Мысли о прекрасном. Выставка художника Олега Молчанова

Рассказ о выставке художника Олега Молчанова в Фонде славянской письменности и культуры. Олег Молчанов - заслуженный художник России, член-корреспондент Академии художеств России, мастер лирико-драматического пейзажа. Когда видишь работы художника, поражаешься тому, насколько они родственны твоей душе, чувственны и проникновенны.

– Здравствуйте, дорогие друзья. Сегодня у нас несколько необычная передача. В этом году у меня небольшой юбилей – первые 50 лет моего жития и 30 лет творческой деятельности, начиная со времени первого участия в художественных выставках.

В Москве, в Международном славянском фонде письменности и культуры проходит относительно небольшая, по крайней мере для меня, выставка: порядка 80 картин. Здесь в основном представлены пейзажи, поскольку это мой любимый и доминирующий жанр. Вообще, я считаю, что пейзаж – это истинное состояние души человека, тем более художника. Если художник хочет самовыразиться, и вы хотите познать его сущность, его истинную глубину, его развитие, интеллект и душу, то посмотрите его пейзажи. Потому что именно в пейзажах открывается весь человек. Там сложно притвориться, сложно спрятаться за какую-то политику, исторический жанр, умение или неумение писать, выявляется вся подноготная человека.

Выставка проходит в трех залах. Наше искусство коренное: оно напрямую связано с религиозным мироощущением, поэтому мне в своих работах всегда хотелось отразить – непреднамеренно, это получается само – русскую душу. Не люблю пафосные слова, но все, что я делаю, делаю с любовью к моей стране, моей земле, к этим маленьким речкам. Такие небольшие речки – 5-6 метров шириной, их очень много, они как кровеносная система нашей страны. Куда-нибудь едешь, и вдруг такая речка изгибом из-за косогорка или на опушке леса. Меня это очень умиляет, радует.

За мной – одна из программных работ. Это тема уходящей России, которая возникла, когда я еще был студентом Академии живописи, ваяния, зодчества. Много переживал, много читал об ушедшей России, почему исчезло все это великое. Как так получилось?

В городе Тутаеве – это нынешнее неправильное название города Романова-Борисоглебска, – расположенном на двух сторонах Волги, на левом берегу есть такая небольшая деревянная усадебка, на ту пору подзаброшенная. И на каждом холме – храмы. Такое удивительное сочетание – храмы и холмы. Просто потрясающее место.

Эта ностальгическая тема навеяна Буниным – «Окаянные дни», – дворянской усадьбой Тургенева. Это что-то ностальгическое на сломе эпох конца XIX – начала XX века, 1917 год. Диагональная композиция, куда попадают и храм, и надломленное дерево, – все немного щемяще-ностальгическое, которое говорит о том, что это ушло, и, может быть, безвозвратно. Потому что ушла культура, в которой был и уклад жизни в виде храма, и уклад религиозного сознания. Была природа, совершенно гармоничная с человеком... Думаю, таких ностальгических усадеб очень много...

Эта картина называется «Русская Венеция», тоже одна из программных. За основу я взял храм Преображения Господня, церковь Спаса из села Вёжи. Если мы вспомним некрасовское «Дед Мазай и зайцы», это как раз те места, где Некрасов любил охотиться: деревни Шуды, Мисково, речка Андоба. И в частности, в заливе на Волге, где сейчас зона затопления Костромского водохранилища, стояла церковь на дубовых сваях. Потому что для пойменных рек характерно, что весной они разливаются, и на заливных лугах потом растет сочная-сочная трава для коровок. Молочко у них было очень хорошее. Сегодня все это затоплено: тишь-гладь, болотная благодать. И, к сожалению, наше сельское хозяйство ушло с этими заливами. Дома и баньки, которые еще сохранились в Музее деревянного зодчества в Костроме.

Церковь Спаса, к сожалению, в 2002 году сгорела в экспозиции на территории Ипатьевского монастыря – поразительный факт. Церковь была уникальная, ничего не стоит восстановить ее заново: есть чертежи. Она была визитной карточкой Костромы, и, к сожалению, она утеряна. Это образ русской Венеции. В свое время бывал в Венеции, и это сочетание архитектуры и воды, это пространство между небом и водой, плывущие таинственные отражения – что-то навеяло и этот мотив, только на нашей русской теме.

Эти сваи, где привязывают лодки, березки, хрупкая начинающаяся весна. И над таким кажущимся серо-печальным состоянием, хотя я назову его воздушно-пространственным, где-то высоко-высоко открывается маленький кусочек голубого неба. То есть фактически все устремление храма и взгляда зрителя направлено вверх. Композиционно картина построена таким образом, что слева и справа движение идет вверх, где прорыв неба – Божья благодать, если говорить высокопарно.

Всегда очень сложно и очень важно найти язык неба. Потому что небо – это говорящее пространство, и художник должен быть очень внимателен, когда компонует картину, где очень много неба. Небо должно говорить о том, что художник задумал, дополнять этот смысл. В данный момент колорит неба, воды соответствует замыслу некоторой грусти, печали и в то же время надежды на благодать, на будущее. Вот это понятие между небом и водой, как между небом и землей.

