Беседы с батюшкой. Священник Константин Кокора. 21 апреля 2024

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора.

– Пятая Неделя Великого поста – день памяти преподобной Марии Египетской. Мы вспоминали ее и на неделе, на длинной службе с названием «Мариино стояние», когда целиком читался Канон Андрея Критского, а также ее житие. Осмыслив это тогда, сегодня мы вновь возвращаемся к подвигам преподобной.

Главное, что можно извлечь из этой истории, – это тема покаяния, исповеди, одного из таинств Церкви. Святая пережила совершенно уникальный опыт покаяния, когда, находясь в Иерусалимском храме, за несколько минут осмыслила всю греховность прошлой жизни и настолько раскаялась, что кардинально изменила свою жизнь, став из блудницы пустынницей и, как мы теперь знаем, святой.

Исповедь – это таинство. Люди регулярно приходят на исповедь. Она проводится на каждом богослужении. Исповедуются не только простые люди, но и священники. А что покаяние значит для Вас как для священника? Это интересно: ведь, с одной стороны, Вы принимаете исповедь, с другой – исповедуетесь сами.

– Как и любые священнослужители, я исповедуюсь у другого священника. И в этом смысле мне даже помогают исповеди мирян. Бывают случаи, когда человек исповедуется и я подмечаю какой-то грех, понимаю, что он есть и у меня. Просто иногда как бы за общей рефлексией не замечаешь его или думаешь, что он не так важен. Смотришь на человека, который его проговаривает, кается именно в нем, и понимаешь, что это действительно важно, а ты ставил его на второй план.

В остальном исповедь священнослужителя примерно такая же. Мы стоим перед тем же Богом, крестом и Евангелием. Священнослужители исповедуются в алтаре. Покаяние самого священнослужителя включает в себя те же смыслы, что и покаяние мирянина: это сокрушение о грехах, желание жить другой жизнью, намерение восстановить себя именно в том состоянии, которое подразумевает соединение с Церковью, со Христом. Ответственность у священнослужителя гораздо больше в том смысле, что он облечен священнической властью, поэтому спрос с него совершенно другой.

– Бывало ли так, что исповедь прихожан побуждала Вас осмыслить что-то в самом себе?

– Как я уже сказал, были случаи, когда человек называл какой-то грех, и я, не стесняясь, говорил, что мне тоже знакомы эти состояния. Каждый из нас – представитель человеческого рода и склонен к тем или иным состояниям и грехам, которые являются общими. И поэтому в каких-то грехах я узнаю себя. Но в этом смысле я могу и помочь человеку выйти из этой ситуации, потому что, находясь в той же лодке, могу рассказать о своем опыте, посоветовать какие-то вещи, которые прочитал или услышал от других служителей. Часто нам не хватает элементарных знаний, умений, навыков именно в духовной жизни, чтобы постараться не то чтобы обойти грех, но сделать его менее вероятным, остановиться уже на подступах к нему, не дать ему прорасти.

– А можно посмотреть и с новой стороны, узнать то, о чем никогда и не задумывался, что это грех.  

– Такое тоже бывало, потому что в любом случае переживаешь исповедь вместе с человеком, ощущаешь его грех. В чине древнерусской исповеди мне нравится молитва священника о том, кто исповедуется: «Грехи твои на вые моей». То есть я в буквальном смысле несу теперь этот грех вместе с человеком. И такие случаи тоже были, когда ты ощущаешь и по-новому проживаешь какие-то вещи, в которых кается человек перед тобой.

– Эта молитва означает, что грехи передаются священнику?

