Православная азбука. Чудеса в церкви. Беседа со священником Максимом Плякиным. Часть 1

– Если говорить академически – чудом считается вмешательство Божие, которое как-то преодолевает естественное течение процессов этого мира. Но это академическое определение. А реально очень часто бывает так (и этому есть примеры в Священном Писании), когда явление, совершенно четко опознаваемое Библией как Божие вмешательство, как чудо, тем не менее происходит в рамках закона этого мира. Можно вспомнить руно Гедеона, которое в Православной Церкви понимается как одно из пророчеств о пришествии Христа. Выпадение росы само по себе – это вполне естественный процесс, но Гедеон просит знака, просит чуда, и роса выпадает везде, кроме посланной шкуры овцы. И на следующую ночь все меняется местами: роса выпадает на руне – и не выпадает вокруг. То есть через естественный процесс, выпадение росы, Господь явно показывает знак от Себя.

Или чудо Исхода. Израильтяне переходят через Красное море. Но в Священном Писании сказано, что вода расходится не от того, что Моисей вышел и красивым жестом руки приказал: «Вода, разойдись!» Нет. Мы привыкли к киношному, мультипликационному варианту, а в Священном Писании все гораздо прозаичнее: Господь посылает ветер, и этот ветер силен настолько, что начинает сдувать воду с ее естественного положения. Если рассуждать с точки зрения геофизики и с точки зрения естественных природных процессов – понятно, откуда этот ветер берется. Это влажный воздух над морем, это сухой воздух над Аравийской пустыней, они встречаются, возникает атмосферный перепад. Но чудо не в том, что этот ветер начался, а в том, что он начался там и тогда. И Господь этот ветер посылает именно в те условия, именно в ту точку пространства и времени, когда еврейскому народу, уходящему из плена, необходимо найти ту самую дорогу мимо патрулей египтян.

Есть версия, что в этом месте существовало тектоническое поднятие дна, и это такой естественный мост через море, с которого ветер сдувает воду. Получается поднятие дна, и израильтяне действительно по этому естественному тектоническому поднятию переходят на другой берег. Священное Писание описывает этот эффект, говорит, что Бог послал этот ветер и что этот ветер дует в тех краях до сих пор. Но это чудо – потому что совмещаются люди, которым нужно Божие вмешательство, и само это действие Божие. И поэтому, наверное, имеет смысл сказать, что чудо возникает тогда, когда в этом чуде есть надобность.

Если вспомнить Новозаветную историю, как Господь Иисус исцеляет болящих или воскрешает сына наинской вдовы – мы ничего не знаем ни об этой вдове, ни о ее сыне, мы не знаем, как сложилась в дальнейшем их судьба, но мы видим эту чрезвычайно берущую за сердце историю, когда вдова хоронит единственного сына. И вот, утешая горе этой вдовы, Иисус говорит: «Вернись к нам!» При этом скептик всегда может найти некий зазор для себя, что это был глубокий обморок, потому что медицина еще не умела тогда это все диагностировать в точности, и разницу между какими-то кататоническими состояниями и собственно смертью медицина научилась четко и точно различать буквально в последние столетия.

Человек, который не хочет верить, найдет для себя вполне законные основания этого не делать. Кажется, владыка Антоний Сурожский любил повторять одну фразу, он говорил, что наш Бог – тактичный. Господь не обязывает человека верить в чудо. И это подводит нас к другому вопросу: а можно ли чудом что-то доказать? Церковь однозначно говорит: нет. Чудо может быть подспорьем, чудо может быть определенной вехой на пути веры. Но отцы Шестого Вселенского Собора во время дискуссии по догматическим вопросам, то есть по вопросам о том, во что должна верить Церковь, категорически постановили: в догматических спорах чудо не является аргументом. Чудо – лишь помощь. Бывает, что человек приходит к вере, увидев чудо. Но нельзя сказать, что чудо обязывает. Потому что иначе мы бы уже были не в области веры (а апостол Павел говорит, что вера – это уверенность в невидимом), а в области знаний. Чудо есть. Чудо – это факт, но вот как это чудо принимать – человек решает для себя сам.

– Вернемся к истории с Моисеем. Есть чудеса Божией помощи, когда существующими законами мира Господь как-то помогает, а есть ли какие-то чудеса абсолютные, которые невозможно объяснить?

– Они гораздо реже. Из евангельских событий, естественно, вспоминается воскрешение Лазаря Четверодневного, когда Христос медлит, и медлит совершенно сознательно для того, чтобы прийти к гробнице и услышать от собравшихся: «Господин, он уже смердит». То есть здесь явно Христос создает условия для того, чтобы сомнений не было. Что это мертвец, он не в обмороке, не в каком-то ступоре; это уже мертвец, потому что начались процессы разложения. И Христос вызывает этого мертвеца к жизни. Святой Амфилохий Иконийский, когда комментировал это место Священного Писания, говорил, что на самом деле чудес было три. Во-первых, Христос вызывает душу усопшего, призывает ее соединиться с телом; во-вторых, Христос исцеляет само тело, потому что иначе Лазарь не смог бы прожить те десятилетия, которые ему были отведены в его второй жизни на земле. И третье чудо, когда Христос говорит: снимите с него покрывало. А для этого нужно помнить детали еврейского обряда погребения, потому что те самые погребальные пелены, которыми оборачивали тело покойного, пропитывались ароматическими маслами.  Примерно за 30–35 часов они схватывались, и получалась смола, которая потом дала название нашему дорожному покрытию (это был асфальт древнего мира). Она схватывалась практически намертво, и вытащить из этого кокона тело усопшего можно было только ценой грандиозных физических усилий. А Христос его выводит, и умерший выходит из гробницы, то есть явно у него конечности уже подвижны до такой степени, что он в этом коконе тем не менее спокойно передвигается, потому что Евангелие нам говорит, что Лазарь выходит из гробницы сам.

