Читаем Добротолюбие. Выпуск от 8 июля

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать «Наставления» преподобного Марка Подвижника из первого тома «Добротолюбия» – «К тем, которые думают оправдаться делами». Сегодня мы начнем разговор о том, что сам Марк Подвижник назвал познанием вещей (так он это называет в 175-м абзаце).

В то время, в ту эпоху, в том контексте словоупотреблений, в котором пишет преподобный Марк, познание вещей – это познание сути явлений, событий, постижение Промысла Божьего в своей собственной жизни, в мире, в судьбах окружающих людей, постижение причин событий и понимание последствий тех или иных событий. Все то, что в очень древние эпохи называлось любомудрием, то есть, собственно, философией. Нынешняя философия – это несколько другое, но когда-то это все называлось так.

Вот это познание вещей, познание смыслов очень-очень давно потеряло ценность в мире, а с некоторого времени теряет ценность и в Церкви; мало кому по большому счету  интересно познание воли Божьей, размышление о том, к чему приведут те тенденции жизни, с которыми мы встречаемся, чем закончатся эти ошибки.  Это достаточно маргинальная позиция – познавать суть вещей, думать о бытии, понимать Промысл Божий; это неактуально, это не тренд.

В последнее время люди вообще не любят учиться в серьезном смысле этого слова, познавать, открывать что-то новое. И уж меньше всего они любят понимать, открывать мир самого себя, думать над собой, познавать себя – то, что было целью древней философии и, собственно, ставится целью для всякого мыслящего человека внутри Церкви (если понимать и помнить слова апостола Павла, сказанные апостолу Тимофею). Меньше всего люди думают о том, что составляет суть бытия, меньше всего учатся искать Промысла Божьего.

Но даже если и учатся, то учатся по книгам. По книгам человек постигает не суть вещей, не познание вещей дается ему в книге. В книге ему дается в лучшем случае какой-то посыл для размышления, некая интенция, а в худшем случае он просто знакомится с некоторым мнением того или иного человека о том, что является таким, а что – этаким, что является правильным, а что – неправильным. То есть в последнее время человек, даже желающий чему-либо научиться, столкнулся бы с набором мнений по тому или иному вопросу миробытия и бытия человека в мире и как этот человеческий путь в мире осуществляется. На самом деле это уже будет не познанием вещей, а ознакомление с мнением людей.

Подлинное познание вещей возможно, только когда человек обращается к Богу, Который есть причина и цель всякой вещи в бытии; когда человек обращается к Истине, вступает в отношения с Живой Воплощенной Истиной, с Тем, Кто есть Альфа и Омега всего сущего, ибо есть причина и цель.

Человек, который хочет познать суть вещей, по естественной логике должен обратиться к Тому, Кто этот мир сотворил; к Тому, Кто этот мир сотворил таким, чтобы наполнить его Собой, соединить с Собой, ибо цель существования мира – это бытие Бога во всем. Когда человек обращается к Богу, когда соединяется со Христом в Церкви и погружением в эту Христову жизнь, осуществлением своей жизни во Христе начинает посвящать все свое время, все свои усилия Богу, тогда он действительно начинает познавать вещи.

Только человек, стоящий на этом пути, познающий во Христе, в богообщении причины и цели вещей, понимающий пути Промысла Божьего в этом мире (не по книгам этому научившись, а через опыт жизни во Христе, через просвещение Святого Духа), в начальной Церкви и мог называться учителем. И Церковь признавала за ним дар учительства. Потому что, по мысли достаточно известной и совершенно ясной, которую озвучивает Христос, «никто… не может называться учителем, ибо один… Учитель – Христос». По мысли Церкви, только тот может учить, кто знает Бога во Христе; кто имеет на это особый дар Святого Духа, и призван к учительству. Именно об этом даре учительства и о таком познании вещей говорит преподобный Марк.

Сто семьдесят пятый абзац:

Познание вещей полезно бывает человеку во время искушения и уныния, а во время молитвы оно обыкновенно вредит.

Молитва (с точки зрения святых отцов) – это, разумеется, не чтение какого-либо молитвенного текста, а всегда общение во Святом Духе с Богом. В силу того что молитва есть общение с Богом, совершенно особый способ соединения с Богом, человеку естественным образом, само собой открывается то, что называется познанием вещей. То есть человек, просто молясь, думая только о молитве и наполняя все свое нынешнее существование только молитвенным предстоянием, помимо своей воли начинает постигать суть вещей, как минимум суть того, что происходит в его жизни, что было, что будет, какой во всем этом смысл, какое назначение, как жить дальше, как поступать. Но помимо этого совершенно независимо (я подчеркиваю это, потому что если это будет зависимо, то это будет уже совершенно не молитва) человек начинает понимать явления, происходящие в этом мире (церковные, мировые). Это некий бонус, некий довесок, некое органическое последствие подлинной молитвы. Человек начинает понимать, что такое Церковь, что такое литургия, каждое таинство, что там происходит. Ему открывается совершенно неведомая (и ни в одной книге не описанная) глубина жизни в Церкви, во Христе, в Боге, суть аскезы, суть молитвы, поста, покаяния, исповеди. Все это совершенно независимо от воли человека начинает человеку открываться.

