Союз онлайн: Есть что сказать

О военных священниках и учениях ЦЕНТР-2015 рассказывает о.Владимир Первушин, помощник командира 28-й отдельной мотострелковой бригады по работе с верующими военнослужащими. Ведущая: Светлана Ладина

– Очень интересная судьба у нашего телевизионного проекта. В рамках выпусков «Есть что сказать» образуются уже циклы передач: так, например, есть цикл «Встречи на Святой Земле», и формируется цикл рассказов о буднях воинских священников. Вот эти рассказы мы сейчас и продолжим встречей с помощником командира 28-й отдельной мотострелковой бригады по работе с верующими военнослужащими, отцом Владимиром Первушиным.

Батюшка, здравствуйте, благословите!

– Здравствуйте, благословение Господне на вас, братья и сестры!

– В августе и сентябре проходили военные учения «Центр-2015». Как военный священник Вы тоже принимали в них участие. Расскажите, пожалуйста, какова была Ваша роль в этом процессе?

– Учения были итоговыми, то есть своего рода экзаменом. Бойцы проходили проверку знаний – чему они научились за время службы – и достойно выдержали ее. Причем участвовали в этих учениях не только наши соединения, но и соединения других армий, про которые я говорить не буду, потому что это не входит в рамки нашей передачи.

– Это военная тайна! Понятно, что бойцы сдавали экзамен, а Вы?

– Мы тоже, потому что мы являемся неотъемлемой частью вооруженных сил Российской Федерации. Есть воспитательный отдел, определенные задачи которого лежат на плечах военных священников, от этого никуда не уйти.

– Получается, что наряду с учебными боями находилось место и богослужениям. Вы и таинства совершали? Как это все происходило?

– Да, более того, даже Божественная литургия в поле проходила. Мы поставили вместе два КамАЗа, откинули у них борта и на таком импровизированном возвышении провели литургию. В богослужении приняло участие 150 человек. Все было вполне прилично и красиво.

– Я всегда задаю этот вопрос (и, наверное, обязана его задавать): эти 150 человек сами выразили желание участвовать в богослужении, или им командиры сказали: «Так, сейчас все на службу!» – и все ответили: «Есть!» – и пошли молиться?

– Это же армия, там всё по распорядку. Если бы все делали так, как хочется, то это была бы не армия:все бы спали, бездельничали и неизвестно чем занимались. Всё по распорядку: кому надо было заступать в наряд – заступили в наряд; кто находился в свободной смене, пошли на службу и т.д.

– А там были мусульмане, буддисты или иудеи?

– Мусульман там не было, потому что в тот день у них была отдельная служба:специально позвали муфтия Челябинской области, и был отслужен намаз с их духовным лидером. Мы никого не обошли: для всех нуждающихся организовали всё по их религиозным потребностям. Во всяком случае, для тех, кто об этом заявлял, а среди них были только православные и мусульмане.

– На литургии присутствовало 150 человек, а сколько было причастников?

– Причастников и исповедников было сто человек. Исповедовались они в этот же день, а накануне мы, разумеется, сказали, чтобы они соответственно готовились. Это очень хороший показатель.

– Я понимаю, что можно на службу прийти по приказу, но как по приказу прийти на исповедь– это мне сложно представить.

– Абсолютно невозможно, чтобы человек пришел и по приказу раскрыл свою душу.

– Я понимаю, что сейчас батюшки уже прижились в армии, и армия уже более благосклонно относится к их присутствию. Но, наверное, все равно каждый раз ситуация зависит от людей, которые в ней участвуют. Какое ощущение было у Вас? Вы были там востребованы, или Вам говорили: «Батюшка, постойте в сторонке, отойдите, не мешайте»? Или, наоборот, было интересно, что это за человек такой в рясе и с крестом?

– В сторонке постоять не удавалось. Пока я там находился, все время была какая-то необходимость: в беседе, исповеди или еще в чем-то. Если потребность есть, то от этого никуда не денешься. У нас большинство военнослужащих верующие, поэтому неизбежно есть необходимость в священнике.

– И сейчас можно, положа руку на сердце, сказать, что большинство наших военнослужащих – верующие?

– Конечно. Другой вопрос, в каком состоянии их вера. Но это уже богословский вопрос – к профессорам богословия, а не к священникам. Мы воспринимаем всех одинаково, не нам судить. Если человек обратился к нам, значит он нуждается в нашей помощи, естественно, мы ему помогаем. Если человек хочет кушать, то не важно, какие погоны он носит: он одинаково хочет кушать. Точно так же есть потребности у души, поэтому люди обращаются вне зависимости от звания.

– Расскажите, пожалуйста (конечно не раскрывая военных тайн), было ли что-то из военных действий, что Вас особо поразило?Может быть, какая-то техника или действия военных, так что Вы сказали: «Ух ты, как они теперь могут»?Конечно, если это не тайна и можно рассказывать.

