Плод веры. Александр Гезалов. Часть 1

Александр Гезалов, известный общественный деятель, помощник по социальным вопросам наместника Донского монастыря епископа Бронницкого Парамона, рассказывает о деятельности социального центра святителя Тихона, принципах волонтерской работы и о помощи дому ребенка женской колонии поселка Головино.

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Мы находимся в Донском монастыре. При нем существует социальный центр святителя Тихона. В чем уникальность этого центра, чем он занимается?

– Социальный центр был создан по благословению владыки Парамона и начал свою работу с апреля этого [2016] года. Уникальность его в том, что при монастыре достаточно непросто создать такую структуру, потому что братии немного, прихожане – в основном люди, пока еще мало что об этом знающие. Поэтому на сегодняшний день задача – создать готовую к работе структуру, помогающую бездомным людям, многодетным семьям, детям-сиротам и осужденным. Последнее направление, наверное, уникально, потому что с осужденными взаимодействовать очень непросто. Поэтому один из аспектов деятельности центра – это работа с подростками в исправительных учреждениях, детьми, которые рождены в исправительных колониях, женщинами и теми людьми, которые оказались в местах лишения свободы.

– Об этом мы подробнее поговорим чуть позже, а прежде я хотел задать такой вопрос. Многие хотят стать добровольцами-волонтерами, и я знаю, что Вы на своих встречах с потенциальными волонтерам раздаете так называемые «шпаргалки добровольцам». Это настолько сложно – быть добровольцем?

– Посыл, который сегодня существует в общественной организации, о том, что волонтером быть просто, что добро совершать просто, я считаю абсолютно неправильным. И связано это прежде всего с тем, что помогать – непросто. Во-первых, нужно найти время для того, чтобы помогать; найти того, кому нужно помогать; найти технологию, которой ты будешь владеть, чтобы помогать. Есть один из посылов в социальной работе: «Не навреди».

Аспектов очень много, и я считаю, что к этой теме нужно подходить плавно, размеренно и, может быть, даже иногда отказаться от своей идеи, потому что социальный клиент нуждается в таком качестве участия, от которого потом нельзя отказаться. То есть если мы начали помогать ребенку из детского дома или лежащему в хосписе, то, естественно, уйти мы не можем – это уже нарушает этический кодекс волонтера. Поэтому, на мой взгляд, в эту тему, эту воду нужно входить плавно, в том числе и в плане поддержки тех организаций, которые помогают и обучать, и сопровождать волонтера, и в дальнейшем оценивать эффективность его работы.

– Про критерий эффективности мы тоже обязательно подробно поговорим. Если говорить о той уникальной работе, которую Вы ведете, это в том числе помощь Дому ребенка при женской колонии в поселке Головино. Вообще я редко слышал, чтобы где-то такая помощь оказывалась. В чем специфика этого учреждения, и в какой помощи там нуждаются дети?

– Я активно работаю с уполномоченным по правам ребенка во Владимирской области Геннадием Леонардовичем Прохорычевым. Он обратился ко мне с просьбой помочь выстроить работу с этой исправительной колонией, потому что там находится порядка тысячи женщин и сорок два ребенка, которые живут вместе с мамами в этом учреждении.

На сегодняшний день сложность заключается в том, что не всех туда пускают. Для того, чтобы работать с уголовно-исполнительной системой, нужно иметь определенные, так скажем, портфолио уже реализованных проектов. Потому что понятно, что все хотят помочь, но часто не знают как. А так как я давно работаю с уголовно-исполнительной системой, мне было достаточно просто прийти, договориться с руководителем УФСИН Владимирской области, господином Виноградовым, о том, что мы будем сотрудничать с этим исправительным учреждением именно в части помощи детям.

