Плод веры. Беседа с Виктором Петровичем Легой. Часть 2

Виктор Лега, заведующий кафедрой философии Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, руководитель департамента культурологии МФТИ, размышляет о преподавании богословских дисциплин в ВУЗах и основ православия в школах, о диалоге науки, религии и философии.

– В прошлой программе Вы очень подробно и интересно рассказали о своем пути к вере, православию. Насколько мы смогли понять, он был небыстрым. В этой связи я бы хотел, чтобы Вы дали совет нашим зрителям, в большинстве своем, конечно, православным христианам, как вести себя с детьми, которые находятся в поиске своей идентичности, своей веры и зачастую мечутся между разными религиями, возможно, вообще уходят от Церкви. Как себя правильно вести, чтобы не вредить и, с другой стороны, помочь прийти к правильной вере?

– Вы задаете сложный вопрос: каждый ребенок – это уникальная личность, и дать единый рецепт невозможно, только любящие его мать и отец могут это почувствовать.

– У Вас четверо детей, сталкивались ли Вы с подобной проблемой?

– Наверное, Вы задали правильное направление ответа: поделиться своим опытом. А наш опыт был простой. Слава Богу, к тому времени, когда я женился, я был если не глубоко воцерковленным человеком, то, по крайней мере, считал себя православным. Моя жена тоже была православной девушкой, и у нас не возникало конфликтов по поводу того, как воспитывать детей. С самых первых лет, даже дней, мы воспитывали их в православии, водили в храм. Для каждого из сыновей и дочерей поход в храм, Причастие – это естественная часть жизни. Наверное, они видели родителей, которые преподают (я в вузе, мама в школе), и понимали, что быть православным – это не значит быть фанатиком, мракобесом, ненавидеть науку. Видимо, вера воспринималась ими как вполне естественная, поэтому все мои дети православные, сочетают Церковь, жизнь и науку – и естественную, как сыновья, и гуманитарную, как дочери.

Самый первый и самый лучший совет – чтобы это было естественно, чтобы дети видели, что их родители верят в Бога искренне, а не по-фарисейски, не только читают молитвы, но и соблюдают заповеди в своей жизни и, самое главное, любят своих детей, приучают их и к Церкви, и к чтению, и к занятиям наукой, к труду и любви к ближнему. Только в таком комплексном подходе это возможно.

Моя личная жизненная позиция о месте христианства в современном мире. Нынешний мир в значительной степени изменился благодаря науке, и выступать против науки – это значит выступать против современного мира. Если хочешь, чтобы православие в нашем мире хотя бы ценилось и уважалось, покажи пример на своем уровне, займись наукой – физикой, математикой, историей, филологией или, будучи хорошим ремесленником, рабочим, относись уважительно к любому знанию. Еще отцы Церкви говорили, что нет ничего лучше познания, ибо знание – это свет разумной души. С этих слов начинается работа преподобного Иоанна Дамаскина.

– Напомню нашим зрителям, что сначала Вы окончили физико-технический институт, потом философский факультет МГУ и в течение многих лет преподаете в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете.

– Не просто преподаю, но окончил Свято-Тихоновский, тогда богословский, институт. Если я решил преподавать в богословском вузе, то должен знать богословие, поэтому получил также и богословское образование.

– Будучи преподавателем, как Вы относитесь к дискуссии о преподавании «Основ православной культуры» с 1-го по 11-й класс? Сейчас эта тема активно обсуждается, каково Ваше мнение?

– С одной стороны, я сторонник введения такого или подобного курса. Как я уже неоднократно говорил, безграмотность в религиозных вопросах, особенно в православии, меня просто поражает. Люди живут в каких-то сказках и мифах, придуманных французскими просветителями и советскими марксистами-атеистами. Человек должен знать, что такое христианство и что такое православие. На каком уровне – это другой вопрос.

Я думаю, что с 1-го по 11-й класс этот предмет вводить не надо: школьники и так чересчур перегружены. Я с огромным сожалением вижу уменьшение часов на математику и физику. Мы живем в мире науки, математика и физика учат нас нормальному, точному мышлению. Сейчас мне могут сказать: где мне понадобятся синус или логарифмы, к чему мне знать законы электромагнетизма? Нет, образование, как говорят великие ученые, – это то, что останется в тебе, когда ты все забудешь. Оно научит тебя думать, научит работать, трудиться умом, а этому, по моему убеждению, лучше всего способствуют естественные науки как наиболее точные, которые учат уважать и ценить истину.

