Читаем Добротолюбие. Выпуск от 15 октября

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать «Наставления» преподобного Марка Подвижника о духовной жизни из первого тома «Добротолюбия». Обратим внимание на пятьдесят второй абзац.

Есть три вида благочестия: первый, чтобы не согрешить, второй – согрешивши, переносить приключающиеся скорби, третий же вид состоит в том, чтобы, если не переносим скорбей, плакать о недостатке терпения. Ибо неисправленное здесь приличными средствами примирения (с Богом) по необходимости навлекает на нас тамошний суд, разве только Бог, увидев нас плачущих и смирившихся, как Сам Он ведает, всесильною Своею благодатью изгладит грехи наши.

Самая высокая ступень – высший уровень благочестия заключается в том, чтобы не согрешить. Конечно, «несть человек, иже жив будет, и не согрешит», и человек, так или иначе, впадает в грехи – как говорит апостол Иоанн Богослов: «Если кто скажет, что он греха не имеет, то он лжет» (см.:1 Ин. 1, 8). Грехи есть у каждого человека. Но благочестивый человек не грешит сознательно и не грешит произвольно, то есть по своей собственной воле. Сознавая грех как грех, он никогда его не делает.

И тут важно вот что отметить: когда мы думаем, что не согрешать – это совершенно невозможно, что это ситуация немыслимая и что не существуют или не существовало людей, которые этого достигли, – когда мы не верим подобным вещам, то мы свидетельствуем о самих себе две вещи.

Во-первых, мы свидетельствуем о самих себе то, какие мы есть, то есть мы судим людей по себе. Находясь на некоем достаточно низком духовно-нравственном уровне, мы пытаемся сделать вывод обо всех людях вообще; более того, сделать вывод о Боге. Мы даже не со своей колокольни, а со своей кочки пытаемся судить о высоких горах и высотах духа. Это, конечно, очень гордо, и никакого отношения ни к истине, ни к реальности не имеет.

А с другой стороны, этим же самым мы свидетельствуем о том, что мы на самом деле не верим тому, что написано в Евангелии: не верим словам Иисуса Христа, не верим в то, что это действительно возможно. Мы не верим, что заповеди, которые дает Христос, можно исполнить. Мы не знаем таких людей, которые эти заповеди исполняют. Мы знаем, что сами их исполнять не только не можем, но и не собираемся. И поэтому мы убеждены в том, что «раз я таких людей не встречал и сам исполнять заповеди не хочу, значит, таких людей в принципе не существует».

Мы не верим Христу, сказавшему, что Богу все возможно. Мы не верим свидетельствам о святых, подвизавшихся в третьем веке, тринадцатом веке или девятнадцатом веке. Мы не верим тому, что написал в Посланиях тот или иной апостол, например, говоря о том, что в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе (Флп. 2, 5). А самое главное, мы не верим, что действительно в таинстве Тела и Крови Иисуса Христа мы причащаемся Иисусу Христу, что мы соединяемся с Богом, причащаемся Богу и что Бог в нас живет и Его силой мы способны сделать то, что должны и что можем сделать. Но мы всему этому не верим!

Некоторые святые отцы говорят, что такое состояние – это состояние хулы на Святого Духа. Не все так думают, но такая мысль тем не менее бывает, и пусть она нас хоть немного напугает. Если мы не верим, что Евангелие возможно осуществить, то мы не просто сознаем свою беспомощность (это, как мы увидим дальше, не только не самое страшное, это совсем нестрашное), а исповедуем таким образом, что Церковь ничего из себя не представляет, что Христос напрасно умер, что Дух Божий, Дух Святой, человеку не дан, что стяжать Его невозможно и что во Христе жить невозможно и никто во Христе не живет.

Конечно, это все не так! Но человеку нужно поверить в то, что можно действительно жить и не грешить, что можно сознательно и целенаправленно жить так, чтобы не грешить. Люди так могут жить, и в это нужно поверить. Более того, если мы в это поверим, то мы поймем (пусть не сразу, но через какое-то время), что мы должны жить так, как жили те люди, которые смогли достичь состояния, когда возможно не грешить. Но даже если сами мы не достигнем этого состояния, то стремиться к нему все равно должны.

Вторая ступень, по мысли преподобного Марка Подвижника, – согрешивши, переносить приключающиеся скорби. То есть если человек согрешает, то он должен терпеть скорби. И что опять-таки мы видим в этом замечании? Видим, что человек грешащий, оказывается, тоже может быть человеком благочестивым – это тоже может быть видом благочестия, как ни странно!

