Читаем Добротолюбие. Выпуск от 20 апреля

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Продолжаем читать «Наставления» преподобного Иоанна Кассиана. Напомню: мы остановились на двадцатом абзаце его «Слова».

Посему нам надобно вести брань с этими страстями так, чтобы всякий, открыв, какая страсть особенно вредит ему, против нее главно направлял и борьбу, употребляя всякое старание и заботу для наблюдения за нею и подавления ее, против нее направляя копья ежедневных постов, в нее бросая ежеминутно стрелы сердечных стенаний и воздыханий, и непрестанно проливая слезы в молитве к Богу о прекращении мятущей его брани. Ибо никто не может восторжествовать над какой-либо страстью, пока не убедится, что своим тщанием или трудом не может одержать победу над нею; хотя при том ему, чтоб очиститься от нее, и самому необходимо день и ночь пребывать во всяком труде и всякой заботе о том.

В прошлый раз, начав читать это «Слово», мы говорили, что современному человеку хочется такого совершенства, такого безгрешного существования достичь быстро, сразу и навсегда. И мы говорили, что в целом это желание вполне понятно, но оно плохое, так как, в сущности, вызвано нехорошим, нетрезвым желанием человека стать равным Богу, достичь абсолютного совершенства и безгрешности, которые есть только у Бога. Я бы назвал это состояние желанием самодовольства – когда мне довольно для адекватного, нормального, совершенного бытия самого себя.

Как говорит Иоанн Кассиан, ты в лепешку расшибешься, пока не поймешь, что сам  ничего сделать не можешь, и чистота, добродетель, то есть те качества, которые ты хочешь получить, доступны тебе только по благодати Божьей. Ты употребляешь все усилия, но достичь чистоты, целомудрия, воздержания, любви, радости, мира, долготерпения можешь только по благодати Божьей, все свои силы употребив на стяжание этой благодати, но не сам. Смысл благодати – всегда веровать и исповедовать: то, что ты сейчас имеешь, есть действие благодати.

С этой точки зрения никогда ни один человек не сможет сказать, что он равный Богу или что он столь же безгрешен, как и Бог, так как понимает: он и безгрешен (если бы это было на самом деле возможно) только потому, что Бог защитил его от всякого греха. А это глубочайшее, совершеннейшее, непостижимейшее смирение, и достижение этого смирения возможно только так: каждый раз, всем сердцем стараясь не грешить, ты вновь и вновь грешишь, пока не поймешь, что это и есть собственно ты сам. Это не грязь, которую ты стараешься очистить, не желтизна, которую пытаешься вывести хлоркой. Это ты сам и есть, ты не Бог, ты – тварь, творение и быть богом можешь только тогда, когда все без остатка в тебе самом отдано Богу. И Бог вселился в тебя, ходит в тебе, живет в тебе, дышит, когда ты и Он одно неразрывное целое, то есть твоей воли у тебя нет, вернее она всецело, абсолютно совпадает с волей Божьей, а Его воля совершенно и абсолютно совпадает с твоей.

Состояние полного смирения, как и полного обожения и абсолютной безгрешности, стяжается на путях, когда вновь и вновь познаем, что без Бога мы грешная земля, прах и пепел, без Бога мы ничего сделать не можем, дышать по большому счету не можем. Дышим – «слава Тебе, Боже, Ты меня еще не оставил», думаем – «дважды слава Тебе, Боже, Ты еще со мной». Если мы при этом еще и думаем, не превозносясь, не осуждая, смиренно, то надо плакать, благодаря Бога за то, что Он призрел на наше смирение и дал нам возможность быть с Ним, дышать с Ним, любить с Ним, смиряться с Ним, не превозноситься с Ним. Потому что если бы не Его присутствие, мы бы судили, превозносились, а если бы восстали против Бога еще дальше и больше, то и дышать бы перестали, потому что Он дыхание каждого человека.

Такое самодовольство не то что крайне нехристианское – это крайне нечеловеческое чувство, это почти бесовское ощущение, удачно замимикрированное под некоторые естественные человеческие движения. Но по существу своему это гордыня бесовская. И вот когда человек это поймет, когда он поймет, что на самом деле он кругом не прав перед Богом и без Бога ничего делать не может, но при этом ощутит себя не только постоянным должником Бога, но и любимым Богом, тогда наступит мир и нормальная жизнь, просто жизнь с Богом.

Но такое понимание есть итог определенных человеческих усилий, определенного подвига, очень долгого терпения своих непотребств, неспособность самому победить грех. Кривизна испорченности человека такова, что он думает: он будет любим Богом, если сделает то-то и то-то. И мысль о том, что он любим Богом уже сейчас, вызывает у него ступор: «А тогда зачем я буду что-то делать? Если Он меня и так любит в моем грехе, тогда мне больше ничего не надо».

