Плод веры. Руководитель Ассоциации родительских комитетов и сообществ России Ольга Леткова

Руководитель Ассоциации родительских комитетов и сообществ России Ольга Леткова рассказывает об опасностях, скрытых в законе «Об основах социального обслуживания населения», о понятии «семейного насилия» и сложностях его трактовки, о существующей практике отнесения семей к числу неблагополучных и о роли общественности в недопущении внедрения ювенальной юстиции в России.

— В августе 2014 года Правительство утвердило Концепцию государственной семейной политики. Казалось бы, фундаментальный документ. Насколько реальна его польза?

— Концепция принята совсем недавно, и о реальной пользе говорить рано. К тому же Концепция — документ общий, рамочный. На реальную жизнь он повлияет через другие документы: конкретные нормативные акты, постановления и государственные решения. Было бы хорошо, если бы они принимались в соответствии с программными документами, отражающими наши истинные традиционные ценности. Но и сама Концепция не во всем им соответствует. Программных документов существует много, все разные, поэтому, к сожалению, всегда можно найти идеологическое обоснование чему угодно. В самой Концепции семейной политики много пространных терминов, которые можно истолковать по-разному. Поэтому на сегодняшний день проблема с законодательством еще существует.

— Долгое время ряд организаций, в том числе и Ваша, боролись с Законом «О социальном патронате». Закон был отклонен благодаря вмешательству Президента России. Но на его место пришел другой закон — «О социальном обслуживании». В чем разница и опасность?

— Эта тенденция всегда существовала. Когда в результате общественной борьбы отклоняются законы, содержащие ювенальные технологии, эти технологии переходят в другой закон под другим наименованием.

Президент прямо заявил: социальный патронат содержит социальные риски, такие законы принимать нельзя; и вообще все законы, касающиеся семьи, нужно широко обсуждать с общественностью — только при достижении консенсуса можно ставить вопрос об их принятии. В последующих речах Президент говорил о том, что ювенальные технологии вообще не подходят для нашей страны — мы должны опираться на собственные традиционные ценности. Позиция Президента полностью удовлетворяет родительскую и православную общественность. В отношении патроната были приняты меры, закон был отклонен (Президент не только говорит, но и выполняет то, что говорит). Но буквально через месяц Государственной Думой был внесен законопроект «О социальном обслуживании». В документе говорится о тех же вещах: помощь семье по воспитанию, психологическая, юридическая помощь и т. д., но теперь это называется «социальное сопровождение». Чем оно отличается от патроната? Разницы практически никакой. Если в Законе «О социальном патронате» риски были более очевидны, то теперь они настолько замаскированы, что многие не видят возможных негативных последствий. А мы с 2010 года знаем, что такое социальное сопровождение и как оно работает по стране, поэтому с уверенностью говорим о том, что оно опасно.

Социальный патронат и социальное сопровождение — это контроль государства над семьей. Например, ребенок прогулял школу, кому-то показалось, что у него мятая рубашка, что он ведет себя неправильно или что-то не так сказал. Тут же поступает сигнал в социальную службу (с момента переведения социального патроната в социальное сопровождение к ней относятся органы опеки), которая, в свою очередь, обязана немедленно отреагировать на происходящее. К семье домой приходит бригада и проводит обследование помещения.

Практика такова, что во время таких визитов составляются довольно пространные акты, например, о том, что некоторые продукты просрочены, в квартире беспорядок. Недавно к нам в Ассоциацию обратилась женщина, которой комиссия выдала акт с таким заключением: «Необходимо принять меры по семье, потому что у них не вымыта посуда и не убрано в квартире». Нет никакой антисанитарии, к людям просто пришли неожиданно, временный беспорядок случается в любой семье. Однако для социальных служб это достаточный повод для дальнейших действий.

Если «нарушения» незначительны, предлагается договор о патронате, который предусматривает работу различных специалистов с семьей (в том числе психолог, юрист), которые научат родителей воспитывать ребенка и соблюдать его права.

Если семья отказывается, то, согласно Закону, подключается система межведомственного взаимодействия. Приезжают сотрудники опеки, комиссия по делам несовершеннолетних, участковый, психологи и т. д. Если человек отказывается выполнять их предписания, семья может быть переведена в статус «социально опасной», поскольку не принимает мер к исправлению ситуации.

С этого момента включаются другие механизмы, например, помещение детей на реабилитацию в социальные центры, приюты. Ограничений по срокам нет, это может быть полгода, год. Суды, лишение родительских прав для отбирания ребенка в данном случае не нужны. Это делается якобы для исправления именно той ситуации, которая на тот момент сложилась в семье. Как правило, говорят: либо вы пописываете договор, либо мы забираем ребенка. Или забирают ребенка со словами: хотите получить назад — подписывайте соглашение о том, что будете выполнять наши условия. Таким образом, государственный контроль превращается в диктат над семьей. Людей обязывают сделать ремонт, заполнить продуктами холодильник, а затем отчитаться, на что потрачены их собственные деньги. Наверное, семье лучше знать, куда лучше потратить свои деньги и как построить свое хозяйство.