– Что кающийся человек не одинок в этом покаянии перед Богом. Священник, представляющий Церковь в исповеди, принимает человека и говорит, что он не один в своем грехе. И ты не становишься одиноким, хотя грех осуждает на одиночество. Грех – это всегда разделение: с Богом, с общиной, с Церковью, даже с самим собой, потому что мы как бы встаем в сторону и теряем тот вид, облик, то необходимое подобие, которое должны были бы стяжать, если бы греха не было. Исповедь восстанавливает эту связь, и священник помогает человеку в этом. Он как бы говорит: «Мы разделим этот грех с тобой, возьмем на себя ответственность». Но это не значит, что человек считает, будто виноват не он, а кто-то другой. Это значит именно то, что, ощутив последствия греха, покаявшись, человек становится не одинок.

– Человек, который приходит на исповедь, ощущает, что некая цельность в нем нарушена, раз он почувствовал, что это грех. Он согрешил, осознал это и пришел.

– В большинстве случаев да. И я радуюсь, когда человек приходит и кается в грехах. Люди думают, что батюшка будет сокрушаться, ругать, осуждать, но на самом деле священник в первую очередь радуется. Он, как человек грешный, принимая эту исповедь, понимает, что грех в первую очередь – это тяжесть, груз, с которым человек ходит, от которого должен избавиться, но по каким-то причинам не может этого сделать. А отказываясь от него, человек становится свободным.

И это видно. Может быть, это самая потрясающая вещь – плод исповеди, когда человек становится другим. Был одним, и вдруг ты понимаешь, что через какое-то время он вырастает духовно. И изюминка этого перерастания греха в том, что человек не видит и не чувствует в себе этого покаяния. Мне кажется, Господь педагогично скрывает это от нас, чтобы мы не возгордились, не подумали, что что-то из себя представляем, как Мария Египетская. Это тоже интересно: она покаялась, но говорила о себе уничижительно, как будто бы она все еще в том состоянии. Она понимала, что это прошлое нужно не просто забыть, а именно пережить как трагедию и стать другим человеком.

– Человек может не почувствовать изменений после покаяния. Ведь Мария Египетская в разговоре с Зосимой действительно представлялась как грешница, хотя для него казалась святой.

– И он всегда сократическим способом вытягивал из нее знания, говорил: «Расскажи, расскажи». А она отвечала, что ее жизнь – это жизнь самой лютой грешницы. И это не поза, не бравада, что она самая грешная, это действительно такое переживание. И мы видим это не только на примере преподобной Марии, но и других святых, которые честным образом, наяву тоже ощущали себя последними грешниками, а со стороны мы понимаем, что эти люди уже достигли каких-то высот и гораздо ближе к Богу.

– Жаль, что о себе мы такого сказать не можем, что тоже достигаем высот, несмотря на то что ощущаем себя грешниками.

– Да, не можем. Но здесь есть крайности. Ощущать себя худшим, грешным можно, только если на самом деле это ощущаешь. Нельзя играть в это, выдавать желаемое за действительное. Нужно именно переживать грех как трагедию. Преподобный Исаак Сирин говорил: «Покаяние – это трепет души перед вратами рая». Вспомнить именно этот трепет, именно то, что ты потерял в грехе, очень ценно. И тогда ты сможешь ощутить то, что свалился из этого состояния, выпал из отношений с Богом. Сказано, что сели Адам и Ева напротив рая и плакали. Адам стал плакать. Вот это дорого. Здорово, если мы так это ощущаем. Но на исповеди не всегда так происходит; иногда, наоборот, идет достаточно спокойное перечисление грехов. Какие-то вызывают в нас сокрушения, а какие-то, как бы мы сказали, будничные, не так остро переживаются нами.

– Вопрос от телезрителя Евгения из Белгорода: «Известно, что после Второго Пришествия все те, что воскреснут для вечной жизни, уже не смогут умереть. Значит, они не будут стареть. А если, допустим, умирает младенец в пятимесячном возрасте, то он будет вечным младенцем? Есть толкование, что все воскреснут в тридцатилетнем возрасте, но тогда это уже будет не человек, а искусственно взращенный клон. Хоть так, хоть так – абсурд. Хотелось бы услышать ответ, а не рассуждение о Божьей воле и Его Промысле».

