Читаем Добротолюбие. Священник Константин Корепанов . Выпуск от 9 августа

Мы продолжаем читать слово о трезвении преподобного Исихия из второго тома «Добротолюбия». В прошлый раз мы читали 32-й абзац, который начинается таким образом:

Так надлежит бегать дерзостности ... как яда аспидова и уклоняться от частых бесед, как от змий и порождений ехидниных, потому что они весьма скоро могут привести в совершенное забвение о внутренней брани.

Мы говорили об этом подробно в прошлой беседе, и, естественно, у людей возникли вопросы. Просто многоголосый хор возмущенных вопросов: как быть-то, если нас окружают только такие люди, которые говорят о всякой ерунде, осуждают, сплетничают, злословят, завидуют, ревнуют, постоянно выискивают недостатки, постоянно обсуждают то, что не стоит обсуждать? Как с ними быть?

Это очень серьезный вопрос. Это и есть аскетическая задача. Если мы думаем, что это в наше время так сложно, то мы ошибаемся – всегда было сложно. Никогда не было такой среды, в которой люди только и делали бы, что обсуждали молитву, слова Священного Писания, тайны вечной жизни или вдохновляли друг друга, утешали и помогали друг другу. Нет, этого не было даже в первых монастырях, иначе святые отцы не учили бы об этом регулярно и требовательно.

Человек всегда был легко подвержен болтовне. Апостол Иаков в своем послании целую главу посвятил этому, говоря, что язык обуздать никто не может; так и слышится его собственная боль от общения с теми  людьми, среди которых он жил. Люди никогда не хотят молчать. Но это и ставит перед нами аскетическую задачу. Вот мы и должны стать иными (от этого корня произошло слово «инок») и не гнушаться человеком, а гнушаться тем грехом, который в человеке живет. Мы удаляемся не от человека, а от того, о чем он говорит, от  праздных, суетных бесед. «Я не буду с тобой обсуждать эту тему». Он обидится. Обижайся, но я не буду с тобой говорить на эту тему. Я готов тебя выслушать, если ты не будешь осуждать людей. Я готов тебе сказать, но только то, что относится к тебе, а не к другому человеку. Я готов тебе помочь и сказать важные слова на эту тему, но мы не будем устраивать революционный заговор по изменению государственного строя в отдельно взятой деревушечке или в рамках всего глобального сообщества.

Да, поначалу от нас могут отвернуться, нами могут гнушаться. Но для нас важно, чтобы внутри нашего сердца мы не гнушались людьми, а только темами, которые они поднимают. Мы не хотим говорить об этом, но всякий раз выходим к ним навстречу с открытым сердцем и молимся открытым сердцем в надежде, что рано или поздно будем обсуждать то, что нужно, что важно, что по воле Божией, что исполнено любви, а не греха. Да, это трудно. А кто сказал, что должно быть легко? Многими скорбями подобает спастись человеку. Это трудно, но это же не какой-то запредельный подвиг.

Мы хотим подстроиться под мир и пускаем мир в себя, и сердце наше не может сохранить себя от страстей этого мира, потому что ум постоянно расслаблен из-за нашего малодушия и всегда погружен в мирские дела, он не может собраться. Поэтому у нас ничего не получается. Как заканчивает свой разговор о языке апостол Иаков, если мы любим мир, то не любим Бога.

Поэтому для нас с ненависти к пустой болтовне (не к людям, говорящим болтовню, а к тому содержанию, которое в этих беседах есть) начинается выстраивание отношений со Христом. Да, нам больно, но больно только потому, что мы привыкли быть в центре внимания, привыкли поддерживать разговор, привыкли быть своим для этих людей, нам трудно без их внимания, трудно, что они не бегут к нам за советом, не делятся с нами своими переживаниями о каком-нибудь футбольном матче или просмотренном сериале. Мы чувствуем себя изгоями в обществе, и, конечно, нам от этого трудно. Мы чувствуем одиночество, и это одиночество давит. Но с этого может начаться наш путь ко Христу, потому что именно Он и отвечает за то, чтобы выделить, взять нас из мира, как Он сделал это с апостолами, как делает со всеми Своими учениками, изымая нас от мира не только в стенах монастыря, но и в стенах собственной семьи, собственной кельи, собственного сердца, чтобы в тишине и молчании мы научились трезвению, молитве и поняли, что все это было для того, чтобы стяжать жизнь во Христе. А когда мы стяжем жизнь во Христе и научимся жить со Христом, очистим свое сердце и научимся трезвению, тогда люди снова вернутся к нам (или мы снова вернемся к людям) и разговоры наши будут действительно по воле Божией, со смыслом и любовью. Только тогда мы и сможем их вести так – когда какое-то время (год или тридцать лет) мы провели в молчании перед лицом Бога, научившись у Него трезвеннической жизни.

