Читаем Добротолюбие. Выпуск от 11 марта

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать «Наставления» преподобного Марка Подвижника. Напомню: мы читаем четвертую часть его «Слов», озаглавленных  «О тех, кто думает оправдаться внешними делами».

Девятый абзац:

Находящие на людей прискорбности суть порождения их собственных худых дел. Но если мы перетерпим их с молитвою, то опять получим приращение благ.

Любая скорбь, по мысли преподобного Марка Подвижника, любая неурядица, что-то угнетающее нашу душу, тяжелые обстоятельства корнем имеют нечто в нас самих находящееся, нечто нами самими совершенное, то, что мы думали, чувствовали, делали. Наша жизнь – это некое произрастание, выросшее из нашего сердца. Мы едим плоды, которые сами вырастили. Горькие они или сладкие, горько-сладкие или кисло-горькие – это наше сердце вырастило эти плоды, наша жизнь.

Но если человек так много кричит о своей свободе, по-моему, естественно думать и  понимать так, что это плод его собственной свободы. Да, он свободен в том смысле, что делает что хочет. Не в высшем смысле свободен, когда он делает абсолютно только добро, а в том смысле, что он действительно волен поступать как хочет, никто ему свыше (то есть Бог) ничего не приказывает, никакой враг (сатана, бесы) не может его что-то заставить сделать. Он делает только то, что считает нужным и правильным делать. Поэтому, естественно, он должен сознавать, что все, что есть в его жизни, есть то, что он сам вырастил. Конечно, сознавать это очень неприятно. Но вот такую картину рисует нам преподобный Марк Подвижник.

Конечно, мы сразу вспоминаем про невинно обиженных людей, про детей, которые с детства болеют, про маленьких детей, подвергшихся насилию или смерти. Или, спускаясь в глубь веков, вспоминаем про людей, которые были нищими и в этом не виноваты, терпели голод, злобу, наготу, всякие болезни, страдания… Да, все это было. Но тем не менее все остается так, как говорит об этом преподобный Марк Подвижник: все произрастает из человеческой жизни.

Даже если ребенок рождается больным и сам в этом не виноват, в любом случае это плод общечеловеческой жизни, оторванной от Бога. Это плод распада, тления и смерти, это путь, на который встало человечество, уходя от Бога все дальше и дальше. И возгласы Бога: «Вернитесь ко Мне, непокорные дети!» – люди упорно игнорируют. Поэтому следов тления, распада, одичания становится все больше. Конкретно этот человек не виноват, но в целом все мы внесли свою лепту в отдаление всех нас от Бога. Это наша общая скорбь, это наши общие больные дети, это наше общее разрастающееся насилие, лживость, жестокость, коварство, кощунство, этого все больше и больше, потому что мы упорно не хотим принимать Бога, слушать Бога.

Для любого человека, по мысли Марка Подвижника, признание, что в этом есть ответственность каждого, было бы чем-то очень значимым, очень полезным, потому что Христос называет христиан солью земли. Если соль потеряет силу, что сделает ее соленой? (см. Мф. 5, 13). Ничто. Но если соли нет, мясо (да и все) сгниет, ибо только соль сохраняет что-либо от разложения и тления. И христиане, переставшие быть христианами, христиане, не взыскующие Духа Святого,  вынуждены констатировать тот факт, что вокруг них увеличивается зло, в чем бы оно ни проявлялось: в болезни детей, в возрастающей похотливости окружающих, в унынии собственном или окружающих, в неверии, сомнении, торжестве лжи и так далее.

И исцеление человека начинается тогда, когда он признает себя за все это ответственным и говорит: «Это я виноват! У моего соседа болеет ребенок – это я виноват. У других моих соседей муж ушел от жены – это я виноват, я не молился, я не жил Богом, я причащался недостойно, я недостойно служил, я не отдавал себя Богу совершенно. Вот с ними и случилось то, что случилось». И это тоже работает. Потому что человек должен понимать, что любая боль этого мира – это зона его ответственности, это плоды его своеволия. Как началось это еще со времен Адама.