–  Мы ничего точно сказать не можем. Мы не можем заглянуть за ширму Второго Пришествия, даже своей смерти. Поэтому мы строим предположения и рассуждения на основании церковного учения и опыта людей, которые были до нас. Воскреснут абсолютно все люди, которые когда-либо жили на земле. Дальше их участь решится в каком-то абсолютном порядке. Нам сложно представить, как это будет физически, как это будет происходить… Господь сказал: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное. В каком смысле Он это говорил? В любом случае будет что-то такое, что мы не сможем описать словами. Я не могу дать точного ответа и предлагаю мыслить перспективами более практичного характера. Да, мы говорим о том, что воскреснем. Но в первую очередь нас должно волновать: в каком состоянии мы воскреснем, с чем придем к Богу после нашего исхода, как сможем прожить эту жизнь. А дальше оставляем всё на суд Божий.

Ученики тоже интересовались, когда все это будет, каковы признаки. Господь отвечал очень компактно и лаконично, не давая каких-то знаний, которые человека, может быть, увели бы от реальности. В какой-то момент Он говорит: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти. Всё в Его руках, и нам нужно в этом смысле просто доверять Ему.

– Интересна сама постановка вопроса. Люди часто просят священников ответить, когда конец света, в каком теле воскреснем, можно ли будет жениться или разводиться на небесах. И мы как-то отвечаем… И все о Промысле и о воле. Действительно, ведь у нас нет никаких данных об этом. Воскрес один человек – Богочеловек Христос. В новом теле. Апостолы подтвердили, засвидетельствовали это.

– Причем никто не видел момента Воскресения. Никто не видел, как именно это произошло. Господь является ученикам и свидетельствует о Своем Воскресении. Мы видим как бы уже последствия этого. Поэтому мы, священники, находимся в той же лодке, в той же жизни и не можем прозревать таких вещей. Но у нас есть Откровение, Библия. Господь открыл нам достаточно для спасения.

– Чтобы узнать, в каком образе мы окажемся после смерти, после Страшного суда, нам нужно хорошо покаяться и попасть в Царство Небесное. Тогда мы точно получим ответы на все свои вопросы.

Как правильно подготовиться к исповеди? Про подготовку к причастию даже есть документ, где рекомендательно указано про три канона, Последование ко Святому Причащению. Но как подготовиться к исповеди? Что прочитать? Сколько поститься? Есть ли какие-то нормы, рекомендации?

– В первую очередь нужно ощутить желание покаяться. В исповеди должно быть именно чувство и сознание своей греховности, именно желание освободиться от этого гнета греха, раскаяние, покаяние, желание жить другой жизнью. Конечно, исповеди должна соответствовать и молитва: мы молимся о том, чтобы Господь помог нам принести достойный плод покаяния. Можно и нужно поститься, всячески готовиться, анализировать то, что происходит. Я прихожанам предлагаю заранее дома подумать, в чем они будут каяться, в каких словах будут выражать это покаяние. Может быть, даже надо постараться понять, почему тот или иной грех вдруг в какой-то момент начинает царствовать в их душе, теле, поступках, делах, словах, мыслях, чувствах. И даже каким-то образом уже принести плод покаяния, то есть прийти на исповедь уже не просто с вопросами, а именно проанализировав ситуацию: почему в моей жизни это происходит, как я дошел до такого состояния, как действенно покаяться. Чтобы это было именно изменением образа жизни, а не просто перечислением определенных грехов.

Часто на исповеди происходит некая формальная вычитка стандартных, как у нас говорят, «заламинированных» грехов. Приносишь их батюшке, а он их отпускает. Конечно, в этом помогают и рекомендательные книги, в которых перечисляются виды и подвиды грехов. Сборники аналитических текстов, где можно понять, в чем ты каешься, что из чего проистекает. Но они не являются панацеей от всех бед, потому что человек в любом случае должен через них взглянуть в самого себя и прочувствовать именно свою исповедь, а не просто принести эту брошюру или книгу и сказать: «Батюшка, вот это обо мне; прочитайте, пожалуйста, и отпустите мне грехи».