Мы думали, что упомянутые три вида благочестия будут говорить нам только о состояниях людей святых. Но если первый вид благочестия укладывается в эту мерку «святого человека», то второй вид благочестия совсем не укладывается. Оказывается, даже если мы согрешаем – согрешаем сознательно и произвольно, то можем и тогда оставаться благочестивыми людьми! Но при этом мы должны быть готовы переносить скорби, терпеть скорби.

Обратим внимание на то, как формулирует эту фразу преподобный Марк Подвижник. Он говорит:  согрешивши, переносить приключающиеся скорби. То есть, согрешив, надо не каяться (хотя мы привыкли к такой причинно-следственной связи, к такому фразеологизму: согрешил – покайся; и для нас эти слова, несомненно, правильные), а надо переносить приключающиеся скорби.

Современный человек понимает это так: если я согрешил, то должен сходить на исповедь. Мы сегодня уже не знаем, что такое покаяние, ведать его не ведаем, о его существе и даже о его наличии уже давно ничего не слышим, но вот эта связь – «если я согрешил, то должен сходить на исповедь» – еще остается в нашем сознании. Однако мы видим, что преподобный Марк Подвижник такую причинно-следственную связь не выстраивает – он говорит: «Если согрешил, то терпи скорбь!»

Какая нам, казалось бы, разница: каяться или терпеть скорби? А разница на самом деле огромная! Раз мы приходим на исповедь, то есть исповедуем Богу свои грехи, признаем, что грешны, то тем самым мы исповедуем Богу и то, что заслуживаем разнообразных скорбей. А раз  мы грешники, раз мы грешим и исповедуем свои грехи, значит, должны понимать и то, что последствия этих грехов в виде скорбей неизбежны. Поэтому если человек отдает себе отчет в том, что происходит во время исповеди и в чем он действительно кается, то для него не должно быть никаких проблем с тем, чтобы принять и те скорби, которые на него в той или иной степени обрушиваются.

А человек удивленно восклицает: «Я не знаю, что со мной происходит! Со всех сторон меня окружили скорби, со всех сторон беда! Что случилось? Наверно, кто-то виноват? Наверно, кто-то желает мне зла? Наверно, я сам что-то не то делаю? Наверно, надо какую-то молитву прочитать?» Все эти резкие движения человеческого духа, вся эта духовная суетность совершенно бессмысленны и не имеют никакого значения, потому что согрешивший человек должен понимать – скорби в его состоянии неизбежны.

Но подобные недоумения показывают, что скорби мы терпеть не собираемся. Мы пришли, исповедались, раскаялись, перечислили, в чем считаем себя грешными людьми, – и все! Мы хотим, чтобы на этом исповедь закончилась, чтобы наши грехи были очищены, чтобы их не стало, чтобы они были уже как ничто – и тогда мы сможем спокойно жить дальше. Мы не хотим даже говорить о том, что нам необходимо какое-то терпение, и восклицаем: «Чего ради мы должны это терпеть?»

От исповеди, от покаяния и даже от причащения мы не хотим исцеления души, не хотим очищения души, мы не хотим примирения с Богом – мы всего этого не хотим. Мы просто исполняем все это формально! С одной стороны, исполняем как те необходимые  действия, которые позволят нам причаститься, с другой стороны – как те необходимые действия, которые сделают наш грех несуществующим.

Мы думаем, что стоит нам грех назвать, и все остальное автоматически аннулируется, сотрется – и вот уже никакой беды нет, никакого мрачного состояния нет, все у нас снова хорошо! Мы как будто включаем перезагрузку – обнуляемся,  запускаем игру заново и готовы спокойно жить дальше. А если мы снова согрешим, то, разумеется, снова прибежим к Богу и скажем, что виноваты, а Он нас неизбежно простит. Но при таком подходе никакого помышления об исцелении, о врачевании души и быть не может!

Но что мы слышим в Священном Писании?Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает (Евр. 12, 6). И неважно, что апостол Павел в данном случае цитирует Священное Писание Ветхого Завета – процитировав его, он включает эти слова в Новый Завет. И мы видим, что на самом-то деле и во времена Ветхого, и во времена Нового Завета человек принимает такой порядок вещей, когда за грехом с неизбежностью следует не только исповедь, но и покаяние. И это покаяние как раз и состоит в том, что человек решается терпеть те или иные скорби, приключающиеся с ним.

Ведь корень человеческого греха – это гордыня. Более или менее об этом все грешащие люди знают. Почему мы грешим? Потому что мы горды, потому что в сердце нашем живет и действует гордыня. Она проявляет себя по-разному. У большинства людей, несомненно, гордыня сидит в сердце. Да я, честно сказать, и не знаю людей, в которых она не сидит; раньше знал, но сейчас не встречаю людей, в которых бы эта гордыня не сидела.

