Беседы с батюшкой. Старый обряд в русской Церкви, единоверие

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает секретарь Комиссии по делам старообрядных приходов и по взаимодействию со старообрядчеством при Отделе внешних церковных связей Московского Патриархата протоиерей Иоанн Миролюбов.

– Сегодня мы хотели бы поговорить о старом обряде в Русской Церкви, о единоверии. Когда он появился?

– В понимании сегодняшних историков и людей, которые хотят сознательно вдуматься в то, что когда-то происходило в Русской Церкви, мнение одно: когда появилась Русская Церковь, тогда и появился в ней старый обряд – вместе с Крещением Руси князем Владимиром. Но я серьезно отношусь и к тому мнению, что христианские общины уже были и до князя Владимира. Конечно, они не доминировали в исторической плоскости, но все-таки можно отмечать достаточно древнее воздействие христианства на Русскую землю. Его возводят вплоть до Андрея Первозванного. Может быть, такой прямой линии непосредственной передачи опыта и не происходило, но отдельные общины и семьи, безусловно, были. Когда начался отсчет Русской Православной Церкви, тогда и сложился древний обряд.

Надо сказать, что обряд никогда не был неизменным, он постоянно менялся. Менялись тексты книг, в том числе богослужебных. Это не всегда понимают старообрядцы. Они хранители старины, но часто в обыденном понимании можно с их стороны услышать такое представление, что именно вот такой обряд был не в XVII веке, а в X или XI. Но если даже продвинутому старообрядцу, который принимает участие в богослужении, предложить богослужебные книги времен XII–XIV веков, пожалуй, он не смог бы их прочитать и понять. И лексика была другая, и текст другой. Изменения происходили, но плавно. Было какое-то развитие. Свойство обряда в том, что он отображает церковную жизнь и развивается вместе с ней. Другое дело, что это был процесс эволюционный, а не революционный. То, что произошло в XVII веке, – это взрыв, ломка церковного строя, церковной и богослужебной жизни, поэтому он вызвал очень яркую реакцию, которая по сегодняшний день больно отзывается на всей жизни Русской Церкви и даже русского народа.

– Когда появился новый обряд?

– Мне режет слух слово «новый». Я бы не сказал, что там все такое уж новое. Надо смотреть детали. Но в целом, чтобы понять суть раскола, есть такой упрощенный подход, когда пытаются найти разницу в каких-то деталях. Крестное знамение поменялось, какие-то молитвы, богослужебные особенности, количество просфор на литургии… А кто из прихожан знает, сколько их там? Или крестный ход – посолонь или против солнца? Все это детали для специалистов, для серьезных знатоков богослужебного склада. Но поменялся весь дух богослужения. В XVII веке произошел переход от средневекового сознания к сознанию Нового времени. Поменялось само понимание богослужения, понимание церковного устройства, церковной жизни, устройства общин, приходов. Это хорошо видно по эстетическим категориям. У человека средних веков и человека Нового времени – разные мироощущения. Может быть, не принципиально разные, но достаточно разные. От теоцентричного, богоцентричного – к антропоцентричному, когда во главу мироощущения ставился человек. Мы можем много говорить на эту тему культурологическими терминами, но культурологический подход – самый правильный, чтобы понять, что произошло.

Когда человек попадает на богослужение к старообрядцам, он сразу понимает, что происходит что-то не то, к чему он привык. Не потому, что не так крестятся или не в ту сторону поворачиваются. Человек может даже тексты не очень понимать, хоть они очень близки, просто другая редакция. Но атмосфера богослужения другая. То, что мы называем литургическим благочестием, сильно отличается. Древнее унисонное, молитвенное пение… Насколько каноническая икона, написанная по древним образцам, отличается от живописной иконы (которая, к моему удовлетворению, все меньше места занимает в русской церковной жизни)! Пение бывает партесное, а бывает древнее унисонное. Они эстетически отличаются, по духу своему.