Есть вещи, которые очень важны для покаяния. Это в первую очередь наша совесть. По этому внутреннему закону, который установлен Богом, мы должны понять и ощутить, в чем каяться: про что совесть говорит, что это абсолютно точно грех.

Интересно, что даже у людей нерелигиозных есть это чувство, ощущение того, что это было плохо. Особенно это видно по детям. Они могут не знать, что это грех, но вдруг очень сильно это чувствуют, переживают как некое падение. И даже внешне могут покраснеть или растеряться, то есть понять, что сейчас произошла какая-то катастрофа.

И это удивительно еще и тем, что сама совесть, если ее очищать, над ней работать, всяческим образом соединять с Божественным законом, будет нашим постоянным другом и спутником, абсолютно точно будет помогать нам в исповеди.

Второй момент тоже очень важный: наши близкие. Перед исповедью мы вполне можем обратиться к людям, которые живут рядом с нами, спросить их, в чем нам нужно покаяться. Может быть, мы в себе что-то не замечаем, но это видно со стороны. Мы можем что-то себе прощать, не замечать каких-то грехов или думать, что это не так важно. А ближний человек со стороны может по-дружески, по любви что-то подсказать. У меня был случай, когда мужчина, страдающий алкогольной зависимостью, говорил: «Я пью только в понедельник, среду, пятницу, субботу и воскресенье». А я говорю: «Давайте теперь посчитаем, когда Вы не пьете».

Третий момент: заповеди Ветхого Завета. То есть те основные вещи, которые отличают уже не человека от христианина, а человека от животного: не убей, не укради и так далее. Здесь тоже стоит всегда себя проверять, потому что во что-то мы уже не ввязываемся или никогда не ввязывались, но, например, зависть или отношения с родителями напрямую нас касаются.

И четвертый момент должен быть связан с Евангелием. Это Нагорная проповедь. Это такой высший класс, когда мы ощущаем не только греховность, но и то, что когда-то мы не сделали чего-то доброго, хорошего, не сказали слов поддержки, одобрения, любви, не прочувствовали радости за ближнего, не подумали чего-то позитивного. Евангелие радикально отличается от Ветхого Завета. Господь говорит о грехах, которые содержатся внутри человека и могут явным образом не проявляться в поступках, но могут быть в словах, чувствах, мыслях. С другой стороны, Он говорит о том, что нужно выходить из зоны комфорта. Он говорит: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие. То есть выходи из зоны комфорта и начинай прощать ближних, даже если это связано с какими-то трудностями и определенными радикальными изменениями в твоей жизни. Это тоже необходимо.

Итак, совесть, близкие люди, десять заповедей Ветхого Завета, Нагорная проповедь и другие заповеди Христа, как мне кажется, дадут полноценную возможность достойным образом подготовиться к исповеди.

– Вопрос от телезрителя Димитрия из Гатчины: «Почему блудные грехи считаются именно падением? Как принести деятельное покаяние тем, кто впадал в эти грехи, и в то же время не отчаиваться? Естественно, никто не может, как Мария Египетская, уйти в пустыню на много лет».

–  Спасибо большое за вопрос, он очень многогранный, интересный. Действительно, Вы правы, не все так могут. Мы видим исключительный случай в лице Марии Египетской и не можем сказать, что нужно уходить в лес, в пустыню или в горы и там спасаться. Чаще всего мы остаемся дома в тех же условиях.

