Церковь и общество. Беседа с протопресвитером Русской Православной Церкви Владимиром Диваковым. Часть 3

Благочинный Центрального благочиния города Москвы, секретарь Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве, настоятель храма Большое Вознесение у Никитских ворот в Москве протопресвитер Владимир Диваков в беседе с писателем Константином Ковалевым-Случевским завершает уникальный рассказ о своем жизненном пути и пути служения в Русской Православной Церкви. Телеканал «Союз» еще раз поздравляет его с 80-летием и желает многая и благая лета!

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Мы вновь в гостях в Чистом переулке в кабинете у протопресвитера Владимира Дивакова. Мы уже встречались не раз, и протопресвитер Владимир рассказывал нам о том, как он служил в Москве в советское время, как это было, когда закончился Советский Союз и появилась Российская Федерация. Ваше Высокоблагословение, получается, что Вы пережили при советской власти пять или шесть генеральных секретарей и в наше время уже нескольких президентов страны. У вас действительно богатая и замечательная история. Но хотелось бы, чтобы сегодня Вы рассказали не только о приходах, которыми Вы руководили и руководите сейчас, но и, например, о Епархиальном совете. В 1988 году Вы стали членом Епархиального совета Московской городской епархии. Чем это было для Вас и что на этом посту Вам удалось сделать?

– Знаете, в то время, в 1988 году, мне вообще было не совсем понятно, что такое Епархиальный совет и каковы его функции. Когда в 1988 году приняли первый после хрущевских времен устав, тогда урезали права духовенства. А здесь, наоборот, расширили – первое голосование проходило в Елоховском соборе.

– Мы же помним, что в 1988 году было 1000-летие Крещения Руси, тогда партия повернулась чуть-чуть в сторону Церкви.

– Крещение Руси праздновали в июле, а это уже было 8 декабря в доме причта Богоявленского Елоховского собора. Проводил собрание митрополит Владимир, управляющий делами Московской Патриархии (потом митрополит Киевский). Он сказал, что теперь, в соответствии с новой структурой, в каждой епархии должен быть епархиальный совет. Попросил протопресвитера: «Отец Матфей, огласите!» Тот говорит, что епархиальный совет должен состоять не менее чем из четырех священнослужителей – притом половина из них назначается, а половина избирается; и еще секретарь. Далее говорит, что секретарем патриарх назначил его, перечисляет двух других назначенных членов совета; и еще двух – для избрания.

Владыка говорит: «Отец Матфей, подождите, как двое? Из двоих-то двоих не избирают». Тот, бедный, растерялся; это продолжалось минут пять – и очки поправлял, и вытирал пот, потому что в президиуме сидел сам уполномоченный по делам религий по городу Москве генерал Плеханов (его побаивался даже сам Куроедов, такую силу он имел). С Плехановым такие вещи согласовывались в то время, а тут вдруг предлагают еще двух, а отец протопресвитер не знает, кого назвать, когда кандидатуры не согласованы. Отец Матфей долго не знал, что сказать. Владыка Владимир говорит: «Ну, давайте, давайте; молодежь давайте!» А кого? Посмотрел – вот отец Сергий Суздальцев; вдруг уперся взглядом в меня и говорит: «Вот, Диваков». Мне так стало обидно! Он меня знал с детства. Думаю: «Зачем же он меня подставил? Кто же меня изберет? Я молодой священник». У меня слезы навернулись, я уткнулся в стол и от обиды думаю: «Скорей бы это кончилось».

– И это обязанности какие-то неизвестные…

– Думаю: «Представляю, как надо мной посмеются. Зачем он меня поставил в такое положение?» Ну и ожидал... Вдруг потом объявляет владыка Владимир, что избраны Козловецкий и Диваков. Оказывается, духовенство Москвы поддержало. Я подошел к отцу Матфею, спрашиваю: «Отец Матфей, что это за епархиальный совет?» Он в ответ: «Потом скажут тебе, что надо. Ты думаешь, я сам знаю, что это такое? Посмотрим». Ну и так в недоумении я пребывал. Уполномоченный ко мне подошел после собрания, пожал руку и говорит: «Я Вас поздравляю, но, честно говоря, не ожидал». – «А я тем более не ожидал, что изберут». – «Будем вместе работать». Но, слава Богу, нам не пришлось вместе работать – уполномоченный через полтора месяца ушел на пенсию. Потом началось открытие храмов. С этого все и началось.