И, по правде христианской, если кто-то где-то слышит, что родился человек, а у него врожденная болезнь (неважно какая, очень редкой формы или очень распространенная, но от этого болезненность ее меньше не становится), это не повод сказать, что родители этого ребенка виноваты, хотя такое и бывает. Но бывает, что и не виноваты. Но я виноват. Я как христианин, я как священник виноват, потому что я не такой, каким должен быть, каким задумал меня Бог, я не то, что должен явить в этом мире через меня Господь Иисус Христос.

Всякий живой человек, услышав о том, что где-то болеет ребенок, страдает вместе с этим ребенком. Если он не страдает вместе с этим ребенком, не страдает вместе с его отцом и с его матерью, с чего он вообще решил, что он человек (я уже не говорю – христианин), если он равнодушен к чужой боли? Но если он страдает вместе с ними, если он переживает физическую боль, которую терпит этот ребенок, ложась на операцию, то он понимает, что он с этим связан, он за это в ответе. Если бы я был тем, кем должен быть, если бы брат мой был тем, кем должен быть, если бы сестра моя была тем, кем должна быть, – не было бы такого количества несчастных людей, больных детей, измученных стариков, одиноких, брошенных. Не было бы такого количества развалившихся семей, детей-сирот, не было бы такого количества лжецов, воров, убийц, насильников. Не было бы! Просто мы не те, кем должны быть.

И, видя, как мир загнивает, как он погружается в бездну лжи и отчаяния, христианин не может торжествовать и кричать: «Так вам и надо, безбожники!» Потому что в безбожии мира в первую очередь виноват он сам. Вот эту мысль надо прочитать и понять, что Марк Подвижник говорит не как фарисей, не как друзья Иова, считая, что каждый именно несет ответственность непосредственную. Но тем не менее ответственность все равно есть: не Бог это сделал, мы виноваты. Где-то так получилось, что мы не уповали на Бога, где-то не помолились, где-то солгали, где-то не потерпели, погордились, не смирились, где-то кого-то осудили… Мало ли чего натворил в своей жизни каждый из нас. И в совокупности это зло (не просто как некая, скажем, нравственная среда, а зло как тяжелая болезнь, как раковая опухоль) начинает разъедать все человечество так, что никто не остается непораженным, но все заболевают.

Когда-то (я не знаю, из каких источников он черпал свое вдохновение) один поэт в известных стихах сказал замечательную пронзительную фразу: приди, нарушь… разобщенность близких душ. Мы обращаемся к человеку с любовью, а он по каким-то своим причинам не принимает нашу любовь, и мы, оставшись в одиночестве, должны принять любовь того, кого мы вовсе не любим и кого не можем сделать счастливым. И в результате кругом начинается мешанина неразделенных любовей, безрадостных браков, семей, где рождаются дети, лишенные и никогда не видевшие любви, – лишь из-за того, что всего лишь один человек возгордился и не ответил на любовь, которая ему была предложена. Он потом раскаялся, но было уже поздно. Или, наоборот, он разрушил семью.

И вот эти плоды недолюбленных мужей, недолюбленных жен, несчастливых браков переходят в детей, не могущих создать счастливого брака,  не умеющих ждать, любить, не умеющих терять. Это нагромождается все больше и больше, несчастливых людей становится все больше и больше, людей, не способных любить, становится все больше и больше. Это становится каким-то кошмаром, пожирающим весь социум, все существо, потому что все раздраженные, злые, завистливые. А всего лишь потому, что им в детстве очень не хватило внимания, заботы и любви.

А откуда взять ее родителям, о которых никто не заботился, которых не любил никто? Я не раз с этим сталкивался уже за совершенно короткий промежуток времени. Это страшно!