На сегодняшний день мы сделали сенсорную комнату, которой там не было, помогаем памперсами, одеждой, игрушками. И сейчас попытаемся выбрать еще такое направление – сопровождение мамочек вместе с ребенком, вышедших из исправительного учреждения. Это очень сложный проект, и мы к нему только начинаем подступать. Я надеюсь, что во Владимирской области найдутся люди, которые будут готовы сопровождать таких женщин. В чем сложности? В том, что женщина с ребенком вышла из исправительного учреждения и ей нужно устроить ребенка в садик, самой устроиться на работу, нужна материальная помощь: памперсы, одежда, игрушки, кроватки, коляски. Также нужно обустроить жилье, и так далее. Поэтому на сегодняшний день это работа по выстраиванию отношений сначала с системой, а потом уже с самими мамочками, у которых есть дети. Ведь не секрет, что очень часто после выхода из исправительного учреждения они оставляют детей в детском доме.

– Как проходит общение? Вы встречаетесь с самими мамочками или работаете только с воспитателями исправительных учреждений? Как эта система действует?

– На самом деле там есть Дом ребенка, который обслуживает и детей, и, соответственно, родителей, которые приходят пообщаться с детьми. В Доме ребенка есть нянечки, и система там отлажена. Но в связи с ограниченностью ресурсов не хватает, так скажем, тактильных процессов. И поэтому сенсорная комната была создана на народные деньги (порядка двухсот тысяч рублей) для того, чтобы восполнить те пробелы, которые возникают в системе.

Да, мы общаемся с детьми, но исходя из тех возможностей, которые существуют. Общаемся и с мамочками. Например, 8 марта мы были в этой колонии и вручали женщинам, которые там находятся, и нянечкам цветы. Для них это было впервые. Я могу сказать, что это вызвало шок и у сотрудниц, потому что они тоже получали цветы, и у женщин, которые, находясь в местах лишения свободы, впервые получили такую весточку со свободы. Хотя были мнения, что не нужно этого делать, что они осуждены, что есть закон… Я считаю, что главный закон – это милосердие. Поэтому такая тонкая забота, на мой взгляд, – это тоже определенное вложение в их сердца.

– Основной вопрос, как Вы правильно сказали: что будет с этими мамочками, с их детьми после выхода из колонии? Какова статистика (если это известно), и насколько, на Ваш взгляд, такой работой можно изменить эту статистику?

– Дело в том, что руководительница этого Дома ребенка мне постоянно звонит и говорит, что вышла женщина и через какое-то время оставила ребенка. Безусловно, нужна система поддержки и сопровождения. Она просто отсутствует, и не только на уровне сопровождения мамочек с детьми (уже понятно, что это надо делать), но и на уровне самих осужденных, которые выходят из исправительных колоний. Поэтому надо этот вектор поворачивать. Потому что у нас все ходят в детские дома, бегают по приютам, а на мой взгляд, это вторичное сиротство нужно решать посредством сопровождения родителя, потому что он в этот момент испытывает стресс и находится в трудной жизненной ситуации.

Есть статистика, что порядка тридцати-сорока процентов женщин оставляют детей – это большое число. На мой взгляд, можно было бы это «подхватить», сопроводить. Естественно, для этого нужна контактная работа с самим учреждением, с местом, куда женщина убывает, иметь ресурсы, которые нужно потратить, иметь взаимодействие со структурами, которые могут в этом поучаствовать: и общежития (если нужно), и отделы кадров коммерческих структур (рабочие места), и уполномоченные службы по правам ребенка, по правам человека. Спектр широкий. Здесь важно уметь наладить партнерство и включить его на благо семьи и ребенка.

– Вы часто посещаете подростковые колонии. В чем специфика именно этих учреждений? И как работать ребятами, чтобы они исправились и встали на правильный путь?

– Я имею опыт работы с подростками, которые находились в спецшколе № 8 в Карелии (там было порядка сорока пяти ребят). Я могу сказать, что если с ребенком работать, – безнадежных детей не бывает. Потому что у них еще все впереди, они только начали жизнь. Наша задача – максимально показать ребенку, что он не один, что все можно поправить. Например, там есть один мальчик, осужденный по восьми статьям одновременно, а он ниже меня на две головы. И он этим бравирует. Но через общение и взаимодействие видно, что он ищет какого-то отцовского участия.