– Это уже девяностые Вы имеете в виду?

– Это даже 1989 год. К отцу Матфею как-то пришли по поводу храма во имя святителя Николая на Трех Горах, надо было подписать согласование, что мы не возражаем, если они займут церковное здание, так как предприятие расширялось. А я сидел в приемной. Он меня позвал: «Что за здание?» Отвечаю: «По адресу это храм святителя Николая на Трех Горах… Нет, отец Матфей, нельзя это подписывать, там уже община есть». Хотя общины еще не было, но я уже авансом сказал, что она есть, что они будут отстаивать этот храм, так что подписывать нельзя. Ну, отец Матфей тут же им говорит: «Вот видите, мой начальник не разрешает мне». Они тогда: «Мы и без вас в таком случае обойдемся». И стали уже переоборудовать под цех, но долго им не дали это продолжать.

С этого и началось. Потом отец Матфей говорит: «Ты же все храмы знаешь». Отвечаю: «Батюшка, я как-то писал работу». И после того как началось открытие храмов, все собрания по открытию храмов и учреждению общин, которые были, должны были ехать к благочинному. Меня к тому времени уже назначили благочинным Северного благочиния. Оба других благочинных были старенькие, потому отец Матфей сказал: «Ты и поезжай как самый молодой». Вот я ездил на открытие всех этих храмов. Это, конечно, кошмар был. Сейчас, слава Богу, эти собрания спокойно проходят. А тогда драки были – ведь бывало, что на один храм претендовало по три-четыре «двадцатки», и каждый свои права качает. Приходилось разбираться в этой обстановке, что было не так легко.

В Капотне, помню, по поводу одного храма пришел в тамошний Дворец культуры – амфитеатр весь забит народом, и все хотят в «двадцатку». Рядом сидит уже новый уполномоченный и говорит: «Что будем делать? Такое количество мы не можем принять». А я не знаю, голос потерял. И мне сказали, что я не имею права кого-то в «двадцатку» не принять. Дали микрофон, говорю: «Братья и сестры! Я радуюсь, что быстро возродится храм. Столько желающих этого! Но я об одном попрошу. Кто будет писать заявление в «двадцатку», просьба написать: обязуюсь со своего счета перечислить такую-то сумму или найти спонсоров на такую-то сумму. Вы знаете, в чем сейчас нуждается храм – в первую очередь в материальных ресурсах. Поэтому помогите храму кто как может». И сразу ряды стали редеть, редеть – в конце концов семнадцать человек набрали, а двадцать набрать не можем. «Давайте еще!» – «Да у нас денег нет!» – «Уж ладно, давайте без денег». Нам надо было сформировать общину, чтобы зарегистрировать храм: двадцать человек в то время нужно было, сейчас десять.

– Какие Вы принимали короткие, быстрые и очень промыслительные решения!

– Иногда уполномоченный еще говорил: «Вот этого человека надо провести в старосты». Что мне оставалось? Я вызывал настоятеля, который уже был назначен, и говорил: «Ты людей своих подготовь». Как подготовить, тоже инструктировал. Вот так пришел один в Перово, входит солидный такой, говорит: «Я человек известный, сопровождал Пимена в Сирию, в Ливан». Хотелось спросить, в каком качестве он сопровождал.

– Известно – в каком...

– Его просто спрашивают: « А Вы в Бога верите?» Он: «Что за дурацкий вопрос?» – «Нет, не дурацкий. Ответьте». Мялся, мялся: «Ну, верю» – «А как Вы верите?» – «Обыкновенно». И крутит рукой вокруг лица. Его спрашивают: «Вы что, креститься даже не умеете? Символ веры прочтите». Он не понимает, о чем речь, потом опять начинает крутить рукой… Я подсказываю ему: «Верую во Единого Бога Отца…» И говорю: «Читайте дальше». Он, конечно, не знает. Ну, еще после нескольких вопросов он сам понял, что ему там делать нечего.

Второй пришел в подряснике, с поясом. Спрашиваю: «Простите, а почему Вы в подряснике?» – «Я старообрядческий священник, беглопоповец». Он окончил Московскую духовную семинарию и академию, работал в ОВЦС, потом перешел к так называемым в народе беглопоповцам и служил там. Говорю: «А зачем же Вы здесь-то?» – «Я хочу возродить общину». – «Какую общину? Православную? Так переходите в православие. А если хотите для себя, так зачем же берете этот храм?» Он говорит: «Я понял из Вашего вступительного слова, что человек должен быть твердым в православии, а то сегодня православный, завтра католик, послезавтра протестант, потом еще куда-то уйдет. Но Вы мне заложили мину». Отвечаю: «Если Вы считаете так, пусть будет так». И он ушел. А ведь первый ушел, и за ним «двадцатка» его ушла, второй ушел, за ним еще «двадцатка» ушла.

