Аудио |
|
Скачать .mp3 |
– Пятнадцатого февраля исполнилось ровно тридцать лет со дня полного вывода советских войск из Афганистана. По случаю этой годовщины и в преддверии Дня защитника Отечества к нам в гости пришел Герой Советского Союза, полковник, ныне монах Киприан (Бурков).
Инок Киприан, в миру Валерий Анатольевич Бурков, – Герой Советского Союза. Родился в 1957 году в городе Шадринск Курганской области. После школы окончил Челябинское высшее военное авиационное училище штурманов. Валерий Бурков участвовал в боевых действиях в Афганистане в качестве передового авианаводчика. В апреле 1984 года в ходе боевой операции был тяжело ранен – подорвался на мине-растяжке, потерял обе ноги. После тяжелейшего ранения Валерий Анатольевич научился заново ходить и вернулся в строй.
В 1988 году окончил Военно-воздушную академию им. Гагарина, продолжил службу в главном штабе ВВС, впоследствии получил звание полковника. В 1991 был назначен советником президента РСФСР по делам инвалидов. В том же году ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В 1992 году был назначен советником президента РФ по вопросам социальной защиты лиц с ограниченными возможностями здоровья. Валерию Буркову принадлежит идея о провозглашении Международного дня инвалидов, который отмечается ежегодно 3 декабря с 1992 года. В девяностые и двухтысячные годы Валерий Анатольевич вел активную социально-политическую деятельность, был депутатом, также занимался бизнесом. В 2016 году принял монашеский постриг с именем Киприан.
– Отец Киприан, монах со звездой Героя на груди – это явление, на мой взгляд, достаточно редкое. С одной стороны. Но если вспомнить того же воина Пересвета (ведь он же и воин, и монах), получается, Вы своим примером несете определенную миссию.
– Монахи всегда были воины. Всегда монастыри были крепостями сопротивления всякого рода захватчикам (если мы знаем историю).
– То есть это и духовный воин, и в прямом смысле слова воин.
– Конечно, монах в целом воин и на духовном фронте, и, если потребуется, и на поле брани. Таким был Пересвет – мы это тоже из истории знаем хорошо. Потому что побеждают на войне сильные духом. Но не так важно, удостоен человек звания Героя Советского Союза или нет, героев в истинном смысле этого слова гораздо больше. И могу сказать, что эта награда высокая (это была высшая степень отличия в Советском Союзе), но я ее не считаю своей личной наградой – она принадлежит всем нашим авиационным наводчикам, всем тем, кто воевал в Афганистане...
– И ведь Вы сами выбрали этот путь, по собственному желанию отправились в Афганистан.
– Да.
– Что Вас сподвигло на этот шаг?
– Во-первых, отец мне предложил поехать в Афганистан в 1981 году; он добровольно написал рапорт и позвонил мне, спросил, не желаю ли я вместе с ним на юг. Я сказал: «Конечно, желаю». Почему я так сказал? Ну, мы же воспитаны были в советское время как воины-интернационалисты. И, конечно, искренне хотели помочь братскому афганскому народу. Просто не сложилось поехать вместе в один год, потому что я заболел туберкулезом и вместо Афганистана попал на больничную койку. А потом, когда уже должен был выехать в Афганистан, погиб отец. И когда я вернулся с похорон, мне запретили поездку туда.
– Вас не остановило даже то, что Афганистан забрал отца?
– Если первоначально был мотив помочь братскому афганскому народу, то когда я выгружал труп своего отца с самолета и видел оцинкованный гроб, обитый досками, во мне возник вопрос… Во-первых, осознание, что Афганистан – это не шутки: эта помощь братскому афганскому народу может закончиться смертью, и она закончилась таковой для моего отца. Вопрос же возник такой: а оно того стоит? Все-таки не на своей территории, мы не защищаем свою Родину от нашествия врага. Да, помогаем братскому афганскому народу, но стоит ли жизнь за это отдать? Я и хотел это понять.