И гордыня проявляет себя в разных людях по-разному: кто-то самолюбив, кто-то боязлив, кто-то пренебрегает заповедями – что ему эти заповеди, он и так проживет! Кто-то не читает Писание, поэтому заповеди не знает – кто он такой, чтобы читать Писание, не для него это написано! Кто-то по нерадению, кто-то по самомнению, кто-то иным образом проявляет свою гордыню. Но все это гордыня! Человек грешит, потому что не уважает другого, не любит другого, не любит Бога, но все это – самомнение и гордыня.

Поэтому Господь и наказывает человека. Но наказывает не для того, чтобы произвести некое юридическое действие, чтобы (как в средние века думали на Западе) таким образом удовлетворить Свою любовь к правосудию: «Ты виноват? Вот тебе десять плетей! Виноват больше? Вот тебе двадцать плетей! Только видя, как тебя секут, Я могу успокоиться и осознать, что благочестие победило, что правда восторжествовала и что виновный наказан». Нет! В этом смысле, конечно, все не так.

Наказание, которое Бог дает человеку, необходимо ему именно для исцеления души. Если корень всякого греха есть человеческая гордыня, то наказание помогает человеку смириться, оно помогает почувствовать свою слабость, немощь, ограниченность, помогает увидеть несоответствие собственного мнения о себе, свое лицемерие, свое сребролюбие, помогает снисходительней относиться к людям, милосерднее относиться к людям – помогает их уважать, помогает их жалеть. Все это может случиться благодаря наказанию.

То есть некая скорбь, приходящая от Бога к согрешающему человеку, крайне необходима именно для того, чтобы он смирился. Не смирить человека хочет Бог, а дает ему условия, чтобы человек сам смирился. Это очень важное дело! Допустим, когда человек совершает некий очень плохой поступок, который связан с гордыней, с самомнением, то мы хотим эту гордыню сокрушить – мы хотим доказать человеку,  что он ничто, что он дрянь, что он плохой, мерзкий, гадкий.

Поэтому мы говорим ему со злостью, направляя свои слова прямо в его сердце, – говорим, унижая его, пытаясь его каким-то образом сокрушить, уязвить его самолюбие, раздавить его самомнение. И в конце концов, если мы «талантливы» в этом отношении, то просто вытираем об него ноги и говорим довольным голосом: «Ну вот! Теперь ты знаешь, какой ты есть на самом деле! И не думай о себе больше, чем ты есть»

Такая экзекуция бывает порой в человеческих сообществах, в человеческих коллективах – в тюрьме, в армии, да и просто по соседству такое бывает, когда человека пытаются именно сломать, доказав его несостоятельность. Но у Бога другие задачи и, разумеется, другие методы. Он посылает человеку скорбь, но ровно такую, какую тот может вынести, не сломавшись под ее тяжестью. Бог дает такую скорбь, чтобы человек смог осознать зависимость своих прежних нехороших действий и последствий, связанных со скорбью. То есть человек должен понять, что именно эта скорбь помогает ему загладить, залечить те несообразности собственной души, которые и привели его ко греху.

Таким образом, Бог посылает скорбь человеку, который не просто может ее понести, но который может осознать, что терпеливое перенесение скорбей созидает душу человеческую.  Или же Бог пошлет ему человека, который научит его терпеливо переносить скорби, потому что просто так наказывать смысла  нет!  Надо, чтобы скорбь привела человека ко благу, чтобы он, смирившись, увидел ту врачующую силу, которая заключается в скорби, чтобы он, пережив с великой тяготой пришедшую скорбь, возненавидел тот грех, который и привел его к этой скорби.

И тогда человек способен сказать в сердце своем, что больше никогда он не будет этого делать, потому что выносить эти последствия не может. Или чтобы человек, проявивший  неправду в отношении другого или сам страдающий от чужой неправды, сказал бы: «Никогда больше я не буду поступать неправедно по отношению к другим людям, потому что самому это очень трудно переносить».

Таким образом, все эти вещи необходимы, и скорбь не в полной мере касается человека –  Господь милостиво и мудро попускает скорби действовать не сразу, не вдруг, не в полном и подавляющем объеме, а лишь настолько, насколько человеку необходимо почувствовать плоды собственного беззакония, плоды собственного греха и захотеть больше не грешить.

Но у каждого приходящего в Церковь постоянно возникает иногда немой, а иногда и высказываемый вопрос: «За что я так страдаю? За что мне такая боль? За что мне такая скорбь? Что со мной Господь делает? Зачем Он так? Я же в церковь хожу! Я же Богу молюсь! Почему со мной все это происходит?» Именно потому все и происходит – если бы человек не ходил в церковь, не молился и жил бы в свое удовольствие, то ничего бы и не  произошло – очень и очень возможно, что ничего бы не произошло.