И атмосфера в храмах тоже очень отличается. Если мы собираемся помолиться все вместе, то нам надо молиться по какому-то регламенту, ранее согласованному тексту, порядку. Это называется церковный Устав. А если каждый делает то, что ему вздумается, в соответствии со своими ощущениями, – это человек Нового времени. Тут ничего не попишешь, это сегодняшняя данность. Старообрядцы дорожат тем духом единой молитвы, той сосредоточенностью в молитве, таким отношением к богослужению, что было характерно для человека средневекового, этим сейчас часто пугают. Мол, было мрачное средневековье, страшные времена. Но старообрядцы это понимают несколько иначе. Для них мрачные времена – те, в которые мы сейчас живем. А те времена мы знаем по достижениям: какие храмы строили, какие песнопения создавались, какие иконы писались; по письменным памятникам. Другое было мироощущение. Но было ли оно темным? С моей точки зрения, ровно наоборот.

– Вы говорите о старообрядческой богослужебной атмосфере и атмосфере Русской Православной Церкви. Можно ли соотнести это с категориями «хорошо – плохо»?

– Нет, конечно. Это примерно то же самое, что сказать, что раньше жили хорошие люди. Человек меняется. Когда старообрядцы так говорят, все понимают, что разделение Церквей, все эти расколы, где бы они ни были (в России, на Украине, у греков), не могут не трогать душу любого православного человека. Это не то, что принес Христос, и не то, чего Он от нас ждет. Такой вопрос часто задают в том числе старообрядцам: «Как вы видите церковное единство?» Они говорят очень конкретно, очень прямо: мы храним то древнее, что нам передали; когда все придут к нам, тогда будет хорошо, будет то самое единство. Единоверие, возможно, смотрело бы на эти вопросы иначе. Нам это дорого, мы это понимаем, мы хотим это хранить, соблюдать и показывать современному русскому православному человеку, что вообще-то было вот так и так могло бы быть. Но то, что сейчас человек не изменился и что можно войти в ту же реку, в то, что было 400 лет назад, – это из области утопии. Хотелось бы, но это нереально. Человек меняется. Сейчас мы уже не в Новое время живем, его можно назвать по-другому, это постмодерн. Кажется, еще и другие есть названия. Сейчас все это исторически просто как снежный ком летит с горы: меняется человеческое представление и о богослужении, и о восприятии богослужебных текстов, и самой службы. Подстричь всех под одно – это немножко наивно.

Нам хотелось бы занимать в Церкви ту нишу, которая, на мой взгляд, совершенно естественна. Естественно хранить традицию для любого народа, для любой Церкви. В каждой Поместной Церкви она несколько иная. Эту особенность нужно сохранять, не навязывая никому, не дожидаясь, что все будут молиться так, как мы. Но иметь какие-то точки отсчета, посмотреть на то, что по возможности можно было бы взять из тех времен, – это естественно и нормально. Церковь по природе своей консервативна. Если есть возможность удержать в ней фрагменты исторически проверенного прошлого, на мой взгляд, это достойно внимания, это благородная задача.

Коротко говоря, сегодняшний человек – другой. Поменять его восприятие времени, пространства, информации никому не удастся. Приходится считаться и со временем. Единоверие, как и старообрядчество, имеет своих прихожан. Определенная часть православных людей испытывает к этому очень глубокий и искренний интерес.

– Что обозначается понятием «единоверие»?

– Единоверие – это попытка изменения, причем насильственным образом, обрядов в Русской Церкви. Как правило, это были новшества – калька с того, что видели или у греков, или в Южной России, у украинцев. Это вызвало определенного рода протест, и возник старообрядческий раскол. Это была непосредственная реакция, исходящая из мироощущения человека, из эсхатологических ожиданий, которые были к тому времени (это особая тема, можем об этом поговорить подробнее). Но реальность такова, что очень значительная часть русских людей оказалась вне лона Церкви, вплоть до крупных восстаний. Соловецкий монастырь – авторитетнейший монастырь того времени, его годами осаждали, люди уходили в леса… История раскола очень печальная, она имеет и кровавые страницы, очень неприятные. Но были попытки иметь единство Церкви. Инициатива исходила от какой-то части старообрядцев, которая желала восстановить общение с Русской Церковью, но так, чтобы им было позволено держаться древних чинов. Такая возможность была. Правда, прошло уже больше ста лет после раскола.

В 1800 году император Павел I подписал указ о создании единоверия. Проект о положении единоверия прошел очень серьезную редакторскую правку митрополита Платона (Левшина). Стали возникать единоверческие приходы, то есть приходы вполне православные, состоящие внутри Русской Церкви, но имеющие возможность совершать богослужение по старым книгам и старому Уставу.