В письме своего отца, которое было написано за двенадцать дней до его гибели, в общем-то, был ответ на этот вопрос: ради чего он туда поехал. Там даже было описано, как он погибнет, – просто пророческие слова были: «Не жалей, мама, я не страдаю; и не трудная жизнь у меня – я горел, я горю и сгораю, но не будет стыда за меня». Он так и погиб – два экипажа остались живы, а он последним покидал сбитый вертолет. И когда, как ребята рассказывали, появился в боковом люке, в этот момент произошел взрыв – вертолет взорвался (попали, видимо, в боковые баки с горючкой). Естественно, керосин горящий, все это пламя перекинулось на него. Его взрывной волной выкинуло из вертолета, но пока подбежали, затушили… Только белая полоска осталась под портупеей.
Там были и другие слова, ради чего, за что он погиб: «За долю лучшую мусульманина-брата в бой шел, перевалы брал; и за совесть, а не за награды своей жизнью рисковал». То был ответ моего отца, но мне хотелось понять для себя – а для меня что ценности? Поэтому я и попросился, несмотря на то, что по здоровью (после туберкулеза) мне нельзя было категорически идти на боевые действия, потому что на боевых действиях получаешь все то, что запрещено с точки зрения медицины для человека, переболевшего туберкулезом. Даже поездка в такую страну запрещена в течение трех лет. Но, слава Богу, мне как-то удалось уговорить врачей; в общем, они не препятствовали. А в Афганистане просто об этом никто не знал; да там и не до того было, чтобы расспрашивать, можно или нельзя. Я пришел на командный пункт, доложился, что прибыл. Меня спрашивает начальник КПП полковник Иванов: «Ну, куда тебя?» Я говорю: «В авиационные наводчики». – «Ну да, не нам же, старикам, по горам лазить». Так я попал в наводчики, и слава Богу. Я этому очень рад, несмотря на свое ранение, потому что именно Афганистан мне помог обрести для себя настоящие ценности, которые потом помогли пройти все искушения властью и бизнесом и, как говорится, не испортиться.
– В Афганистане произошло событие, которое перевернуло Вашу жизнь, – Вы потеряли обе ноги. Можете рассказать об этом?
– Это была Панджшерская операция 1984 года; с пехотным полком мы брали гору Хаваугар, 3300 метров. Нам важно было перерезать пути отступления противника с тыла. Мы брали его с двух сторон: снизу разведрота (вот я с ней как раз и пошел), а основные силы ударили вдоль хребта. Взяли эту высоту очень хорошо, авиация работала; до этого был авиационный удар самолетами, бомбовый удар. Когда мы на нее забрались, я увидел грот – в камнях, узкий маленький вход. Подойдя к нему, увидел, что стоит пулемет душака; крупнокалиберные патроны, гранаты, бумаги какие-то валяются... Я решил залезть в этот грот, вытащить эти документы. Я был с опытом, посмотрел, не заминировано ли… В принципе, не могло быть заминировано, потому что мы ударили так быстро и хорошо, что противник не мог просто заминировать местность. Обычно если минирование идет, то какая-то площадь покрывается минами, тем более когда мы их выбили, еще стрельба даже шла – вдогонку духов палили. Когда вылез, поднял руки вместе с этими гранатами, патронами, говорю: «Вот, мужики, трофеи наши». Положил на землю, сделал шаг – и раздался взрыв. Я даже сначала подумал, что кто-то другой подорвался – звук с правой стороны раздался. Но сразу в глазах темно стало, и первая пронзившая мысль: проклятие, сон в руку.
– То есть Вы не потеряли сознание?
– Нет, я был в сознании, просто все потемнело. Понятно: динамический взрыв, контузия; естественно, в глазах потемнело на какое-то мгновение. А сон мне действительно перед Афганистаном приснился, что я правой ногой наступил на мину, что подорвался. И я видел себя в этом сне без обеих ног, на протезах, в звании майора, хотя был ранен капитаном, в парадной форме. Это говорило о некоем будущем: что я буду майором, буду военным, то есть не буду комиссован.
– И Вы прямо в тот момент вспомнили этот сон?
– Это не просто сон; мысль пронзила – то есть мгновенно все вспомнилось. Ощущение падения по часовой стрелке, удар о камни, онемение полностью – я думал, зубы выбило, у меня торчали клочки кожи в разные стороны с мясом, нос задело… Ювелирно прошел осколок, кость не задел, только порвал... Правая рука не работала сразу, смотрю – кисть висит; дырка была приличная. Ног не видел. Там вообще острая очень вершинка была, и мне еще просто повезло: меня взрывной волной отбросило вдоль; если бы немножко в сторону, то я бы в пропасть улетел и уж точно живым не остался. Меня бросило в сторону пропасти, но не до конца. И ноги туда, в сторону пропасти, через камень перевалились, поэтому я их не видел сначала.