Почему блуд является падением? Во-первых, падением является любой грех. Владыка Антоний Сурожский сравнивал грех с перемещением с одного берега реки на другой… Возвращаясь обратно на сторону Бога, ты уже никогда не будешь таким, каким был раньше. То есть нам кажется: мы совершили грех и покаялись… Но, возвращаясь с темной стороны, мы уже никогда не обретем той полноценной, полнокровной жизни, которая могла бы быть, если бы греха не было.

Эта мысль интересна именно тем, что грех уродует, уязвляет, изменяет нашу природу. То есть делает меня совершенно другим человеком, нежели тем, кем я мог бы быть. И мы, кстати, это видим, когда человек гневается или совершает какие-то ужасные поступки.

Грех блуда всегда являлся одним из трех грехов, из-за которых на очень долгое время отлучали от Причастия. Наряду с отречением от Христа и убийством прелюбодеяние и извращение являлось тем грехом, который отторгал человека от Церкви и требовал долгой покаянной процедуры. Но, сталкиваясь с этим, к сожалению, очень распространенным грехом и раскаиваясь в нем, нам не стоит впадать в уныние.

Дьявол очень хитер. Как пишет преподобный Иоанн Лествичник, он сначала делает человека уверенным в том, что Бог все простит, ведь Он Человеколюбец, простит и примет обратно. А после греха внушает абсолютно противоположную мысль о том, что Бог именно этот грех не простит, именно с этим ты к Нему прийти не можешь, что теперь отношения разрушены.

Одна из сокрушительных черт греха именно в том, что человек может впасть еще и в другой грех. Он может впасть в уныние, отчаяние. Помните, как было с Иудой? После одного грехопадения последовало еще худшее, когда человек просто не смог раскаяться. Такая же ситуация была с Адамом и Евой, которых мы вспоминали в начале поста. После грехопадения Адам не смог найти в себе сил и желания изменить жизнь, которая, к сожалению, была разрушена.

Покаяние как изменение деятельной жизни требует не просто прихода на исповедь и раскаяния в грехах, даже не просто слез, а именно каких-то противоположных действий, постоянного молитвенного бдения, очищения помыслов и желаний. Господь говорит: Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. То есть очищать сердце – это самое тяжелое, что может быть.

Еще один очень важный пункт: нужно свидетельствовать другим о том, что грех разрушает жизнь; говорить, что это не есть норма; что даже если все так живут, это самая настоящая трагедия, пережив которую никогда не захочешь возвратиться обратно. Нужно свидетельствовать о покаянии, о возможности исправить ситуацию.

И конечно, это соединение со Христом, то есть не просто воспоминание о прошлом, а именно движение навстречу Ему, именно алкание Царства Божьего. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Каждый раз на отпевании, когда близкие родственники плачут, я вспоминаю об этом… Святитель Григорий Нисский рассуждал, что плакать можно по разным поводам. Кто-то потерял кошелек и плачет, но он не утешится. Заповедь не об этом. Можно плакать о грехах, но этого недостаточно, потому что люди, находящиеся в аду, тоже плачут о своих грехах. И это не об этом. А о чем тогда? Люди плачут о том, что потеряли, что разрушили связь с Богом. Они поняли, чего лишились, когда согрешили. Ведь любой грех – это замена общения с Богом, то есть, по сути, идолослужение. И апостол Павел пишет об этом. Грех становится для нас неким божком. Он является постоянной приманкой для человека. Грех постоянно человека привязывает, и тот никоим образом не может от него отказаться. Преподобную Марию Египетскую 17 лет мучили воспоминания о блудных песнях, о вкусе вина, увеселениях. Покаяние включает в себя рьяную и усердную работу над тем, чтобы больше никогда не возвращаться к этому греху даже в мыслях.

– Удивительно, насколько сильным у преподобной Марии оказалось то впечатление, то переживание, которое она испытала в Иерусалимском храме, что потом 17 лет вспоминала свою жизнь, но так к ней и не вернулась.