Сорок пятый абзац (собственно уже о трезвении):

Как невозможно по одному каналу вместе проходить огню и воде, так невозможно греху войти в сердце, если он не постучится прежде в дверь сердца мечтанием лукавого прилога.

Сразу, быстро, с налету грех побеждает человека, только если грех уже живет в сердце. Мы потому и узнаём, что грех уже в сердце, когда знаем действие греха, когда уже согрешили. Никакой умной брани в этом смысле нет и быть не может. Если грех уже внутри, если он уже проник в сердце и живет в сердце, то о какой умной брани может идти речь? Умная брань – это борьба с помыслами, через которые грех пытается пробиться внутрь нас. А если грех уже внутри, то никакой внутренней брани нет и быть не может: враг уже внутри, уже ворует, крушит, ломает, а мы всё пытаемся встать на стражу около дверей, чтобы сохранить разрушенную, разграбленную скинию своего сердца. Это нелепо. Мы опоздали.

Поэтому очень часто люди, у которых грех внутри, и не понимают, что такое умная брань, и не замечают никакого помысла, никакого прилога. Они вообще ничего не замечают, просто понимают, что у них есть желание, и они это желание осуществляют – оно уже владеет сердцем, в нем живет и требует, чтобы мы его слушались. Тут никакой умной брани не возникает. Большинство людей изначально приходят в церковь именно в таком состоянии.

Человек, придя в церковь, немножко освоившись, почему-то берет книгу об умном делании, об умной брани, начинает читать о помыслах, о прилоге и даже что-то пытается делать. У него, естественно, ничего не получается, он пытается – и снова не получается. Он начинает психовать, нервничать, раздражаться, говорить, что все это ерунда, что все это придумали какие-то ненормальные люди. Или начинает ходить и спрашивать: как мне с помыслом своим бороться? Или: как мне перестать есть (или возбуждаться блудной страстью)? Или: как побороть свою гордыню?.. Это все не имеет к умному деланию никакого отношения. Это просто не о том.

Умное делание – это когда сердце в порядке, вы встаете умом на страже своего сердца и контролируете, что туда входит. Для того чтобы начать умное делание, умную брань, нужно, чтобы сердце было здоровым. А вот как стяжать здоровое сердце – это уже не про умную брань, это про покаяние. И тогда надо читать не авву Исихия, а, скажем, Иоанна Лествичника или еще кого-то из отцов, кто очень много пишет о покаянии. Сейчас мы читаем по порядку, и здесь встретился авва Исихий, а может быть и иначе. Есть книги о покаянии, и нам, чтобы очистить свое сердце, как раз нужно именно слово о покаянии. Когда мы достигнем некой целостности сердца, исцеления сердца от страстей, тогда можно говорить и о трезвении, об умном делании, умной брани.

Сорок шестой абзац:

Первое есть прилог; второе – сочетание, когда наши помыслы и помыслы лукавых демонов смешиваются; третье – сосложение, когда обоего рода помыслы сговорятся на зло и порешат между собою, как ему быть; четвертое же есть чувственное деяние или грех. Итак, если ум, трезвенствуя, внимает себе и посредством прекословия и призывания Господа Иисуса прогоняет прилог с самого его приражения, то ничего из того, что обычно следует за ним, уже не бывает. Ибо лукавый, будучи умом бестелесным, не иначе может прельщать души, как чрез мечтание и помыслы. (Из сих действий) о прилоге говорит Давид: «во утрия избивах вся грешные земли» (Пс. 100, 8); великий же Моисей говорит о сосложении: «да не смесишися с ними» (Исх. 23, 32).

Ступени развития ко греху включают четыре этапа: 1-й – прилог, 2-й – сочетание, 3-й – сосложение и 4-й – собственно грех. Но если у вас грех уже в сердце, то вы не заметите никаких четырех этапов – сразу будет сосложение, желание сделать грех. Сосложение с грехом уже живет в нашем сердце, сердце наше сосложилось с грехом, поэтому остановиться мы не можем. Это страсть, порок, и об умном делании здесь говорить не приходится.