У нас такой закон: если кто-то подорвался на мине, то все остаются на своих местах, только ближайший оказывает помощь. Потому что местность может быть заминирована. И первую помощь мне оказывал солдатик, который был рядом. Это удивительно, конечно, но он за меня переживал больше, чем я. Я лежал. Конечно, кряхтел и все причитал: «Мамочка, бедная моя мамочка, как она выдержит? Недавно отец погиб, теперь я без ног остался». Мина, кстати, была самодельная, гвоздями начиненная и вообще единственная на этой высоте. Видимо, когда убегали, просто под камень сунули, больше ни одной мины не было. Осколки пошли все в левую ногу, ее раздробило просто в месиво. Это не нога была, а месиво, которое непонятно на чем висело, фактически так было до колена. Мне боец говорит: правую оторвало, левая раздроблена. У меня такая мысль: ну ничего, левую склеят... Но потом я ее увидел, и боли она доставляла гораздо больше, чем правая оторванная. А в правой ноге такое ощущение, как будто в тиски зажали… Вот такая была боль, холодная….
– Чудовищная.
– Левая больше болела, она как раз ныла, очень сильно ныла, и это перебивало даже боль правой ноги. И вот боец, который мне оказывал помощь, подбежал, а я про маму все: как же она выдержит это все… И он: «Товарищ капитан, потерпите, я сейчас…» А ему сказали: порви антенну. У меня под ремешком была закреплена антенна – ее на жгут (потому что больше ничего не было). Не было ни укола какого-то обезболивающего, ничего, даже бинта не было как такового, хотя обычно таскаешь в прикладе бинт обязательно. И у бойца не было. И вот он на моих глазах от этого ремешка оторвал антенну голыми руками. Я до сих пор не понимаю, как это возможно: она же заклепана. Потом он ее на три части разорвал – наложил на правую, на левую ноги, потянулся к руке… И знаете, удивительно, я ему сказал: на левую руку не надо. И врач мне потом сказал: если бы наложили жгут – пришлось бы руку точно отнять. Осколок ударил по артерии, и тромбоз образовался, поэтому у меня рука сразу висела – кровь не поступала. И когда меня доставили уже в госпиталь, рука правая уже вообще не работала (причем меня не в ближайший госпиталь повезли, и даже не в кабульский, а в медсанбат 103-й десантной дивизии под Кабулом; нашли лучшего хирурга в Афганистане, чтобы меня спасти). И как говорил врач Владимир Кузьмич Николенко – великолепнейший человек и просто врач золотые руки, по всем законам медицинской науки я не должен был жить.
– Несмотря на это тяжелейшее ранение, у Вас даже мысли не было покидать строй, Вы вернулись в профессию.
– Конечно, я хотел летать, хотел служить, тем более пройдя Афганистан. Было над чем, как говорится, поработать и послужить еще Родине своей. И мне помог, конечно, образ Алексея Маресьева. В ходе операции я побывал в клинической смерти трижды. Об этом я, правда, потом узнал, спустя три года. Но такой опыт посмертной жизни я прошел, и о том, что такая жизнь есть – жизнь после смерти, я знаю не по книжкам, не понаслышке, а на своем личном опыте. Когда я очнулся после операции, увидел себя: я под простыночкой лежал, правая рука в гипсе, раскинул левой рукой простынку, смотрю – остатки ног в гипсе… И вот, знаете, это момент «Ч». То есть в данный момент должно было в голове что-то сработать. И это два варианта. Один: все пропало. «Все пропало – гипс снимают, клиент уезжает», как в известном фильме. То есть все: летной работы не видать, увольнение из армии; и как жить без ног, как жениться? (Я был холостяк в то время.)
– Но Вы не упали духом.
– Можно было бы пожалеть себя. А другой вариант – это тот, который произошел со мной.
– Который Вы выбрали.
