Церковь и общество. Беседа с митрополитом Калужским и Боровским Климентом. Часть 1

Председатель Издательского совета Русской Православной Церкви, доктор исторических наук, ректор Калужской духовной семинарии митрополит Калужский и Боровский Климент отмечает в этом месяце юбилей. Телеканал «Союз» поздравляет владыку с 70-летием. В беседе с писателем Константином Ковалевым-Случевским он рассказывает о своем жизненном пути и на вопрос ведущего, как человек становится митрополитом, отвечает: "По воле Божьей!"

(В расшифровке сохранены некоторые особенности устной речи)

– Сегодня у нас в гостях митрополит Калужский и Боровский Климент. Вернее – мы в гостях в Издательском совете Русской Православной Церкви, председателем которого он является.

Вы также доктор исторических наук и ректор Калужской духовной семинарии. Сегодня необычная встреча – для нас, по крайней мере, потому что мы  знаем, что Вы отмечаете свой юбилей, 70-летие. Вся наша зрительская братия и наш телеканал присоединяются к поздравлениям.  

Вы столь добрый пастырь! Мы с Вами постоянно общаемся – а мне приходится это делать как члену палаты попечителей Патриаршей литературной премии… И мы хотим с Вами продолжать ту деятельность, которую Вы организуете и которой руководите. Спасибо.

– Спасибо за поздравления. Раньше я рассуждал так, что время – это что-то условное, а сейчас, когда мне говорят, что мне 70 лет, я этого не чувствую. Я спокойно походил бы зимой на лыжах. Крестным ходом километров пятнадцать-двадцать с удовольствием прошел бы. Если бы я не помнил всю свою жизнь, то мог бы сказать, что мне приписали 70 лет.

Время относительно, все зависит от внутреннего состояния человека. Вы говорите про юбилей, а для меня это обычный день, обычный период рабочей жизни, созидательной жизни. Меня тут как-то спросили: «Владыка, а как Вы чувствуете свою жизнь?» Я ответил: «Когда человек строит дом, он его не видит. Но чтобы увидеть, какой он получился, надо выйти и посмотреть его снаружи. Я еще строю свое здание».

– То есть Вы предполагаете, что у Вас еще есть время, чтобы отойти и посмотреть на это со стороны?

– Как Господь распорядится.

– Да, слава Богу. Вы знаете, меня всегда терзала такая загадка: как обычный человек может стать митрополитом? Что нужно пройти, какую духовную жизнь? Что нужно совершить?

– Сам человек стать митрополитом не может, это Господь избирает его на то или иное служение. И Господь определяет это даже, может быть, еще до рождения человека. У меня в прошлом году скончалась мама, я немножко по-другому стал смотреть на нее. И на эпизоды нашей жизни в семье, эпизоды из моего детства я сейчас смотрю с ее стороны, оцениваю, рассуждаю…

Интересный  момент: у нас в семье четверо детей, все мальчики. Вы знаете, у хозяйки всегда дома полно работы. Какая надежда на мальчиков? Ну, воду могут принести, что-то вынести, огород вскопать. Ни постирать, ни погладить не могут, на стол если накроем, то просто так поставим, ложки разложим, и все. И мама даже однажды сказала: «Господь не дал мне ни одной девочки, чтобы помощницей была».

А сейчас я рассуждаю: если бы кто-то среди нас был девочкой, то не было бы какого-то митрополита, или архимандрита, или протоиерея. Господь определил всем служение и дал так: «У тебя девочки не будет, но у тебя будет четыре сына, которые будут стоять перед престолом». Мама все трудности пережила и даже не задавалась этим вопросом. А так получилось, что Господь всех призвал.

Старший женился, но окончил семинарию, академию и служил на приходе. И сейчас служит, но принял монашество – иеромонах Пафнутий. Второй мой брат тоже поступил в семинарию, потом в академию, стал монахом, жил в Троице-Сергиевой лавре, служил на приходах, но он скончался, у него слабое здоровье было – в детстве простыл. А вот мы, два младших, – два митрополита, Тобольский и Калужский. И вот теперь я понимаю, почему Господь не дал маме девочку…

– Целая митрополия лишилась бы такого митрополита… Ваша семья все-таки была православной, не советской.