Несколько похожий лейтмотив в другой картине: это город Судиславль, тоже в Костромской области, просто выдающийся храм, который отовсюду видно. У него тоже очень высокая колокольня. У нас на Руси вообще очень много высоких колоколен. В Ивановской области просто потрясающая колокольня Михаила Архангела, ее голубую маковку видно издалека.

Судиславль – город на развилке между Галичским направлением и дорогой на Вятку. Здесь течет речка Корба – малюсенькая речка, буквально метра четыре. Но по весне разливы бывают колоссальные, и думаю, что эта стихия многих художников не оставляет равнодушными. Конечно, для многих это бедствие, когда едва не уносит хаты с лодками и огородами. Но в классическом живописном качестве это интересно.

Здесь представлена картина «Тропарь Воскресения Христова». Это интерьер старообрядческого храма в селе Стрельниково. Здесь есть икона Воскресения Христова, Спаса, горят лампадки, лежат литургические тексты, четки, которые называются лестовка. Весь замысел эфемерный, основанный на мелких деталях и в то же время общем единстве молитвы. Молитвы как бы поднимаются снизу, от книжного разворота через лестовку, поднимаются кверху уже через лампадку к Воскресению. То есть движение идет снизу вверх.

Художник ведет зрителя разными способами. Либо это динамика линий, горизонтальных, вертикальных, ритмами. Либо цветом: яркие цвета имеют развитие, от какого-то цветового узла идет развитие, ведущее зрителя смысловым образом дальше, по полотну картины. Либо светотональная – это сочетание больших и малых масс, пространства. Удачная картина та, где все это сочетается. Иногда это бывает подспудно, иногда очень преднамеренно, тем не менее задача искусства, чтобы оно было и грамотно выстроено, и имело живое чувство, живое качество.

Картина, которая называется «Макушка лета». Я очень люблю словесность – прозу, поэзию, и художник должен стремиться уже в названии задать тему, немножко расшифровать свой замысел. «Макушка лета» – образ июля, апогея, когда все уже созрело, полнота, полнокровность жизни. Земля произрастила и пшеницу, и овес – вот он такой молочно-зеленоватый, и скошено сено для коровок. Здесь и великий иван-чай – наш настоящий чай, который сегодня люди, слава Богу, опять начинают пить, маленькие березки, сосенки... Такая наполненность бытия, полнокровная Божественная благодать – именно это я хотел воплотить. И как макушка этого маленького облачка там, в вышине... По композиции картина может строиться как треугольная: апогей всего – это маленькое парящее облако. Вдалеке деревенька: один храм, второй, то есть на горизонте в России всегда виднелись такие колоколенки.

Конечно, художественных секретов я вам не скажу. Но, если говорить всерьез, живописное полотно должно иметь разную степень нагрузки. Что это такое? Масляная краска может наноситься жидко, кроющим, полукроющим, густым мазком. Она может наноситься кистью, различными материалами, вплоть до пальца, и мастихином. И хороша та картина, в которой умело и пропорционально использована разная степень нагрузки краски, красочного слоя. Обычно я считаю, что небо и вода вообще должны быть без нагрузки, без жирного письма, без густых мазков, потому что это воздушное пространство настолько эфемерно, что не имеет плоти. Потому что красочным слоем можно изобразить плоть, именно такую объемность. Объемность допустима на земле, на листве, то есть на тех предметах, которые в своей структуре имеют рыхлое состояние. В частности, на этой картине – сено. Сено – это уже не трава, оно уже подвялено и имеет характерный запах и цвет – такой серебристо-пепельный. Здесь также использованы от подмалевочного красочного слоя все степени до густого пастозного нанесения. И к этому еще лессировка.

Лессировка – это когда по высохшей краске наносится более жидкий слой, и он создает поверхность слюды, пленки. Если все видели прозрачные стеклышки, то по сути это кремний, окрашенный в цвет. Здесь то же самое. Если основу, красочный слой белил, покрыть прозрачными красками – марса коричневая, сиена натуральная, краплак, раньше были лаки-гарансы, то основа начинает светиться, получается эффект линзы. Эту технику очень любил Рембрандт.

Так что эта картина – картина света, картина радости, что очень редко бывает в моей живописи.

Я люблю погоду более спокойную, более нейтральную. Образчиком этого может, в частности, служить сюжет «Ростов Великий». Мы с моим другом стояли на валах, там и писали. Эта картина синатурная, написанная за один сеанс. Сеанс у меня идет от пяти до шести часов, за это время погода меняется по несколько раз, но надо держать в голове и на холсте выбранное состояние и не метаться за изменяющейся природой – меняющимися облаками, тенями; особенно это важно на поверхности неба.

