Благая часть. 3 сентября

Если взять Священное Писание, то апостольские Послания – это в основном письма, которые писали апостолы своим братьям. Послание апостола Павла к Коринфянам – это собранные письма, которые в течение какого-то времени апостол писал о том, как устраивать Церковь. Или, например, одна юная девушка написала своему духовнику, а он ей ответил. У нее возникли вопросы, она снова написала – завязалась переписка, из которой родилась очень душеполезная книга «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться» святителя Феофана Затворника.

Этот удивительный труд дает человеку совершенно другие возможности познания близкого. То, что ты выражаешь в каких-то электронных средствах коммуникации, – это все довольно поверхностно. Эмоции в виде смайликов, фразы как-то сокращаем, что-то сразу выплескиваем. А письмо, написанное от руки, позволяет подумать, что-то переписать, остановиться, сформулировать, изложить мысли, убрать лишние эмоции, подумать, как слово наше отзовется.

Если ты хочешь узнать другого человека – вступи с ним в переписку. Так было когда-то в наше время, когда мы с супругой знакомились. У нас был период в полгода, когда мы общались через письма. И это очень удивительная возможность узнать душу другого человека, проникнуть в его способность мыслить, выражать свои чувства. Поэтому я за то, чтобы мы учились писать письма.

В экспедиции «За други своя» есть удивительный момент, когда мы призываем детей писать письма. И они садятся и часть какого-то времени пишут их. Каждый вечер у нас почта – раздаются эти письма. Так приятно получать какие-то размышления, слова благодарности, иногда переживания. Это очень здорово.

Я хочу вам прочитать письмо, которое меня поразило в юности. И это тоже удивительный пример написания письма.

«Послушай, сын. Я произношу эти слова в то время, когда ты спишь; твоя маленькая рука подложена под щечку, а вьющиеся белокурые волосы слиплись на влажном лбу. Я один прокрался в твою комнату. Несколько минут назад, когда я сидел в библиотеке и читал газету, на меня нахлынула тяжелая волна раскаяния. Я пришел к твоей кроватке с сознанием своей вины. Вот о чем я думал, сын: я сорвал на тебе свое плохое настроение. Я выбранил тебя, когда ты одевался, чтобы идти в школу, так как ты только прикоснулся к своему лицу мокрым полотенцем. Я отчитал тебя за то, что ты не почистил ботинки. Я сердито закричал на тебя, когда ты бросил что-то из своей одежды на пол. За завтраком я тоже к тебе придирался. Ты пролил чай. Ты жадно глотал пищу. Ты положил локти на стол. Ты слишком густо намазал хлеб маслом. А затем, когда ты отправился поиграть, а я торопился на поезд, ты обернулся, помахал мне рукой и крикнул: «До свидания, папа!», я же нахмурил брови и отвечал: «Распрями плечи!»

Затем, в конце дня, все началось снова. Идя по дороге домой, я заметил тебя, когда ты на коленях играл в шарики. На твоих чулках были дыры. Я унизил тебя перед товарищами, заставив идти домой впереди меня. Чулки дорого стоят ‒ и если бы ты должен был покупать их на собственные деньги, то был бы более аккуратным! Вообрази только, сын, что это говорил твой отец! Помнишь, как ты вошел потом в библиотеку, где я читал, ‒ робко, с болью во взгляде? Когда я мельком взглянул на тебя поверх газеты, раздраженный тем, что мне помешали, ты в нерешительности остановился у двери. «Что тебе нужно?» ‒ резко спросил я. Ты ничего не ответил, но порывисто бросился ко мне, обнял за шею и поцеловал. Твои ручки сжали меня с любовью, которую бог вложил в твое сердце и которую даже мое пренебрежительное отношение не смогло иссушить. А затем ты ушел, семеня ножками, вверх по лестнице.

Так вот, сын, вскоре после этого газета выскользнула из моих рук и мною овладел ужасный, тошнотворный страх. Что со мною сделала привычка? Привычка придираться, распекать ‒ такова была моя награда тебе за то, что ты маленький мальчик. Нельзя ведь сказать, что я не любил тебя, все дело в том, что я ожидал слишком многого от юности и мерил тебя меркой своих собственных лет. А в твоем характере так много здорового, прекрасного и искреннего. Твое маленькое сердце столь же велико, как рассвет над далекими холмами. Это проявилось в твоем стихийном порыве, когда ты бросился ко мне, чтобы поцеловать меня перед отходом ко сну. Ничто другое не имеет сегодня значения, сын. Я пришел к твоей кроватке в темноте и, пристыженный, преклонил перед тобой колени!

Это слабое искупление. Я знаю, ты не понял бы этих вещей, если бы я тебе сказал все это, когда ты проснешься. Но завтра я буду настоящим отцом! Я буду дружить с тобой, страдать, когда ты страдаешь, и смеяться, когда ты смеешься. Я прикушу свой язык, когда с него будет готово сорваться раздраженное слово. Я постоянно буду повторять как заклинание: «Он ведь только мальчик, маленький мальчик!» Боюсь, что я мысленно видел в тебе взрослого мужчину. Однако сейчас, когда я вижу тебя, сын, устало съежившегося в твоей кроватке, я понимаю, что ты еще ребенок. Еще вчера ты был на руках у матери, и головка твоя лежала на ее плече. Я требовал слишком многого, слишком многого…».

Подумаем об этом и не будем лишать себя возможности писать друг другу письма.

Записала Елена Кузоро