– Да, мы с детства росли в вере. Мама вспоминала мою бабушку, которая скончалась, когда маме было всего семь лет, и самые яркие эпизоды, которые она рассказывала, – как ходили в храм. Мой дедушка по папе был репрессирован, и чтобы его не выслали, они ночью бежали. И бабушка сказала: «Поселимся только там, где есть храм».

Они жили в селе Большое Гридино в Подмосковье, сейчас это Егорьевский район, там был храм. И вот мы поселились в Удельной, там тоже был храм. Сколько я помню с детства, храм имел важное значение в нашей жизни.  Храм в Удельной красивый. Те детские впечатления, ощущения я не могу забыть, они глубоко осели в моей душе. К примеру, как с папой сидели возле храма; мне было около пяти лет. Я задавал всякие вопросы. Мы были на службе, помазались и после помазания вышли, там палисадничек был… И я все папу расспрашивал. А картинка прекрасная: это был, вероятно, июнь, длинные теплые дни, солнце уже к закату клонится, ласточки летают, золотые кресты на куполах храма переливаются от лучей солнца.

А я все папу спрашиваю. И помню, задал ему такой вопрос, ответ на который меня затронул глубоко: «Папа, вот мы воду носим домой. А деревья как? Кто воду подает им? Они высокие!» А вокруг храма стояли березы и сосны. Папа мне говорит: «Бог подает». Вот этот ответ, что Бог все совершает, остался во мне на всю жизнь.

Очень важен пример родителей, особенно для ребенка. Мы видели папу молящимся и причащающимся. Помню, когда мне было лет 11 или 12, старший брат поступил в семинарию, приехал на Михайлов день домой и пошел в храм. И папа пошел на литургию причаститься, это был его день ангела.

И когда возвращается, говорит: «Храм был битком! Когда вынесли Чашу, я увидел, что около главной Чаши стоит мой сын. Я через весь храм пробирался, чтобы причаститься у него! Какой же я гордый шел из храма – мой сын стоит рядом со священником!» Это как бы установка для меня: папа почувствовал гордость, что его сын, мой старший брат, стоит рядом со священником. То есть вот такое отношение было в нашей семье.

– Это происходило у станции Удельная Московской области?

– Да, да. Поселок Удельная Московской области, храм мы называли всегда в честь святителя Николая, потому что там придел Никольский, но главный придел в честь Святой Троицы, и официальное название: храм Живоначальной Троицы в поселке Удельная. Там замечательный образ святителя Николая, мы к нему каждый раз, когда приходили в храм, прикладывались, просили святителя о помощи.

Родители нас не заставляли, но своей жизнью показали, что необходимо жить по вере, быть христианином, что Бог есть. Я могу еще привести такой пример: когда мне было 7 или 8 лет, у мамы был инфаркт. Это было лето. У нас был свой дом, участок 28 соток, то есть достаточно большой. Зайдем за угол дома – можем и кричать, и бегать, как это ребята делают. А около окон комнаты, где мама лежала, – «Тише, мама лежит, болеет».

Заглянем к ней, спросим: «Как, мама, чувствуешь себя?» Мы еще не понимали, что такое болезнь, что такое жизнь – мне было 7 лет, а владыке Димитрию (его тогда Алексеем звали) вообще пятый год шел. И вот помню, как-то раз зашел к маме, она лежит и смотрит на иконы, и слеза течет по щеке. Я говорю: «Мама, ты чего плачешь? Тебе больно?»  Она отвечает: «Нет, я Богу молюсь, прошу Царицу Небесную, чтобы Она вас не оставила».

А потом мама мне говорит: «Гера!  От Бога не отрекайся, что бы тебе ни обещали!» Это опять установка на всю жизнь: от Бога отрекаться нельзя! Вот я опять скажу: важное значение в воспитании ребенка имеет семья – чтобы и отец, и мама были верующими; и не только на словах, но и в жизни. Чтобы они своей жизнью показали, как надо относиться к вере, как жить, как поступать, как относиться к ближнему. Мама нам запрещала ссориться. А как мальчишкам не поссориться? 

– Ну да, как не подраться?