Я понимаю, что многие люди, слушающие эту передачу, возмутятся: «Да нет, нас много, потому что меня мама любила, и муж меня любит. Да все хорошо!» Но вы же не знаете про людей, которых матери готовы убить и убивают, просто не получается иногда и дети выживают. Вы же не знаете про жен, которых мужья забивают насмерть. Вы же не знаете про жен, которые сживают со свету своих собственных мужей. Вы же не слышите про это! Не к вам приходят на исповедь. Поэтому создается иллюзия, что на самом-то деле мир, в принципе, благополучный. Нет, он очень несчастен. И несчастных людей (именно несчастных, грешники мы все) гораздо больше, чем счастливых, потому что недолюбленных людей неизмеримое множество именно потому, что все это когда-то тронулось с неправильной точки и люди разучились любить, не захотели любить, уткнулись каждый в гордыню. И эта цепная реакция зла, ненависти, обиды волной, цунами прокатывается по народу, сметая одно поколение за другим, одно поколение за другим…

И люди в отчаянии, потому что они не верят, что вообще как-то можно все это остановить, потому что они никогда не видели и не слышали в своей жизни о любящем человеке. Казалось бы, у каждого есть опыт общения с мамой. Нет. Оказывается, любящая мама – это такая же редкость, как Серафим Саровский. Оказывается, любящий и заботящийся отец – это такое же чудо Божественной любви, как Иоанн Кронштадтский.

И когда с этим сталкиваешься, понимаешь, почему кругом так мрачно и уныло, почему так много веселья и так мало радости в людях. Потому что люди не знают, что есть любовь, они ее не встречали в жизни, и они не верят, что ее можно когда-то встретить, что она вообще существует и хоть когда-то бывала в природе.

И вот от этого становится по-настоящему страшно. Но когда-то этот процесс начался с нескольких десятков людей; может, сотен. Но и этот процесс сотен начался с нескольких десятков. А все это началось с Адама и Евы, которые не поверили Богу. А плоды вот какие.

Винить некого, кроме самого себя. Но на это обычно не хватает сил, мы не можем это сделать. Мы всегда виним кого-то другого. И всегда, безусловно, обвиняем во всем Бога со времен Адама, ибо и Адам тоже обвинил Бога. Мы – его дети и заражены его грехом, поэтому удобно обвиняем во всем его. Но если то, что с нами происходит (неважно, это родившийся в моей семье больной ребенок, или моя болезнь неисцельная, или тяжелая жизненная ситуация), мы принимаем с мыслью: достойное по грехам приемлем, – тогда мы переживаем эту скорбь. Просто веруя, что Бог не может быть не благ, не может быть несправедлив. Мы принимаем это как Его благость и Его действие. И эта скорбь очищает нас от некогда совершенных грехов; они ведь, несомненно, были, ведь нет человека, который жив будет и не согрешит. И мы, принимая эту скорбь, переживая ее с верой, очищаем некогда совершенные грехи и смиряемся. А когда смиряемся, то на нас сходит Божья благодать, ибо Бог всегда сходит Своей благодатью к смиряющемуся, смирившемуся человеку. А благодать есть Его любовь. И мы, переживая Его любовь, и получаем приращение блага, как говорит здесь преподобный Марк Подвижник.

Десятый абзац:

Некоторые, быв похвалены за добродетель, усладились тем и подумали, что эта сласть тщеславия их есть утешение (свыше). Другие, быв обличены в грехе, возболезновали, и это полезное болезнование сочли действием злобы (врага).

Такое, к сожалению, случается очень часто (не всегда, слава Богу, просто часто). Мы испытываем радость или удовольствие от того, что нас любят люди, потому что их похвала всегда есть проявление их любви (не нашего чего-то, а их любви). Когда нас хвалят, это всего лишь говорит о том, как они добры к нам, а не о том, что мы на самом деле стоим.

И вот когда мы переживаем эту радость, это удовольствие от того, что нас хвалят, от любви людей, от любви народа, мы принимаем это за действие благодати. Мы можем даже умилиться, у нас могут пойти слезы. Я видел человека, которому хлопали во время концерта, а он плакал, испытывая просто невероятный восторг, и он думал, что это благодать, что это Бог его таким образом утешает.

Но поскольку мы движимы тщеславием, на самом-то деле тщеславием, то мы неизменно начинаем возноситься, гордиться. Но Бог гордым противится (Иак. 4, 6). И как только мы начинаем возноситься и гордиться, благодать Божья отходит от нас – и мы начинаем падать в разного рода мерзкие дела. И это неплохо, это нормально. Человек, после такой похвалы или выражения народной любви впадающий в мерзкие дела, познает подлинную цену самому себе, он понимает, кто он такой на самом деле. И смиряется, и всеми силами ненавидит, а потом просто становится равнодушным ко всякой человеческой похвале. И это нормально, это путь, которым худо-бедно люди постепенно исцеляются от больших пароксизмов тщеславия и мало-помалу смиряются.

