкого своего, сына, внука, правнука, кого угодно), но сердце терзает зависть – не воспламеняйся этой завистью; если в сердце поселяется раздражение – надо выгнать его оттуда; в любом случае путь один – проливать слезы, в молитве очищая сердце от злобы, гнева и раздражения, и через молитву веры позволить Христу вселиться в наше сердце, ибо, когда Он вселится, будет у нас любовь.

Другого нет пути: «Господи, помоги мне смириться! Сокруши мою гордыню, Господи! Дай мне любовь, исцели меня от раздражения и ненависти!» Вот о чем мы должны молиться денно и нощно, чтобы изменилось наше сердце, обязательно проливать слезы, потому что без этого ничего не получится.

И, напротив, надо сознавать, что бесовское дело, когда мы ревнуем к успехам других. Бесовское дело, когда мы желаем, чтобы у человека, у которого все получается, ничего не получалось. Бесовское дело, когда мы желаем любому человеку, чтобы он страдал, потому что от этого раздражения, ненависти, озлобленности один шаг до человекоубийства.

И дальше преподобный Ефрем Сирин говорит, может быть, об основном элементе, важнейшем элементе общежития.

187-й абзац:

Будь долготерпелив, чтоб стать сильным в благоразумии. Долготерпение – прекрасный дар; оно изгоняет раздражительность, гнев и презрительность, приводит же душу в мирное состояние.

Долготерпеливый лучше храброго (Прит. 16, 32), говорит Книга Притчей. Апостол Павел пишет о любви: любовь долготерпит (1 Кор. 13, 4). Апостол Павел в другом Послании говорит: будьте долготерпеливы ко всем (1 Фес. 5, 14).

…Ненавидимое всеми разрушителями долготерпение когда-то сделало нас великим народом, дало нам огромную территорию, привело к тому, что мы победили всех своих врагов, помогло нашим воинам в крепости Баязет, на Шипке, в Осовце… Это же все долготерпение. Больше ничего.

Вот человек, который с детских лет терпит Великий пост. Строго. Ну зачем? А не было тогда либералов в русских деревнях, чтобы убедить, что не нужно это юному человеку: «Надо ему и мороженое, и сладости, и все такое. Зачем подрывать детский организм?» Но выросший на Великом посте солдатик, постившийся с детства, мог сидеть тридцать дней в крепости на одной ложке воды и выдержать. Потому что он был терпеливым. Он мог сидеть на Шипке в тридцатиградусный мороз без зимнего обмундирования и костров и выдержать! Он мог сидеть по пояс в воде сутками и не заболеть, выдержать! Потому что терпеть он учился с детства.

Именно это качество русского человека привело к тому, что мы стали таким великим народом, что нас все боялись. Мы терпели многое и создали великую культуру и великую цивилизацию, великую страну. А потом соблазнились идеей обманчивой свободы и потеряли (дай Бог, не навсегда, конечно) способность терпеть. И вот все рушится, потому что терпеть мы не можем. Мы не можем ничего.

Только терпение, как пишет здесь преподобный Ефрем Сирин, изгоняет гнев. Но мы не можем терпеть, поэтому всегда гневаемся, всегда злимся, всегда ропщем, всегда раздражаемся на всех, на все. Мы не можем терпеть мужей, не можем терпеть жен, не можем терпеть соседей, не можем терпеть детей, не можем терпеть начальников, не можем терпеть вообще ничего: ни власти, ни поста, ни церковной службы, ни молитвы какой-нибудь. И поэтому рушится наша жизнь, рушатся наши семьи, рушится наша страна, потому что мы ничего не можем потерпеть.

Мы вот с тоской вспоминаем ушедшую эпоху (кто застал ее): как было хорошо, как было тихо, мирно, какие были дружные семьи, какие были большие праздники, как дружно жили соседи... И как-то совершенно не понимаем, что в основе всего этого лежало просто терпение: терпение людей, выдержавших войну, переживших разруху, колхозы, Гулаги, переживших молчание, восстановление хозяйства, бедность, бараки, удобства на улице, печки, жизнь впятером, всемером, вдесятером в одной комнате. И ни ссор, ни конфликтов ни у невестки со свекровью, ни у тещи с зятем, ни у мамы с дочкой, ни у родителей с детьми. Там еще племянники были, внуки жили, двоюродные бабушки. И все уживались по одной простой причине. Где загадка? Где тайна? Да нет никакой тайны. Просто они умели терпеть.

Им тоже не все нравилось: не нравилась площадь, не нравилось количество и качество спальных мест. Им не нравилось, что не хватает воздуха, что шумно, что кто-то курит, а кто-то пьет, а кто-то ест, а кто-то дышит тебе в рот или в затылок, а кто-то под окнами поет, а кто-то танцует. Но люди были терпеливы и переносили немощи других.

Теперь у нас огромные квартиры. Мы можем каждому ребенку дать комнату. Мы можем каждому родственнику, если он приезжает, приготовить собственную двуспальную кровать. Но этот родственник не может прожить у нас даже дня: он срывается, взрывается, или взрываемся мы, кричим, скандалим, и он съезжает (лучше уж – в гостиницу). Кто в советскую эпоху останавливался в гостинице, если есть родственники? Это никому в голову не приходило: ни человеку, приезжающему в город, где есть друзья или родственники, ни его родственникам или друзьям. Все это по одной простой причине, что люди могли терпеть.