Картина, как я говорил, была написана на валах. Это был конец зимы, дул сильный боковой ветер, с мелкой крошкой, переходящей в дождь, поэтому где-то можно даже увидеть следы дождя. Потому что, когда холст немного намокает, масляная краска не него не ложится: масло не прилипает к воде. И вот это натуральное осталось в такой сложной-сложной текстуре, которую не нанесешь обычным мазком кисти – ни торцевым, ни флейцевым, ни ребром кисти. Можно сравнить ее с монотипией: работа написана фактически одной-двумя кисточками. Как-то на одном дыхании, довольно быстро. Хотя холст размером метр двадцать писать на натуре сложно: большая парусность, ну и вообще большие вещи писать на натуре сложно.

Внизу – картина с Плесом. В Плесе у меня есть домик, я там часто бываю. Плес хорош в любое время года. Эта картина называется «На Покрова»: ожидание первого снега, дорожка, которая идет в воздухе, первые полетевшие листья. Некий минор, но минор, не переходящий в трагизм, уныние, пессимизм, – такая светлая русская печаль.

Построение композиции здесь диагональное, горизонтальное, треугольник, как я уже говорил, распределение смысловых центров: домик, это небо. В данном случае движение идет справа налево и замыкается в уголочке, где есть храм – Варваринская церковь, домики, Волга, дальний левый берег, – сюда обращена кульминация зрительского внимания. Художник всегда ведет зрителя, ведет не преднамеренно, а так получается, что картина должна быть выстроена к смысловому центру.

Картина «Рождество». Писал я ее в 2007 году. Это Ипатьевская слобода. Это очень родные мне места, потому что здесь находится мой дом, который я построил буквально десять лет назад. Место уникально тем, что это сердце Костромы. Оно находится на слиянии рек Костромки, Костромы и реки Волги. На таком острове расположен Ипатьевский монастырь. Все знают его как место избрания на царство первого царя династии Романовых – Михаила, 27 марта 1613 года.

Этот комплекс Ипатьевской слободы очень интересен. Я писал с моста – это автопешеходный мост через Костромку. Был ветер, мороз. Холст тоже приличный – метр сорок; еще раз скажу, что для натуры это довольно большой размер. Но именно хотелось написать все вживую, без явных терзаний в мастерской, но с радостью с натуры. Потому что я всегда пишу с натуры. Предпочитаю никогда не пользоваться фотографиями, какими-то различными эпидиаскопами, потому что считаю, что это значит обкрадывать себя. Самое приятное – это испить, как пчела собирает пыльцу, как бабочка пьет нектар с цветка, взять самое ценное из природы – это писать с натуры. Это ничем не заменишь.

Писал с натуры и в ветер, и в мороз, но это все вторично, к этому надо всегда быть готовым. И солнце то выходило, то пропадало, было в такой пепельной дымке, такие перышки слегка.

Комплекс Ипатьевского монастыря включает в себя собор Пресвятой Богородицы, которому без малого 500 лет. Это уникальный храм – восьмерик на восьмерике, привезенный сюда из Галичского района, из села Холуп. Это уникальный храм – пятикупольный с лемехом. Храм Иоанна Богослова – один из самых крупных кладбищенских храмов. Рядом с кладбищем находится погост. Башни, стены. Я немного участвовал в восстановлении этого комплекса. И домики, домики, домики... Зима. Состояние радости в этих играющих дымках, золотящихся на контражуре против солнца. Такая зимняя сказка, зимняя радость, то, чего в жизни, может быть, нам не хватает. Летом нам хочется зимы, а зимой лета – это обычная история в нашей жизни.

Картина «Русские березы». В моих названиях очень часто присутствуют слова «русский», «русская», «русское»: я ищу ключ к пониманию России, Руси, Святой Руси. То есть это не просто термин «русский». В данном случае это несколько возрастов березы: от молодой березки с лоснящейся, молочной, розоватой кожицей, я бы даже сказал, тельцем, до березок уже подросших и старых. От мороза кора часто лопается, получаются такие наросты. Где-то кора замшелая, где-то бело-коричневая, пепельно-серая, то есть эта сложная структура коры. Меня привлекало это разнообразие поверхности березы.

Художник должен создавать художественный образ. Художественный образ – это задача искусства. В данной ситуации в этой картине воплощен образ русских берез. Надеюсь, что мы вместе, потому что русский человек – это не только тот, кто русский по национальности, русский – это всякий, кто любит Россию.

Русский человек и русский художник – соделатели Святой Руси, потому что и художнику нужен зритель, и зрителю, я надеюсь, нужны художники. Как бы ни менялись интернет- и телекоммуникационные технологии, как бы ни спешил мир в постижении непонятно чего, человек остается человеком, в нем живы воспоминания его детства, его радости, грусти, печали. И вся эта гамма чувств, настроений разлита в нашей русской природе. И когда я пишу это, что мы «едино исповемы» – едины в нашем понимании Святой Руси, ее сохранения, приумножения, ее большого величия. Поэтому всегда хочется сказать: слава великой Руси! Слава Святой Руси! И надеюсь, что в своем творчестве я хоть в малой степени единодушен с вами. Дай Бог всем вам здоровья. Спаси Христос!

Записала Юлия Подзолова