Фактически вся система воспитания ребенка родителями ставится под контроль государства. Насколько чиновник обоснованно подойдет к решению вопроса, не имея никаких законодательных критериев? К сожалению, на сегодняшний день в этой сфере возможны любые злоупотребления, и органы опеки часто выносят необоснованные акты.

Конечно, есть случаи, когда семьями надо реально заниматься, когда ребенок действительно находится в опасном положении. Хотя в некоторых семьях ребенок ходит босиком по снегу не потому, что им никто не занимается, а наоборот, система воспитания такая. Много случаев, когда нет оснований для вмешательства и отбирания ребенка. Например: кариес у ребенка, неопрятность, частая заболеваемость, очень живой или наоборот замкнутый темперамент, развод родителей, многодетность, вероисповедание. У моей знакомой ребенок потерял сознание на уроке, причем, как выяснилось, уже четвертый раз, а мать узнала об этом только от сотрудников службы опеки, когда те пришли с проверкой к ним домой. Теперь опека мучает их так, что семья не знает, куда деться. Да, есть проблемы со здоровьем, но школа должна была сразу сигнализировать об этом родителям, а не в опеку.

Такая практика имеет место именно на основании регламентов межведомственного взаимодействия. До сих пор это были не законные акты, а соглашения на уровне регионов, местных органов власти. Закон утвердил силу этих регламентов. В нем сказано, что социальное сопровождение — это помощь семье на основании регламентов межведомственного взаимодействия, то есть напрямую не говорится об отбирании детей, но в регламентах все это прописано. Кто не знает эти регламенты, не понимает опасности, не видит в Законе ювенальных технологий. К сожалению, лоббисты ювенальной системы продвигают в массы мысль о том, что в Законе нет ничего страшного, что родительская общественность напрасно нагнетает обстановку. На самом деле система работает очень давно, и именно ей мы обязаны порочной практикой отбирания детей. Новый Закон фактически делает ее легитимной, и в этом самая большая его опасность.

— В Законе не прописаны финансовые полномочия тех же субъектов Российской Федерации в помощи. Роль органов опеки заключается только в контроле, без материальной и финансовой поддержки?

— Вы задали очень правильный вопрос, потому что даже специалистам непонятно, как все будет происходить. В пояснительной записке к законопроекту сказано, что его реализация требует 0 копеек, то есть в плане финансовой и социальной поддержки семьи ничего нового не предусмотрено. Там же сказано, что Закон только закрепляет сложившуюся на сегодняшний день практику работы с семьями в регионах.

С одной стороны, говорится о помощи, но эта помощь заключается только в контроле над родителями в плане защиты прав ребенка. Помощь будет реальная, если субъекты Федерации найдут деньги. Но субъекты выделяют деньги только на социальные услуги, а социальное сопровождение таковой не является, поэтому финансирование не предусмотрено. Почему бы не сделать сопровождение социальной услугой и не расширить его возможности? Если речь идет о переходе к индивидуальной нуждаемости, если под каждого будут делать программу оказания социальной помощи, то тогда давайте выделять на это деньги и помогать реально!

— Вы говорили, что обращаетесь также в Администрацию Президента, насколько вы там услышаны?

— Перед Новым годом мы собрали 42 тысячи подписей в свою поддержку (поток еще идет) и добились того, что будут внесены поправки в Закон. Пока открыт вопрос, как он будет меняться, будут ли удалены риски, которые мы видим. Мы разрабатываем законодательные предложения об изменениях Закона, ведем переговоры с авторами Закона, с Государственной Думой, с Советом Федерации, но вопрос пока не решен, и, конечно, нам нужна определенная поддержка со стороны общественности, поэтому мы собираем подписи под нашими предложениями.

Одна норма ничего не решает — нужно рассматривать их в единстве. Но по многим вопросам уже есть результаты. Например, воспринято наше замечание по поводу некоммерческих фондов, которые могут входить в семью. Вероятно, будет поправка о том, что они смогут только реализовывать социальные услуги, действовать по плану и конкретному государственному заказу, а не выявлять нарушения. Пусть это не полностью решает проблему, но это уже плюс. Возможно, получится внести еще какие-то нормы, которые бы обезопасили семью. Будет описано, что социальное сопровождение возможно только на основании личного письменного заявления родителей. Но, как я говорила, есть технологии, когда родители вынуждены написать это заявление, лишь бы не потерять ребенка. Не разделив категории, мы от этого не уйдем. Категории можно будет делить на уровне субъектов, и, возможно, это тоже удастся прописать в Законе.

— Поговорим о Законе «О профилактике семейного насилия», который только внесен на рассмотрение.