Поэтому, возвращаясь к Вашему вопросу, который является спорным и дискутируемым, я бы сказал, что, может быть, стоит вводить один год в начальной школе, один – в основной и один год в старшей школе – такими блоками на каждом уровне. Нельзя сравнивать первоклассника с одиннадцатиклассником: они воспринимают православие по-разному. Для кого-то это красивые молитвы, замечательные иконы и храмы, а для кого-то уже серьезные вопросы: а как быть с теорией эволюции, о которой нам только что рассказывали на уроке биологии, как быть с законами природы, о которых говорят на физике, а вы верите в чудеса, отрицающие эти законы. В 10–11-х классах должен быть другой подход. Но если мы включим «Основы православной культуры» с 1-го по 11-й класс, то лишь вызовем ненависть и раздражение у другой части общества и просто навредим Церкви.

– К вопросу о чудесах. Вы, как физик, философ и богослов, в одной из статей пишете: «Понятие чуда представляется столь очевидным, что, кажется, и определять-то его не надо». Мне сразу захотелось узнать, что же очевидного в понятии чуда? Как Вам это представляется?

– Я написал эту фразу, просто исходя из того, что, если спрошу любого человека: «Как ты думаешь, чудеса бывают?» – никто не спросит меня, что такое чудо. Все скажут: «Конечно, бывают». А если я спрошу: «Бозон Хиггса есть?» – сразу зададут вопрос, что это такое: это непонятно, а чудо понятно. Поэтому я начинаю с такого предисловия. А потом надо задуматься и понять, что чудо – это не так уж просто. Что такое чудо? Где его сущностное свойство? Противоречит ли оно законам природы или это просто некоторый миф, сказка, а чудес не бывает или это редко встречающееся явление, как писал Ньютон?

– К каким выводам Вы приходите?

– Если Вы спрашиваете про эту мою статью, то я начинаю ее со знаменитого спора Ньютона и Лейбница, двух великих ученых, споривших по поводу того, что такое чудо и бывают ли чудеса. Будучи великими физиками, оба они понимали, что чудеса есть, а вот что такое чудо? Лейбниц пишет, что чудо – это событие, которое противоречит законам природы, а Ньютон отвечает: «Нет, чудо – это редко встречающееся событие». Я прихожу к выводу, что оба правы. С одной стороны, как показывают многие физики, элементарная жизнь – это огромнейшее чудо, потому что она противоречит второму закону термодинамики. То, что я с Вами сейчас беседую, – это элементарное чудо, потому что в том, как мы выбираем слова, выбираем нить рассуждения, мы поступаем свободно. А какие законы природы описывают нашу свободную деятельность? Свобода воли противоречит законам природы, поэтому это тоже чудо. Никто не скажет: нет, явите мне такое чудо, чтобы мертвые воскресли, слепые прозрели. А такое бывает, скажет Ньютон, просто такие чудеса редки: это знамения, на них нужно обратить внимание. Господь творит чудеса не просто ради фокуса, а для того, чтобы некий Фома или другой неверующий поверил, что это некоторая реальность, говорящая нам о существовании другого мира, возвышающегося над нашим. Поэтому возможно нарушение этих законов природы. Поэтому чудеса – это, с одной стороны, события, противоречащие законам природы, а с другой стороны, знамения (как мы читаем об этом в Евангелии) и потому должны быть редкими. Поэтому я и показывают спор Ньютона и Лейбница. Это замечательный спор, и оба правы.

– Вы также приводите слова Гегеля, казалось бы, очевидные, но из его уст звучащие немного странно: «Удостоверение с помощью чудес есть лишь первый и случайный образ веры, подлинная вера покоится в духе истины». Что вкладывал в эти слова именно Гегель? Наверное, это все-таки не христианское понимание.