Нет, надо. Потому что проблема не в том, что Бог любит тебя. Проблема в том, чтобы любить Бога. Грех нас выгнал из рая в юдоль плача. Не Его любовь или нелюбовь, Он так же любил Адама до падения, как любит его после падения, ничего в Нем не изменилось. Изменилось в Адаме. И спасение не в том, что Бог нас любит, а в том, чтобы нам в ответ на Его любовь возлюбить Его. А этому и мешает постоянное сравнивание себя в глазах Божественной любви с тем, достоин ее человек или нет.

Никто никогда не будет достоин Божественной любви просто потому, что это никак на нее не влияет. Он любит нас не потому, что мы достойны или нет. Он любит нас потому, что мы люди, просто люди, Его творение, Он любит нас как Своих сынов и детей. Но чтобы спастись, нужно возлюбить Его как Бога и Отца, научиться любить. А чтобы научиться любить, надо перестать думать о том, как Он относится к моим качествам, надо просто перестать это замечать, надо перестать оглядываться на себя, хороший я сейчас или нет, доволен мной Бог или нет. Он ангелами недоволен, по слову Иова. Дело не в том, доволен Он или нет, а в том, люблю я Его или нет. Я это делаю потому, что Он этого хочет. Я хочу, чтобы было так, как Он хочет, чтобы была Его воля. Угождение Ему состоит в том, чтобы сделать то, что Он от меня хочет, быть послушным Ему, а не делать вид, что я послушный.

В притче о блудном сыне один из сыновей делал вид, что послушен, а в груди весь был измучен тем, что должен делать этот вид. Блудный сын никакого вида делать не должен, он знает, кто он такой. Но он пришел, чтобы быть послушным, и потому был найден Богом и улучил спасение. Речь не о том, чтобы делать вид, ибо Бога нельзя обмануть, а в том, чтобы действительно от сердца возжелать послушание, делать то, что Он хочет.

Но это же постоянный подвиг, это постоянная мысль о том, как исполнить Его волю. Это трудно. Гораздо проще сказать: «Господи, очисти меня от грехов!» – и все. Ну, очистит. И что? Воля-то твоя не исправлена, ты же Бога по-прежнему не любишь. А жизнь вечная в том, чтобы любить Его всем своим сердцем и творить волю Его во всем, ибо творить волю Его ты можешь только в том случае, если будешь любить Его всем сердцем. И борьба со страстями – это не просто попытка очистить свою душу от какой-то грязи, дескать, начну с подола очищать свой плащ или с воротника. Борьба со страстями есть большая и трудная работа по подчинению своей воли воле Бога. Это же моя воля, это я должен ее подчинить Богу, заставить себя сделать то, что Он ждет от меня, то, что Он требует от меня. Моя воля испорчена, но ее нужно как-то исправлять, чтобы она делала то, что угодно Богу. И в этом смысле я начинаю постепенно приучать волю к этому сначала в каких-то особо тяжелых вещах, а потом постепенно в более мелких вещах… Я должен быть готовым всегда, вечно, каждое мгновение своего бытия с радостью исполнять только одно-единственное – волю своего Бога. Это моя работа.

Понятно, что сразу всю свою волю вверить Богу я не могу. Страсти как раз этому мешают. Начинаю это делать постепенно. И есть какие-то определенные главные проблемы с моей волей, она особенно чем-то отравлена, особенно чем-то заражена. Я должен выделить свою главную страсть, главную болезнь своей воли, главную проблему и с нее начать, потому что это фундамент, который поможет мне выправить волю и во всех других отношениях.

Как правило, эти проблемы есть те семь страстей, которые указаны. Гордость мы можем убрать, потому что она по общему принципу корень всех страстей, бороться с ней сразу бесполезно, она настолько сильна, многогранна, многохарактерна и действует всегда и везде, что мы просто истратим все силы, борясь с ветряными мельницами. Нам нужно понять, как добраться до этой иглы в яйце, в которой власть Кощея над миром. Она не дается целиком. Сначала надо свалить дуб, потом раскрыть сундук, убить зайца, утку, рыбу… Этот многоуровневый процесс осуществляется прежде, чем мы доберемся до иглы, в которой, собственно, власть Кощея над миром и содержится. Все это происходит постепенно, но самое трудное – свалить дуб, достать сундук. Надо выбрать эту главную страсть, повалить ее – тогда процесс запустится сам собой, и уже будет легче.