Потом третий приходит, ему говорю: «По поводу Вас я буду категорически против». – «Почему?» – «А Вы расскажите свою биографию!» – «Я пел в хоре, я Вам могу любую молитву прочесть, перекреститься…» – «Я понимаю, но у Вас есть один порок, который не позволит Вам служить: храм Вас не сможет прокормить». – «Почему?» – «Вы все-таки честно скажите: за что Вас увольняли?» – «Я сам уходил». – «Не совсем так. У Вас есть пристрастие к спиртным напиткам, поэтому я вынужден буду протестовать против Вашего избрания». И он ушел. Потом осталась одна община, которая до сих пор существует.

– И слава Богу.

– А множество случаев, когда драки были – клубком на полу катались, вцеплялись женщины друг дружке в волосы. Был случай, когда раскольничья община пыталась отбить храм. Они привели всех диссидентов – и Якунина, и  Борщова, привели правозащитников, для того чтобы их поддержали. Шесть часов шло собрание, несколько раз прерывалось, я снова предлагал продолжить… Я в нарушение правил многое делал – мне уже настоятель, отец Александр Шаргунов, говорит: «Отец Владимир, что Вы делаете? Вы почитайте устав!» Отвечаю: «Отец настоятель, Вы успокойтесь, я знаю, что делаю». В результате собрание мы закончили. Для подписания протокола требовалось пять человек, я избрал восемь. Отец Александр: «Почему? Ведь пять требуется!» Я: «Не меньше пяти. Восемь можно». И много еще было таких нюансов; он потом догадался – почему.

Они на следующий день передумали и решили не подписывать протокол. Трое было от них, пятеро – от него, пятеро подписали – протокол оказался действителен. Потом было восемь или десять судов, но не смогли они отсудить храм. Я пришел после этого собрания на всенощную – у меня руки трясутся, мне Святейший патриарх говорит: «Отец Владимир, успокойся». Так я тяжело пережил, напряженная была обстановка – человек триста, все кричат, соображать перестаешь посреди этого дикого ора. Но, слава Богу, ни один храм мы не отдали раскольникам. Сколько открыли в Москве храмов – в какой-то степени это наша заслуга, владыки Арсения и моя, мы старались предусмотреть все эти сложности.

– Ваше Высокоблагословение, все-таки хочу у Вас спросить. Вы стали благочинным Северного благочиния, потом Центрального благочиния города Москвы. Но Вам принадлежат труды о Московской епархии XIX века и так далее. Вы исследовали названия храмов Москвы. Расскажите немножко об этом, это очень интересная и ценная работа, связанная с благочинием.

– Профессор Иван Шабатин предложил мне написать кандидатскую диссертацию о Московской епархии, сказал, что много написано о митрополитах Платоне и Филарете, но период до нового века не описан. Период Макария, Иоанникия, Леонтия, Сергия и частично Владимира не описан. И когда я уже соприкоснулся с этим, перечитывал церковные ведомости, читал названия многих храмов, узнавал, где какой храм обновлялся или расширялся, – все это меня захватывало, я откладывал это в памяти. Также я старался собирать старые фотографии, если попадались. Помню парижское издание, где были фотографии храмов Москвы – и старые, и уже новейшего времени.

Сначала я стал благочинным Северного округа, потом благочинным Центрального округа, но в Центральный округ поначалу входили храмы, которые расположены внутри Садового кольца. Но количество их росло. Сначала я сказал Святейшему про то, что уже сто с лишним храмов и что их как-то разделить надо. Он спросил, какие будут предложения. В результате патриарх согласился разделить Центральный округ на три благочиния. Потом уже его разделили и на шесть, и на восемь благочиний. Менялись ведь еще административные округа, поэтому и нам приходилось благочиния располагать в соответствии с этими изменениями.