– Драться мы не дрались, мы просто ссоримся: «Дай мне велосипед!» – «Нет!» Но как только мы поссоримся, мама сразу придет и примирит нас. Не ругала никого, не наказывала никого, но: «Покатайся ты, потом ты». У нас был один велосипед на всех четверых. Нам, маленьким, позже всех он доставался, вначале старшие накатаются, потом мы. Но мама всегда нас примиряла.

У папы ремень висел, но он никогда ремнем нас не наказывал. Я даже не знаю боль от ремня, но психологически было так: нельзя делать то-то и то-то, потому что можно ремня получить.

– «От Бога отрекаться нельзя» – какие замечательные простые истины, какие формулировки точные, которых даже не сыщешь в серьезных писаниях… Все-таки это серьезный житейский опыт.

– В народе даже в советское время вера жила. И народ во всем полагался на Бога. Была часть людей, которые хотели построить…

– …мифический коммунизм.

– Да. И даже просто свою жизнь устроить, чтобы как-то жить в этом обществе атеистическом. Позже, когда я был в Америке, там был сотрудник представительства при ООН, он в Москве работал в ЦК КПСС. Когда мы здесь с ним встретились, он, партийный человек, пригласил меня в гости и сказал: «А у меня иконка есть». Открыл шкаф и показал, где хранится икона.

Часто люди были верующими, но надо карьеру построить, надо получить образование, можно было и пионером быть, и в комсомол вступить, и так далее. Но нельзя допускать компромисс с совестью, это неправильная позиция. И у нас в храм приходила молодежь, а потом переставала ходить. Почему? В школе заругают и так далее.

Расскажу случай. Во 2-м классе школы у меня обнаружили крестик – во время перемены. Веревочка торчала... Учительница остановила: «Ага, крестик! Сейчас буду разбираться с тобой». Пошла к директору, возвращается, вызывает меня и говорит: «Вот этот ученик носит крестик и ходит в храм». И дальше она не знала, что сказать, хотела меня пристыдить и говорит: «Ребята, кто-то из вас ходит в храм?» И больше половины класса стали тянуть руки: «Я был с бабушкой», «Я причащался»… Ребенок восьми лет, он не понимает, его спрашивают: «Был в храме?» – «Был».

А всех – кого-то крестили, кого-то приводили… Учительница оказалась в казусе: «Как это?» Посадила меня и стала всех ругать. А дети не понимают, почему их ругают. Если бабушка взяла и отвела в церковь, что ребенок в 5-6 лет скажет?

Я их почти всех в храме не видел. Но родители давали такие установки: «Ты будешь пионером, ты должен построить свою карьеру…» А в сердце что-то оставалось. И вот с бабушкой,  с родителями дети заходили в храм... Конечно, вера с каждым поколением ослабевала, но она не исчезла, она сохранилась. Было много и таких, которые хранили веру всей семьей.

Вот приведу в пример владыку Викентия. Я с ним недавно разговаривал, и он мне рассказал случай из своей жизни. Учась в школе, он не был пионером, не был комсомольцем. Окончил школу, и ему учителя советуют: «Поступай в институт». Он в ответ: «Я не комсомолец». А ему сказали: «Так ты скажи, что Бога нет, и тебя примут».

Он приходит домой и говорит: «Папа, можно я в институт буду поступать? Мне учителя посоветовали сказать, что Бога нет, и тогда меня примут. Аттестат у меня хороший». Отец чем-то занимался, поставил орудие труда в сторону и отвечает: «Сынок, лучше всю жизнь прожить с метлой в руках, чем один раз сказать, что Бога нет». Это действительно  верующие люди, и они хранили эту веру.

Я вспоминаю свое детство. Каждое воскресенье, каждый праздник мы ходили в храм. Если я опоздаю чуть-чуть, на 5-10 минут, уже в храм было невозможно войти: люди стояли на улице около окон и слушали богослужение, молились. Вера была, значит. А возьмите Великий Четверг: в храмах читаются страстные Евангелия. После прочтения страстных Евангелий было уже темно, люди расходились с зажженными свечами по всему поселку. И вот такой как бы ручеек огоньков по всем улицам распространялся. Люди ведь несли их домой, в свои семьи. А сколько людей приходили брать  святую воду на Крещение! Сколько людей приходили освящать кулич и пасху! С детьми приходили!