– Понимаете, тут даже не то чтобы я выбрал… Я даже не выбирал, это как-то по-другому. Просто в тот момент, в момент этого времени «Ч», у меня в голове произошло следующее: как икона явился образ Алексея Маресьева (в моем уме прямо стоит передо мной). Я на него смотрю, вижу его в летной форме, и у меня идут такие мысли в голове: он летчик, и я летчик; он советский человек, и я советский человек. А чем я хуже его? Если он смог, значит, и я смогу. И, вы знаете, в этот момент я левой рукой так махнул: да ерунда, новые ноги сделают – и все. И больше в моей жизни никогда не было даже малейшей мысли, как я буду, бедненький, несчастненький, без ног… Была абсолютная уверенность, что я встану на ноги, останусь в боевом строю, буду летать, прыгать с парашютом. Так и случилось: тринадцать лет я еще потом прослужил в армии.
– Отец Киприан, Вы вспомнили о том, как Вы и миллионы таких же мальчишек, солдат, берегли сердца своих матерей, не сообщая им о том, что на самом деле происходит там, в Афганистане. Я знаю, что у Вас есть песня, посвященная матери. Могли бы Вы нам ее исполнить?
– Мы из Афганистана, конечно, не писали своим матерям на самом деле, чем мы там занимаемся. Мой друг Саша Левко писал: «Мама, мы тут живем как на курорте, покупаем бананы, мандарины, апельсины, ходим на базар, загораем под солнышком, так что не переживай». А мама ему писала: «Дорогой сыночек, ты бы не ходил на базар, не покупал апельсины и бананы, они могут быть отравлены». Саша брался за голову, говорит: «Ребята, я не знаю, что еще сочинять маме, – обо всем волнуется». Я тоже маме писал, что по туберкулезу мне нельзя ходить на боевые, что я играю в ансамбле, что нам предложили с концертами съездить по гарнизонам Афганистана. Мама мне пишет: «Дорогой сыночек, ты бы уж не ездил по гарнизонам Афганистана с концертами. Это так опасно!» Это я уже лежал в реанимации. И вот знали бы наши мамы, с какими концертами по каким гарнизонам мы ездим, они бы с ума сошли. Поэтому я всегда прошу, когда встречаюсь с молодежью, с ребятами: никогда не говорите правду своим матерям о ваших проблемах. Матерей надо беречь, а трудности надо самим преодолевать. Песня, которую я сейчас спою, называется «Прости, моя мама».
(Звучит песня «Прости, моя мама».)
Записала Елена Чурина
В новом выпуске музыкальной программы - встреча с певицей, автором песен, участницей популярных телевизионных проектов, матушкой Людмилой Кононовой. Она поделится со зрителями интересными рассказами о приходе к Богу и появлении творчества в жизни. Кроме того, матушка исполнит в студии несколько своих песен.
Православный телеканал «Союз» существует только на ваши пожертвования. Поддержите нас!
Пожертвовать
Прогноз погоды на 28 апреля 2024
Церковный календарь 27 апреля. Лазарева суббота. Икона Божией Матери Остробрамская (Виленская)
Евангелие 27 апреля. Иисус говорит ей: воскреснет брат твой
Читаем Апостол. 27 апреля 2024
День ангела. 27 апреля
Допустимо ли не причащаться, присутствуя на литургии?
— Сейчас допустимо, но в каждом конкретном случает это пастырский вопрос. Нужно понять, почему так происходит. В любом случае причастие должно быть, так или иначе, регулярным, …
Каков смысл тайных молитв, если прихожане их не слышат?
— Тайными молитвы, по всей видимости, стали в эпоху, когда люди стали причащаться очень редко. И поскольку люди полноценно не участвуют в Евхаристии, то духовенство посчитало …
Какой была подготовка к причастию у первых христиан?
— Трудно сказать. Конечно, эта подготовка не заключалась в вычитывании какого-то особого последования и, может быть, в трехдневном посте, как это принято сегодня. Вообще нужно сказать, …
Как полноценная трапеза переродилась в современный ритуал?
— Действительно, мы знаем, что Господь Сам преломлял хлеб и давал Своим ученикам. И первые христиане так же собирались вместе, делали приношения хлеба и вина, которые …
Мы не просим у вас милостыню. Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник.
Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы. Ведь сколько людей пока еще не просвещены Словом Божиим? А вместе мы можем сделать «Союз» жемчужиной среди всех других каналов. Чтобы даже просто переключая кнопки, даже не верующие люди, останавливались на нем и начинали смотреть и слушать: узнавать, что над нами всеми Бог!
Давайте вместе стремиться к этой — даже не мечте, а вполне достижимой цели. С Богом!