Я недавно приезжал к нему в колонию (мы там проводили целое мероприятие с Геннадием Леонардовичем Прохорычевым) и вручал бутсы от сборников России по футболу. И я видел, что, когда дети надевали бутсы, у них дрожали руки. То есть если мы будем участвовать, и у ребенка будет дрожать душа, то она поправится. Для этого нужно системно вкладываться в детей: не просто разово пришли, на балалайке поиграли, о чем-то поговорили – нужно видеть конкретного ребенка. И вот эта конкретизация и индивидуализация (на современном языке) сегодня очень важна, потому что каждая судьба – это в будущем судьба не только этого ребенка, но и тех, с кем он соприкоснется. Если он вырастет в уголовника, то он может нарушить закон, и это обернется против кого-то. Соответственно, для того, чтобы это остановить, нужно вкладываться в него сейчас.

Да, сейчас детям дают большие сроки: в основном за убийства, угон машин, наркотики, изнасилования (сегодня нет статей за украденную курицу), но даже здесь можно с детьми работать. Я уверен, что если сейчас мы соберем деньги на футбольное поле (потому что у них нет футбольного поля, там совершенно разбитая земля), через спортивные мероприятия, через встречи (возможно, к ним приедет Сергей Игнашевич или Сергей Семак, пообщаются с ними) можно вывести детей на какое-то осознание, что действительно есть люди, которые ими искренне интересуются. Это как раз вопросы волонтера. Доброволец приходит и уходит, но то, что он сделал, должно оставаться.

– Давайте напомним нашим телезрителям, что Вы тоже являетесь выпускником детского дома, поэтому знаете эту систему изнутри. И Вы очень много сделали для социализации детей-сирот. В частности, Вы выпускаете специальные комиксы. В чем уникальность этих изданий, и чем они реально могут помочь воспитанникам детских домов?

– Я считаю, что все форматы возможны. На мой взгляд, комиксы – это удобный инструмент для работы с ребенком через предлагаемые обстоятельства. По сути говоря, это инструмент влияния. То есть мы через героев комиксов проводим какую-то нить того, что бы мы хотели поправить в жизни ребенка, к чему его привести, что сделать, чтобы он начал осознавать, переосмысливать свои поведенческие, может быть, неправильные мотивы. В конце комиксов есть возможность ответить на несколько вопросов, которые мы задаем ребятам после того, как они прочитали книгу. Вообще, с комиксами можно работать целый год. В них все продумано так, чтобы каждая деталь, каждый процесс или рисунок можно было обсудить, поговорить с ребенком, выйти на какое-то новое понимание.

Потому что, на мой взгляд, сегодня важно, учитывая поставленные задачи, иметь не только инструмент, но и какую-то цель, целеполагание. Критерий эффективности – когда мы видим, что ребенок начал говорить, начал меняться, когда у него появилось новое сознание. Для этого использование таких инструментов, как комиксы, крайне востребовано. Дети с очень большим интересом их смотрят, читают. Я считаю, что это очень качественный прорыв в работе с детьми. У нас на сегодняшний день вышло четыре комикса. Последний комикс «Макс скороход» посвящен преодолению детьми наркотической, алкогольной зависимости. До этого был комикс «Невесты», посвященный тому, чтобы ученицы детских домов не торопились заводить детей через год после выхода. Это связано с тем, что работы нет, образования нет, поддержки нет, и часто они оставляют детей в детском доме.

– Я знаю, что и на издание комиксов Вы собирали деньги в социальных сетях. Вообще на многие свои проекты Вы собираете достаточно большие средства. Насколько это эффективно, и чем могут быть полезны социальные сети? И в качестве примера расскажите, пожалуйста, о том, как Вы собирали средства на микроавтобусы для многодетных семей.

– Сегодня сбор средств – это непростая история. И связано это с тем, что у всех в головах какой-то странный кризис. Но нам удалось совместно с друзьями через социальные сети «Фейсбук», «ВКонтакте» собрать средства на три автобуса многодетным семьям, в которых восемь и более детей. Средства собираются на краудфандинговой площадке Boomstarter. Я размещаю там качественную информацию, видео– и фоторяд, делаю хорошее описание и выставляю это все на обозрение друзей, которые помогают. Есть меценат Борис Жилин, который тоже активно в этом участвует. То есть сегодня возможности велики, самое главное – правильно расставить акценты: почему помогать именно этой семье, сколько нужно ресурсов, что в результате этого выйдет.