Вот эти векторы зла, в которых растворяется моя воля: блуд, чревоугодие, сребролюбие, гнев, тщеславие и уныние. Как в этом во всем разобраться? Как выбрать главную страсть? Как мне понять, какая главная страсть меня мучает? Это страсть, которая способна, вспыхнув, вытеснять все другие страсти. Надо не смотреть, какая страсть меня мучает сейчас, а, вспоминая свою жизнь, понять, в каких случаях я забываю обо всем на свете, только бы удовлетворить какую-то страсть.

Например, блудная страсть. Очевидно, у среднестатистических молодого мужчины или девушки все естественно. Другого блудная страсть, очевидно, мучает, на чем, собственно, Интернет паразитирует. Так кажется. Но если человек стыдится показывать эту свою страсть, он ее скрывает. Он скрывает от всех, что денно и нощно сидит в Интернете и смотрит там развратные картинки, скрывает, что ему очень нравится эта девушка в определенном смысле, но он не решается к ней подойти, боясь отказа. Вроде очевидно, он мечтает и думает об удовлетворении страсти, он двадцать четыре часа думает об удовлетворении своей похоти в разных ее формах, но внешне это никак не проявляется. И если он стыдится выразить свои желания  сверстникам, друзьям или девушке, которая ему нравится, то не блудная страсть определяет его жизнь. Нет. Он тщеславен. На самом деле больше всего ему важно мнение людей о нем.

И в данном случае, если бы мы стали копать внутрь этого человека, мы бы увидели, что блудность есть всего лишь производная от его тщеславия. Он когда-то был очень хорошим мальчиком, очень хорошим, очень приличным, любящим похвалу, любящим нравиться. Но пришла пора, когда то, почему он нравился, исчезло, те люди, от которых он получал похвалу, ушли в сторону. За то, что он получает пятерки и такой умненький, давно никто не хвалит. Ему не хватает этой похвалы, он страдает от ее отсутствия, но ничего другого делать не может. И вот желание похвалы, стремление произвести впечатление начинают разъедать, он не может удовлетворить свою страсть. В этот момент он неожиданно начинает страдать другими зависимостями: чревоугодием, или блудом, или еще чем-то мерзким, отвратительным – чтобы он понял, что вовсе  никакой не хороший мальчик, а самый обыкновенный, что он из-за этой своей многолетней страсти трусливый, слабый, малодушный; и много чего другого у него есть. Сама эта страсть помогает ему взглянуть на себя с другой стороны.

У человека может быть чревоугодие или блуд. Но если ему стыдно показать то, что у него есть, на самом деле он страдает тщеславием, и это является главной его страстью.

Таким образом, делая определенный  феноменологический анализ, мы можем понять, какая страсть определяет мое бытие, ради чего я готов забыть обо всем, что именно подавляет все остальные страсти. И мы увидим, какая страсть на самом деле является главной.

Одной из таких страстей, с которых начинает исследование мира страстей Иоанн Кассиан, является чревоугодие. Пятый раздел «Наставлений» начинается именно с борьбы со страстью чревоугодия. Очень много там абзацев, очень интересный это разговор, тем более в наше время эта страсть, как и блудность, действительно, быть может, развита более, чем в прежние времена. Индустрия вкуса, индустрия потребления пищи очень-очень развита.

Начнем разговор с двадцать шестого абзаца. За недостатком времени читать его не буду, пусть каждый сам прочитает. Там Иоанном Кассианом сказаны две очень глубокие мысли. Первое: насыщение чрева рождает блудную страсть, разжигает похоть. Это естественно, эта  связь очевидна. Другое дело, что семейный человек обычно этого не замечает, потому что законный способ удовлетворения страсти всегда при нем и он не видит здесь какой-то особой связи. Эту связь он начинает замечать только тогда, когда возникают такие обстоятельства  или ему приходит в голову повоздерживаться. Тогда он быстро понимает, что полное чрево и пища определенного рода и сорта приводят к разжжению плоти.

Вторая действительно очень важная и глубокая мысль: чрево оказывает очень важное воздействие на человеческий ум. Ум теряет подвижность, цветность, легкость и к молитве, и к размышлению, и к рассуждению, и к чтению. Почему? Вовсе не потому, что чрево как-то подавляет мозг. Наверно, это так, я не физиолог. Но вопрос в другом. Чрево – то, что нас примагничивает к низу, к долу, к животному миру, к миру инстинктов. А ум – то, что возводит нас вверх, то, что нас делает и может сделать подобными не только людям, но и духовным силам; это, собственно, духовное начало. Поэтому ум, думающий о чреве, ум, постоянно скитающийся в поисках получения наслаждения от чрева – вот что мешает молитве. Чуть только желудок сигнализирует о пустоте, ум начинает изобретать изысканные способы его насыщения. Такой ум, зависимый от чрева, не может молиться, понимать книги, он «долу скитающийся низко», а нужно так: горе имеем сердца.

Записала Инна Корепанова