– Да, и там не сказано об исповеди. Самого факта исповеди в ее житии мы не видим. То есть покаяние – это нечто большее. Исповедь – одна из вершин покаяния. Но покаяние – это в первую очередь полноценное изменение жизни. Она не могла войти в храм, и только после этого она начинает понимать, что ей нужно что-то делать с собой. Она смотрит на икону Богородицы и начинает молиться. Это уникальное покаяние. Может быть, опытно нам не будет известно такое, но, по крайней мере, мы видим некий пример, что это возможно.

– Семнадцать лет она готовилась к своей первой исповеди.

– Да. К исповеди и причастию. Столько лет она была без Причастия. Это тоже случай, выходящий за рамки наших обычных церковных построений.

– Еще мы вспомнили Иуду. И если говорить о нем, то у Петра, одного из тех же 12 апостолов, была совершенно другая ситуация. У каждого были свои отягчающие обстоятельства, но в целом оба совершили грех предательства, но по-разному поступили потом. Иуде была еще и плата обещана за этот грех. Но в целом они оба совершили грех предательства, но по-разному поступили потом.

– Да, там есть все-таки различия, но в любом случае мы подразумеваем, что если бы Иуда покаялся, то Господь принял бы его в число апостолов. Об этом пишет святитель Иоанн Златоуст. И мы, христиане, говорим, что Господь любого покаявшегося человека примет в Свои объятия.

И сейчас люди по-разному реагируют на свой грех. Примеру Петра нам необходимо следовать. А то, что сделал Иуда, – от себя отгонять. И часто дьявол внушает чувство тотальной потери Бога, когда мы думаем, что Господь от нас отвернулся, нас не любит, уходит от нас. А на самом деле все может быть наоборот, и Господь всегда, как добрый и милующий отец из притчи о блудном сыне, ждет нашего покаяния.

Если кто-то сомневается, нужно ли идти на исповедь, боится, что Господь не простит, что священник как-то не так отреагирует, – не бойтесь ничего, потому что в Евангелии написано, что именно страх является противоположностью любви. То есть наша любовь будет возрастать, когда у нас не будет перед Богом этого ложного страха, который нам мешает с Ним соединиться.

– Как понять, что готов к исповеди?

– Здесь все индивидуально. Если человек ощущает в себе этот призыв, алкание прощения, участие в исповеди необходимо. Но есть грехи, которые мы переживаем каждодневно, некие бытовые прегрешения: мысль какая-то пролетела, слово ненужное сказали, отреагировали с гневом на какую-то ситуацию, поссорились.

Святитель Феофан Затворник, на которого, как мне кажется, стоит всегда ссылаться, потому что это был потрясающий святой и написал замечательные книги для каждого из христиан, советует нам поступать так. Каждый вечер мы читаем покаянную молитву в конце молитвенного правила или даже можем своими словами просто каяться перед Богом, перед ближними. И если после этого покаяния и прощения чувствуем, что совесть не успокоилась, нужно идти дальше, все равно каяться, обнажать этот грех перед священником на исповеди.

Потому что каждый раз мы можем что-то подумать, сказать, почувствовать или сделать. Причем это может быть сделано сразу после исповеди. Только отошли от аналоя, казалось бы, только что прошло наше примирение с Богом и прощение ценой жертвы Христовой наших грехов, а все равно мы падкие на грехи, все равно хромаем после грехопадения и склонны к тому, чтобы вновь и вновь впадать в те же искушения.

– Да, согласен. Исповедовался в начале службы – в середине службы подумал о чем-то нехорошем. Понятно, что не совсем правильно бегать по каждому поводу к аналою. Но если совесть человека мучает, а он хотел причащаться? Допустим,  согрешил во время пения Символа веры, подумал о чем-то... Остается двадцать минут до причастия, а его совесть мучает, он чувствует, что ему нужно к священнику на исповедь. Что делать?

– Священник сам подскажет, нужно исповедоваться или нет. Может быть, он скажет какие-то утешительные слова о том, что у всех это бывает. Более того, наверное, именно в такие моменты, когда мы идем причащаться или находимся на богослужении, как раз и могут возникнуть какие-то проблемы.