Хотя есть одна история, когда мы собирали деньги на автобус для семьи, где четверо приемных детей и двое своих, и не смогли собрать полную сумму. Но на те деньги, которые были собраны, девочка с невосстанавливаемым здоровьем (она лежала, у нее не работали руки, ноги) после проведения определенных медицинских манипуляций и массажей пошла в школу. Сейчас она учится уже во втором классе. Это говорит о том, что ресурсы, если их правильно использовать, помогут человеку. Хотя очень часто деньги собираются и уходят непонятно куда, это ни к чему не приводит. Критерий эффективности – как изменилось качество жизни конкретной семьи или конкретного ребенка. Если это транслируется на протяжении определенного времени, это приводит к тому, что люди хотят помогать дальше. Из девяти проектов средства собраны на семь. Это говорит о том, что люди доверяют, видят результаты и, соответственно, в этом участвуют.

– Дайте совет: на какие направления, темы имеет смысл собирать средства таким образом, а на какие – нереально собрать?

– Есть несколько градаций, которые я выделяю. Могу сказать из большого опыта (а я работаю с 1999 года), что очень сложно собрать деньги на помощь осужденным людям. Очень сложно собрать деньги на помощь бездомным. Здесь требуются другие технологии. Здесь не требуются деньги, здесь нужно личное участие. Потому что, в принципе, осужденные сидят в исправительных учреждениях, их кормят, поят, одевают, проводят мероприятия. Здесь задача – вклиниться в их сознание через кинолекции, концертные и спортивные мероприятия, через систему сопровождения, наставничество.

А вот, например, в работе с мамочками, которые оказались в сложной жизненной ситуации (это когда ушел муж, она осталась одна, и нужно помочь семье сохраниться), тоже есть определенные сложности, но народ начинает понимать, что если в эту точку не привнести помощь и ресурсы, то со временем может оказаться так, что ребенок попадет в детский дом. Поэтому, на мой взгляд, это такая сфера, где мы профилактируем социальное сиротство, помогаем семье сохраниться, помогаем ребенку и родителю. Ведь в чем сложность? У нас считается, что нужно помогать ребенку, у нас даже есть фонды, которые помогают только ребенку. Но, на мой взгляд, если мы смещаем акцент на ребенка, то мы забываем о родителях. Но надо не забывать, что и мама, и папа (если он есть), и ребенок – это единое целое, это то, за что нужно бороться. Чтобы не получилось так, что мы передали ребенку игрушку, но при этом родительница не знает, где взять деньги на макароны или как найти работу.

Естественно, на больных детей сборы идут лучше, чем, скажем, на бездомных и осужденных, потому что люди понимают, что больному ребенку часто нужна помощь здесь и сейчас. Это тоже является одним из критериев, по которым люди помогают: есть определенная трудность, которую нужно преодолеть быстро, соответственно, нужны деньги. Хотя я считаю, что не всегда это оправданно, потому что сегодня и государство, например, РДКБ (Российская детская клиническая больница), идет навстречу и старается оказать, даже иногда сверх, ту помощь, которая необходима для того, чтобы дети и оставались живы, и качество их жизни изменилось.

– Если говорить о помощи осужденным, то, может быть, такое нежелание помогать связано с тем, что люди уверены в том, что их судьбы никак не изменятся? Вы можете привести пример жизни заключенного, с кем Вы работали, кого Вы знаете, может быть, близко, кто изменился, кого удалось вытащить из этого порочного круга?

– Историй очень много, и я при встрече с волонтерами о них рассказываю. Потому что я считаю, что пример – это один из критериев работы, человек должен видеть примеры. Есть у меня один друг, он находился в исправительной колонии, а мы туда приезжали по работе. У меня даже был такой замер: осужденный сидит десять лет, я десять лет к нему приезжаю, потом встречаю его через десять лет, и он говорит: «Когда я сидел, Вы к нам постоянно приезжали», то есть он меня помнит. Это говорит о том, что есть системность, осужденный видит того, кто участвует в его жизни, он становится для него некоторым маяком.