– Вопросы вооружения я, конечно, не буду раскрывать, ну, а тайна всегда есть: каждый день Господь чем-нибудь удивляет! Посылает какую-нибудь встречу, которой ты удивляешься, и открываешь для себя новое в человеке вообще. Потому что человек – это всегда загадка, всегда тайна. Человек – это образ Божий, поэтому всегда открывается какой-то новой стороной, и этому не перестаешь удивляться. Все время что-нибудь такое посылается. И в эти дни учений, конечно, тоже не обошлось без таких сюрпризов.

– Бывают ли такие ситуации, когда молодой человек тяжело адаптируется в армейском коллективе и обращается за помощью именно к Вам? И что в этой ситуации Вы можете сделать? На что у Вас хватает полномочий?

– Так бывает нередко: человек с заниженными адаптивными возможностями не может ужиться в коллективе, когда человек обидчив, ему тоже трудно. Это неизбежно, когда ему тяжело от того, что в армейском коллективе резкая речь. Конечно, такой человек не знает, как ему жить в этом психологическом диссонансе,при этом он не всегда откроется психологу. Но священнику откроется всегда, потому что священник на то и называется «отец», если мы, конечно, говорим про верующего человека, а неверующих – единицы.

Когда мы проводим какую-то беседу в аудитории, то я прошу поднять руки вначале православных, потом мусульман, затем военнослужащих иного вероисповедания, деноминаций. Но таких почему-то не бывает, или они не хотят руку поднимать, возможно, стесняются.Какая бы у тебя вера ни была, веры нельзя стесняться. А потом я прошу поднять руку атеистов, и всегда примерно из ста человек двое-трое поднимают руки. Таким образом я вывожу среднюю статистику по подразделениям по всей части.

Конечно, такие люди вряд ли ко мне обратятся: они не видят в этом необходимости. Хотя, с другой стороны, они могли бы это сделать, потому что у нас есть закон «О свободе совести», который защищает тайну исповеди. Даже такие люди могут под видом исповеди обратиться к священнику с расчетом, что священник дальше, чем место, где лежит Евангелие и крест, этот разговор никуда не унесет – сейчас я рассуждаю с точки зрения атеиста.

– И для атеиста может наступить в жизни какой-то критический момент, когда он понимает, что Бог ему нужен. А некий представитель Бога (скажем так)– это как раз тот самый батюшка, который живет в части.

– Дело в том, что в критические моменты все мы перестаем быть атеистами. Настает такой момент, когда нам нужен неограниченный ресурс в нашей психике, и религия – это единственная область, в которой этот ресурс не ограничен. Как безграничен Бог, так безгранична и наша душа – это психология религии. Естественно, когда наступают кризисные моменты, мы вспоминаем про Бога. И армия – как раз то место, в котором удобнее всего про Бога вспомнить.

– И в котором немало кризисных моментов... Как раз про кризисные моменты и хочу задать вопрос. Если Вы понимаете, что человеку трудно при каких-то объективных причинах, – то есть это не его субъективные обиды, а ситуация, в которой его действительно обижают, «прессуют», – что Вы можете сделать, помимо того, чтобы постараться изменить его восприятие ситуации? Священник может внешне повлиять на ситуацию? Вы все-таки помощник командира.

– Я могу наблюдать за человеком: есть ли у него какая-то рефлексия, то есть отвечает ли он на слова, которые я обращаю к нему, размышляет ли над вопросами, которые задаю, и есть ли какой-то диалог. Если нет никакого диалога, то я настоятельно рекомендую ему обратиться к психологу. Слава Богу, пока не было таких случаев, чтобы человек находился в такой безнадежной ситуации и я направлял бы его к специалистам в области даже не психологии, а психиатрии. Пока мы могли при помощи диалога как-то выходить из положения.

– А если он не виноват, а его все обижают?

– Тогда он не один – нас двое. Я с ним, и у меня тоже есть с чем прийти и чем помочь. И я всегда об этом напоминаю, намекаю, говорю: давай придем, соберемся вместе... У меня была ситуация в учебном подразделении, где командир роты любил всегда именно так решать проблемы: хотите подраться – деритесь, и надевал всем боксерские перчатки. Вот и я так же говорю: давайте придем, разберемся, если хотим подраться. Я могу выступить в качестве судьи, могу и сам перчатки надеть, если придется. Но я не могу быть равнодушным к судьбе человека, который ко мне обратился. Если он вверил свою душу мне на попечение, как я могу его оставить? Я вникну в его ситуацию, пройду ее вместе с ним.

– Батюшка, спасибо огромное. Очень радостно знать, что теперь есть не только отцы-командиры, но и отцы-священники, которые вместе с солдатами несут служение и помогают им. Я думаю, что многие родители с облегчением вздохнули, слушая Ваши слова. Спасибо!

 

Ведущая и автор программы: Светлана Ладина
Расшифровка: Людмила Моисеева