Церковнославянский язык и русская ментальность

Здравствуйте. Прошлый раз мы начали с вами разговор о русском национальном языке. Сегодня продолжим.

Мы с вами сказали, что русский национальный язык – полный набор лингвистических средств, используемых русскими. Он изменяется по территориям, социумам и ситуациям. Мы остановились на том, что в языке есть вещи ядерные и периферийные.

Предварительно сказали о том, что церковнославянский язык – вещь не периферийная в русском национальном языке, привели пример, в частности, со старообрядцами. Теперь нам предстоит сделать еще один шаг назад и выйти уже за пределы русского национального языка, чтобы посмотреть на него как на целое, посмотреть, где же мы окажемся. Выходим мы из национального языка и оказываемся в пространстве национального менталитета, который входит в национальный язык.

Профессор Колесов дал достаточно удачное определение национального менталитета: «Менталитет – это мера понимания в категориях и формах родного языка, соединяющая интеллектуальные, духовные и волевые качества национального характера в типичных его проявлениях». И далее: «Язык воплощает и национальный характер, и национальную идею, и национальные идеалы, которые в законченном их виде могут быть представлены в традиционных символах данной культуры».

Внимание к языку неслучайно. С одной стороны, Владимир Викторович Колесов – лингвист, и это понятно, почему лингвист, собственно, обращает внимание на язык. С другой стороны, больше никаких окошек у нас нет, чтобы заглянуть в менталитет. Язык нам дан в текстах, а остальные составляющие менталитета нам не очень-то и даны.

Помимо языка туда входит миропонимание и воля. Все это связано как красный, синий и желтый пластилин. Если взять их в руки, помять, они как-то перемешаются там интересно и потом, поди разбери, где какой. Да еще синий с желтым дают оттенок зеленого. Но мы знаем, что там три пластилина: красный, синий и желтый. В менталитете три составляющих: язык, миропонимание и воля, которые друг от друга зависят, сейчас увидим как.

Посмотрим на миропонимание. Оно делится на две части. Собственно, миропонимание – картина мира. Почему, когда чукча посмотрит на снег, то увидит там то, чего не увидит араб? А араб все то же самое увидит в песке, чего чукча не увидит. У них такая картина мира: у одного такая, у другого – этакая.

Отец Павел Флоренский указал нам две основных части, сферы миропонимания: энпирия, склонность к высокому, и эмпирия, увлечение непосредственной к данностью. Энпирия, или миросозерцание, – взгляд на мир извне, как на дорогу, пусть даже из темного прошлого в светлое будущее, или как на путь от одной реинкарнации к другой, или как на тот самый «день седьмый», в котором мы все живем. В любом случае, мир – это просто эпизод, и взгляд гораздо более широкий, то есть этот эпизод обязательно существует в каком-то контексте, то есть практически это то, что связано всегда с религией.

А вот эмпирия, несмотря на то, что она площе и, казалось бы, связана с миром и это взгляд уже не как на дорогу, а как на дом или мастерскую. Несмотря на такую уплощенность эмпирии, она гораздо более дробна по своей сути. Был и есть такой учебник по философии, автор Спиркин, и там было введено понятие о формах общественного сознания. Выделено пять форм общественного сознания: религия, наука, искусство, мораль и право.

Это не советских философов выдумка, об этом писал, например, епископ Таврический Михаил еще в позапрошлом веке. Писал он примерно следующее, описывая эти сферы:

1. Сфера чувственно-материальной жизни, где люди стихийно несутся и движутся во взаимной жестокой борьбе. Это сфера грубого эгоизма, сфера удовлетворения велений тела жизненных страстей. Вот перед нами религия, мораль, наука, право, искусство. Из этих пяти под это определение подходит право. Право возникает после того, как возникает правонарушение, и удерживает нас от поедания друг друга. Не самый лучший удерживательный механизм, но, тем не менее, хоть какой-то. Именно право имеет дело с чувственно-материальной жизнью и взаимно жестокой борьбой.

2.Сфера умственной жизни в своем призрачном свете, соединяющая людей разных и далеких веков единством идей и вопросов, со своими законами и свойствами. В этой сфере живут преимущественно люди, имеющие от природы ясный и острый ум, способный следовать за развертывающейся сетью логических соображений.

Со второго слова уже было понятно, что это наука.

3. Сфера искусства, где человек живет в мире образов и грез.

4. Сфера человеческих симпатий и состраданий, в которых живут люди, имеющие доброе сердце. Это то, что называется мораль.

5. Сфера жизни Духа, свободной веры, сфера молитвы и Богообщения, единения души с Богом. Понятно, что это религия. Здесь, по словам епископа Михаила, «собираются лучи духовного солнца, подающего всему и движение, и свет, и теплоту, и созидающую духовную жизнь».

Это он написал, потому что был русским человеком. Как мы увидим несколько позже, для представителей, скажем, романо-германского культурно-исторического типа религия менее интересна, чем для представителей славянского культурно-исторического типа. Так вот, каждая из этих самых форм общественного сознания имеет определенные лингвистические средства, которые с ней связаны. Наука имеет свой собственный язык науки, так и называется. Это, конечно, не отдельный национальный язык, это то самое языковое состояние, одно из, но тем не менее. В обиходе он так и называется – язык науки, язык науки и техники. Искусство тоже имеет свой собственный языковой подстиль. Сфера права – если кто-нибудь когда-нибудь сталкивался с какими-нибудь государственными органами в форме заполнения какого-нибудь заявления, то он знает, что там стиль совершенно свой. Люди называются иногда такими сложными именами, что диву даешься: надо же, я, оказывается, контрагент, а не просто покупатель. Сфера человеческих симпатий и сострадания, мораль, по идее, тоже должна иметь свое лингвистическое выражение, но поскольку классическая русская литература и отчасти современная русская литература взяла на себя такую большую ответственность заниматься и моралью тоже, то есть писать о том, что такое хорошо и что такое плохо, язык этой самой морали сросся с языком искусства, и очень сложно их разделить.

Наконец, религиозная сфера, которая противопоставлена всем. Здесь пять не как три и два, а как четыре и один. Все четыре – право, искусство, наука, мораль – это мировоззрение, эмпирия, это плоскость, а религия – это миросозерцание, и язык у нее, соответственно, свой. Религия первична, а все остальные вещи вторичны, они из нее выделяются. Священное Писание – религиозный текст. Там есть понятие о Божественном, то есть, несомненно, религиозные вещи; там есть понятие о том, что такое хорошо и что такое плохо с точки зрения межчеловеческих отношений, то есть понятие о морали; там есть понятие об искусстве, причем достаточно подробно, например, описание модели скинии до последнего крючочка, и научные представления о сотворении мира, правовые – само собой, даже санитарные нормы: там же тепло, и если гигиены не будет, будут болезни. Потом с течением времени формы общественного сознания обрели свои черты, но религиозный текст первичен. Следовательно, мы можем осторожно пока сказать, что и религиозный язык первичен. Это что касается связи языка с миропониманием в пределах менталитета. О связи языка с волей мы поговорим в следующей передаче. Всего доброго.

Советуем прочитать:

1. Колесов В.В. Философия русского слова. СПб., 2002.

2. Колесов В.В. Язык и ментальность. СПб., 2004.

3. Михаил (Грибановский), еп. Сочинения, письма, жизнеописание. М., 2011.

4. Пестов Н.Е. Современная практика православного благочестия. В 2 т. Спб., 1999.

5. Флоренский П., свящ. Эмпирея и Эмпирия // Флоренский П., свящ. Оправдание Космоса. СПб., 1994.

Расшифровка текста: Наталья Локтева