На сегодняшний день много что изменилось в сознании людей. Первоначально единоверие понималось как чисто миссионерский проект. Убеждение в том, что причина раскола была всего-навсего в невежестве русского православного человека, доминировало. Даже не доминировало – это было единственное объяснение всей ситуации. Но прошло время, появились исторические исследования. Мы знаем целую плеяду знаменитейших московских и петербургских профессоров, профессоров Казанской и Киевской духовных академий, которые объективно показали, что все не так просто, как может показаться. На самом деле старина стоит почти полностью на стороне старообрядцев. Дело тут не в невежестве.

Потом пришло осознание, что на самом деле ситуация гораздо более сложная, чем это можно было раньше представить. Но сначала  миссионерский проект выглядел так: старообрядческое богослужение ущербно, неправильно, но терпимо. Мы жалеем этих людей, потому что они невежественные, но это русские православные люди – и вот погибают. Позволим-ка мы им некоторое время так молиться, а со временем они в разум придут. Вот почти буквально так было сказано в преамбуле всех этих проектов. Единоверие было во многом ограничено. Скажем, совместный брак (между старообрядцами и православными) допускалось совершать в Русской Церкви (потому что старообрядцы сразу бы протестовали: уже начиная с брака что-то не так), но детей нужно было крестить только по новому чину. Единоверческий священник не мог исповедовать или причащать людей из обычных приходов. К единоверию нельзя было присоединиться из православия. Это сейчас есть Собор 1971 года, который сказал, что и этот обряд хорош, и этот хорош. Есть некоторая объективность, которую нужно понять. А в то время был совсем иной взгляд на эти вещи. Мы терпим такие обстоятельства из благих пастырских побуждений.

А теперь очень часто эти приходы даже официально называются не единоверческими (чисто исторически мы их называем единоверческими), а старообрядными. То есть они держат старый обряд, но ушла идея перетягивания канатов, перетягивания людей из старообрядчества в православие, тем более что в период существования единоверия в прежние времена, в императорской России, далеко не всегда это происходило по благой воле. Сама идея возникла по благой воле, а потом к ней присоединились некоторые репрессивные меры. При Николае I происходили такие вещи… Насильно, под юридическим давлением. Человек, который жил в то время в Российской империи, если не принадлежал Русской Церкви, будучи по рождению православным, русским, имел возможность получить метрику о рождении и о браке только от православного священника. Иначе он превращался в незаконнорожденного, не имеющего прав. А у него, может быть, и состояние какое-то есть, как минимум  жилой дом, земля. Люди вынуждены были переходить в единоверие под давлением, не всегда по своей воле. Может быть, такой осадок исторической памяти до сих пор остается в памяти старообрядчества. Они с некоторым недоверием, предубеждением к этому относятся, хотя прошло уже достаточно времени, чтобы понять, что мы живем в совершенно другом мире и это совершенно другое единоверие.

– Какое единоверие сейчас?

– С другим смыслом. Конечно, нас интересует, чтобы люди, находящиеся в старообрядческом расколе, имели возможность прийти в Русскую Церковь и ощутить там себя душевно комфортно, увидев там тот чин и порядок, к которому привыкли с детства. Это понятно. Тому, кто недостаточно проникнут церковной действительностью, проще. А кто с детства привык к домашней и церковной молитве, хотел бы видеть это, перейдя в Русскую Церковь. Эта тема остается. Но возникла и другая тема, то, о чем я немного уже говорил. Это историческое достояние нашего народа. Необязательно требовать, чтобы современная молодежь ходила в лаптях и косоворотках, хотя о косоворотках поговорить можно. Есть очень близкие нам народы, которые с интересом относятся к некоторым деталям народной одежды.

В данном случае я бы с позитивом вспомнил наших южных братьев украинцев. Совсем неплохо, когда людей интересуют их традиции, это во многих народах происходит. Но не нужно утрировать это, требуя, чтобы женщины в сарафанах ездили в метро и так далее. А иметь представление о том, как молились наши предки, как совершалось богослужение, какая была церковная культура того времени, как строилась сама жизнь церковных общин в прежние времена, что же в этом плохого? По-моему, глубина исторической памяти – это и есть культура. Каждый уважающий себя народ заинтересован в том, чтобы свои истоки изучать. Может быть, там был и какой-то этический подход, но вообще мы стараемся сохранить только самое ценное, что тогда было. Это, оказывается, вполне может жить и в наше время и быть вполне востребованным. Количество таких приходов медленно, но растет.