В 90-х годах, когда благотворительности как таковой еще не было, мы создали проект в Петрозаводске – кормление бездомных из автобуса. Я понимал, что нужно кормить людей, и создал такой проект. И у меня был друг, который находился в исправительной колонии и уже должен был выходить оттуда (статья у него была незначительная). Он вышел, и я предложил ему: «Давай я возьму тебя к себе на работу в этот проект». Один меценат оплачивал зарплату, питание, и мы кормили порядка трехсот (может даже и больше) бездомных в день из этого автобуса.

Так мой друг ездил, ездил и через какое-то время «прилепился» к одному храму, стал активно его посещать. Сначала он был чтецом в этом храме, потом диаконом, а потом его рукоположили во священника. На сегодняшний день у него большая семья, он построил несколько церквей в деревне, в которой он сейчас является настоятелем храма. Мне кажется, это самый лучший пример. Главное – вовремя подать руку человеку, а самое главное – подать надежду, что исправиться можно. Только нужно в этом искренне и качественно участвовать. Не так, что: «Ты осужденный, я на воле, поэтому: на, бери!..» Человека надо повести, тогда он пойдет, и сам начнет спасать других людей.

– В завершение нашей программы что Вы можете посоветовать нашим телезрителям, которые либо хотят участвовать в уже существующих проектах в регионах, где зачастую не так развита сфера благотворительности, либо хотят создать какой-то собственный проект? С чего начать, и на какие темы именно сегодня, на Ваш взгляд, нужно обращать внимание?

– Я могу сказать, что нужно учиться. Образование не решает ничего. Обучиться можно в том числе через школу общественного действия, которую ведет Павел Федосов, наш очень хороший друг. Я считаю, что, «приходя в тему» социального служения, человек очень сильно меняется, у него меняются позиции. Сначала он считает, что нужно всем указывать, например, бездомным: «Почему вы такие стали» или ведет себя менторски. Со временем он начинает понимать, что это не работает.

А что работает? И здесь технологии изменения сердца – это как раз понимание социального заказа социального клиента: я пришел помочь, я не пришел указывать, наказывать, обвинять – я пришел что-то исправить. Соответственно, нужно начать с самого себя. Как говорил Серафим Саровский: «Сначала спасись сам, а потом спасай других». Это такой тайнообразующий момент внутреннего перерождения человека. Потому что достаточно часто я встречаю людей, которые приходят в социальную тему с установкой: «Ну, я успешен, а что это за такой человек, который лежит, и почему?..» И установка начинает со временем меняться, когда волонтер начинает понимать его трудности: он лежит, потому что он по-другому не мог, ему нужно помочь исправиться. Соответственно, социальная работа – это, прежде всего, изменение самого себя. А все остальное меняется в процессе взаимодействия с социальным клиентом.

Часто, кстати, бывает так, что социальный клиент (человек, который находится в нужде) сам по себе может тоже показать путь, и даже более качественно, потому что с точки зрения сострадания и милосердия он находится сейчас в трудной жизненной ситуации. Поэтому если к нему искренне, с милосердием относиться, то его видение жизни можно взять в том числе за основу своего восприятия жизни, изменить его.

Приведу пример. Когда умирала девочка, которой было двадцать лет (у нее были опухоли в голове), я могу сказать, что большое количество людей изменилось. Потому что они начали понимать: да, она молода, но несмотря на свою молодость, находясь в болезни и зная, что совсем скоро она должна предстать перед Богом, она вела себя мужественно и ушла настоящей христианкой. Потому что есть люди в возрасте, которые в жизни мало чего поняли или еще ни к чему не подошли. А здесь за короткий период, за двадцать лет, девушка реально стала человеком, понявшим, для чего нужна жизнь – для перерождения, и в жизнь вечную она пришла настоящей христианкой. На мой взгляд, это основное.

 

Ведущий Александр Гатилин
Записала Нина Кирсанова