– Вы мне сейчас напомнили эту статью, которую я писал для выступления в институте философии и понимал, кто меня будет слушать. Для них авторитет Гегеля, наверное, более важен, чем авторитет апостолов. Если говорить строго, конечно, Гегель в чудеса не верил, для него главной была философия, с его разумом, с его диалектикой единства противоположностей. Но с гегелевской мыслью я все равно соглашусь. Почему многие ученые-материалисты не верят в чудеса? Почему Христос в притче о богаче и Лазаре говорит, что даже если и мертвые воскреснут, но если вы не верили пророкам и Моисею, то даже в воскресших мертвых не поверите? Потому что атеист живет в парадигме: чудес нет, все надо объяснить законами природы. Если воскреснет мертвый, он скажет, что это был не мертвый, а произошла какая-то ошибка: это был летаргический сон, неправильно поставили диагноз, он не умер. Или, может быть, это какой-то феномен и мы теперь найдем лекарство от смерти: оказывается, есть какие-то иные, незнакомые нам процессы, и если я открою этот новый неизвестный закон, наверное, получу Нобелевку по биологии. Человек никогда не будет верить в чудеса, если у него нет хотя бы небольшого факта веры, допускающего возможность чудес. В любом случае должна быть хотя бы небольшая вера; если ее нет, для такого человека чудес не бывает никогда.

– Вы написали несколько учебников по философии. Насколько они отличаются от классических (назовем их так) учебников, которые издают преподаватели философского факультета МГУ? Каков фокус Вашего взгляда?

– Преподаватели философского факультета МГУ: Геннадий Георгиевич Майоров, Василий Васильевич Соколов, Стрельцова, Карцев – это великолепнейшие профессора, у которых я учился, и в частности учился преподавать и писать учебники. Это мои учителя, перед которыми я до сих пор преклоняюсь, поэтому я бы вывел их за скобки. А вот большинство учебников по философии написаны так, что они просто отбивают любовь к этой замечательной дисциплине. Свой учебник я решил написать потому, что понял, что не писать уже нельзя: философия – это замечательнейшая, интереснейшая область, которую мои коллеги, не зная и не понимая этого, просто уничтожают. Я вижу это по своим студентам – заочникам и вечерникам, которые приходят с первым образованием и их приходится пробуждать с самого начала.

Во-первых, философию нельзя излагать систематически, как это принято в большинстве учебников: учение о бытии, учение о сознании, о человеке, обществе и прочее. Мы разделили живого человека на части, на руки, ноги, а это возможно лишь путем убийства – мы убили философию, убили живую мысль. Как изучается любая наука? Она всегда изучается исторически. Нельзя начинать изучать физику с квантовой механики – только с Архимеда и Ньютона. Нельзя начинать изучать математику с дифференциального, интегрального исчисления – только с арифметики и геометрии Евклида. Только проходя вместе со всем человечеством путь открытий, можно понять, как мыслится в той или иной науке, зачем возникают эти вопросы и какие на них даются ответы. Поэтому изучать философию можно только как историю философии.

Во-вторых, философия – это не просто учение о мнениях. Платон считал так, а Аристотель с ним не соглашался. Любой философ доказывает. Поэтому описательность философии, принятая во многих учебниках по истории философии, тоже стала меня возмущать. Нельзя описывать, нельзя рассказывать о математике или физике, как меня учили на физтехе, надо уметь доказывать теоремы, надо уметь объяснить эксперимент, а не просто рассказать: вот я видел вчера такой-то эффект, говорят, его называют эффектом Вавилова – Черенкова, что он там объясняет, я не знаю, но это классный эффект. Разве я что-нибудь пойму? Я пойму его, только когда объясню на квантово-механическом уровне. Так же и философы: они ставили вопросы, искали на них ответы, доказывали их. Поэтому вторая цель, которую я ставил, – изложить каждую философскую систему строго логически, чтобы в ней была видна живая, но и строгая научная философская мысль. Увидеть, что каждый философ не просто говорит: «А у меня такое мнение», ведь слово «мнение» для античных философов было фактически ругательным, да и сейчас является таковым для ученого. «Мне кажется, что Солнце вращается вокруг Земли», а на самом деле – Земля вокруг Солнца. «Мне кажется, что Земля покоится», а на самом деле она вращается вокруг своей оси. Мнения, как правило, противоречат истине.

Как замечательно назвал свою книгу Алексей Ильич Осипов: «Путь разума в поисках истины» – это путь философии, путь религии, путь любого ученого, это путь человечества. Третья причина, по которой я решил написать учебник, – здесь я уже не вижу никого, кто бы излагал философию как путь разума в поисках истины, то есть поисках Бога, а ведь философия по сути такой дисциплиной и является. Зачем нужна философия современному христианину и православному человеку? Если многие отцы Церкви часто ссылались на Платона, Аристотеля, других философов; если средневековые философы ставили те вопросы, которые ставятся и сейчас, а ученые и философы XVII–XVIII веков искали ответы научным методом, но на религиозные вопросы, то я понимал, что учебник по истории философии должен эти вопросы включать. Если я рассказываю о Платоне, то должен тут же рассказать, как к нему относились отцы Церкви, в чем его плюсы и минусы, в чем его опасность и причина возникновения ересей гностицизма и манихейства, а в чем его великое достижение: благодаря рецепции Платона удалось победить ересь того же манихейства, объяснить, откуда в мире появилось зло, помочь опровергнуть Ария, решить проблемы свободы воли: Максиму Исповеднику удалось опровергнуть ересь монофелитства.