– С чем можно познакомиться у вас на приходе или на других старообрядных приходах?

– Любой настоятель начал бы со своего прихода. Да, у нас свободная возможность прийти в приход, однако элементарная культура требует, чтобы человек сориентировался, какой порядок соблюдается в храме. Но у нас нет такой закрытости, что, например, в старообрядческий приход не может прийти человек, который не относится к этой общине, или мужчина без бороды. В разных приходах по-разному, но некоторые проблемы есть. Я не могу сказать, что у нас такая уж широкая дверь, но она есть. Думаю, никто не встретился с каким-то большим огорчением. Иногда попросят платочек надеть – думаю, это есть не только у старообрядцев или единоверцев. Просят (надеюсь, что в деликатной форме) соблюдать какие-то моменты, но любой православный человек из любого прихода – это всегда дорогой гость. Можно после службы ответить на какие-то вопросы, но элементарный порядок, мне кажется, это тема просто уровня культуры человека. Окажись мы в другой стране (хотя бы в православном греческом, грузинском, болгарском, сербском приходе), мы бы посмотрели, как там люди себя ведут. Наверное, есть те, кто попытается там чуть ли не на клирос встать, но это не признак ума или культуры.

Есть приходы в Москве, на Таганке, Берсеневке, напротив Храма Христа Спасителя (игумен Кирилл Сахаров). Самый устоявшийся, с большими традициями приход, который существует уже долгое время (одно время в Москве не было единоверческого прихода, и многие москвичи туда переехали), – это Михайловская Слобода (Московская область, Раменский район). Этот приход опекает владыка Ювеналий. Есть в Московской области еще приходы. На сегодняшний день около сорока приходов в разных епархиях. Два прихода в Соединенных Штатах, один из них Московской Патриархии, другой – Зарубежной Церкви. Есть единоверческие приходы в Латвии, Украине. Но в основном это все-таки Россия.

– У вас при храме есть Патриарший центр древнерусской богослужебной традиции. Что изучает этот Центр? В чем заключается древнерусская богослужебная традиция?

– Откуда вообще возникла необходимость создания такого Центра? Первоначально возникла Комиссия по делам старообрядных приходов и взаимодействию со старообрядчеством. Важно, чтобы наш зритель эту тонкость понял: старообрядческий – это тот приход, который находится в расколе; старообрядный (единоверческий) – это приход внутри Русской Церкви, который держится старого чина. Центр и Комиссия – это два направления нашей деятельности, которые между собой связаны (во всяком случае, так увидело церковноначалие). На Комиссию была возложена задача, с одной стороны, находить контакт и взаимодействовать со старообрядцами; с другой стороны, изучать действия старообрядных приходов внутри Русской Церкви. К сожалению, мы пока не имеем центра, который бы ими управлял. Каждый единоверческий приход относится к своей епархии, и вопросы церковной жизни в нем регулирует правящий архиерей. Но могут возникать общие проблемы, которые нужно обобщить, обозначить и попытаться решить; или в отдельных приходах возникает ситуация, когда нужно оказать консультацию. Поэтому эти функции объединила в себе Комиссия. В нее входит около десяти достойных, опытных архиереев, несколько митрополитов (например, митрополит Волоколамский Иларион − председатель Отдела внешних церковных связей).

Но Комиссия – это образование, которое может время от времени собираться и решать обозначенные задачи. Мы с самого начала почувствовали, что нужен некий орган, который в постоянном, ежедневном режиме будет вести деятельность. В чем она заключается? Для единоверческих приходов требуется определенным образом подготовить кадры (начиная с псаломщиков и хористов); дать возможность священнослужителям пройти практику; оказать приходам консультацию; это и издательская деятельность: требуется определенное количество богослужебной литературы. Например,  совсем недавно мы выпустили архиерейский Служебник с древним чином.

То, что мы на сегодняшний день можем взять у старообрядцев, не всегда относится к XVII веку. Нас могут интересовать и более древние пласты.  Поэтому мы стараемся сотрудничать со специалистами в области исторической литургики (например, с Михаилом Желтовым, Георгием Крыловым − московскими священниками-литургистами), со специалистами в области древнерусского пения, церковной музыкальной медиевистики. Мы издаем в Центре очень серьезные монографии, в том числе и по истории древнего пения.