Владыка Иона, который сейчас уже на покое, сменил меня на посту благочинного Северного благочиния, звал меня «благочиннейшим». Мне приходилось, конечно, его инструктировать, помогать ему, подсказывать. Северное благочиние, в котором при мне было пятнадцать храмов, росло, в нем стало тридцать храмов, потом сорок пять. Когда стало еще больше, я предложил патриарху разделить это благочиние на Всехсвятское  (то, что к «Соколу» ближе) и Крестовское, или Троицкое, потому что дорога на Троицкий храм на Пятницкой. Он говорит: «Конечно, Троицкое».

– Вы рассказывали о том, что многие храмы Москвы, особенно в центре, имели иные названия и каким-то образом Вам доводилось эти названия восстанавливать.

– Были исторические названия, но их в советскую эпоху старались как-то сгладить, поэтому называли: «в таком-то переулке», «на такой-то улице». Например, «храм “Знамение” у Крестовской заставы» или «храм Иоанна Воина на улице Большая Дмитровка»... Храм во имя Мартина Исповедника как назывался? «На Большой Коммунистической улице».

– Храм во имя святого Мартина Исповедника на Большой Коммунистической улице – я это помню прекрасно!

– А раньше было «в Ново-Алексеевской слободе», так он и сейчас числится. Поэтому когда я подготавливал указы Святейшему патриарху, то, конечно, отыскивал исторические названия и так именовал. А с тех пор, как в указе уже было обозначено, волей-неволей приходилось так храмы и называть.

Может быть, это не по теме, но самое памятное для меня – это, конечно, богослужения в Кремле. Когда в 1990 году возобновились эти богослужения, с администрацией музеев было очень тяжело договориться, встречали нас очень недружелюбно. После каждой службы составляли акты о каких-то нарушениях – например, что у нас вместо двух кадил было четыре, вместо двух подсвечников три; дескать, нарушается микроклимат…

– То есть нужно было этим мотивировать: почему нельзя потом проводить службы.

–  Потертости на стене… Хотя мы говорили: «Там же сколько экскурсантов проходит!» Тем не менее... Нас не слушали, и мне давали расписываться в этих актах. Я всегда расписывался, думал: «Семь бед – один ответ». Но потом директора музея сменили. Надо сказать, она в то время говорила: «Не вздумайте звонить в колокола, потому что колокольня может развалиться, так как “отвыкла” от вибрации». Еще говорила: «В помещениях звонницы хранится тончайший французский фарфор, он потрескается от вибрации, ни в коем случае не звоните!» Тем не менее все-таки потихонечку начали звонить – сначала в малые колокола, потом в те, что побольше. Потом мне рассказывали, что с больших колоколов были сняты языки и даже прикованы там к металлическим оградкам,  хотя такой язык даже десять человек не поднимут. Какое-то было поверье: если ударят в колокол Ивана Великого, кончится советская власть.

– Я был участником первого празднования Пасхи в 1991 году в соборе Василия Блаженного и на Красной площади. Все ждали, пока ударит колокол. И он ударил, и только после этого было воскликнуто: «Христос воскресе!» И вся Красная площадь закричала: «Воистину воскресе!» Я это помню. И развалилась советская власть, да.

– Мне пришлось на этих богослужениях с самого начала быть. И как на благочинного, на меня возложили ответственность и за кремлевские соборы. Поэтому почти на каждую службу в Кремле – редко когда бывают исключения – я прихожу первым, окропляю алтари, потому что все-таки алтари там не всегда находятся в закрытом состоянии, там ходят и посторонние люди. Только после этого уже встречаю всех остальных – в половине восьмого приходят священнослужители. Так происходит, слава Богу, на протяжении двадцати семи лет.

– Замечательно! А вот какая-то история была с Храмом Христа Спасителя и бассейном…

– С бассейном была такая история: по-моему, осенью 1994 года меня позвал отец протопресвитер – секретарь Святейшего патриарха – и говорит: «Дорогой, сходи, пожалуйста, – Владимир Иосифович Ресин проводит совещание». Я спрашиваю: «О чем речь?» Он: «Ну, там услышишь. Коротко тебе скажу: хотят что-то построить на месте Храма Христа Спасителя. Может, какую-нибудь часовенку поставят. Послушай, что скажут; неудобно, если Церковь будет в стороне. Ты сам понимаешь, что воссоздать храм уже невозможно. Но хотя бы что-то построят». Я пришел на совещание, которое проводил Владимир Иосифович, – здесь неподалеку от Храма Христа Спасителя.

