Читаем Апостол. 14 января. Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею

Святой Церковью читается Послание к Колоссянам. Глава 2, ст. 8-12.

8. Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу;

9. ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно,

10. и вы имеете полноту в Нем, Который есть глава всякого начальства и власти.

11. В Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым;

12. бывши погребены с Ним в крещении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых…

(Кол. 2, 8–12)

Краткий отрывок из Послания к Колоссянам, которое мы уже прочитали некогда практически целиком. Но Святая Церковь предлагает его нам сегодня, поскольку 14 января – это всегда праздник Обрезания Господня и в этом отрывке содержатся рассуждения об обрезании, о том, что ветхозаветное обрезание, связанное с хирургическим вмешательством в анатомию мужчины, заменяется нерукотворенным обрезанием – обрезанием сердца.

Начинается отрывок с 8-го стиха, где речь идет несколько о другом. Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу ; Здесь есть подводный камень, которого мы не видим в русском переводе, а в оригинальном греческом тексте этот момент очень виден. Что имеется в виду? Дело в том, что и в древних языках, в частности греческом и латинском, и во многих европейских есть понятие артикля. Артикль может быть определенным и неопределенным.

Наверное, лучше всего современный человек знаком с английским языком, где артикль тоже присутствует, и в котором «а» или «an» – это артикль неопределенный, а «the» – артикль определенный. Вспомним, в чем разница. Неопределенный артикль так и называется, потому что говорит о каком-то предмете абстрактно: какой-то стол, какая-то дверь и т.д., тогда мы говорим: а table, a pen. А когда речь идет о конкретном столе, конкретной ручке, то уже говорим: the table, the pen и т.д. В русском языке нет артиклей, и получается, что при переводе на них не обращают внимания, как будто бы они вообще не играют никакой роли. На самом деле они играют большую роль.

Вспомним момент, с которого практически начинается Евангелие от Марка. После крещения от Иоанна Господь Иисус Христос выходит на проповедь и обращается к народу примерно с такими словами: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Божие. Покайтесь и веруйте во Евангелие». Царство Божие – это конкретная Благая весть, которую приносит Христос. «Покайтесь» – значит обратитесь, измените образ мысли, откройте свое сознание для этой Благой вести и веруйте в Евангелие. В какое Евангелие, то есть в какую Благую весть? Слово «Евангелие», как мы помним, переводится как Благая весть. Современный человек, который знает, что существует четыре Евангелия от разных евангелистов, задаст вопрос: во все Евангелие в целом или от какого-то конкретного евангелиста. Понятно, что Господь не это имел в виду, поскольку Евангелия еще не были тогда написаны. Но когда этот перевод читает современный читатель, то, конечно, он обратит внимание на такую важную тонкость: в греческом оригинале здесь стоит определенный артикль. То есть Господь говорит: покайтесь и веруйте вот в это Евангелие, которое Я вам возвещаю, в эту конкретную Благую весть. То есть в ту, которую только что сформулировал Иисус Христос: приблизилось Царство Божие. Вот та самая Благая весть, в которую надо здесь и сейчас поверить, раскрыть свое сердце для веры в нее.

То же самое в словах Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею. Если мы читаем по-русски, не обращаясь к греческому тексту, то получается, что апостол Павел будто бы является противником вообще философии, философствования, какого-то диалога между философией и библейскими истинами, между интеграцией знаний, взаимообогащением, языческой мудростью как таковой и тем, что несет в себе слово Божие, Божественное откровение. Но ведь это не так. Из истории мы знаем, что среди церковных учителей были те, которые настаивали, что между философией и истинными откровениями не может быть ничего общего. Например, Тертуллиан задавал риторический вопрос: «Что общего между Академией и Христом и между Афинами и Иерусалимом?». Имеется в виду Академия Платона – знаменитая античная школа мудрости. Мы помним, что на эту тему наш современник Лев Шестов также написал труд, который так и называется «Афины и Иерусалим». Тертуллиан придерживался мнения, что не может быть никакого контакта, никакого диалога, никакого взаимообогащения, но история шла своим ходом, а мы понимаем, что история – это тоже проявление Промысла Божия, она тоже действие Божественной воли. И в конце концов мы видим, что самые талантливые представители «золотого века богословия» – каппадокийцы Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский и многие другие – одновременно с изучением Священного Писания и посещением храма Божия учились в Академии Платона, той самой, которую так сильно отвергал Тертуллиан. Если он не видел ничего общего между мудростью этой Академии и библейской мудростью, то два друга Василий Великий и Григорий Богослов и брат Василия Великого Григорий Нисский спокойно сочетали обучение в античной Академии и посещение храма. Одному из них принадлежит фраза: «Мы знали только две дороги: одну – в храм, а другую – в Академию». И упоминаются они как в какой-то мере равноценные. Там они учились, а здесь – воспринимали христианское откровение.

На самом деле мы бы не имели такого богословия и «золотой век богословия» не состоялся бы, если бы святые отцы не были так глубоко и фундаментально по-язычески образованны. «По–язычески» означает то, что они впитали в себя те фундаментальные знания, которые давались в языческих школах, в данном случае в Академии Платона. Потому что вся терминология богословия, которую мы имеем, во многом либо заимствована, либо навеяна какими-то размышлениями, философствованиями. Вспомним даже слова о том, что Сын единосущен Отцу. Ведь слово «единосущен» отсутствует в Священном Писании, а отцы-каппадокийцы, которые отстаивали, что Сын равен Отцу, решили обозначить это тождество именно через термин ὁμοούσιος – единосущный. Этот термин по сути сконструированный, взятый из философской рефлексии и внесенный в Символ веры, официальный документ православный веры, который мы до сих пор воспеваем за православным богослужением. Поэтому речь не о том, что Священное Писание или апостол Павел противостоит философии, мудрости в том или ином ее проявлении, ни в коем случае Господь так устроил, что мудрые люди существовали во всех уголках земли, мудрость была рассеяна семенами по всему миру, и здесь нет никакой проблемы, но только хвала Богу, что Он так устроил. Поэтому в любой мудрости мы можем найти нечто, имеющее параллели и не противоречащее в прямом смысле слова Божественному Откровению.

В этом стихе говорится совсем о другом. Когда апостол Павел пишет чтобы кто не увлек вас философиею, перед словом философия стоит как раз определенный артикль (только, конечно, греческий). И это говорит о том, что Павел имеет в виду определенную философию – ту псевдомудрость, те конкретные рассуждения, о которых он упоминает в Послании к Колоссянам: это рассуждения и философствования неких лжеучителей, может быть, гностиков, учивших о каких-то тайных знаниях, может быть, иудействующих мудрецов (потому что и о них упоминается в этом послании), но Павел имеет в виду определенные учения, определенные воззрения, которые и называет здесь определенной философией. И это показано в тексте за счет определенного артикля, который в русском языке отсутствует, из-за чего мы можем исказить мысль апостола Павла и посчитать, что он был вообще против всяческой философии, всяческой любви к мудрости, ведь слово «философия» так и переводится – «любовь к мудрости». Нет, братья и сестры, это не так.

Напоминаю так же о необходимости для нас с вами читать слово Божие, потому что в нем для нас с вами заключены великая отрада, и утешение, и наставление. Храни вас всех Господь.

Иерей Михаил Ромадов