А у нас в школу ребята даже порой приносили красные яички: дома у них красят, они и принесут. Традиция сохранялась, вера была. Вот суетливость жизненная, забота о земном веру притупляли. Я даже скажу, что идеология партии была одна, а народ жил своей жизнью, народ сохранил веру. Священников ссылали, храмы закрывали, но если не было храма, народ все равно молился. У кого-то из благочестивых собирались дома, на квартире, кто-то более просвещенный читал молитвы, акафисты.

У нас дома сохранилась стопка акафистов, которые мы, дети, переписывали своими руками. Тогда ведь не издавали ничего. Нам дадут на день или два акафист, мы прочитаем, помолимся, потом сидим и переписываем себе, чтоб он остался. Переписывали даже жития святых, книги переписывали, чтобы только сохранить. Потом у нас уже появились и изданные книги, только дореволюционные; тогда ничего не издавалось.

Но я скажу, что Бог не оставлял народ. России, может быть, в то время нужно было пройти такое испытание, чтобы очиститься. Сейчас нам дано время, чтоб мы возродили эту веру. Каждый из нас, нынешних православных христиан, призван быть свидетелем Христа в этом мире, не жить, как все остальные живут, а следовать за Христом. Это требует особых усилий, напряжения, труда, но зато конец от Бога будет благой.

– Владыка, Вы как раз пошли путем Христа, то есть вместо машиностроительного техникума Вы после армии поступили в Московскую духовную семинарию, окончили ее...

– Нет, я до армии поступил. Я желал поступить в семинарию еще раньше, но мне говорили, что до 18 лет нельзя поступать, такой закон был. И после окончания техникума я поступил в семинарию, и меня через короткое время забрали в армию. Вернувшись из армии, я продолжил обучение в семинарии. Но когда я пришел в семинарию после школы, после техникума, я вдохнул другой воздух: единомыслие, согласие, совсем другие люди, другое поведение, другой стиль общения.

– Все вокруг свои.

– Да. Троице-Сергиева лавра мне была знакома, я с детства ездил туда. В Удельной мы ходили в наш Троицкий храм. Но духовник у всей нашей семьи был один: архимандрит Тихон (Агриков), насельник Троице-Сергиевой лавры. И мы ездили к нему. Обязательно раз в месяц мы все причащались, Великим Постом три раза причащались, Рождественским два раза, обязательно Петровым постом, Успенским постом причащались.

Старались причащаться в Лавре. Почему? Ну, вот так сердце прилипло, и батюшка там был  добрый, хороший. И мы видели в братии Лавры пример стояния в вере. А ведь там было непросто. Но когда мы приезжали, то духовно наслаждались, видя монахов, строгий их образ, скромность. Тогда монахи даже в город не выходили; если кто-то выйдет в город даже до аптеки, это уже событие. В основном они находились в храме и кельях, ходили на исповедь…

Мне нравилась лаврская исповедь по той причине, что там монах обязательно поговорит с тобой, что-то тебе подскажет, расскажет. Не каешься, а он тебя подвигнет к покаянию. «Не слушаешься родителей?» – «Да, бывает». – «Ты хочешь сказать что-то в оправдание себе. Не оправдывайся! Ищи в себе проблему, не в другом». И так далее. И вот мы ездили, у нас архимандрит Тихон был духовником, он часто к нам приезжал. И другие насельники Лавры приезжали.

– Владыка, вот это общение с монашествующими, видимо, определило и Ваше решение. Я предлагаю поговорить об этом в следующей передаче, потому что время нашей программы неумолимо подошло к концу. Если в следующей передаче мы продолжим Ваш рассказ о монашестве, иерействе и архиерействе, это будет очень познавательно, полезно.

– Спасибо.

– Благодарю Вас за рассказ о Вашем детстве и частично о Вашей юности. Спасибо Вам. И продолжим в следующей передаче.

– Помогай Господь.

(Продолжение следует.)

Ведущий Константин Ковалев-Случевский, писатель

Записал Игорь Лунёв