А Аристотель? А философия Нового времени с великолепной плеядой философов, которые помогают ответить на современные вопросы: Декарт, Лейбниц, Спиноза, мой любимый Кант, которого мне хочется просто включить в школьную программу, потому что его ответы о нравственности, категорическом императиве, автономной и гетерономной этике, переложенные на обычный язык, настолько объясняют людям, что Бог есть и душа бессмертна, что, когда, переводя на простой язык, я рассказываю об этом студентам физтеха, они спрашивают: «А почему атеисты-то этого не понимают?» – «Потому что не хотят, не знают». Философия – это действительно замечательный путь, ворота в Церковь, не говорю, что для всех, а для того, кто хочет искать истину, размышляя.

Может быть, последнее, почему я решил написать учебник по философии, – это то, что многие философы профессионально больны. Профессионально больны все, а профессиональная болезнь философов – собственная терминология, сложный язык. Я понимаю, что у меня есть школа, но во многих учебниках философии «птичий язык» – как его поймут студенты обычного, не философского вуза? И я вспомнил слова, которые часто говорят, обращаясь к своим коллегам, физики: «Если ты не можешь объяснить свою новую научную концепцию своей домработнице, то ты сам в ней ничего не понимаешь». Надо уметь объяснить то, что ты излагаешь на высокопрофессиональном, сложном языке, простым и доступным языком.

– В завершение нашей программы хотел бы вернуться к ее началу: что бы Вы посоветовали нашим зрителям в том, как помочь нашим старшеклассникам выбрать свой путь в жизни и в дальнейшем обучении? Вы сначала пошли в физику, потом в философию, затем стали изучать богословие. Как избежать таких метаний? Есть ли рецепт того, как человеку сразу понять, к чему он больше расположен?

– Избежать метаний невозможно. Метания – это естественный процесс поиска истины. Метался ли Декарт между математикой и физикой, богословием и философией, метался ли Лейбниц между этими же науками, метался ли Эйнштейн между игрой на скрипке и теорией относительности... Умный человек, как говорят, умен и талантлив во всем, поэтому надо стремиться ко всему, и это не помешает в выработке профессионализма.

Отвечая на Ваш вопрос, я бы сказал так: школьнику надо стремиться изучать все дисциплины. Меня ужасно возмущает, когда чуть ли не с первого класса говорят о том, что надо выбирать профессиональную ориентацию. Вы тем самым убиваете человека. Чтобы узнать, что мне больше всего нравится – история или физика, математика или биология, я должен знать и историю, и физику, и математику, и биологию. Надо больше читать, читать хорошую русскую классику, воспитывать в себе вкус, вернуть в школу нормальную литературу, вернуть сочинение – может быть, мне понравится писать. Как я узнаю, писатель я или нет, если буду только отвечать на тесты и делать упражнения. Поэтому надо учиться: «Познайте истину – и истина сделает вас свободными», как говорит Спаситель.

Буквально позавчера я был на торжественном праздновании 70-летия физтеха, разговаривал с разными людьми и еще и еще раз подтвердил свою гипотезу: очень многие выпускники физтеха, достигнув высот в своей области, ушли в другие. Там я встречал и выпускников ВГИКа, и художников, и музыкантов, политиков, экономистов, физиков, продолжающих любить науку и помогать ей, если они занимаются политикой, помогать интеллектуально, если они ушли в область кинематографии и искусства. Потому они и стали хорошими специалистами в других областях, что любят истину во всем ее многообразии. А эта профориентация, извините, пытается сделать из нас тупых ремесленников: научился рубить топором – и всё, пилу тебе в руки давать нельзя. Разве это подход? Это убийство разностороннего человека, а не открытие пути в будущее.

– Спасибо огромное за беседу.

Ведущий Александр Гатилин

Записала Ксения Сосновская