Старообрядцы смогли сохранить исторические пласты культуры, но они существовали в подполье и полуподполье, не имея трехчинной иерархии. В белокриницком согласии, например, иерархия появилась только в середине XIX века, а до этого было почти 200 лет беглопоповства. Как мог вообще сохраниться архиерейский чин? Какие-то памятники сохранились, но оказалось, что и с ними не все так просто. Не вдаваясь в подробности, скажу, что перед нами еще стоит задача вносить исторические правки в некоторые памятники. Я не буду говорить о реконструкции древнего богослужения, но какие-то элементы требуют понимания, когда они вошли в Церковь, как менялись уставы (например, сейчас Русская Церковь придерживается Иерусалимского церковного устава, а до этого был Студийский устав), потому что существенно менялись богослужения и церковная жизнь.

Поэтому задача Центра – вести научную, учебную, издательскую деятельность, которая помогала бы на сегодняшний день, с одной стороны, существовать единоверческим приходам внутри Русской Церкви, а с другой стороны, иметь в Церкви эту нишу исследований своего собственного богослужебного наследия. Каждая Поместная Церковь в той или иной мере этим интересуется; в каждой есть свои институции: археографические комиссии, разного рода кабинеты, вплоть до научных институтов, которые изучают древнее церковное искусство (иконы, пение, устав, богослужение и все, что касается устройства церковной жизни, в том числе и совершения таинств). Мы еще, может быть, только начинаем этот путь...

− Можно ли в приходе служить одновременно и древним чином, и новым?

− Никто не запрещал. Было время, как я уже говорил, когда на старый обряд смотрели как на нечто маловразумительное и совершенно ненужное. Сейчас смотрят иначе, но психологически это довольно сложно понять. Я, может быть, приведу не вполне закономерное сравнение, но человек обычно думает на каком-то одном языке. Есть, конечно, люди, которые думают на двух-трех языках, но это редко. И молятся обычно на своем языке. Но есть такие республики, как Тыва, Бурятия; есть места с удаленными приходами, с маленькой численностью населения, и часто бывает, что там много старообрядцев. И они могут обратиться к священнику, чтобы он совершил какую-либо требу (панихиду, например). С таких приходов к нам обращались люди, и мы помогали священникам изучить совершение тех или иных служб по старому чину. Есть ли такая востребованность в том или ином месте, определяет архиерей.

Существуют такие приходы (например, в Риге, где я когда-то служил), где по некоторым дням на неделе совершается всенощное бдение и литургия древним чином. И такие службы востребованы, там есть прихожане. Бывает так, что в каком-то большом приходе церковное начальство пожелает, чтобы было совершено богослужение древним чином. Например, несколько раз в году в нашем приходе служит митрополит Иларион, в Михайловской Слободе служит митрополит Ювеналий. Те архиереи, у которых есть староверческие приходы в епархиях, время от времени служат там, хотя это требует большого внимания и подготовки: это не так просто, как может показаться на первый взгляд.

Бывает, что архиерей приглашает: послужите у меня в епархии. Мы с хором, помощниками приезжаем, и люди находятся под большим впечатлением, потому что они встретились с Русью. Был такой период времени (очень страшный для русского народа), когда очень большая часть русских людей (в моем понимании лучшая часть) оказалась за рубежом после Гражданской войны. И их сердце кричало от ностальгии. В чем она проявлялась? В тех изданиях, которые в то время у них издавались: церковные открытки, журналы, иллюстрации… Эмигранты оплакивали не Казанский или Исаакиевский собор в Петербурге (конечно, выдающиеся памятники), а ту Древнюю Русь, которую, казалось, они потеряли навсегда. Это шатровые колокольни, северные деревянные и белокаменные храмы – все то, что там и называлось Святой Русью, а не то, что пришло с новой культурой и западной цивилизацией. Западная цивилизация может нам помочь, а может растревожить и уничтожить. Это очень тонкий вопрос. Достижения любой развитой страны, конечно,  должны быть востребованы и служить в том числе и нашему народу, но это не означает, что мы должны слепо перенимать у них манеру поведения, культуру и так далее. Это разные вещи. Есть уважающие себя народы, которые относятся к этому с большой осторожностью: достижения перенимают, а культуру нет.

