Праславянский язык. Кирилл и Мефодий

После введения, или, лучше сказать, предисловия, которое у нас было в виде первых двух передач, мы приступаем почти к самому церковнославянскому языку. Почти, потому что необходимо сначала сказать об истории церковнославянского языка с древности до наших дней, и тогда некоторые вопросы, связанные с какими-то грамматическими вещами, орфографическими и прочими, сами собой отпадут и на них уже не будет необходимости останавливаться в ходе основного изложения курса.

Обычно все начинается с Кирилла и Мефодия, но мы начнем с более древних времен, а именно с генеалогической классификации языков.

Если мы посмотрим на языки, существующие в настоящее время, мы увидим, что они связаны некоторым языковым родством. Например, славянские языки – русский, болгарский, сербский; романские языки – французский, итальянский, испанский; или германские языки – немецкий, английский, голландский. Вот эта самая их связь или родство свидетельствует о том, что у них был общий предок, из которого они произошли. И этих языков-предков было меньше, чем то количество языков, которое существует сейчас.

Перед нами возникает картина ветвления языков, когда из одного происходит несколько. Там, конечно, были и тупиковые ветви, но чем глубже в историю, тем меньше языков, из которых произошло все нынешнее многообразие. То есть все так, как происходит в дереве: сначала веточки маленькие, их много; потом они группируются в веточки потолще, но их меньше; потом еще потолще и, наконец, ствол, который один.

Примерно то же самое мы видим в Священном Писании, в сказании о Вавилонском столпотворении, когда один язык распался на несколько. Есть очень большой соблазн, не в том смысле, что он плохой, но, тем не менее, - соблазн соединить две эти тенденции. Ведь мы видим путем реконструкции получаемое древо этих самых языков, и в Священном Писании мы видим ту же самую тенденцию, только ту, которая идет не от настоящего времени вглубь веков, а из глубины веков по направлению к настоящему времени. Ясно, что они должны где-то встретиться и совпасть. Дело в том, что между этими «встретиться» и «совпасть» есть несколько тысяч лет, которые невозможно научно реконструировать, и которые неинтересны Священному Писанию, потому что Священное Писание – это не книга об истории языка. А поскольку мы это реконструировать не можем, и в Священном Писании такой информации нет, то, что эти две тенденции соединяются, есть  предположение, обладающее определенной долей вероятности, но не более того, это предположение, с точностью сказать нельзя. По крайней мере, если и сказать, то это будет утверждение не научное, а основанное на произволе. В науке ведь всё нужно доказывать, а что не можешь доказать, того вроде как и нету, по крайней мере, диссертацию на этом не защитишь.

С течением времени языки-предки распадаются на языки-потомки. И где же тот волшебный момент, после которого языков становится несколько, а до этого был один?

Лингвист, ученый первой половины ХХ века Николай Сергеевич Трубецкой, известный философам как видный представитель теории евразийства, а филологам как автор учения о фонеме и ее дифференциальных признаках, выдвинул очень простой критерий, когда язык один, а когда их несколько. Если в языке идут процессы по всем его территориальным разновидностям, значит перед нами язык один. Если вдруг на какой-то территории начинают идти свои, совершенно отдельные  процессы, а на других территориях – другие,  это значит, что перед нами уже два разных языка.

Последний по времени процесс, который прошел по всем славянским языкам, свидетельствуя о том, что на тот момент они были диалектами одного праславянского языка, - это так называемое «падение редуцированных». Редуцируемые – это сверхкраткие гласные, которые сейчас нам известны как твердый и мягкий знаки.

«Твердый знак» и «Мягкий знак» - это в значительной степени советская терминология, до этого они назывались «Ер» - «Твердый знак», и «Ерь» - «Мягкий знак». Ер обозначал сверхкраткое О, а ерь обозначал сверхкраткое Е. Например, слово «день» писалось «дьнь», то есть с двумя мягкими знаками. Слово «сон» писалось точно так же, только с двумя твердыми знаками», с двумя ерами – «сънъ».

Что произошло потом. Процесс, который шел с IX  по XII век, в IX веке он начался у южных славян, и в XII веке закончился у нас, на территории восточных славян, примерно в Архангельской области. Хотя отголоски этого были еще несколько веков, есть они и до сих пор. Так что же произошло потом: под ударением, в сильной позиции, в частности под ударением, «Ерь» перешел в «Е», а «Ер» перешел в «О», а в слабой позиции они попросту исчезли. Поэтому «день» мы сейчас пишем с буквой «е», а в слове «дня», где ударение падает на последнюю букву, на последний звук в этом слове, мы ничего не пишем, хотя там стоял этот самый «ерь». В слове «сон» мы пишем «о», потому что туда падало ударение, и до 1918 года мы писали «ер», так как не могло слово заканчиваться на согласный звук, или позже букву, для обозначения согласного звука; а в слове «сна» мы ничего не пишем. Это следствие исчезновения редуцированных, они перестали осознаваться, как отдельные звуки, и перешли, либо в «о», либо в ничто; либо в «е», либо в ничто. Таким образом, в IX веке славянский язык был одним языком. В науке это принято называть это поздним периодом существования праславянского языка.

Об этом же, уже не имея отношения ни к Трубецкому, ни к современным научным реконструкциям, писал Нестор Летописец. Перечисляя разные племена, он после этого считает своим долгом сказать о том, что на самом-то деле славянский язык – один, славянский язык, как язык, и славянский народ, как народ, несмотря на то, что у него есть какие-то племенные или диалектные различия.

К началу второй половины IX века относится деятельность Кирилла и Мефодия. Сразу оговорюсь, что до некоторой поры Кирилла я буду называть Константином, потому что именно такое имя было дано ему при крещении. Кирилл – это его монашеское имя, которое он принял незадолго до смерти. Вся его деятельность осуществлялась под именем Константин.

IX век, город Солунь – греческий город на славянской территории, на территории Македонии. Живут два брата, между ними еще несколько детей, старший из детей Мефодий, а младший – Константин. Мефодий занимается разными военно-административными делами и одно время даже занимает должность военного коменданта Македонии. Потом он вдруг все оставляет, именно со словом «вдруг», и уходит в монастырь, на гору Олимп.

Константин – человек совершенно другого склада, не военно-административными делами стал заниматься, а стал заниматься учением. В частности он был одним из учеников, которые учились вместе с будущим греческим императором. Дело в том, что будущего византийского императора обучали примерно так: брали смышленых сверстников, наиболее смышленых, помещали в эту группу наследника престола и учителей. Если даже он сам по своей природе был не очень сообразительным ребенком, то в таком окружении сообразительных детей он невольно подтягивался под их общий уровень.

Константин попал как раз в такую группу обучения будущего греческого императора, что свидетельствует о его способностях уже в раннем возрасте. Потом все они выросли, и наследник стал императором, а Константин стал, говоря сейчас по-нашему, библиотекарем, но это не очень будет передавать сущность того, кем же стал Константин. Библиотекарь в Византии, переводя на нынешний язык, что-то вроде директора Государственного Эрмитажа и системного администратора Кремля в одном лице.

Кроме того, Константин был очень удачным полемистом, он спорил с иконоборцами, сарацинами, иудеями и, как сказано в его житии, никто не мог ему противостоять в споре – он постоянно побеждал.

Именно эти два человека и были выбраны как те, кого надлежало послать к славянам с церковной миссией на родном славянском языке. Что это была за миссия, мы с вами узнаем в следующей передаче.

Расшифровка: Римма Адомайтите