Некоторых это пугает, некоторых радует. В те времена, в которые пишет преподобный Марк, к этому умели относиться трезво, просто хотя бы по той причине, что всегда были опытные духовники и наставники, которые знали, как к этому относиться. Собственно, опыт отношения к этому преподобный Марк здесь и озвучивает. Это, конечно, замечательно, когда все то, чем наполнена жизнь человека (церковная, аскетическая, духовная, христианская), становится человеку понятным, ясным. Он понимает, что делать, как делать, для чего все делается, каждой вещи обретается свое место, свой смысл, свое значение, все становится осмысленным, глубоким и одновременно ясным.

Но это по существу своему занимает рассудок человека, разумную часть человеческой души. А в молитвенное предстояние вовлекается человек весь целиком. Поэтому понимание всех этих вещей во всякое другое время (скажем, сидя в кресле перед камерой или размышляя на лавочке в лесу) может показаться нужным, замечательным, понятным и важным, но только не во время молитвы. Потому что по существу своему это побочное откровение понимания вещей, окружающих человека и наполняющих его жизнь, отвлекает от молитвы, мешает молитве. Потому что молитва имеет свои определенные законы, совершенно определенные условия для того, чтобы не прерваться, не провалиться, не прекратиться. А познание вещей отвлекает от того, для чего ты, собственно, молишься, от тех настроений, в которых ты пребываешь во время молитвы.

Даже если человек никогда не испытывал ничего подобного, просто поразмышляв, подумав над этим, он поймет, что это так. Если я, например, пришел к любимой девушке поговорить о любви, выразить свои чувства и вдруг, увлекшись, начинаю рассказывать о том, как устроен двигатель внутреннего сгорания, это, конечно, замечательно, но моему общению с девушкой это уже мешает. Если я прихожу к Богу плакать о своих грехах, то размышление, например, о природах, о бытии Христа отвлекает от покаянного настроения.

Еще раз повторю: это познание вещей замечательно. Особенно если человек действительно в церковном статусе учителя, признается Церковью как учитель и у него есть задача наставлять людей. Это все ему пригодится, конечно. Но во время молитвы это отвлекает.

Еще раз подчеркну и то, что познание вещей – это органический процесс, от воли человека не зависящий. Он просто ищет Бога, но, найдя Его, в Нем обретает познание вещей. Но нужно-то ему не познание вещей, а Бог, Его живое присутствие. И как бы ни ценил человек это познание вещей, оно отвлекает от главного – замутняет предстояние Богу. Поэтому преподобный Марк и говорит, что во время молитвы это обыкновенно (то есть обычно) вредит.

Совсем другое дело, когда у человека нет молитвы, нет молитвенного предстояния, а опыт познания вещей в нем остался. Тогда в минуты искушений, в минуты уныния, в минуты печали это познание становится востребованным, оно может пригодиться. Человек может отклонить даже очень сильное искушение, понимая, что на самом деле это просто искушение. Он как бы видит суть того, что за этим искушением стоит, он познал природу вещей. Его данный соблазн не замутняет, не прельщает, потому что он знает, что все это прелесть, наваждение, в этом нет ничего подлинного.

Человек может в силу разных, прежде всего духовных причин находиться в состоянии духовного оцепенения, и в этом состоянии к нему могут прийти даже очень сильные искушения. Но человек видит всю ложь, бессмысленность этих искушений. Не потому, что он их способен преодолеть, а потому, что понимает: на самом деле ничего подлинного в этом искушении нет, это просто пустой соблазн, трюк, иллюзия,  фокус, который грозит ему приятностью удовольствия, но готовит ужасы и муки богооставленности, муки совести и еще какие угодно проблемы. И хотя, быть может, человек в настоящее время ослаблен настолько, что не может сопротивляться искушению, не может его отразить, не может встрепенуться и подняться к Богу настолько, чтобы эти искушения вообще к нему не приходили, он в то же время достаточно трезв и мудр, чтобы этим искушениям не поддаваться.

Это тяжелое, тягостное состояние. Силуан Афонский говорит про такое состояние, что чувствуешь себя как свинья. И в течение нескольких дней ты можешь себя так чувствовать; не потому, что поддаешься соблазну, а потому, что он неотвязно присутствует в твоей жизни. Но сломить сопротивление твоего ума, понимающего всю ложность и суетность предлагаемого соблазна, этот соблазн не в состоянии. Сама эта сопротивляемость ума обусловлена тем, что во времена, когда была настоящая, глубокая, искренняя молитва, человек постигал суть вещей. И теперь он находится как бы над этим болотом искушений, видит всю их обманчивость и ложность. Ему по-прежнему тяжело, но по благодати Божией он силен не поддаваться искушениям.