Вспомните Тайную Вечерю. Казалось бы, это одна из вершин служения Христа, установление таинства Евхаристии. А о чем говорят апостолы? Кто из них больший. Иуда в это время зло замышляет против Господа. Все хвастаются тем, что никогда не предадут Господа. А Господь в это время омывает им ноги... То есть мы всегда находимся в состоянии какого-то искушения.

Но есть еще очень важный посыл именно в самой Евхаристии. Мы причащаемся во оставление грехов. То есть в каждом таинстве Господь стремится простить наши грехи. Более того, Он прощает их. И это прощение мы должны почувствовать. Что все гораздо шире и глубже в наших отношениях с Богом. И что любое таинство и есть акт прощения Господа.

Очень интересно отец Александр Шмеман говорил про чудеса Господни. Он говорил: Христа просят поправить здоровье и исцелить, а Он прощает грехи. Его просят какие-то нужды удовлетворить (может быть, земные), а Он говорит о Царстве Божием. Господь всегда действует на опережение. Мы еще, например, не знаем, что нужно каяться, а Он уже простил нас Своей крестной жертвой. И апостол Павел пишет к римлянам: «Когда мы были грешниками, Господь нас уже полюбил». И это потрясающе.

– Важный момент в покаянии – просить прощения у близких, то есть прощать и просить прощения. Прощать – это понятно. Допустим, кто-то что-то сделал, я простил их, принимаю это; и идем дальше. А прощение от близких насколько  принципиально? То есть у нас есть круг общения по учебе, по работе, в храме. И если работаешь на светской работе, а у тебя конфликт с начальником, то странно прийти к нему и сказать: «Простите меня, пожалуйста, я хочу пойти на исповедь и причастие, и мне важно, чтобы Вы меня простили». Посмотрят как на сумасшедшего. Понятно, что есть такие пожелания, но как это в реальность воплотить? Насколько принципиально понимать, что меня простили, что на меня никто не держит зла?

– Мне кажется, надо действовать исходя из ситуации. Ведь Господь говорит в Евангелии: если ты принес дар твой к жертвеннику и знаешь, что брат против тебя что-то имеет, иди помирись с ним и потом принеси дар твой к жертвеннику. Мы не можем этого делать в отношении каждого человека, но с теми, с кем должны и можем, обязаны.

Любая заповедь Господа тем и сложна, что это не просто естественные законы, а выход уже не в человеческие, а именно в христианские отношения, когда нас призывают быть подобными Богу. То есть когда мы получаем эту власть и ее нужно каким-то образом в жизни реализовать. И Господь говорит: невозможное человеку возможно Богу.

Вы правы, начальник может посмотреть на тебя как на чудака. Как минимум. А может, наоборот, скажет: «Слушай, это правда так важно? Ты действительно думаешь, что наши отношения или твои отношения с Богом как-то зависят от того, как я буду себя здесь позиционировать?» Мы не знаем. Может быть, именно такие вещи, на которые мы решимся, и дадут другому возможность понять, что все гораздо интереснее.

– Может быть, это будет разговор по душам. Прийти к человеку и сказать: «Ты на меня затаил обиду, а я – на тебя. Давай обсудим конструктивно и придем к какому-то решению, как наладить отношения».

– Вы правы. Доверительные беседы должны иметь место. И не просто как в чине прощения: прости меня – и я тебя прощаю. Это что-то более глубокое и интересное, когда мы говорим: «Я против тебя имею обиду, и ты против меня имеешь обиду. Давай проговорим эти моменты, проанализируем ситуацию, потому что часто бывает так, что мы додумываем что-то». Мы какой-то свой опыт или свои мысли проецируем на другого и думаем о нем одно, а у человека может быть вообще другое мнение. Он вообще, может быть, не из-за этого так себя повел и ситуация совершенно иная, чем нам кажется. Поэтому, конечно, обсуждать что-то и делиться своими мыслями мы обязаны.