Потому что наказывает Бог скорбями только Своих детей – Он бьет только тех, кого принимает, а чужих Он не наказывает. Потому что Его задача – исправить душу человеческую, а не сломать человеческую самобытность или гордыню, личность или волю, не раздавить человека, не показать ему, кто в доме хозяин. Его задача – скорбями вывести человека к осознанию собственной греховности и к желанию потерпеть что-то ради Христа. Это и исцеляет человеческую душу.

Если же исцеляющего эффекта не будет, если человек не поймет, что с ним происходит и никакой пользы от скорбей не получит, то Бог не станет наказывать такого человека. И мы знаем многих грешников – порой очень страшных грешников, которые так и умерли без наказания. Нас это возмущает, наше чувство справедливости взывает к отмщению, но на самом-то деле  наказывать таких грешников здесь, на земле,  было бы бессмысленно – все равно они ничего бы не поняли. Пусть хоть здесь,  в этой жизни, они возьмут то благо, которое им пока еще доступно, ибо в том мире, где царствует Бог и правда Его, надеяться им будет просто не на что.

Об этом мы узнаем из известной притчи Иисуса Христа о богатом и Лазаре, в которой  сказано, что богатый получил все хорошее в этой жизни, и в будущем его уже ничего не ждет. Поэтому скорби нам необходимы, и то, что мы молимся, постимся и ходим в храм, не освобождает нас от скорбей, ибо мы грешим. А раз грешим, то должны потерпеть скорби.

И третий уровень – третий вид благочестия, о котором говорит здесь преподобный Марк Подвижник, – это «плакать о недостатке терпения». То есть когда человек не может переносить скорби, то пусть он плачет о недостатке терпения. И для того чтобы плакать – плакать о том, что мы не можем терпеть скорби, что не можем терпеть вообще ничего, что вся жизнь у нас расслабленная, вся жизнь у нас неправильная,  необходимо сокрушать себя, необходимо укорять, упрекать себя, необходимо каким-то образом «пилить» себя.

Нам нужно заниматься тем, что святые отцы называют «самоукорением».  За то, что не могу не грешить, за то, что не могу терпеть, за то, что кругом ленив, за то, что нерадив, за то, что слабоволен, за то, что нетерпелив, за то, что люблю покой и наслаждение жизнью, – за все это нам надо себя укорять. И тогда, рано или поздно, прольются слезы.

Обратим внимание на странный, парадоксальный образ мысли преподобного Марка Подвижника – человек укоряет себя, и это является благочестием! Человек ничего не может: не может терпеть скорби, не может не грешить. Любит наслаждения, любит удовольствия, любит вкусно поесть, сладко поспать, любит развеселить свое сердце вином, любит смотреть телевизор, любит читать романы, не любит заниматься с детьми и помогать жене, любит только сидеть с друзьями, а работа ему надоела, начальник его не устраивает, и вся жизнь его есть постоянная тяга к покою, который упорно ему не дается, – со всех сторон человек вроде бы испорченный!

Но пока он укоряет себя, пока он сокрушается о своей жизни и понимает,что так жить нельзя, – он сохраняет благочестие! Он говорит сердцем своим: «Я не хочу так жить, но сделать ничего не могу! Я не хочу пить! Я не хочу много есть! Я не хочу много спать! Я хотел бы быть полезным людям! Я хотел бы быть смиренным перед начальником и все свободное время проводить с детьми! Я хотел бы, чтобы жена меня любила, и хотел бы ухаживать за ней так, как это положено! Но как только я соберусь это делать, то вижу, что я немощный и ничего сделать не могу. Но я очень этого хочу!» И такой человек ходит и «пилит» себя, укоряет себя – и это тоже благочестие!

Таким образом, три уровня благочестия очерчивают некий круг, в который входит на самом деле очень много людей – очень много!  Но человек, который не способен терпеть, не способен не грешить и не хочет укорять себя ни за то, ни за другое, не хочет плакать от того, что он этого хочет, а хочет жить и наслаждаться жизнью, – такой человек неблагочестивый, и в этот круг благочестия он не входит.

Если человек просто укоряет себя за то, что жизнь тяжела, то есть если на исповеди он говорит: «Я не могу так жить – мне все тяжело, мне все тяжело, мне все тяжело!»,  но при этом не сокрушается, не плачет, а просто ропщет на свою несчастную жизнь, то в этот круг благочестия он не входит.

Мы видим, что преподобный Марк Подвижник выстраивает некую лествицу, указывая ступени восхождения человека к совершенному благочестию – сначала плач, сокрушение за свои неправды и несообразность жизни, потом терпение скорбей, а потом молитва, благодаря которой человек получает все блага и исцеление от страстей, как написано о том в пятьдесят первом абзаце.

Записала Инна Корепанова