− Вопрос телезрителя: «Как совместить молитву и труд? Сколько времени должен занимать труд, чтобы осталось время на молитву?»

− Это вопрос индивидуальный. Зависит, например, от возраста человека. Вышел человек на пенсию и трудится сколько может; остальное время почему бы не отдать молитве? Можно ведь и в домино играть или в карты… Человек же в работоспособном возрасте (если мы говорим о москвичах) час, а то и больше тратит на дорогу с работы, и вечером он уже мало на что годен. Тут, конечно, зависит от энергетики человека, но, разумеется, должно хватать времени и на то, и на другое.

Сейчас часто можно встретить такое мнение, что старообрядцы – это что-то вроде протестантов с их протестантской этикой и культом капитала. Я слышал, как один человек говорил, что 70 процентов капитала принадлежало старообрядцам. Если бы это было так, то у нас было бы не православное государство, а старообрядческое. Был же еще иностранный капитал, земли помещиков, банки, заводы, добывалась нефть... Старообрядцам действительно принадлежало удивительно много: по статистическим справочникам того времени, им принадлежало примерно 25 процентов капитала, а это очень много с учетом того, что они существовали часто вне всякого права. Откуда это? Из протестантской этики? Нет, из молитвы. Потому что в старообрядчестве праздность – это большой грех. Прийти домой и смотреть телевизор – это не старообрядческий досуг. Все делалось с молитвой: есть потребность что-то поправить в личном хозяйстве − помолись, перекрестись и делай. Надо хозяйке печь пироги − она делает это с молитвой. В монастырях, когда готовят с молитвой, еда ни с какой ресторанной не может сравниться, потому что это совершенно иное качество пищи. Оказывается, в самых трудных местах (на Валааме или Соловках) можно выращивать южные фрукты: монахи выращивали их с Иисусовой молитвой, с помощью Божьей, поэтому достигался удивительный результат. Так что когда человек думает, на что ему больше обратить внимание − на молитву или на труд, то лучше выполнить труд с молитвой.

− Вопрос: «Почему Бог попускает насилие и страдание? Из-за этого моя вера постепенно пропадает».

− Это философский вопрос. Это мы допускаем насилие и страдание, а Бог терпит это. Ведь вопрос, в сущности, о том, откуда пришло зло в мир, почему оно существует, почему существует несправедливость, с которым наше сердце не готово согласиться. Когда-то у Адама была возможность соглашаться со всем, что его окружало. У него была полная гармония, он наслаждался всем вокруг, не было никакого зла. Не думаю, что он пребывал в праздности, скорее всего он что-то познавал. Но зло появилось в мире, и человек, используя свою свободу, совершил отступление от заповеди, которую дал Господь.

Чтобы человек хоть в чем-то утвердился (в том числе и в добре), нужно пройти какие-то испытания. Иначе человек так и останется на всю жизнь совершенно неопытным, несостоявшимся, будет инфантильным. Вокруг нас очень много зла, и задача человека (в первую очередь священника) − различать добро и зло. Мы должны понимать, что если мы не выработали в себе сочувствия и никогда не видели зла, то мы не сможем его избежать; мы не будем понимать, что происходит вокруг; у нас внутри не будет добра и любви; мы не научимся сочувствовать и помогать другим; не научимся видеть правду. Тут уж вопрос к диалектике, можно на эту тему говорить часами…

− Отец Иоанн, спасибо Вам большое за сегодняшний разговор. По традиции я хотел бы попросить Вас подвести итог программы и что-то пожелать нашим телезрителям.

− Мы ведь беседуем в преддверии Великого поста. В моей семье поста ждали, и для нас это было самое благоприятное время. Сейчас многие боятся того, что надо поститься, вводить какие-то ограничения, потому что человек выходит из привычного ритма. Но если вдуматься, это самое благоприятное и драгоценное время, которое с первой же недели начинается с молитвы, когда читают Канон Андрея Критского. Другая система питания – и мысли другие, и душа другая. Нужно это уметь ценить и использовать это драгоценное время для молитвы, покаяния; для того, чтобы проверить себя и идти дальше к Господу.

Ведущий Александр Черепенин

Записали Маргарита Попова и Наталья Богданова