Прилог – это как бы стук в дверь. Грех постучался. Как относиться к этому стуку? Игнорировать? Ну, стучится и стучится – можно и не замечать. Нельзя! Он будет стучаться все громче и настойчивее, доводить, выводить. Даже если вы его не принимаете, этот прилог все равно будет долбить в ваше сердце. Поэтому игнорировать – это давать ему власть, идти у него на поводу.

На самом деле нам нужно вооружиться, как говорит Исихий, именем Господа Иисуса Христа и прогнать этот прилог – другого пути нет. Только вооружившись именем Господа Иисуса Христа, мы можем сразу его прогнать: только стук раздался – открываем дверь, хватаем топор, косу или пистолет Макарова (образно говоря) и начинаем долбить этот прилог. Долбить и долбить любым оружием молитвы, чтобы выгнать его и чтобы в ближайшие четыре дня он даже подходить не смог. То есть надо на него ополчиться и прогнать его, как прогоняют приставучую собаку.

Про прилог нам достаточно знать еще и то, что за прилог ни один человек не судится. То есть если к нам постучался блудный помысел и мы его прогнали, за этот блудный помысел мы ответственности не несем и в нем не исповедуемся. Если к нам пришел помысел зависти, а мы его прогнали, за этот помысел мы ответственности не несем. Мы несем ответственность только за то, что приняли тот или иной помысел, тот или иной прилог.

В принципе, для мирянина и для большинства монашествующих нет надобности исповедовать прилоги. Они приходят ко всем нам в огромном количестве, мы их  должны прогонять, и обычно, если мы, быстро вооружившись, прогоняем эти помыслы, они уходят. И в исповедании это не нуждается. Хотя совершенные, продвинутые монахи исповедуют даже эти прилоги, но не у рядового священника, а все-таки у старца, потому что старец может распознать действие прилога, сказать, где сейчас у человека слабое место, на что нужно обратить внимание и какие дальше могут быть искушения, связанные с этим прилогом.

Второй этап – сочетание. Сочетание – это когда мы принимаем помысел, принимаем прилог и начинаем его думать. Ко мне пришла мысль – и я стал ее думать. Мол, чуть-чуть подумаю, а потом выброшу. Это примерно так: постучался ко мне человек, я понимаю, что он негодяй, злодей, но как-то неудобно сразу его выгонять, кричать на него – поговорю с ним немножко. Вроде вполне благочестивый порыв, благочестивое мнение. И вот мы начинаем говорить, размышлять на этом помысле, нам приятно, мы собеседуем с ним, не прогоняем, но по-прежнему сохраняем свободу от этого помысла, просто медлим его прогнать. Наш ум еще вполне свободен, но он не прогнал сразу этот помысел, этот прилог и начинает с ним производить какое-то действие. Свободу он сохраняет, тем не менее он медлит, и эта медленность показывает, что почему-то человек это делает, что-то ему приятно в этом собеседовании, что-то тянет его к этому помыслу.

Конечно, легко встать и уйти, и нужно это сделать: перестать этот помысел думать. Но не хочется: я еще немножко подумаю. Но с каждой минутой свободы у человеческого ума становится все меньше и меньше, потому что этот помысел есть помысел лжи и смерти, это прилог врага. Это не просто какая-то отвлеченная мысль, этот помысел опутывает нас своей ложью, своей риторикой, своей приятностью, своей тьмой, и с каждой секундой все труднее вырваться из обаяния этого помысла.

Когда мы все-таки вырвемся, освободимся и до сосложения не дойдет, мы яснее ясного увидим, что в нашей душе осталось послевкусие. Когда человек совершил грех и потом приходит раскаяние – это знают все, и это неприятно. Но очень мало людей знают, какая бяка остается в душе человека, когда он просто побеседовал с прилогом вражьим, но потом, побеседовав, все-таки откинул его. Он не похож на человека, который поиграл мячиком, выкинул его и пошел дальше: мячик-то оказался грязным – и он запачкался. Руки грязные, пахнут – надо смыть это. Пока идешь, достаешь платок, вытираешься, смотришь – грязь уже не только на руке, но и на одежде, на лице. Тут бы в стирку все отдать, да и самому в баню сходить. Всего-то мячик в руках подержал, но он был грязным и вонючим, и эта вонь и грязь прилепились к тебе.

Так вот, люди, которые достигли только сочетания, а потом отбросили помысел, отчетливо понимают, как много гадости, грязи осталось в них всего лишь после сочетания с помыслом. Из этого они понимают (опыт им показывает), как вредно, опасно и неприемлемо для христианина сочетание с прилогами вражьими.

Записала Нина Кирсанова