– В ряде покаянных молитв мы просим у Бога прощения за все, что совершили делом, словом, помышлением, всеми своими чувствами. Великим постом мы особенно часто это слышим. В конце великого повечерия священник поворачивается к прихожанам, говорит: «Простите меня за все, чем согрешил: делом, словом, помышлением, всеми моими чувствами». А что за смысл вкладывается в это выражение? То есть оно уже как бы привычное для слуха, избитое… Делом – понятно. Словом – тоже понятно: оскорбление, прекословие и так далее. А помышление? Как можно обидеть другого человека, допустим, или согрешить против другого человека помышлением? И тем более какими-то другими чувствами?

– Дело в том, что грех никогда не бывает твоим личным делом. Грех всегда уродует тебя, но и того ближнего, который находится с тобой. И священник, испрашивая прощения у прихожан, говорит: вы мне настолько близки, что даже мои чувства и мысли тоже вас касаются...

Но эти слова не должны быть формулой в нашей исповеди. Этого недостаточно. Я прихожу к врачу и не только говорю, что болит нога, рука, голова и что-то еще, а показываю, обнажаю эту боль и говорю о каких-то симптомах, истории болезни, об усилении боли или какого-то дискомфорта. Поэтому здесь, конечно, мы должны быть более откровенны.

Сам грех еще имеет свойство некого возрастания, он увеличивается. Поэтому Господь говорит нам тщательно испытывать даже свое сердце, свои мысли, помыслы. Он говорит, из сердца исходят все грехи. И в таинстве Исповеди мы имеем уникальную возможность предупредить какой-то больший грех, когда признаемся в чем-то на уровне мысли и чувств, когда еще не совершили это словом или делом… Сегодня это мысль, чувство, завтра намерение, расположение, а послезавтра дело. Возьмем самые страшные грехи, они начинаются с того, что человек разрешил это себе внутри. И грех начал, как в фильмах ужасов, превращаться в монстра, которого мы сами подкармливаем.

– Если я забыл или не знал о каком-то грехе и не назвал его на исповеди, простится ли он мне?

– Да, простится. Если мы откровенно, честно признаемся в наших грехах, нам прощаются все грехи. Даже те, о которых мы не подозреваем. То есть Бог не скуп на щедрость, милосердие и прощение, которые смывают с нас абсолютно все грехи. И святые отцы об этом прямо пишут. Нет греха, которого бы Господь не простил, и в исповеди прощаются все грехи, те, в которых мы покаялись, и те, которых мы не видим, если мы полностью честны перед Богом, не скрыли что-либо и не слукавили.

– В завершение прошу подвести итог нашему большому разговору. Мы вспоминали Марию Египетскую и еще будем вспоминать до конца Великого поста. Важный для нас пример, особенно в связи с темой исповеди и покаяния.

– Важно отметить, что любой грех каждым человеком может быть изглажен. То есть Господь абсолютно каждого человека может принять, простить и восстановить в христианском достоинстве. От исповеди никогда не стоит отказываться. Частота исповеди зависит от нашего внутреннего расположения, нашего диалога со священником, который может нам подсказать, насколько действительно это нужно.

Священник – полноценный участник исповеди, будет помогать каяться. И, конечно, пример Марии Египетской должен нас вдохновлять на то, что даже такие деяния возможны и в наше время, потому что Дух Святой точно так же действует в каждом из людей в нашей Церкви. Поэтому человек способен на такое покаяние даже в наше время. Пускай это будет не так радикально, чтобы идти в пустыню, отрешиться от мирской жизни, но чтобы и в миру это было с таким же глубоким ощущением и с такими же потрясающими результатами.

Ведущий Александр Черепенин

Записали Анна Вострокнутова и Елена Кузоро