Там были: директор бассейна, представитель Музея изобразительных искусств имени Пушкина, представители Министерства культуры… Не помню, кто еще, но солидное собрание было. Владимир Иосифович начал с меня, спросил, как к этому относится Церковь. Я говорю: «Только мечтать приходится о том, чтобы воссоздать Храм Христа Спасителя. Так что с нашей стороны полнейшее одобрение и поддержка, если возможно в каком-то виде его воссоздать». Он в ответ: «Ну все, ваша позиция понятна». И тут же встал директор бассейна, начал кричать, стучать кулаком по столу: «Вы преступники! Вы отнимаете здоровье у людей! Что вы делаете?! Люди здесь закаляются!» Владимир Иосифович ему: «Подожди-подожди, демагогией не занимайся. Какое ”закаляются”? О твоих бациллах уже известно всему миру. Нам только и приходится выкручиваться из-за тех заболеваний, которые люди у тебя получают».

Директор говорит: «Там баллоны с хлором – если вы тронете их, вы отравите пол- Москвы». Ему: «Ты зачем пугаешь? Если ты одного отравишь, ты уже будешь сидеть за решеткой. А если пол-Москвы, ты знаешь, что тебя ждет – вышка. Зачем пугаешь-то? А тем более мы сейчас направим к тебе комиссию и расследуем, почему ты довел до такого состояния баллоны. Может, ты не должен занимать эту должность». В результате директор понял: если спорить, будет еще хуже.

Представитель Музея изобразительных искусств тоже сказал: «Мы против, потому что если будет строительство, будет вибрация, это разрушит наше здание». Владимир Иосифович ответил, что современная техника позволяет вести работы без вибрации, и добавил: «Мы постараемся Ваши пожелания учесть». Кто-то от Министерства культуры заявил, что Храм Христа Спасителя был невыразительным по архитектуре, что он задавит и Кремль, и все пространство вокруг. Ему Владимир Иосифович возразил: «Ну что Вы, высотные здания стоят – не задавили, а уж Храм Христа Спасителя не задавит». И так на хорошей ноте закончил: «Что ж, все хорошо, все согласились».

Я вернулся оттуда, рассказал; отец протопресвитер говорит: «Ладно, какую-нибудь часовенку построят – и хорошо. Посмотрим». Через месяц еду мимо, смотрю – там уже сносят строения; потом еду – уже бульдозеры расчищают; потом Лужков уже нам показал основание – это плита, на которой должен был стоять Дворец Советов. Он сказал патриарху: «Ваше Святейшество, она стоит на скале, ее разрушать не стоит, отметка нулевая будет не та, но давайте мы что-то сделаем под Храм Христа Спасителя, чтобы вывести его на ту же отметку. Будем на этом фундаменте строить». Святейший патриарх согласился. Начали строить, думали, как использовать подземные помещения. Но вот использовали – сделали нулевой этаж, где коммуникации, первый этаж… И наконец храм вывели на ту же отметку, на какой он и был.

– Ваше Высокоблагословение, мы от имени канала еще раз поздравляем Вас с 80-летием. Вы для нас действительно сокровище, потому что Вы как священнослужитель прошли всю московскую историю за десятки лет. Вы столько интересного уже рассказали и еще можете рассказать. Вы один из двух оставшихся протопресвитеров в Русской Православной Церкви. Прошу Вас, если можно, в завершение наших бесед дать краткое пастырское наставление нам, Вашим современникам, христианам. Что Вы посоветуете нам? Как нам сегодня жить?

– Я обычно всем молодым священникам говорю: «Радуйтесь! Вы живете в такое счастливое время и не цените это. Наверно, надо было пережить все те трудности, чтобы ценить то, что мы имеем сегодня. Благодарение Богу, что мы имеем такое!» Но в то же время всегда напоминаю, что Церковь, по словам Христа, всегда гонима. Церкви давались передышки, но не всегда надолго – вновь возникали гонения; может быть, в другой форме, но они наносили Церкви большой ущерб. Поэтому я говорю священникам: «Готовьтесь к этому, отцы, такое время благоденствия может недолго продлиться. Мы надеемся на милость Божью, но все-таки готовиться и к более сложным временам надо, закалять себя в духовном плане».

– Постараемся исполнить Ваш завет. Спасибо Вам за хорошие, добрые слова. Хотя эти слова очень серьезные – и всем стоит над ними подумать.

– И Вам спасибо.

Ведущий Константин Ковалев-Случевский, писатель

Записал Игорь Лунёв