Именно это удивительное качество, долготерпение, и является основой общежития. Это путь к тому, чтобы жить общиной, жить монастырем, жить семьей или единым народом. Нужно терпение, больше ничего не нужно. Долготерпение, терпеливое перенесение всего: неудобств, недостатков других, и скудости эпохи, и страха, и трепета, и войны, и голода. Люди смогли вынести все, потому что могли терпеть.

Я помню, в нашем приходе, в поселке, была женщина. Ей на то время было 76 лет. Ее прооперировали. Она бедный человек, воспитала троих детей, и трое ее детей получили высшее образование и работают на разных уважаемых работах. А она так и осталась простой, потому что она, без образования, всю жизнь работала на самых низких должностях, простая русская женщина. Мы увидели ее впервые, когда только приехали в храм. Она приготовила что-то и принесла нам. Шла пешком полтора километра, неся большую сковородку и большую кастрюлю. Принесла, хотя всю жизнь болела, но батюшка же приехал, батюшку надо накормить. И мы долго пользовались ее любовью.

Это был необыкновенно простой человек. Я, наверное, в жизни таких простых людей не встречал. Вот она заболела, по старости, по немощи. Ей удалили желчный пузырь и привезли домой. Это случилось где-то на масленичной неделе. Вот она отлежалась и дочери говорит: «Я поститься буду. Надо подготовиться, картошку и все остальное запасти». – «Мам, ты чего? Какое поститься? Тебе нельзя!» – «Я всю жизнь постилась. Как я не буду поститься?!»

Естественно, дочь побежала к батюшке: «Батюшка, поговорите с мамой, она собирается поститься». И помню, мы пришли со священником уговаривать ее, чтобы она не постилась, это ее убьет. Ей надо хотя бы молочные продукты, кисломолочные продукты, бульоны какие-то мясные, еще что-то – это все необходимо. Ну как на постной пище-то? Врачи прописали, никто не требует никаких подвигов от человека.

Она слушала-слушала. Лежит, немощная, даже встать не может. Долго слушала батюшку, а потом говорит: «Нет, батюшка, чего это я? Всю жизнь постилась, а теперь не буду?! Мне ж как жить-то? Как жила, так и буду жить. Ну, умру – так умру. Все равно ж помирать от чего-то придется». И как мы ни уговаривали, не смогли уговорить. И мало того что она постилась, она постилась по монастырскому уставу, то есть первую неделю не ела даже с подсолнечным маслом…

А после этого прожила еще три года. И все эти три года она постилась. Не потому, что ее кто-то заставлял, что это было кому-то надо. Это надо было ей, она не могла жить иначе.

Вот эти люди вынесли войну, пережили тридцатые, Гулаги, разные похоронки, работу по двенадцать часов, безденежье, маленькие домики, большие огороды. Совершенно безропотная жизнь. Она никогда ни на кого не жаловалась, никогда ни на кого не роптала. Никогда!

Вот это долготерпение и есть цвет нации, опора семьи и стержень Церкви. Если мы не научимся терпеть, мы не научимся ничему. Ничего просто не выйдет у нас.

И вот дальше, в следующем слове, преподобный Ефрем Сирин говорит, что надо делать:

Когда кто тебя злословить будет, не воспламеняйся гневом; но тотчас со скромностью, показав улыбку на лице, раздражение перемени в мир. Помни однако, что улыбка при раздражении возжигает в другом больший гнев. Почему прежде умиротвори сердце, потом веди речь с улыбкой. Огонь не гасится огнем. И ты любовью и благодушием утоли гнев раздраженного. Если брат не вразумится сим, другие меры, – всяческие, – постараемся употребить, чтоб уврачевать его, дабы в конец не возобладало им раздражение, и не сделало всякую нашу жертву Богу не богоприятною (Мф. 5, 23. 24). Будем подражать Господу Спасителю…и Давиду…

Он говорит о том, что если человек на нас раздражен, то его надо утешить, успокоить, сделать все, чтобы он перестал злиться, раздражаться. Нужны мир, тишина в ответ на раздражение другого. Но мы так не делаем, потому что думаем не о нем. Мы думаем о том, что нужно его спасать. Мы думаем: что будет, если мы постоянно будем к нему снисходительно относиться? Что будет, если мы будем бездействовать? Ведь он сядет нам на шею и обнаглеет.

Но если мы так думаем, мы просто заглядываем в будущее и не верим тому, что сказал Бог. Мы не решаем то, что нужно решить сейчас (утихомирить ближнего), а думаем о том, что будет после, когда он, может быть, сядет нам на шею или еще что-то сделает.

Вот ошибка: недоверие и непослушание Богу, заглядывание вперед вместо того, чтобы здесь и сейчас послушаться и сделать, потому что свой ум, свое мнение мы ставим выше Его. И гордость, конечно, приводит к тому, что все разрушается. А терпение смиренно, доверчиво и опирается на долготерпение Бога.

Записала Инна Корепанова