И при этом Христос предостерегает в другом Евангелии, в Евангелии от Луки: Если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят. И когда совершенно реальный мертвец воскресает из мертвых, буквально в следующей главе Евангелия от Иоанна, описывающей это чудо, мы видим реакцию, по крайней мере, части окружающих на это чудо. И тогда совещались иудейские начальники в Иерусалиме и постановили Лазаря убить. Нет человека – нет проблемы. Вот это – предельная стадия человеческого неверия, когда чудо не просто не признается. Есть позиция агностика: я не знаю, было оно или нет, я его не видел, я его не пощупал, поэтому не буду говорить ни да, ни нет. Это позиция честная. А здесь позиция радикального, облеченного в конкретные действия неверия: я не просто не буду это признавать, я еще и подчищу следы этого чуда, чтобы никто не смел говорить, что мертвец пришел к жизни.

И эта позиция, в общем, повторяется с вариациями вновь и вновь в человеческой истории.

– В Евангелии Господь, с одной стороны, творит эти чудеса, с другой стороны, часто встречается оговорка, что Он делает это втайне и не говорит об этом. Так все-таки чудеса нужны или не нужны? Церковь их прячет или, наоборот, чудеса должны приводить людей к вере?

– Церковь очень аккуратно подходит к верификации чуда. Во-первых, должно быть самое явное вмешательство. Если я разболелся насморком и через три дня у меня этот насморк прошел – то это с высокой вероятностью не чудо, потому что примерно так насморк и проходит естественным путем. А вот если человек, слегший с тяжелым инфекционным заболеванием, в совершенно невозможные сроки, в считанные дни встает здоровым и при этом говорит, что он молился, просил о помощи Божией (и Господь ответил на его молитву), – это чудо. Есть стечение трех факторов: это человеческая нужда, молитва и просьба о Божием вмешательстве и, соответственно, явный, видимый глазу эффект. Это может быть исцеление, когда из врачебных документов видно, что вот здесь болезнь еще есть, а вот здесь ее уже нет.

Это может быть рассказ самого человека, засвидетельствованный (если речь идет о нашем верующем христианине) присягой на Кресте и Евангелии, что рассказ подлинно и адекватно отражает то, что произошло в реальности.

Это может быть свидетельство других людей, поэтому, фиксируя чудеса и складывая их в архив на будущее, Церковь старается учесть эти самые три фактора. Была ли нужда в чуде? Потому что Евангелие очень жестко и категорично напоминает нам словами Самого Иисуса: не искушай Господа твоего и не произноси Божьего имени напрасно. Во-вторых, было ли вот это резкое, вопреки стандартным природным законам, необъяснимое научными и медицинскими методами изменение течения ситуации? И наконец, был ли момент личного участия человека? Что приводит к чуду? Христос, если мы посмотрим на Евангелие, не творит чудес ради чудес. Он творит чудо ради кого-то. И даже когда мы видим историю с десятью прокаженными, из которых лишь один возвращается поблагодарить за чудесное исцеление, Христос, конечно, вздыхает: девять где? Почему они не пришли благодарить? Но Он не наказывает их возвращением болезни. Господь скорбит, но не обращает эту болезнь вспять.

– Он еще говорит слова, что род лукавый ищет чудес…

– Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка. То есть когда чуда требуют ради самого чуда, а не ради нужды,  приходится вспоминать эти слова Иисуса. Не будет дано иного знамения, кроме знамения Ионы Пророка. Иона призывал к покаянию Ниневию, Ниневия покаялась, и Господь отсрочил гибель этого города.

Из чего можно заключить, что неразрушенный город – это чудо? Может, он был настолько неприступной крепостью, что пытались-пытались, да так и не смогли его разрушить? Здесь мы видим свидетельство пророка о том, что ему было слово Господне: иди и возгласи Ниневии, что ей грозит гибель.

Мы нечто подобное видели в нашей собственной истории чуть больше ста лет назад, когда святой праведный Иоанн Кронштадтский, известный всей России, буквально надрывно даже не возглашал, а кричал с проповеднического амвона: «Россия, покайся! Если не покаешься – потеряешь то, что имеешь». Проходит чуть меньше девяти лет после его смерти – и мы видим, что произошло со страной. Пророка не услышали. Пророк – это ведь не предсказатель будущего, пророк может пророчествовать не о будущем, а о прошлом, поэтому мы называем пророком Моисея. Его рассказ о творении мира, о прежде бывших поколениях – это не предсказания будущего. Это раскрытие того, как Господь действует в истории людей. Вот поколение, вот наши предки, вот их жизнь, вот то, что привело к нашей нынешней ситуации, но это еще не все. В этой истории кроме людей действовал еще и Бог. И Моисей рассказывает, как Бог действует в истории людей. Это пророчество, потому что он говорит от имени Божьего. Но это пророчество не о будущем, а о прошлом.

И вот подобным же пророком, вестником Божьим, который видел волю Божию, видел, куда все идет, и пытался об этом предупредить и его не послушали, был святой праведный Иоанн Кронштадтский. Мы знаем, что человек, который слышит голос Божий и пытается потом докричаться до людей, – это действительно вестник, посланный к людям. Иногда вестника слушают, иногда, как мы знаем, – нет.

Записала Полина Митрофанова