Вот эту способность отцы называют трезвением, трезвостью, потому что на самом деле соблазн виден насквозь, он не может прельстить, потому что вся его суетность очевидна. Любая ложь воспринимается подвижником как ложь, он знает, что это ложь. Не потому, что он верит кому-то, что это ложь, он просто видит всю ее лживость, смрадность, ничтожество, поэтому у него достаточно сил, чтобы не поддаваться этому соблазну.

Так же и во времена уныния. По сути, это одинаковые процессы для такого человека, потому что именно во время уныния и постигают такие искушения. Действительно, в унынии человек сознает, что все его духовные усилия, все его труды, напряжение его воли, вся его любовь к Богу, какая бы она ни была, бессмысленны. Он не чувствует ни любви Божией, ни заботы Бога о себе, ни значимости собственных трудов перед Богом, ни значимости собственной молитвы. Это и является описанием его состояния уныния: «Все бессмысленно, бесполезно, бестолково, все равно ничего хорошего из того, что я служу Богу, не получится. Он меня не слышит, Он меня не любит, в рай мне все равно не попасть, поэтому все напрасно».

Это состояние для человека, пребывающего в унынии, совершенно естественно, понятно, он это чувствует реально. Но как бы выше этого квазиреального оценивания ситуации, в которой он живет, находится мысль: «Что бы мне ни казалось, все это не имеет никакого отношения к тому, что я должен делать. Я все равно буду молиться, я все равно буду ходить в храм, я все равно буду причащаться, я все равно буду любить Бога. Остальное просто не имеет никакого смысла и значения. Я все равно буду это делать».

Вот эта мысль, питающая человеческий ум во время уныния, тоже рождается в опыте познания вещей, которое приобретает человек в то время, когда молится Богу. Он знает (хотя в состоянии уныния этого и не чувствует), что Бог никогда никого не оставит, что ни один человек никогда не будет несправедливо по воле Божией отправлен в ад или в какие-то вечные муки. Он знает о том, что Господь не бывает нелицеприятным, немилосердным, что это просто немыслимые для Бога состояния. И все, что он чувствует сейчас, – это всего лишь его субъективные чувства к объективной реальности, к общению с Богом не имеющие никакого отношения. И этих мыслей, этого опыта, полученного в свое время в молитве перед лицом Бога, достаточно, чтобы, несмотря на самые страшные переживания состояния уныния, с ним справиться, ему не поддаться.

Церкви известны случаи, когда великие известные подвижники боролись с унынием на протяжении многих лет. Известно, что Иоанн Пророк, спостник Варсонофия Великого, боролся с унынием более двадцати лет. О многолетнем унынии в пределах более десяти лет известно из жития Иоанна Лествичника. То есть для среды, в которой жил преподобный Марк Подвижник, это некое само собой разумеющееся состояние. И о том, как это состояние преодолеть, он здесь тоже косвенно указывает.

Сто семьдесят шестой абзац:

Если ты получил жребий учить о Господе, а тебя не слушают, то мысленно о сем скорби, а явно не возмущайся тем. Такой ради скорби не будешь осужден наряду с тем, кто не внимает тебе, за возмущение же явное все тем же искушаем будешь.

Как мы уже говорили, под учителем подразумевается человек, который не физике или химии учит (и даже не «Закону Божьему» в воскресной школе), а тот, который учит человека мудрости, учит жить с Богом, учит премудрости постижения Промысла Божьего в мире. Тому, как гибнет, как спасается человек, как совершается духовная жизнь во Христе.

Такой человек часто сталкивается с ситуацией, когда его не слушают, когда против него протестуют, когда ему прекословят прямо в лицо. Часто это бывает (и многие священники это знают) даже во время исповеди, когда священник пытается научить человека тому, что для него является полезным, а человек протестует и возмущается, говорит, что батюшка ничего не понимает ни в жизни вообще, ни в жизни духовной и вообще неизвестно, христианин он или нет.

Вот такая очень резкая реакция человека на попытку ему помочь, научить просто коробит, возмущает учителя, возмущает священника своим прекословием, самоуверенностью, наглостью, грубым невежеством. И, конечно, это определенного рода провокация, на которую хочется ответить возмущением. Как сказали бы фарисеи: Во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? (Ин. 9, 34)  Преподобный Марк говорит, что так реагировать категорически нельзя, что на самом деле нужно молитвенно поскорбеть о человеке, который болен настолько, что не может выслушать никакого урока о путях спасения человека в мире. Нужно не возмущаться и не осуждать, а молитвенно поскорбеть.

Если человек, который учит другого, к этому неспособен, то, очевидно, он суетно учит другого жизни и мудрости Божией. Ибо, как мы знаем из посланий апостольских, мудрость Божья мирна; если она возмущается и негодует, она не от Бога, это не Божья мудрость. Поэтому если мы раздражаемся в ответ на чье-либо упрямство, это свидетельствует о нас самих, что мы напрасно называемся учителями; мы самозванцы, а вовсе не учителя Христовы; и никаких вещей мы не познали. Только смирение, только молитвенная кротость в ответ на прекословия и возмущения являются знаком того, что человек подлинно и несуетно занимает место учителя церковного.

Записала Инна Корепанова