— Перспектива у этого Закона есть. Сейчас он составлен настолько одиозно по отношению к нашей системе права, что, конечно, в таком виде он не пройдет. Но, имея большой опыт борьбы с такими законами, могу сказать, что он будет адаптирован к нашему законодательству и, скорее всего, станет называться «О помощи семьям», «О поддержке семьи» или что-нибудь подобное. Думаю, эти меры вполне имеют реальные шансы пройти в нашем законодательстве, если будут приложены определенные усилия со стороны его лоббистов. Они уже много лет пытаются его провести и приходили к Президенту с тем, чтобы он внес этот законопроект в Государственную Думу. Ведь когда Президент вносит закон, то понятно, что он будет принят, речь будет идти только о поправках. Президент, Слава Богу, не поддался, сказал, что это нужно обсудить с общественностью, что вмешательство в семью — это очень деликатная тема. Лоббисты сказали, что уже все обсудили с общественностью. А с какой общественностью и где они это обсуждали, если даже текст Закона нигде не опубликован? Мы его добыли по своим каналам, и могу сказать, что это самый страшный из всех ювенальных законов, с которыми мы сталкивались. Ранее были точечные законы, а этот напрямую объявляет практически все действия родителей по воспитанию детей неправомерными.

Вводятся новые понятия насилия: психологическое, физическое, экономическое. Физическое насилие — это не только угол или физические наказания (об этом даже не идет речь, поскольку это уже описано в Уголовном Кодексе). Сюда относится угроза наказать, куда-то не пустить, то есть любые ограничительные действия в отношении ребенка, даже словесные. Психологическое насилие — это замечание, в том числе в юмористической форме, повышение голоса, и вообще все, что касается общения. Если вы не даете ребенку денег, не разрешаете пользоваться компьютером или другими вещами, которыми, как написано в законопроекте, ребенок имеет право пользоваться, то вы совершаете экономическое насилие, лишаете его возможности доступа к тем экономическим благам, на которые он имеет право. Все это, естественно, противоречит нашим традициям, когда мы можем что-то запретить ребенку, держать детей в строгости, требовать от них нравственного поведения, соблюдения определенных норм и правил. Настолько широки формулировки понятий насилия, что в них можно включить все что угодно.

При выявлении такого «насилия» появляется участковый, который ставит семью на учет. После этого она обязана два раза в месяц «отмечаться», с родителями работает психолог, рекомендации которого становятся обязательными. Помимо административного учета есть судебная система, когда суд решает, как быть с такой семьей. Он предписывает план защиты прав ребенка, воспитания ребенка, который родители обязаны выполнять.

Одна из мер в случае выявления семейного насилия — это удаление из семьи, помещение в специальное учреждение. Закон касается всех, в том числе взрослых и стариков. Если взрослого человека помещают в учреждение с его согласия, то в случае с ребенком согласие не нужно. Пребывание в приюте оплачивается за счет родителей. Если ребенок в результате конфликтной ситуации ушел из дома и снял где-то жилье, то родители тоже обязаны оплачивать это жилье. Родителям (или, как прописано в Законе, «правонарушителям») запрещается встречаться с ребенком, «преследовать» его. Суд в таких случаях не может лишить родительских прав, но должен в течение трех дней рассмотреть дело и дать все предписания, причем обжалования и личное присутствие не предусмотрены. И пусть наши суды не будут называться ювенальными — по сути они будут таковыми.

Закон «О профилактике семейного насилия» очень тесно связан с Законом «О социальном обслуживании». Одним из критериев привлечения социальных служб является наличие насилия в семье. Если понимать насилие так, как мы понимаем (изнасилование, побои, истязания), — это тюрьма или правоохранительные органы. А если это семейное насилие, о котором сказано в новом Законе, то это работа социальных служб. Огромная глава в Законе о семейном насилии посвящена тому, как социальные службы должны выявлять это насилие. Прямо написано, что некоммерческие фонды, иностранные организации могут подавать в суд на родителей за то, что они не так воспитывают детей.

На сегодняшний день мы видим такие предложения, и они пройдут, если мы их пропустим. В дальнейшем они могут быть проведены под любой личиной. Скорее всего, эти меры будут разделены на разные «закончики», как это у нас происходит, и в итоге все равно пройдут, так что опасность существует большая.

Мы боремся против введения таких законов, и мне бы хотелось обратить внимание телезрителей на то, что на нашем сайте www.arks.org.ru есть образец, под которым можно оставить свою подпись. Пользуясь случаем, прошу всех, кто может, проявить себя. Если мы сейчас будем молчать, описанные выше процедуры, безусловно, будут утверждены. У заинтересованных в этом лиц достаточно сил, есть свои люди и поддержка, раз они приходят к самому Президенту. Поэтому если мы не будем объединяться, если будем сидеть, сложа руки, то получим то, что заслуживаем. На сайте можно подписать наше обращение и прислать нам свою подпись, по возможности собрать подписи со своих друзей, знакомых, в храме. Собранные подписи мы подадим в Администрацию Президента и очень надеемся, что это даст результаты. Успешный опыт мы уже имеем.

Ведущий Александр Гатилин
Расшифровка: Екатерина Федотенко