Но вот часто бывает нечто совершенно неожиданное. Человек начинает думать, что последующие за его таким «триумфом» (за такой радостью, за таким переживаемым восхищением, что он действительно сделал что-то хорошее) падения, все эти скорби, на него обрушившиеся, – это действие бесов, которые мстят за то, что он посмел сделать доброе дело.

Вот сделал человек хорошее дело, еще одно хорошее дело, еще... Люди заметили это, собрались, наградили его, похвалили, устроили ему пир, сказали добрые речи. И человек действительно переживает восхищение, думая, что это благодать. Через какое-то время он впадает в мерзкие грехи (неважно: пьянство, или избил собственную жену, или наорал на начальника, или смотрел какие-то непотребства, да мало ли что может быть). И вот человек начинает думать, что это с ним произошло не потому, что он превознесся и потщеславился, а потому, что бесы ему позавидовали. Что бесы на него за то совершенное добро ополчились и теперь ему мстят.

Таким образом, человек, вместо того чтобы смириться, закостеневает в своем превозношении: он продолжает осуждать, раздражаться, ревновать, обличать, завидовать и при всем этом в собственных глазах мужественно противостоит всем козням бесовским. Исправиться такому человеку уже, наверно, и нельзя. Он гордится тем, что бесы с ним борются. «Но с простыми-то людьми они не борются, а на меня такие напасти обрушились, такие напасти, вам бы порассказать; чувствую, они прямо ненавидят меня лютой ненавистью. Очевидно – за что. Был бы я грешник, они бы меня любили как своего, а они меня ненавидят и мстят мне; значит, я действительно раб Божий,  действительно хороший человек, действительно добро творю».

Человек находится в отчаянии от грехов, он ни дня не может прожить без удовлетворения похоти или без удовлетворения себя алкоголем, без того, чтобы на кого-то наорать или с кем-то поругаться, без того, чтобы сделать какую-то пакость какому-то человеку. Без раздражения и осуждения не проходит ни одного дня. Человек находится в постоянном унынии и отчаянии, даже, бывает, дерется, врет… Человек знает об этом, но он это вменяет ни во что, потому что все это считает кознями бесовскими, что это бесы на него ополчились. Он уверен, что всё это его враги (именно бесы). «А раз враг против меня, значит, я чего-то стою, значит, действительно настоящий раб Христов, раз враг против меня ополчился!»

Такой человек и обличения от людей, и обличения от Бога в грехе считает действием ненависти врага. Пришел человек, сказал: «Ты же осуждаешь!» Он говорит: «Нет, это все враг таким образом хочет меня смутить». «Но твое  поведение неправильное, не христианское». Нет, человек не слышит этих обличений, он их ненавидит, он считает все это действием врага, сам он ни в чем не виноват, все кругом слуги врага, всё кругом заражено врагом, все на самом деле давно отступили от Бога, он почти один борется против всего вселенского зла.

Поэтому он никого не слушает, кроме тех, которые будут приходить и говорить: «Да, великий ты, брат, все-таки человек! Как ты терпишь! Как ты борешься! Как ты твердо стоишь на непоколебимом камне веры!» Вот этому человек радуется. Это он принимает. Он любит, когда его хвалят за стойкость и терпение. Когда никто его не хвалит, он хвалит себя сам. Он находит слова утешения в самом себе.

А то, что он не исполняет заповеди Божьи, это все неважно. «Какие могут быть заповеди Божьи, если я на войне?! Вокруг меня враги, мне, главное, выстоять против этих врагов, выстоять и не сломаться, не сдаться, продолжать верить в Бога, твердо – как солдат! То, что благодати нет, и мира нет, и кругом смертные грехи – это все неважно, зато я стою насмерть – и они меня не победят». Вот об этом состоянии здесь пишет преподобный Марк Подвижник.

Записала Инна Корепанова